* * *
- Неплохое ты нашел себе занятие, - услышал я над самым ухом и отпрянул от стола дежурного, за которым дремал. Голос принадлежал Вилли. - Как тебе служится с голубым аксельбантом, господин старший надсмотрщик?
- Слушай, брось. Я же не по своей охоте несу унтер-офицерское дежурство.
- Может, скажешь, что не по своей охоте записался и на унтер-офицерские курсы?
- Я уже сам понимаю, что это занятие не для меня, - попытался я объяснить Вилли.
- Ага, вот как! А чем ты занят сейчас?
- Да ничем. А что я должен делать, по твоему хитрому разумению? - Вилли начал действовать мне на нервы. Я-то хотел выручить его, а он вместо благодарности делает из меня чучело. Если бы он знал о наших с Йоргом делах, о краже оружия и поджоге, о том, что через несколько дней мы хотим бежать, он не задавал бы таких глупых вопросов.
- Ладно, ладно. Я ничего плохого не хотел сказать. Но завтра тебе вновь предстоит контроль, это будет повторный контроль личных вещей Бартельса.
Вилли говорил, подражая манере и голосу Винтерфельда. Он имитировал лейтенанта так похоже, что я рассмеялся.
- Послушай, Вилли, скажи мне честно. Сегодня утром Винтерфельд назвал вас зачинщиками беспорядков, подстрекателями и так далее. Чем вы занимаетесь? И что такого противозаконного числится на твоем счету?
- Да ничего. Во всяком случае ничего, что могли бы считать противозаконным такие типы, как твой Винтерфельд. С ОДС ты немножко знаком. О Мюллере и Бонзаке тоже знаешь. Так что, по-твоему, мы делаем? Подрываем основы бундесвера? Показать, как это делается?
Я навострил уши: неужели Вилли хочет расколоться, открыться?
- Алло, Москва, Москва! Товарищи, вы слышите меня? - Вилли говорил в свои часы как в микрофон. - Я хотел бы говорить с Генеральным секретарем. Секретарь у аппарата? Отлично. Хочу спросить, когда я должен взорвать бомбу завтра: в 10 часов 13 минут или в 10 часов 14 минут, дорогой товарищ? Что? В 9 часов? Тогда я должен прервать разговор и поспешить в нашу подпольную лабораторию. Конец передачи! Конец!
Вот теперь ты видишь, Петер, как это просто делается. - И Вилли так посмотрел на меня, что я готов был поверить: действительно, он получает приказы из Москвы. - Слушай, Петер, все, что тебе рассказывают о русских, о красных, - чепуха! Я не делаю ничего противозаконного. Но те, кто сидят наверху, рассказывают вам сказки и водят вас за нос.
- А зачем ты устроил мне урок с разъяснением, что к чему? Разве что-нибудь изменилось в результате твоих усилий?
- Да, - ответил Вилли спокойно. - Кое-что изменилось. Теперь я могу говорить с тобой как с человеком, а не как с солдатом-автоматом. Два месяца назад такой разговор с тобой был бы невозможен. И еще: многие ребята подписали Крефельдское воззвание. Они хотят разоружения. Кое-какие подписи мы собрали перед казармой, выступая в штатском. Пусть кто угодно рассказывает тебе, что мы оказываем на людей, подписывающих воззвание, какое-то давление. Ничего подобного. Многие помогают нам собирать подписи. Двое из унтер-офицеров нашего батальона подписали его. Может, и ты подпишешь, раз уж мы подошли к этой теме? - Вилли полез в свой внутренний карман и вытащил какой-то листок. - Вот это воззвание. У тебя впереди целая ночь, чтобы изучить его. - Он положил листок на стол и пошел к выходу. - Кстати, чуть не забыл! Завтра в восемь утра ты должен меня проконтролировать, и если что-нибудь будет не в порядке, мне не разрешат увольнение на конец недели.
Вилли был прав, у меня впереди целая ночь. Хорошо, что завтра суббота и при назначении на увольнение не должна стоять вся рота. Списки на увольнение - не проблема, можно как-нибудь устроить.
Я взял в руки листок, который оставил Бартельс.
Огляделся. Нет, меня никто не видел. Я развернул бумажку.
"Атомная смерть угрожает всем нам, - было написано в воззвании. - Надо бороться против размещения в Европе новых американских ядерных ракет". Далее следовал ряд имен противников ядерного "довооружения", которые были мне неизвестны. Генерала Бастиана я, правда, знал, о нем говорил Вилли, да и по телевидению я его видел. Пастора Нимёллера, деятеля евангелической церкви, тоже знал. А остальные? Неужели все они коммунисты? Нет, были среди них представители "зеленых" и молодые демократы.
"Крефельдское воззвание к федеральному правительству" - гласил заголовок. Там, где оставлено место для подписей, было напечатано: "Мы обращаемся к федеральному правительству с призывом отменить решение о размещении ракет "Першинг-2" и крылатых ракет на территории ФРГ; мы призываем федеральное правительство в будущем занимать такую позицию, которая не вызывала бы по отношению к нашей стране подозрения, что она проводит политику гонки вооружений, направленную на подготовку ядерной войны, угрожающей всему миру, и в первую очередь европейским народам".
Я не понял, что опасного было в этом воззвании. Некоторые унтер-офицеры его подписали. Чего же ради должен я подсиживать Вилли, чтобы он не мог уйти в увольнительную и заниматься сбором подписей дальше?
Я сам себе удивлялся. Что со мной происходит? Неужели я могу самостоятельно принимать решения? Раньше я во всем слушался Винтерфельда и Радайна. Они уже считали меня своим.
Когда я готовил реферат, решил посоветоваться с Вилли. И это решение было правильным. Неужели я опять между двух огней? А вдруг Вилли не прав? Человек ведь не всегда во всем прав. К тому же Вилли коммунист. Можно ли доверять ему сполна? Может быть, в отношениях со мной он руководствуется всего лишь тактическими соображениями?
Да нет, он парень откровенный. Йорг, например, при каждом удобном случае подчеркивает, что относится ко мне по-товарищески, но на самом деле ни о каких товарищеских отношениях с ним не может быть и речи. У Йорга и у Вилли совершенно разное отношение к товарищам. Ах, Вилли, Вилли, заставил ты меня думать! Пожалуй, придется прочитать Крефельдское воззвание еще один раз. Да и пастор Нимёллер его подписал. А что, собственно, плохого, если и я подпишу его?
Голова у меня раскалывалась, такие мысли мне раньше на ум не приходили. И я вдруг ясно увидел перед собой картину: вот я встаю и подписываю это воззвание. Правда, кроме подписи, надо указать профессию. А что у меня за профессия? Военнослужащий. Студент?
Нет, в моем личном деле черным по белому записано: ефрейтор. Так и напишу. А теперь спрячу листок в нагрудном кармане.
Дежурный солдат в караулке еще похрапывал, когда я подписывал и прятал бумагу. Да и незачем ему было видеть это.
Ночью я спал плохо, просыпался при каждом шорохе, видел во сне Радайна и Вннтерфельда - они пытались отнять у меня Крефельдское воззвание, выставляли меня перед строем солдат как опасного террориста, показывали всем мои часы, из которых, как из репродуктора, доносились какие-то слова, переданные из Москвы.
Когда Вилли явился с докладом, что его личные вещи и место готовы для осмотра, я вышел невыспавшимся и в плохом настроении. Посмотрел, сказал: "Все в порядке, можешь брать увольнительную и отправляться домой". Когда он проходил мимо меня к воротам, я сунул ему листок с моей подписью. Только не надо больше дискуссий и поучений. Достаточно того, что я подписал крамольное воззвание. Утром мне пришла в голову мысль: а может, я сделал ошибку? Ну почему, почему меня все время гложут сомнения?
В отличие от Вилли, который стремился домой, я после дежурства к родителям не поехал. Не поехал и к Анне во Фрайбург. Мне надо было подумать, поразмышлять. Скоро мы с Йоргом удерем отсюда. Может, все пройдет удачно.
Я сидел в баре и размышлял. Нажал кнопку музыкального автомата, и зазвучала песня Хосе Фелисиано: "Слушай, как идет дождь, и с каждой каплей я слышу тебя…" С каждой каплей я слышал, что с моей стороны было ошибкой записаться на курсы унтер-офицеров, что вообще мне в бундесвере не место. Надо было выбрать какой-нибудь другой путь.
"Нам надо сломить человека, чтобы сделать из него солдата бундесвера", - сказал как-то командир роты. И это было и остается основным принципом воспитания в бундесвере. Этот путь я выбрал? Лучше бы я оставался простым сапером! Сидел бы себе под чьим-либо началом. А теперь, пожалуй, придется сидеть за решеткой. Сорваться, что ли, в Америку? Потом ко мне приедет Анна. Но наверняка между США и ФРГ есть соглашение о выдаче военнослужащих, которые сбежали во время прохождения военной службы. И значит, американцы выдадут меня боннским властям.
А что полагается за кражу оружия и поджог? Я же не убийца, меня могут обвинить только в пособничестве. Собственно, можно предъявить солдату обвинение и в том случае, если он стрелял по демонстрантам. Первый выстрел - предупредительный. Фельдфебель Визнер как-то говорил нам: "Сначала по ногам, потом в воздух. Никто ничего не докажет". Эти слова были им сказаны как бы мимоходом, но на самом деле - это явное подстрекательство к убийству. Визнера никто не собирается упрятать за решетку.
* * *
- Унтер-офицеры - ко мне! Командир роты пригласил нас в свое служебное помещение. Вам представился случай показать, чему вы научились, - сказал он. - Мы получили чрезвычайное по важности и срочности задание. В деревне Хаспе, это неподалеку от Гуммерсбаха, чепе. Там отравили колодец с питьевой водой. Надо проложить запасной водопровод, это примерно шестьсот метров. Сегодня к вечеру водопровод должен работать. Иначе людям будет нечего пить. Командует операцией капитан Климчек. Два отделения выделяются для прокладки трубопровода и монтажа скважины. Почетное задание, господа. Вспомним, как ваши старшие товарищи работали в Бохуме, когда там десять с лишним лет назад очищали пруд от ядовитых отходов. Газеты тогда писали о нашем батальоне.
Гм, стараться мне при выполнении задания или нет? Какой смысл проявлять старание, если я свой выбор профессии считаю неправильным? Набирать очки? Может быть, лучше попроситься с тем взводом, который выделен для чистки и приведения в порядок техники и оборудования?
Командир прервал мои мысли:
- Итак, возьмем первое и второе отделения. Пусть наши молодые унтер-офицеры попробуют свои силы на серьезном задании. Ефрейтору Юргенсу, ефрейтору Крайесу явиться к капитану Климчеку для получения у него задания. Вопросы есть?
- Нет, - промямлил Юргенс, удивленный не меньше моего.
Спустя полчаса я стоял у склада и следил, как нагружали автомашину. Юргенс уже уехал со своим отделением на разметку и прокладку трубопровода. За ним с небольшими интервалами отправились грузовики с шестиметровыми трубами.
Мое отделение тоже тронулось вслед за солдатами Юргенса помогать при стыковке. Нам повезло, потому что на сей раз сооружение насосной станции не было предусмотрено - источник находился примерно на 20 метров выше уровня расположения домов деревни, куда нам предстояло тянуть трубы. Работа была в общем-то несложной, хотя и спешной.
- Каким ядом отравлен колодец? - спросил Момбах. - А тебе не все ли равно?
- Да кто-то, наверное, бросил порошок или капсулу с ядом, - не унимался Момбах. - Может быть, из мести. В деревнях такое часто случается. Я вспоминаю, как у нас Шмитц насыпал Каленбергу сахарного песку в бензобак трактора за то, что на празднике стрелков его старуха танцевала с Каленбергом.
- Ерунду ты городишь, хотя и сам не веришь тому, что говоришь, - заявил Оффергельд. - Кто будет отравлять колодец из-за каких-то дурацких танцулек?
Но фантазия Момбаха увлекла многих. Действительно, интересный сюжетик он выдал. В теперешней ситуации с отравлением колодца, которая имела место на самом деле, были виноваты люди, недосмотревшие за утечкой ядовитой жидкости из бочек с химикалиями. "Бочки хранились не так, как положено", - объяснил позднее командир роты.
За все время моей девятимесячной службы в саперах это была первая работа, которая доставила моральное удовлетворение. Мы знали, что делаем, ради чего работаем. Действительно, колодец был отравлен, пришлось до самого вечера прокладывать трубы, но люди получили хорошую питьевую воду, могли кипятить ее, варить кофе, стирать, купаться. Наша работа имела смысл.
В 22.15 включили водопровод. Обрадованные и смертельно усталые, мы улеглись спать в сарае.
- Дорогие жители деревни Хаспе! Благодаря героическим усилиям двух отделений по прокладке трубопроводов 540-го саперного батальона удалось в кратчайшие сроки восстановить снабжение вашего населенного пункта питьевой водой. Наше общее спасибо самоотверженным строителям, особенно унтер-офицерам Крайесу и Юргенсу, возглавлявшим рабочие группы!
Жители Хаспе с энтузиазмом захлопали в ладоши.
- Но это еще не все, - продолжал командир батальона. - Случай с ремонтом водопровода послужил поводом для того, чтобы превратить батальон саперов-трубопроводчиков в специальную часть по восстановлению и прокладке водопроводов, о чем я и имею честь сегодня объявить. Все солдаты батальона с сегодняшнего дня поступают в подчинение министра внутренних дел земли Северный Рейн - Вестфалия. Будет образован спецотряд гражданского назначения, и этот факт еще раз подчеркивает мирный характер нашего бундесвера. Позвольте объявить о производстве унтер-офицеров Крайеса и Юргенса в лейтенанты. Ура, ура, ура!
Крестьяне разразились восторженными криками, подняли нас на плечи и пронесли по деревне.
Итак, мне таки удалось сделать карьеру. Я теперь военный специалист по снабжению питьевой водой. Но работа эта носит сугубо гражданский характер. Военные задания не придется выполнять. Наверное, теперь решится и проблема моих отношений с Йоргом - ведь мы будем в разных местах, на разных объектах и заданиях. Нас как почетных гостей доставили в палатку, украшенную цветами. Здесь для всех был приготовлен кофе с пирожными.
- Не хотите ли еще чашечку, господин лейтенант Крайес?
- Хватит попивать кофеек, в восемь надо отправляться к себе в казарму! - Юргенс многозначительно надавил мне на ногу носком своего сапога.
- Ах, черт возьми, как жалко! Все здесь было так здорово.
- Что здорово?
- Ничего, я просто так сказал.
* * *
Наш успех в Хаспе обошел все газеты. Правда, упоминали не наши имена, а только командира батальона. Меня это нисколько не удивило. Когда мы вернулись из Хаспе домой, меня, честно говоря, никакие дела, связанные с бундесвером, уже не интересовали. Я ждал Анну, которая должна была приехать в конце недели, а у меня опять были поручения по службе. Не сбрасывал я со счетов и тот вариант, что нам с Йоргом придется смыться. Кроме того, я хотел обсудить с Анной самый неприятный из вариантов - может быть, мне придется на какое-то время сесть в тюрьму.
- Скажи-ка, Крайес, - просипел в телефонную трубку дежурный у проходной, когда я сидел в унтер-офицерской комнате, - ты не знаешь такую даму, которая хочет пройти к мистеру Питеру Крайесу из второй роты?
- Конечно, это Анна. Знаю, пропусти ее!
- Оставь ее нам в караулке, она наверняка станцует нам танец живота. А то здесь так скучно. Да заваливайся и сам к нам, вместе повеселимся!
- Кончай болтать всякую гадость, пропусти ее. Это моя невеста! - прорычал я.
- Ах вот что, невеста! Тогда ничего не поделаешь. Пусть она достается тебе. Желаем кучу удовольствий.
Я бросил трубку на рычаг и побежал к двери. Анна уже выходила из-за угла. Ей эта сцена была так же неприятна, как и мне. За последние недели Анна сделала большие успехи в изучении немецкого языка, многое понимала, только с устной речью были пока еще трудности. Конечно, она поняла слова дежурного о танце живота, намеки и взгляды.
- Я сказал им, что ты моя невеста, иначе тебя не пропустили бы, - сообщил я ей.
- Невеста - это так здорово! - обрадовалась Анна.
- Разве ты не считаешь, что мы с тобой жених и невеста?
Я знал твердо: как только разделаюсь со службой в бундесвере, мы поженимся, хотя с Анной на эту тему я пока не говорил. А потом уедем за границу. Будем жить вместе. Разве это не семья?
Я послал дежурного ефрейтора в столовую проверить, как там обстоят дела, взял кофеварку и стал готовить кофе. Сейчас, в субботнее утро, вряд ли нас кто-нибудь побеспокоит.
Но тут появился гость, которого я ждал меньше всего. Это был Йорг.
- Чего тебе здесь надо? - буркнул я в сердцах, когда он демонстративно прислонился к дверному косяку.
- Понимаешь, не было охоты ехать домой, там меня всякая собака знает. Хотел осмотреться немного в Эльберфельде. Ведь в последний раз! - При этом он подмигнул мне, делая прозрачный намек на нашу договоренность. - А это, надо полагать, твоя невеста, да?
Я был ошеломлен. Йорг говорил таким елейным тоном, словно это не он совсем недавно мешал Анну с грязью. Видно, он преследовал какую-то свою цель.
- Не хочешь представить меня подруге? - спросил он.
- Что-о?
- Представить меня своей невесте, познакомить нас. Разве непонятно? - Йорг подмигнул Анне: - Привет, меня зовут Йорг, я старый добрый приятель Петера.
Девушка приняла его за шутника, ответила с улыбкой:
- Мое имя - Анна.
- А мое - Петер, - включился я в шутку, поклонившись им обоим.
- Ты здесь останешься на весь конец недели? - спросил Йорг у Анны.
- Что вы спросили? - Анна непонимающе взглянула на меня.
- Конечно, - ответил я за гостью. Только какое ему дело? - Конечно, она останется на конец субботы и на воскресенье. До воскресного вечера. У нас много дел, которые надо обсудить.
Йорг умел скрывать свои планы, а я что, не сумею?
- Ну, раз так, не буду вам мешать. Может, еще увидимся в Эльберфельде или завтра утром. Пока!
Йорг исчез. И все же почему, почему он был так любезен по отношению к Анне?
- Это твой хороший друг, да? - спросила она.
- Знаешь, друг-то он друг, да не такой уж хороший. Как видишь, он не без задней мысли всегда лезет в чужие дела.
- Что такое "не без задней мысли"?
- Нечестно он поступает. Не говорит прямо, что думает.
- И ты говоришь, Йорг такой?
- Да, иногда он бывает такой, а иногда и похуже.
Анне не верилось, что за симпатичной внешностью шутника может скрываться совсем другой человек, не такой добрый, каким он показался ей с первого взгляда.
- О наших отношениях с Йоргом я расскажу тебе в следующий раз. А сейчас давай пить кофе…
Я увел Анну в унтер-офицерскую столовую. Здесь мы никому не мешали и нам никто не мешал.