Однозначно, после прочтения этой контркультурной книжки у всякого читателя останутся двоякие впечатления. С одной стороны, это грязь. С другой стороны, это правда. И чтобы совсем не было грустно от повседневности, автор добавляет в рассказы сатиру и чёрный юмор. В итоге остаётся лишь сожалеть, что рассказы не очень большие.
Содержание:
Чёрная смерть 1
Каучук 2
Огни притона 3
Большие сиськи, большой болт 5
Большие сиськи, большой болт
Виктор Мельников
© Виктор Мельников, 2015
Редактор Валерий Арнаутов
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Чёрная смерть
Почему я пью? Этот вопрос у меня всегда возникает, когда я просыпаюсь с бодуна. Ответить на него я, естественно, не могу. Понятно почему. Ибо каждый день у меня начинается плохо.
Короче говоря, сидим мы с Борисом Ивановичем, соседом, на скамейке, напротив нашего пятиэтажного дома, где проживаем уже более двадцати лет. Он проживает с семьёй. Я проживаю один. Мы все проживаем здесь, не живём – обстоятельства такие: то свет отключат, то воды сутками нет, ни горячей, ни холодной, то канализация прорвёт, воняет на весь дом… Неосуществимые мечты, безработные мысли, кризисные планы, трясущиеся руки – это у меня. У Бориса Ивановича того хуже: неизвестно от кого беременная семнадцатилетняя дочь, остановившийся завод, жена – сука и стерва, как обычно бывает в таких обстоятельствах, тёща в больнице с инфарктом. О тёще Борис Иванович говорит прямо по Чехову: она дивный, чудный, святой человек, а такие на небе нужнее, чем на земле. Я, бывало, одёргиваю его, мол, так нельзя, а он мне в ответ: моя жизнь, мои выстраданные слова, не нравятся эти слова – не лезь в мою жизнь! Да я и не лезу, он сам, блин, всё рассказывает.
Так вот, сидим мы, значит, курим, а Борис Иванович прямо читает мои мысли, говорит:
– Эх, водочки бы сейчас испить!
– Холодной, – уточняю я.
И только мы заговорили об этом, как баба Варя с третьего подъезда подходит к нам с просьбой:
– Клавдия померла. Помочь надо.
– Благое дело, – говорю ей. – Поможем. И помянем. Обязательно.
Баба Варя почему-то плюёт себе под ноги:
– Тьфу, на тебя, Андрей! Остепенись. Звать-то больше некого, одни старики в доме. А ты нажрёшься раньше времени!
– Баб Варя, – говорю, – а чего тогда зовёшь меня, коль возмущаешься? Делать тебе нечего?
– Того – и нечего. Нет никого больше.
Родственников у Клавдии не было. Жила она одна. Как в заточении. За десять лет ни разу не вышла на улицу, даже на балконе не появлялась. Странная старушка.
Доглядывала за Клавдией тётка Ирка, также стоящая одной ногой в могиле. Десять лет, кабы не дольше, изо дня в день к Клавдии приходила. Я думал, тётка Ирка раньше на тот свет отправится. Ошибся. Ясно, что вся возня из-за квартиры, она у Клавдии однокомнатная была, и теперь переходила другому хозяину. Тётка Ирка говорила, что для сына старается, он уже седьмой год по съёмным квартирам шарахается с женой. Заработать сейчас свой угол невозможно, но я как мать должна помочь, раз силы ещё есть.
И вот, значится, мы с Борисом Ивановичем спускаем тело с пятого этажа в беседку во дворе, кладём в гроб, едем на кладбище, копаем могилу. Всё как полагается, путём делаем. Позже тётка Ирка водки, закусить передала. На следующий день похороны (решили быстрей закончить с траурной церемонией новоявленные родственники и соседи), могила засыпана, после прошли поминки, нас благодарят, дают водки ещё (много её осталось на столах), и мы с Борисом Ивановичем два дня в коматозе, так сказать…
Снова сидим на скамейке. Молчим. А что говорить? За эти несколько дней друг другу всё высказали. Переругались. Чуть было не подрались. Но хватило ума закончить спор мирным путём: друг другу плюнули в морды и – промахнулись. У каждого из нас была своя правда. А когда две правды одна ложь получается. Да и не помнил никто из нас, о чём спорили-то.
Вижу, баба Варя направляется в нашу сторону.
– Горе-то какое! – восклицает она. – Дед Матвей помер. Что за напасть у нас в доме, а?
– Помощь, наверное, нужна? – спрашиваю я. Как вовремя смерть наступила, думаю. Дед Матвей знал, когда умереть. Хороший дед был! И смерть подгадал точь-в-точь, когда Борис Иванович и я могли сами в мир иной уйти.
– Да, Андрюша, – сказала баба Варя. – Не откажи.
– Дела как сажа бела, – промолвил Борис Иванович.
И всё повторяется вновь. Деда Матвея спускаем – только уже с четвёртого этажа – в беседку, кладём в гроб, едем на кладбище, копаем могилу… Поминки, забытьё, похмелье, бодун, скамейка: Борис Иванович и я на своих местах. Пыхтим сигаретами.
– Странно как-то, – говорю. – Две смерти за неделю. Кто следующий будет?
– Наверно, кто-то с третьего этажа, – говорит Борис Иванович. – Это уже закономерность, система.
Баба Варя знала, где нас искать. Она шла уверенным шагом, и я догадывался, что у неё плохие новости. А для нас – повод похмелиться.
– Денис, восемнадцатилетний парнишка, с третьего этажа разбился сегодня ночью на машине.
Борис Иванович толкнул меня в плечо:
– Я же говорил.
Невольным взглядом я посмотрел на дом. Окна умерших людей выходили во двор. Клавдия – пятый этаж, дед Матвей – четвёртый этаж, третий – Денис, второй этаж – там Константин Ильич, раковый больной, однозначный исход, первый этаж… у меня перехватило дыхание – я!
Баба Варя рассказывала, как разбился Денис. С её слов он на скорости сто километров в час врезался, пьяный, в дерево и вылетел из машины через лобовое стекло, но вылетел не весь: нижняя часть тела осталась в искорёженной до неузнаваемости машине. Баба Варя страшные вещи рассказывала. Я слушал краем уха, а сам думал о своей судьбе: если так будет продолжаться, то и мне придёт конец. Совсем скоро.
Похороны были грандиозные! Человек двести точно присутствовало. Наша помощь с Борисом Ивановичем не понадобилась. Там всё уплачено было другим людям. И всё равно мы надрались!
После, чувствуя близкий конец, я расплакался другу в плечо:
– Умру я скоро, Борис Иванович, как собака сдохну!
– Похороним, Андрейка, тебя похороним… не беспокойся! Честь по чести, всё сделаем по-людски.
Умел Борис Иванович успокоить, не спорю. Он пожелал мне быстрой смерти, и как только Константин Ильич отдаст Богу душу – я обязан блюсти некий ритуал, то есть не пить.
От этих слов мне сделалось совсем худо!
– Как не пить?! Да я точно тогда откину ласты! Привычка, как могила, свята! Ты чего, козёл старый, меня на тот свет раньше времени отправляешь, совсем нюх потерял, а! – И я его ударил. Дело происходило поздно вечером. Поэтому я промахнулся, попал кулаком в стену. Кость руки затрещала.
– Так тебе и надо, – заявил Борис Иванович и пошёл домой.
Злой рок навис надо мной. Ожидание.
Руку загипсовали. Я возвратился из больницы – новость не была для меня неожиданностью: Константин Ильич.
Баба Варя смотрела на мою руку и говорила, жаль, что я ничем не смогу помочь, вся надежда на Бориса Ивановича.
– Нет, – отрезал он, – хватит!
– Что так? – баба Варя стояла растерянной.
– Следующий Андрей, если разобраться.
Ничего не понимая, баба Варя махнула руками, сказала:
– Да он ещё молодой, куда ему! Сорок лет – не срок.
– Вот именно, Борис Иванович, не отказывайся, помоги. А со смертью я сам как-нибудь разберусь.
И дни полетели опадающими с деревьев листьями. Осень. Два месяца я ждал смерти, мой черёд давно уже настал. Желание взглянуть смерти в лицо пьяными глазами, чтобы не испугаться, дыхнуть перегаром – где ты, сука? – усиливалось… Боишься меня? Я тебя – нет!
Так я себя успокаивал, а сам дрожал, держа гранёный стакан, до самых краёв налитый, всегда наготове, если что…
…и появилась она, в чёрном балахоне, с косою, похожая чем-то на бабу Варю, и сказала:
– Здесь от тебя пользы нет, и там не будет. Жизненная суть твоя правдива, а весь реал жизни – лживый. – Ху… ню сказала, это понятно, но зато достала бутылку водки "Чёрная смерть", поставила на стол и ушла. Больше я её не видел. Водка была кстати, моя закончилась.
Утром пришёл Борис Иванович.
– Ты ещё жив? – он каждое утро меня навещал.
– Не заметно, что ли? На хотенье есть терпенье.
– Тёща умерла, – грустно произнёс он. – И дочь родила. Всё в один день. Радоваться мне или плакать?
Я сам бы не знал, как поступить. Поэтому предложил:
– Давай лучше выпьем, смотри, что у меня есть… – и пригласил зайти ко мне в гости.
Каучук
Иду в бар выпить пива.
Заведения, подобные этому, имеют один и тот же запах: кисло-рыбно-прокуренный.
Беру два бокала пива, фисташек.
Вечер только начался, а уже почти все посетители – дрова! Интересно, это зависит от некачественного дешёвого пенистого напитка или от состава посетителей?
Много женщин. Полупьяных. Все – затасканные: этих я называю бабами. Они ищут грязного секса, а иначе – разве можно появиться уважающей себя даме в таком обществе?!
Но на них мало кто обращает внимание. В последней стадии опьянения некоторые из мужчин начнут приставать к ним, – какая потом уже разница! Конечно, жаль весь скотный двор, но ничем не поможешь…
Часто сам бываю в подобном состоянии… Но у меня оправдание – трезвый пьяного не понимает. В данный момент.
Пока я не в форме, чтобы напиться. Литр пива – это не показатель.
Допиваю остатки, выхожу на улицу, закуриваю. Чем бы заняться?
Достаю сотовый телефон, звоню Ленке.
Ленка – проститутка. Работает в "Эскорте" – элитное агентство продажной любви. Раз элитное, значит лучшее, значит дорогое. Но за хорошее обслуживание – денег не жалко.
Возвращаюсь домой.
Я заказываю только Ленку. Она мне нравится. Можно сказать, она красавица. Описывать внешние данные – это всё равно, что алкоголика выводить из похмелья заочно, рассказывая ему басни о водке и не давая выпить; у каждого из нас своё представление о красоте, как и о вреде алкоголизма.
Ей двадцать пять лет. Как она говорит. Я даю больше, но это не важно.
Дома делаю уборку, жду.
Сутенёр привёз девушку в назначенное время. Я открыл дверь. Он зашёл первый, она – следом. Ленка остановилась возле меня, он, не разуваясь, пошёл через прихожую в одну комнату, в другую, выискивая, как ищейка, непонятно что.
– Всё нормально, шеф, – говорю. – Ты не в первый раз здесь. Я живу один.
– Положено.
– Ты, как ментяра, – смеюсь.
– Я – он и есть.
– Бывший, – шепчет Ленка в моё ухо. Возбуждает.
Он выныривает из кухни, смотрит на часы:
– Время пошло. В два часа ночи я звоню в дверь.
Уходит. За ним запираю дверь на все замки.
Ленка сидит в кресле, нога за ногу. Длинные тонкие ноги оголены выше колен до неприличия. Я любуюсь ими какое-то мгновение. Она улыбается. Редкое явление для проститутки. У неё ровные белые зубы – пока никто не бил, видимо. Это – такая же редкость, как гроза в Антарктиде.
– Витёк, с тобой я отдыхаю. Уморили меня сегодня. Давай чуть позже, а?
– Как скажешь, – говорю. – Мне не горит.
– Не ври. Горит, ещё как! Иначе – не вызывал бы.
– Угадала. Но ты заметила, что третий раз я хочу только тебя. Не знаю, что буду делать, если уйдёшь из агентства. Не дрочить же!
– Я девушка красивая, – она оголяет сиськи и два тёмных соска нагло смотрят на меня, – знатная… Короче, хватит разглагольствовать, – я жрать хочу!
– Проголодалась, девочка, – я целую соски поочерёдно, – еда на кухне.
Ленка отталкивает меня, вырывается из рук.
– Чуть позже, Витя.
Она сама открывает холодильник, достаёт ветчину, майонез. Я отрезаю хлеб.
– Чай заваришь? – просит.
– Могу водки предложить.
– До утра ещё успею набраться. Не стоит!
Включаю электрочайник.
– А я выпью.
– Для храбрости? – она издевается надо мной с забитым ртом. Но не зло.
– Шутка неудачная.
– Неприкасаемый! Шутка может быть и неудачная, но, когда твоё чудовище входит в мои дырочки, здесь не до шуток, – она смеётся заливным обаятельным голоском. – Тебе нужна лоханка. У нас в "Эскорте" есть Жанна. Могу посоветовать.
– Жанна из тех королев, кто любит роскошь и ночь?.. Учтём на будущее. Она хоть ничего? Внешне.
– Тебе понравится. Я и Жанна – самые востребованные девушки…
– Интересно. – Я наливаю сто грамм водки, выпиваю, занюхиваю душистыми волосами Ленки, закусываю кусочком ветчины. – Закажу вас двоих. После.
– Валяй! Мы тебя затрахаем!
– Уверена?
– Уверена. На сто процентов.
– Посмотрим. А не боишься, что Жанна придётся мне по вкусу?
– Я не ревнивая, Витя, – голос Ленки завибрировал.
Разговор ни о чём продолжается ещё минут тридцать. Я даю девчонке отдышаться от предыдущих клиентов.
– Этот урод, что с тобой приехал, – где он там стоит, внизу? – что он ищет, что ему нужно?
– Ты заказываешь девушку для себя, один. Бывали случаи, что в подобных ситуациях некоторых из нас ждала группавуха. Шесть, а то и семь человек. Поверь, это страшно. Обычно без побоев не обходится. Дважды сама попадала в подобные ситуации. Живого места нет. Неделя потеряна. И для меня. И для маман.
– Понятно. – Я закуриваю сигарету.
– Ещё он смотрит, пьян ты или трезв. К пьяным нас не пускают. Но в процессе работы – можно, и нам, и клиентам.
– И всем руководит женщина?
– А ты не знал, что ли?
– Откуда мне знать.
Ленка и я идём в душ. Первый выхожу я.
Я раздеваюсь, ложусь в постель.
У нас с ней всё по-домашнему, как у мужа с женой. Разница только в том, что, в конце сексуальной гонки, я достаю рубли, отсчитываю положенную сумму, расплачиваюсь. Сделка совершена. Каждый остался довольным. И продавец, и покупатель.
А там, внизу, под балконом, сидит сутенёр в машине. Он ждёт Ленку. И он готов по первому зову, наверное, прийти ей на помощь. Получится?
Но я её и пальцем не трону. А вот его побил бы. Морда лица сутенёра просит кирпича! Есть люди, которым желание помочь возникает безвозмездно, так они выглядят; или излучают флюиды жертвы, если за ними наблюдает психически нездоровый человек. А есть такие люди, которым выписать пиздюлей как сказать "здрасти" хочется – каучук.
Теперь я понимаю, почему маньяки редко ошибаются в выборе жертвы. Она, жертва, сама притягивает насильника: то ли поведением, то ли внешностью, то ли чем-то ещё… Ленка – уже жертва тех обстоятельств, вогнавших её в древнее ремесло. Да, со мной она оживает, с другими – черствеет (самозащита), превращается в резиновую женщину…
От злости я сжимаю челюсти. Звук скрежещущих зубов приводит в себя.
После секса – как разбитый арбуз, с тебя течёт, ничего не хочется. Я удивляюсь в работоспособности рабынь любви – ведь это не в кайф! Несколько раз в день с кем попало! Я у Ленки не последний за сегодня. А кто следующий? Конь в пальто?
Сверх положенной суммы кладу три сотки.
– Нормально?
– Витенька, ты мой любимчик. А Жанночка – она не достойна такого клиента. Она, понимаешь, дура. Ей подавай мальчика с обложки!
– Я тебя не променяю, не боись. Но ты сама меня заинтриговала.
В оставшееся время я накатил три рюмки водки.
Ровно в два часа раздался требовательный звонок в дверь.
– Мне пора, Витюля!
– Вали. Как зовут-то этого сутенёра-мента?
– Вадик. – Она идёт на выход.
– Почему я не люблю это имя, а? Ленка, ты не знаешь?
Меня целуют – это новенькое что-то. Я открываю дверь, выпускаю девушку.
– Вадик? – обращаюсь к долговязому пареньку. – Мне тебя так представили. Эээ… значит, ты мне не нравишься. В следующий раз приедешь вместе с Ленкой, то получишь точно так же, – и бью его в лицо. Прикладываюсь изо всех сил, он летит по лестничному маршу вниз.
– Что ты делаешь! – орёт Ленка на весь ночной подъезд. Эхо, исходящее от стен, усиливает крик.
Она подбегает к Вадику, который не двигается, опускается перед ним на колени.
– Брось его, сам очухается.
– Ты меня подставляешь, – она смотрит бешеными глазами. – Обслуживания больше не будет, дурак. Не в моих силах сделать невозможное – тебя накажут!
Подхожу к Вадику. Он потерял ориентацию и не может подняться. Я его ещё разок пинаю ногой в рёбра, он хрипит.
– Убьёшь, успокойся!.. Сволочь!
– Таких не жалко, – я завожусь от того, что Ленка пытается остановить меня.
Я бью его второй раз кулаком в нос и чувствую хрустящую мягкую кость переносицы. Вот теперь он теряет сознание – точно. И в этот момент чувствую ощутимый пинок в пах.
– Сволочь, ты!
Ленка тут же получает "леща" по щеке! Секундная пауза – и она ревёт, захлёбывается слезами, выступившими из больших красивых глаз.
– Он ничего не сделал…
– Уверена?
– Да!
– И что ты хочешь этим сказать? Он – хороший, а я – плохой, так что ли?
– Я говорю – ты безмозглое животное, зверь…
Взваливаю пострадавшего на плечо, спускаю к машине – он тяжелый, хотя и худой. Ленка находит ключи в карманах его брюк, открывает дверь. Сажаю бесчувственного Вадика за руль старенькой "шестёрки".
– Сиди с ним. Придёт в себя, скажи, если привезёт тебя ко мне опять – получит, как я обещал. Он, думаю, всё прекрасно усёк. Поняла? А лучше сама отвези его в больницу, водить ты умеешь, думаю, – и ухожу.
– Следующего раза не будет, – слышу. – Не надейся.
Дома допиваю бутылку водки.
Не нахожу себе места. Блядво, нашла кого жалеть! Себя уважать надо в первую очередь. Я удивляюсь… Правда заключается в жёсткости слов и в силе кулака, а чем жестче слова и костлявей кулак, тем правдивей сказанное в лицо.
"Шестёрки" под окном нет. Значит, не сомневаюсь, будет жить… Вадик… Такие живучие!
Я закуриваю сигарету из пачки, забытой Ленкой.
Откуда у меня взялось столько силы для удара? Это от злости. Нет злости, нет поставленного удара. Иногда я плохо о себе думаю.