А фургоны для перевозки арестантов чаще всего теперь зовут "автозаками". Слово пошло-прозаическое, без всяких метафор. Да и патрульные машины все реже кличут "воронками". Нашлось много "заменителей" – "попугай", "раколовка", "канарейка" и даже "ментокрылый мусоршмидт"! Новое время – новые песни.
Напоследок не могу обойти молчанием еще одно название арестантского фургона. Его увековечила Анна Ахматова в "Реквиеме":
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
"Черная маруся" от "черного ворона" не отличалась ничем, кроме названия. Так городской фольклор в очередной раз увековечил знаменитую "Мурку в кожаной тужурке" – мифическую чекистку, о которой во времена нэпа была сложена известная песенка с надрывным концом:
Здравствуй, моя Мурка,
Здравствуй, дорогая,
Здравствуй, дорогая, и прощай!
Ты зашухерила всю нашу малину,
И теперь "маслину" получай!
В конце 30-х легендарная Мурка-Маруся поднялась в своей черной кожаной куртке из могилы, чтобы потянуть за собой миллионы живых сограждан…
Ярко светит месяц, тихо спит малина…
Много названий на жаргоне у воровского притона: "блатхата", "шалман", "хаза", "хавира"… Но самым популярным было и остается – "малина". Упомянутая уже песня про Мурку-чекистку, к примеру, начинается милой зарисовкой:
Ярко светит месяц, тихо спит малина,
А в малине собрался совет:
Это уркаганы, злые хулиганы,
Собирали местный комитет…
А спроси любого уркагана, откуда пошло название веселого местечка, где любит "гужеваться" "братва", – не ответит. Между тем история воровской "малины" чрезвычайно интересна.
Происхождение слова связано с известнейшим притоном Санкт-Петербурга середины ХIХ. Вот что о нем рассказал автор "Петербургских трущоб" Всеволод Крестовский:
На Сенной площади, позади гауптвахты, между Конным и Спасским переулками есть дом №3… Трехэтажный корпус его и восемь окон по фасаду, с высокой почернелой крышей… имеют довольно первобытный и весьма неуклюжий вид…
Этот самый дом и есть знаменитый Малинник.
Под специальным именем Малинника он известен всей Сенной площади, с местами окрест лежащими, и всему Петербургу, имеющему хотя бы некоторое представление о своих петербургских трущобах. Малинник – это есть его главное общее название, что, однако же, не мешает ему носить еще другое, честное, но несравненно менее распространенное имя Садка.
Почему же дом этот называется Малинник или Садок?
И то, и другое имя дано в ироническом смысле и представляет собою необыкновенно меткое, характеристичное произведение местного, чисто народного юмора…
Верхний этаж над трактиром и три остальных надворных флигеля – все это, разделенное на четырнадцать квартир, занято тринадцатью притонами самого мрачного, ужасающего разврата. Смрад, удушливая прелость, отсутствие света и убийственная сырость наполняют эти норы…, [где] по ночам гнездится не один десяток бродячего народу, который заводят сюда разврат и непросыпное пьянство. И каждая из подобных нор непременно вмещает в себе еще по нескольку закоулочных каморок, отделенных одна от другой тонкими деревянными перегородками…
Эти-то притоны с населяющими их париями и послужили причиной тому, что весь дом, невесть еще с коих пор, назван Садком или Малинником.
Крестовский не вдается в более подробные разъяснения. Мне же это представляется необходимым. Итак, Садок. По Далю, садком называется "всякое устройство для содержания в неволе животных" ("Толковый словарь"). Малинник – "малинный куст; малина в кустах", то есть большое скопление ягод на небольшом пространстве. Потому-то писатель и назвал сравнение ночлежного притона с садком и малинником "метким произведением народного юмора".
Однако не только своими тесными ночлежками был знаменит Малинник. Здесь же на первом этаже располагался кабак:
И, боже мой, какого тут только нет народа!..
Но главную публику мужской половины человеческого рода – публику, задающую тут "форсу" и чувствующую себя в этом злачном месте словно рыба в водяном просторе, составляют мошенники средней руки и, по преимуществу, мазурики последнего, низшего разряда. Это наиболее сильная, наиболее кутящая и потому наиболее уважаемая публика Малинника, коей тут всегда и услужливый почет, и готовое место… Они здесь уже полные господа… Тут они удобнее всего сбывают "темный товар", тут идут у них важные совещания, обсуждаются в маленьких кружках проекты и планы на какой-нибудь предстоящий выгодный клей (клей – в смысле воровского дела. – примеч. Крестовского), критикуются и подвергаются общей похвале или общему порицанию дела выгоревшие и невыгоревшие, то есть удачные или неудачные: но главное, появляется сюда этот народ затем, чтобы угарно пропить и проюрдонить (проюрдонить – прокутить, промотать. – примеч. Крестовского) вырученный слам в кругу приятелей и приятельниц.
Малинник – это в некотором роде главный и общий клуб петербургских мазуриков, центральное место для их сборищ, представляющее для таковой цели всевозможные удобства…
"Место для сборищ мазуриков, представляющее для таковой цели всевозможные удобства" – блестящее определение современной уголовной "малины"!
Роман Крестовского пользовался в середине прошлого века огромной популярностью. Именно он сыграл основную роль в том, что название петербургского притона и кабака в несколько измененной форме стало нарицательным.
Когда слово пошло гулять по уголовным притонам страны, оно неминуемо должно было подвергнуться изменениям. Прежде всего потому, что представление о сладкой, беспечной, беззаботной жизни у русского человека связано напрямую именно с малиной. Вот что пишет по этому поводу наш языковед В. Мокиенко:
Для иностранца, не искушенного в нашем фольклоре, и малина, и смородина, и тем более почти неизвестная и не испробованная на вкус калина – ничего более, чем лесные ягоды… Для русского же – это поэтические национальные символы…
Оптимистическая тональность "малиновой" символики звучнее всего передается русским выражением, вошедшим в литературный язык – не жизнь, а малина! Оно почерпнуто из фольклорных родников, где известны его фразеологические побратимы – малиновая жизнь (тамб., ленингр.) "хорошая жизнь" и проч… На первый взгляд это выражение – прямой двойник итальянского dolce vita "сладкая жизнь". На самом деле русские вкладывают в это выражение о сладкой, как малина, жизни совершенно иной смысл. Это точно выразил в своем словаре В.И. Даль, определивший фразу "Да это просто малина!" как "раздолье, приволье"…
Действительно…, "малиновая жизнь" – это прежде всего приволье и широкий размах… Представление о хорошей, "настоящей" жизни для русских нераздельно связано именно с волей, со свободой, с широким и открытым пространством, которому нет конца и края. ("Образы русской речи")
Теперь ясно, почему в языке преступников (для которых воля – одна из самых больших ценностей) особенно популярным стало сравнение довольной и беспечной жизни именно с малиной. Это – еще одно доказательство тесной связи блатного языка с образами живой русской речи.
Наглядно продемонстрировано это единение в известной песне Владимира Высоцкого о райских яблоках, где поэт рассказал о пребывании перед райскими вратами, сравнив его с доставкой этапа зэков в тюрьму:
И измученный люд не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с занемевших колен пересел.
"Здесь малина, братва, – нас встречают малиновым звоном!"
Все вернулось на круг, и Распятый над кругом висел.
Седовласый старик, он на стражу кричал, комиссарил,
Прибежали с ключом и затеяли вновь отворять;
Кто-то ржавым болтом, поднатужась, о рельсу ударил -
И как ринутся все в распрекрасную ту благодать!
"Малина" обозначала не только воровской притон. Так называли любой многоквартирный дом – возможно, тоже по аналогии с петербургским Малинником. А квартирных воров звали – малинниками! Значения эти фиксирует и "Список слов босяцкого языка, известный полицейским чинам Ростовского-на-Дону округа" 1914 года, и словарь "Из лексикона ростовских беспризорников и босяков" 1929 года. "Малиной" звалось и преступное сообщество, кодла. Но до наших дней дожила лишь "малина" как синоним уголовной блатхаты…
Свято место
"Клюквой" называют
С давних времён существовала на Руси "специальность" "клюквенник". Так называли карманников, которые обчищали своих жертв… в церкви. Чаще всего – во время больших торжеств: крестных ходов, свадеб, отпеваний, религиозных праздников, которым не было числа… Народ на матушке-Руси издревле славился богобоязненностью и религиозным усердием; в святом месте ему было не до того, чтобы за кошельком следить. Да и толчея изрядная, одно удовольствие "мальцы в кишеню запустить" (то есть залезть пальцами в карман).
"Клюквенниками" церковные воришки назывались от слова "клюква": так на блатном жаргоне именуется храм, церковь. Почему "клюква"? С полной определенностью проследить происхождение этого слова трудно. Возможно, обилие куполов отдаленно напоминало обилие клюквенных ягод на кусте? Во всяком случае, как мы уже убедились, примерно таким же образом появилось в босяцком языке словечко "малина", первоначально звучавшее как "малинник" – куст, щедро усыпанный малиной-ягодой.
Есть у меня, правда, и другая версия – не менее смелая, чем версия о происхождении слова "амбал" (см. очерк "Был ли амбалом пушкинский прадедушка?"). Согласно ей, "клюква" перекочевала в воровской жаргон в начале ХIХ века через разговорную городскую речь из языка высшего света, дворянства. В 1797 году императором Павлом I был учрежден орден Святой Анны для награждения военных и гражданских лиц, находящихся на государственной службе. Орден подразделялся на четыре степени. Так вот, четвертая, низшая (и самая распространенная) степень обозначалась красным финифтевым медальоном с крестом и короной. Медальон прикреплялся на рукоять холодного оружия, и в обществе его иронически прозвали "клюква" (по цвету). Поскольку медальон крепился на кончик эфеса (как бы на "маковку") и был украшен крестом, есть основания предполагать, что по ассоциации острый на язык городской люд так же стал называть и церковные храмы.
"Клюквенников" кликали еще и "марушниками": от слова "маруха", то есть девка, баба. Женщины, как правило, составляли большинство прихожанок, к тому же церковь являлась своеобразным общественным центром, где можно показать себя, поглядеть на других – словом, как нынче говорят, "порисоваться". Поэтому женщины чаще всего становились жертвами церковных воришек.
Здесь будет кстати сказать пару слов о происхождении слов "маруха", "мара", "шмара", которые большая часть нашей почтенной публики почему-то считает "низкими" и "блатными" лишь на том основании, что они вошли в лексику уголовно-арестантского жаргона. "Марухой", "марой" в славянской мифологии зовут кикимору – злой дух дома, жену домового (в Сибири – также и жену лешего), нечисть. Согласно поверьям, кикимора, маруха беспокоит по ночам маленьких детей, путает пряжу, вредит домашней птице, особенно курам. Маруха враждебно настроена по отношению к мужчинам. Русские мужики называли жен "марами", "марухами" в шутку или со злой издевкой. Вариант "шмара" появился в южных говорах: на Кубани так называли любовниц, на Дону – гулящих девок (и даже парней).
Было у русских церквей на жаргоне и ещё одно название. Скорее всего, его можно рассматривать как вариант "клюквы" – "клюка". Соответственно и церковных воров называли не только "клюквенниками", но и "клюшниками", "клюкарями", "клюкушкиными". Сергей Снегов, гулаговский "сиделец", объяснил это слово просто: "клюка – церковь, у церкви масса старух с клюками". Мне, однако, кажется такое объяснение слишком примитивным, вроде народного "мордальон" – "потому что внутрях завсегда чья-то морда на патрете". Вероятнее все же, что мы имеем дело с искаженной формой слова "клюква". Но, как бы там ни было, в конце концов "клюква" полностью вытеснила "клюку" из босяцкого языка.
Вообще история "советских клюквенников" чрезвычайно поучительна и занимательна! К сожалению, здесь не хватит места, чтобы ее поведать сколько-нибудь подробно. Но пару слов сказать необходимо.
В уголовном мире царской России не было уважения ни к религии, ни к ее служителям. Народоволец П. Якубович, долгое время пробывший на сибирских рудниках, вспоминал:
Особенно ярко проявлялась ненависть арестантов к духовенству. Последнее пользовалось почему-то одинаковой непопулярностью среди всех, поголовно всех обитателей каторги… Это какая-то традиционная, передающаяся от одной генерации арестантов к другой вражда… ("В мире отверженных. Записки старого каторжника")
Причина этой ненависти, надо думать, заключалась в том, что церковь пользовалась всемерной поддержкой государства и как бы освящала все несправедливости, государством творимые. При этом святые отцы призывали народ к смирению и послушанию, что особо бесило вольнолюбивых "бродяг", "варнаков", "босяков".
Примечания
1
Джуки-пуки – так уркаганы определяют наслаждения, которые им чужды: рок, брейк-данс, попсу голимую и проч.
2
Урла – молодёжь.
3
Бейцы – мужские яички (еврейск.).
4
Дупель – болван.
5
Дотман – то же, что дупель.
6
Парафин лить, парафинить – унижать, рассказывать что-либо позорное, компромат.
7
Тонна – тысяча рублей.
8
Коцы – ботинки (в данном случае – кроссовки).
9
Валет – ненормальный человек.
10
На арестантском жаргоне "два на два" означает – идиот.
11
Дунька Кулакова – так уголовники и зэки образно определяют онанирование.
12
Жилуха – жилая зона колонии, где находятся общежития осуждённых.
13
Кадушка – штрафной изолятор.
14
Обиженник – пассивный педераст.
15
Мазу тянуть – поддерживать кого-то.
16
Мослы – ноги.
17
Прокладка – хитрость, подлянка.
18
Базар килма – прекращайте кричать.
19
Вольт – хитрость, уловка (от карточного шулерского термина).
20
Набздюм – вдвоём.
21
Набой – подсказка, наводка.
22
Крестовик – подпольный торговец иконами.
23
Доска – икона.
24
Маякнуть – дать сигнал, намекнуть, подсказать и т д.
25
Работнуть – совершить преступление.
26
Клюква – церковь; клюквенник – церковный вор.
27
Навернуть – украсть.
28
Марушник – церковный вор.
29
Штопорнуть – ограбить.
30
Ласты склеить – умереть.
31
Приняли на бану – арестовали на вокзале.
32
Мокрощёлка – девушка, женщина.
33
Дубак – здесь: охранник.
34
Контора – отделение милиции.
35
Писец – то же, что "пиздец": всё кончено, полный крах.
36
Базло – рот.
37
Покоцанная – побитая, треснутая.
38
Лапти сплести – сбежать.
39
Обезьянник – комната для задержанных в отделении милиции.
40
Гадиловка – отделение милиции.
41
Квас – спиртное; квасить – крепко выпивать.
42
Ребе – учитель (уважительное еврейское обращение).
43
Нахес – хорошо, цорес – плохо (еврейск.).
44
Гой – общее определение не-евреев (еврейск.).
45
Гопничать – грабить на "гоп-стоп" (на испуг на улице).
46
Мазел – узел.
47
Бацилла – пища, богатая витаминами.
48
Дальняк – сортир.
49
Уру-ру – обращение с целью привлечь внимание (типа "алё-малё").
50
Писака – карманник, который ворует, разрезая одежду жертвы ("писать" – резать).
51
Нутряк – внутренний карман.
52
Дурочку разбить – раскрыть сумочку.
53
Бегать – совершать преступления.
54
Базлать – разговаривать.
55
Володя, володик – простак, жертва карманника.
56
Лопатник – кошелёк, портмоне.
57
Бомбить – совершать кражи.
58
Фортяк – предмет для прикрытия "работающей" руки при совершении карманной кражи (газета, плащ и пр.).
59
Садка – остановка общественного транспорта; давить садку – совершать кражу при входе в транспорт.
60
Туча – базар, рынок.
61
Тихарь – сотрудник милицейского взвода по отлову карманников.
62
Нарком – наркоман.
63
Чистодел – уголовник, совершающий "чистые" кражи, без насилия и убийств.
64
Кожа – портмоне, кошелёк.
65
Зелёнка – военная форма.
66
Цветной – сотрудник милиции в форме.
67
Литер – лейтенант.
68
Положняковая пятилетка – пять лет лишения свободы, положенные по сроку.
69
Слесарь – специализация квартирного вора (во время совершения преступления выдаёт себя за слесаря).
70
Гады – тяжёлые лагерные ботинки.
71
Шкирята, шкеры, шкары – брюки.
72
На киче вкатил – проиграл в тюрьме (СИЗО).
73
Батон – голова; батон крошится – с головой не в порядке.
74
Нулёвка, нулевый – новый.
75
Центровой – отличный.
76
Дальняк – так называют не только туалет, но и колонию, которая находится в глуши, вдалеке от крупных населённых пунктов.
77
Командировка – колония.
78
Вбиться – одеться во что-то.
79
Зарядить в торец – ударить в лицо.
80
Шнифт – здесь: окно.
81
Борода – пустое дело, нет ничего.
82
Фазан – пустое, бесполезное дело; обман.
83
Духовитый – смелый, отчаянный.
84
Сблочить – снять.
85
Корочки – туфли.
86
Колёса – обувь.
87
Котлы – часы.
88
Насунуть – украсть.
89
Лавэ, лавешки – деньги (цыганск.).
90
Тарочки – сигареты.
91
Фанера – болван.
92
Майдан – поезд.
93
Жестянка – железная дорога.
94
Фуцан – лопух, простофиля; то же, что "фраер" в гулаговском понимании.
95
Войдот – вой, плач, крик.
96
Чучмек – нерусский человек, азиат.
97
Мелодия – отделение милиции.
98
Пробить – узнать, разведать.