На кастинг пришли две кандидатки. Первая оказалась студенткой консерватории, была в кожанке и с пирсингом на лице. Звали ее Викой. Другая была бывшей проституткой из гостиницы "Харьков", сказала, что хорошо владеет итальянским, поскольку в свое время работала именно в итальянских борделях. Сказала также, что ее там хорошо знают, но что теперь она решила завязать со своим печальным прошлым и попробовать силы в шоу-бизнесе. Гавриила испугала фраза о том, что ее там все знают, поэтому он решил взять студентку консерватории, однако попросил бывшую проститутку остаться на вечер и пробухал с ней до утра, вспоминая общих знакомых. На следующий день в студию пришли снимать очередной выпуск детской утренней программы. Ведущая программы, Марта, была в желтого цвета парике, танцевала на фоне кислотных слонов и детским голосом пересказывала невидимой аудитории правила личной гигиены.
- Марта, - подошел к ней Гавриил после записи, - вот ты серьезная актриса, у тебя данные, у тебя, наконец, голос. Не хочешь попробовать себя в серьезном проекте?
- А что за проект? - поинтересовалась Марта, поправляя желтый парик.
- Снимаем кино, - сказал ей Гавриил. - Совместно с итальянцами.
- А тематика какая? - спросила Марта.
- Тематика национальная, - объяснил ей Гавриил, - социалка, любовь, дорожная романтика, Пазолини, понимаешь? У нас нет актрисы на главную роль. И парик твой, - добавил он, - можно будет использовать.
В первый съемочный день решили снять сцену в кабинете профсоюзного лидера. В третью студию набилось несколько десятков любопытных, пришел директор телекомпании, целой делегацией приехали пожарные, пришли какие-то фанатки "тети Марты", принесли ей цветы и конфеты, но их Гавриил в студию не пустил, сказал, что это не для детей. Разве что, предложил, в качестве массовки. Валюня принес написанные им накануне диалоги и два комплекта кожаного белья, взятого им напрокат у директора парка культуры. Остальную одежду Гавриил подобрал среди реквизита детской утренней программы. Вика и Марта надели кожаное белье, Марта надела желтый парик, пожарные достали из дипломатов выпивку и закуску. Решили снимать. В последний момент Гавриил поменял роли - Вика должна была играть главную героиню, а Марта - профсоюзного лидера. В своем желтом парике она напоминала лидера профсоюза артистов цирка. "Вика, - давал указания Гавриил, - ты заходишь в кабинет. Тебя разрывают внутренние противоречия, понимаешь? Ты задумчиво гладишь все свое тело. Я сказал - все! Так, теперь ты, - обратился он к Марте. - Ты профсоюзный лидер, ты видишь, что ее разрывают внутренние противоречия. Ляг на стол! Да не на живот! Ляг нормально, ты профсоюзный лидер", - Гавриил увлекся, и съемки шли довольно живо до тех пор, пока пожарные не выпили свою водку и не полезли на съемочную площадку. "Хватит на сегодня", - сказал Валюня, и все неохотно потянулись к выходу.
- Тебе куда? - спросила Вика свою напарницу.
- Не знаю, - ответила Марта, - метро уже закрыто, наверное, тут останусь, на декорациях переночую.
- Пошли ко мне, - сказала Вика и потащила ее на улицу.
- Этот фильм, - говорила Марта, - такой странный, я в нем не все понимаю.
Они сидели на полу в комнате Вики и пили портвейн, купленный в ночном магазине.
- Скажем, моя героиня говорит: "Обожги меня огнем своей страсти!" Я не совсем понимаю, что здесь имеется в виду.
- Все просто, - отвечала ей Вика, - они же швеи, это профессиональные разговоры.
Через какое-то время Валюня взял весь отснятый материал, сказал ждать и не волноваться и полетел в Милан на встречу с координаторами программы.
Съемочный график был безнадежно нарушен, новости от Валюни не приходили, и съемочную группу охватили тревога и недобрые предчувствия. Марта вернулась к своей детской утренней программе, Вика приходила к ней на записи, сидела в студии и игралась мягкими игрушками, отрывая им уши и хоботы. Гавриил томился без работы, пару раз брался за халтуру, побывал на собрании анонимных алкоголиков. И хотя особого отношения к истории это не имеет, но случилось это приблизительно так.
Однажды утром он встретил в госпромовской столовой Боткина. Боткин, так же как и Гавриил, принадлежал к постоянным клиентам столовой, ему здесь тоже наливали в кредит. И, увидев Гавриила, он заулыбался ему, как лишь постоянный клиент может заулыбаться другому не менее постоянному клиенту. Они сели за столик, и после этого между ними завязалась непринужденная беседа - о курсах валют, об обвалах на биржах, об энергоносителях и коррупции в органах власти, одним словом, о чем могут говорить два интеллектуала, которые еще не выпили свою утреннюю водку. В частности, Боткин говорил о своем здоровье, сказал, что в последнее время серьезно за него взялся, и призвал Гавриила сделать то же самое.
Тут нужно сказать, что Гавриил годился ему в сыновья. Боткин, по паспорту Товстуха Евгений Петрович, был старым битником и диссидентом, так сказать колючим обломком шестидесятничества, но имел широкую натуру и легко переходил со всеми на "ты". Всю свою сознательную жизнь он работал участковым врачом, поэтому был прозван Боткиным и пользовался авторитетом в разных странных компаниях. Квартира его, в которой он, как истинный диссидент и обломок шестидесятничества, убирал редко, была завалена макулатурой и мусором. В книжном шкафу на почетном месте стояло фото Евтушенко. На обратной стороне фото была надпись: "Дорогой Жене от поэта Евтушенко с душевным приветом". Боткин утверждал, что фото подписано именно ему. "Да! - кричал он оппонентам, которые ему не верили. - Мне! Вот тут и написано: "Дорогой Жене"! "От поэта Евтушенко"! То есть мне, Евгению Петровичу Товстухе!" Боткин утверждал, что маэстро непосредственно подписал фото ему после одного выступления в мятежные шестидесятые, но был на тот момент в таком свинском состоянии, что отреагировал лишь на знакомое ему сызмальства имя.
Выйдя на пенсию и оставив по себе необычайно пеструю и многообразную клиентуру, Боткин вдруг взялся за собственное здоровье. Причем взялся он за него нетрадиционными методами. "Я знаю, что такое советская медицина, - кричал он оппонентам, - поверьте мне, я проработал в системе около сорока лет. К врачу я пойду, только если меня укусит ядовитая змея". Вместо этого Боткин увлекся йогой, диагностикой кармы и тантрическим сексом. К тантрическому сексу он, впрочем, быстро охладел. Меня, говорил, и обычный-то секс не интересует, что и говорить о тантрическом. Наконец кто-то посоветовал ему записаться на курсы анонимных алкоголиков. Он подумал и записался. "Что вы мне говорите, - кричал он оппонентам, - я сам врач, я знаю целительную силу самоанализа". Пить он при этом, ясное дело, не бросил, говорил, что все эти курсы ему нужны лишь для аутотренинга, а прежде всего - для лучшей диагностики кармы. Теперь он все это рассказал Гавриилу и даже предложил пойти вместе на очередное заседание анонимных алкоголиков.
- Ты пойми, - кричал он Гавриилу, - ты даже не представляешь, что у тебя между чакрами делается! Ты бы пришел, послушал умных людей.
- А что за публика на эти курсы ходит? - поинтересовался Гавриил.
- Нас много, - объяснил ему Боткин, - публика интеллигентная, там еще бар есть.
Курсы проходили в актовом зале Дворца пионеров. Стол был накрыт красной скатертью, окна наглухо задраены тяжелыми шторами. Анонимные алкоголики приходили по одному и молча занимали места подальше от сцены. Поддатый Гавриил попробовал сразу же включить камеру, но к нему подошел дежурный ответственный, назвался Юлием Юрьевичем и попросил камеру выключить. "Вы что, - сказал он, - нельзя! Этим вы нарушаете анонимность наших алкоголиков". Гавриил слегка растерялся, но Боткин потащил его в первый ряд. "Тут удобнее, - сказал он, - и нас все будут видеть". Гавриил еще удивился, в чем здесь, мол, преимущества, но алкоголики понемногу собрались, и можно было начинать. Последним привели недовольного вида молодого анонимного алкоголика. Его сопровождали два сержанта, и глядел он на всех недобрым взглядом.
- Ну что ж, - сказал Юлий Юрьевич, - давайте встанем и возьмемся за руки в знак солидарности.
Все встали. Гавриил взял за руку Боткина, сержанты взяли за руки задержанного анонимного алкоголика. Тот попробовал оказать сопротивление, но сержанты свое дело знали.
- Вот и славно, - сказал Юлий Юрьевич, - прошу всех присаживаться. Кто начнет?
Руку поднял один из сержантов.
- Юлий Юрьевич, - сказал один из сержантов, - можно мы? У нас режим.
- Ну что ж, - сказал ему Юлий Юрьевич, - назовитесь, кто вы?
Задержанный молчал.
Один из сержантов не выдержал и толкнул его. Задержанный перевел на сержанта тяжелый взгляд, повернулся к Юлию Юрьевичу и начал:
- Я Алик Заика.
- Привет, Алик Заика, - дружно прокатилось по залу.
Алик снова замолчал, один из сержантов еще раз его толкнул.
- Я - анонимный алкоголик, - снова подал голос Алик.
- Хорошо, Алик Заика, - прокатилась по залу еще одна волна общей приязни.
- Расскажи нам свою историю, Алик, - обратился к нему Юлий Юрьевич.
Алик подумал и сказал такое:
- Двадцать шестого мая этого года в восемнадцать часов тридцать минут, пребывая в состоянии алкогольного опьянения средней тяжести, я совершил дерзкий угон служебного автомобиля марки "ЗиЛ", принадлежащего торговой фирме "Морозко", в результате чего вышеуказанная торговая фирма понесла материальные и финансовые убытки в размере трехсот пятидесяти килограммов мороженой рыбы, расфасованной в брикеты. После этого, пребывая в том же состоянии, я осознал меру своей вины и решил добровольно сдаться в руки законной власти. Вследствие чего, потеряв управление автомобилем марки "ЗиЛ", я въехал в информационный щит с наглядной агитацией, принадлежащий районному отделу внутренних дел Киевского района города Харькова. Последствием этого инцидента стала несанкционированная выгрузка на территории отделения морепродуктов фирмы "Морозко", то есть вышеупомянутых трехсот пятидесяти килограммов мороженой рыбы.
- Да он, падла, этой рыбой нам весь коридор завалил! - сорвался на ноги один из сержантов. - Мы ее полночи собирали, как моржи! И щит с агитацией сбил! А у нас там вся оперативка! Мудак! - сказал он Алику и сел на место.
- Ну хорошо, - сказал Юлий Юрьевич, - давайте поблагодарим Алика за его историю.
- Спасибо тебе, Алик Заика, - прокатилось по залу.
Один из сержантов подскочил к Юлию Юрьевичу, тот подписал какой-то документ, и Алика потащили к выходу.
- До свидания, Алик Заика, - прокатилось вслед.
- Чтоб вы сдохли! - крикнул Алик, но сержанты заломили ему руки и выволокли в коридор.
- Ну что ж, - удовлетворенно сказал Юлий Юрьевич, - кто следующий?
- Давайте я, - поднял руку Боткин. - Смотри, - наклонился он к Гавриилу, - как я их сейчас урою.
- Ну давайте, - согласился Юлий Юрьевич.
- Я, - сказал Боткин, - Товстуха Евгений Петрович.
- Привет, Товстуха Евгений Петрович, - снова прокатилось по залу.
- Я - анонимный алкоголик, - радостно выкрикнул Боткин.
- Хорошо, хорошо, - откликнулась на это аудитория.
- Расскажи нам свою историю, Евгений Петрович, - попросил дежурный ответственный.
- История моя такая, - не заставил себя упрашивать Боткин. - Я - медицинский работник. Всю свою жизнь я посвятил служению на благо своих сограждан!
- А становился ли тебе в этом препятствием алкоголь? - попробовал повернуть разговор в более уместное русло Юлий Юрьевич.
- Становился, - не стал скрывать Боткин, - становился.
- И как он становился? - дальше поинтересовался Юлий Юрьевич.
- По-разному, - Боткин задумчиво почесал подбородок, - по-разному. Помню, как-то раз заступаю я на смену, как сейчас помню, девятого ноября дело было, как раз на праздник.
- Погоди, Евгений Петрович, - перебил его дежурный ответственный, - на какой праздник?
- Ну, день революции, - ответил ему Боткин, - седьмого ноября.
- А на дежурство ты когда заступил? - переспросил его строго Юлий Юрьевич.
- Девятого, - повторил Боткин. - Мы ж с коллективом после праздника еще не виделись, решили отметить. И привозят нам, как сейчас помню, труп. А нам как раз в магазин надо было съездить. Ну, я говорю, парни, давай, заноси его пока что на кухню.
- Евгений Петрович, - снова перебил его ответственный, - а чувствовал ли ты при этом потребность поделиться с кем-то своей проблемой?
- Вот, - ответил на это Боткин, - именно об этом я и говорю.
- Ладно, - не дал ему продолжить дежурный ответственный, - давайте поблагодарим Евгения Петровича за его историю.
- Спасибо, Евгений Петрович! - загудела благодарная аудитория.
И, раскланявшись во все стороны, Боткин, довольный, сел на свой стул.
- Ну, как тебе? - спросил он Гавриила. - А теперь давай ты.
- Я? - испугался Гавриил.
- Да-да, - подбодрил его Боткин. - Тут главное аутотренинг, так что давай.
- Ну что ж, - продолжил Юлий Юрьевич. - Кто дальше? Вы? - посмотрел он на Гавриила.
Гавриил было заколебался, но в спину ему приязненно зашипели, и он встал.
- Я Толик Гавриленко. - Новая волна приязни ударила ему в спину. - Я алкоголик.
- Анонимный алкоголик, - поправил его дежурный ответственный.
- Почему анонимный? - обиделся Гавриил. - Нормальный.
- И давно вы почувствовали, что алкоголь стал вам преградой? - спросил его дежурный ответственный.
- Да, - сказал Гавриил, - нет.
- Вы поняли, - попробовал ему помочь Юлий Юрьевич, - что не можете контролировать ситуацию?
- Конечно, - ответил Гавриил, - конечно.
- И что алкоголь становится стеной между вами и вашими близкими? - гнул свое Юлий Юрьевич.
- Несомненно, - согласился Гавриил. - Я, - сказал он, - когда женился, решил сэкономить на фотографе. И все фотографировал сам. Соответственно, меня не было ни на одном фото. На меня после этого обиделись родители, сказали, что я, очевидно, был такой пьяный, что не попал ни на одно фото.
- Хорошо, хорошо, - радостно зашумела аудитория.
- И когда вы решили сказать решительное "нет" алкоголю? - несколько ревниво перебил его дежурный ответственный.
- Да вы знаете, - сказал Гавриил, - я на самом деле еще не решил. Хотите, я расскажу вам свой сценарий? - неожиданно обратился он к Юлию Юрьевичу.
- Сценарий? - не понял тот.
- Да, сценарий. Я его придумал несколько лет назад. Это сценарий моего будущего фильма.
- Ну, не знаю… - заколебался ответственный, но аудитория снова зашумела, и Гавриил продолжил:
- Одним словом, это должен быть фильм-катастрофа.
- Катастрофа? - все так же растерянно переспросил Юлий Юрьевич.
- Да, фильм-катастрофа. Главный герой работает библейским сурдопереводчиком.
- Кем?
- Библейским сурдопереводчиком, он работает на телевидении и переводит с помощью рук Слово Божье. И вот как-то раз священник, за которым он переводит, открывает ему страшную тайну, что, оказывается, мы стоим на пороге гуманитарной и экологической катастрофы и что скоро нам всем настанет гуманитарный конец. И он предлагает переводчику записать для будущих поколений сурдоперевод Слова Божьего и заморозить его на тысячу лет. Потом священник становится жертвой неизвестных, а переводчик действительно записывает сурдоперевод Слова Божьего, я, правда, еще не решил, на каких носителях, но, скорее всего, на дивиди.
- Да, лучше на дивиди! - крикнул кто-то из зала.
- Да, правда, лучше на дивиди, - согласился Гавриил, - и передает это в секретную лабораторию на заморозку.
И дальше события разворачиваются через тысячу лет. Гуманитарная и экологическая катастрофа действительно происходит, но цивилизация выживает. Правда, со значительными культурными потерями.
- Какими именно? - спросил кто-то из зала, записывая за Гавриилом.
- В первую очередь, - объяснил Гавриил, - теряется способность воспринимать знаковые коммуникативные системы.
- Вы хотите сказать, - выкрикнул кто-то, - что цивилизация утрачивает способность воспринимать обычные знаковые носители информации?
- Именно так, - подтвердил Гавриил чьи-то догадки.
- Какие носители? - переспросил Юлий Юрьевич.
- Да буквы мы все забудем, - раздраженно объяснил ему Боткин, - что тут непонятного?
- Именно так, - снова согласился Гавриил. - Одним словом, вследствие гуманитарной и экологической катастрофы цивилизация утрачивает возможность воспринимать и интерпретировать фактически весь корпус так называемого культурного наследия. Книг нет, газет нет.
- Мобильников нет! - крикнул кто-то из зала.
- И цивилизация постепенно теряет свою культурную память, понимаете? Но в это время проходит тысяча лет, и в секретной лаборатории размораживается дивиди с сурдопереводом Слова Божьего. Тут вплетается криминальный сюжет, появляются злые силы, которые не хотят, чтобы размороженный дивиди стал достоянием потомков, но в конце концов Слово Божье попадает куда надо.
- Хорошо, хорошо! - покатилась на Гавриила новая волна.
- Но проблема в том, - продолжил Гавриил, - что цивилизация, утратив способность к вычитыванию знаковых информационных систем, не может должным образом расшифровать это послание. Они воспринимают эту сложную систему передачи информации как набор визуальных позиций, каждая из которых является для них не больше чем, скажем, подвижным иероглифом. И вот они копируют для себя все основные знаки сурдоперевода, придавая каждому из них свое, совсем новое значение. И начинают пользоваться этой новой системой передачи информации.
- Наливают в старые мехи новое вино! - снова кто-то выкрикнул из зала, и аудитория радостно захлопала.
- Именно так, - еще раз согласился Гавриил, - именно так. А самое интересное, что, общаясь с помощью перенятой из прошлого знаковой системы, они, сами не желая того, воссоздают в повседневной жизни текст Святого Писания.
- Присоединяясь к его энергетическому полю! - выкрикнул Боткин, обернувшись к аудитории.
- Да, - подхватил Гавриил, - фактически текст Святого Писания проникает в их быт, как вирус, о котором они даже не догадываются. Это как в компьютере, понимаете? - обратился он к Юлию Юрьевичу.
Тот неуверенно кивнул головой.
- И это неожиданным образом отражается на всем развитии цивилизации.
- Позитивно отражается? - спросил тот, кто записывал.
- Ясно, что позитивно, - сказал Гавриил, - ведь фактически целая цивилизация, условно говоря, начинает вместо толкового словаря использовать словарь библейских терминов и целые куски Святого Писания, например Книгу Великих Пророков.
- Почему именно Книгу Великих Пророков? - спросил кто-то озабоченно.