Долгие, трудные месяцы прослужил за Гиндукушем подполковник Занятнов. В справке-докладе о части я видел цифры выходов подполковника на охрану колонн: сначала записано что-то около ста, потом зачеркнуто и поставлены другие цифры, снова зачеркнуто и от руки вписано "Много!".
На рассвете позавтракали холодными консервами, выпили по глотку компота из фляг. С вершины просматривался краешек нашего долинного лагеря, все бы хорошо, да Уж очень круты спуски. Занятнов долго массировал ноги, приговаривая с непривычной для него просительной интонацией:
- Не позорьте хозяина, дошагайте до лагеря. Там я вас в баньке попарю…
Массаж и заиливание помогли примерно на час пути. За этот час солдаты снова вспотели и пропылились. Подъемов почти не было - только затяжные спуски, которые надо было преодолевать как можно быстрее.
Занятнов понемногу отставал, но снижать скорость движения запретил. Кроме оружия подполковник нес еще небольшую УКВ-радиостанцию; останавливаясь, переговаривался с экипажами вертолетов, которые попарно барражировали над нами.
На втором часу спуска остановки и переговоры участились, а потом, я увидел, что подполковник несколько раз поднимал к груди рацию, но ничего не произносил.
- Ну совсем не гнутся, болезные. Не ноги, а костыли, - заметив мои взгляды, виновато сказал подполковник. - Отдохну немного, под видом переговоров с вертушками, и догоню. Где скачками, где качками - спущусь как-нибудь…
Мне доводилось работать с телевизионщиками: писал сценарии документальных фильмов, участвовал в съемках. Эх, заснять бы вот этот мучительный спуск Занятнова, и никакого текста, никаких объяснений, ничего бы больше в фильме не потребовалось… Человек-легенда, которого солдаты зовут "наш батя", самый сильный и мужественный офицер из всех, кого мне посчастливилось видеть в Афганистане, недавний десантник - это он едва держится сейчас на ногах и все же "скачками, качками", не отдавая никому ни оружия, ни рации, шатаясь, спускается по выгоревшему, скользкому, сумасшедше крутому склону.
К Занятнову вернулись Михнов и Никитин - будто бы лишь за советом: люди устали (они действительно устали), не сделать ли привал?
- Пока висят над нами вертушки, надо идти, - ответил Занятнов. - Догоняйте, ребята, роту, помогайте молодым.
Долго ли, коротко ли, но спустились наконец в долину. Перед лагерем Занятнов остановил людей:
- Поработали мы хорошо, вернуться тоже надо красиво, такая здесь традиция. Всем заправиться, запевалам прокашляться. Нашу поем, о разведчиках. Командуй, Богданов.
- С места с песней ша-агом марш!
Песня была хорошей: "Труба, сегодня песню пой о суровой службе в разведроте…" Правда, хрипловатыми были голоса и плохо гнулись ноги. "Сколько долгих дней я мечтал о ней - о суровой настоящей жизни…"
С песней прошагали к лагерной линейке, из штабного модуля вышел командир части, поздравил с возвращением, и я ненадолго покинул новых друзей: надо было вымыться, переодеться. После обеда встретились снова. Гасан Амиров лежал в палатке на своей угловой койке второго яруса - у него оказалась нередкая здесь лихорадка, в медсанбат идти отказался. Михнов тоже выглядел простуженным, лицо покрылось мелкими каплями пота, но он продолжал шутить:
- В горах был человек человеком, а внизу стал на мухоловную ленту похож.
Никитин курил в беседке, перелистывал свой альбом. Рядом был замполит роты старший лейтенант Владимир Толстов, он тоже с интересом и уважением рассматривал альбом. Переписываю себе в блокнот первую страничку, вот эта запись: "Даже через много лет перед человеком, который прикоснется к этим листам, откроется то, что я пережил. Воскреснут бессонные ночи, подъемы, тревоги, тоска о доме, по матери и друзьям… Все это объединяет в себе слово "Армия".
А заканчивался альбом словами: "Слава советскому солдату, который оставил частицу своей юности на афганской земле".
Толстов задержал руку Никитина, готовую перелистнуть очередную страницу с записью; "Минск - встреча 1982".
- Юра, это не Кухарчик писал?
- Да, мы дали друг другу слово в Союзе встретиться. Золотой парень, верно, Владимир Алексеевич.
Старший сержант Михаил Кухарчик - бывший секретарь комсомольской организации роты, командир отделения - несколько месяцев назад уволился в запас, вернулся домой, успешно сдал экзамены в институт, вступил в партию. Никитин рассказал еще о родителях старшего сержанта: Михаил, как и положено солдату, писал им спокойные и бодрые письма, и, только увидев сына, они поняли, что ему довелось пережить. Под рассказ Никитина о Кухарчике мне вдруг вспомнилось прекрасное стихотворение Ярослава Смелякова - о матери, которая "в тонкие пеленки пеленала, в теплые сапожки обувала" своих детей и до самой войны не догадывалась, "что героев Времени растила"…
А подполковник Занятное вместо отдыха пошел за фотографиями: недавно его засняли с новыми подчиненными, вот и решил добыть в штабе хоть одну карточку - все-таки память о хороших ребятах, с которыми нежданно-негаданно довелось, пусть недолго, служить.
Заметки по истории
(Продолжение)
Правивший страной в течение двух первых десятилетий двадцатого века Хабибулла-хан родился в царской России, в Самарканде, где изгнанником жил его отец Абдуррахман. С первых же дней восшествия Хабибуллы на престол англичане в лице тогдашнего вице-короля Индии, небезызвестного и в нашей истории лорда-шантажиста Керзона, попытались ультимативно потребовать у Афганистана новые уступки. В итоге Хабибулла счел за благо продолжить политику изоляции. Европейцам по-прежнему запрещалось пересекать границу без особого, разрешения (фирмана), которое выдавал лично эмир. Афганистан оставался крайне отсталой страной с почти поголовно неграмотным населением, феодальными отношениями и неограниченностью власти эмира.
Европейские же влияния были чисто внешними и проникали только в ближайшее окружение эмира: сановники время от времени облачались в европейские одежды, играли в гольф и крикет, обзавелись американскими авторучками…
Сам эмир, правда, пристрастился еще к автомобильной езде, в его личном гараже перед началом первой мировой войны было 57 автомашин различных марок.
Первая мировая война потребовала от Хабибуллы серьезных решений. Сначала он провозгласил нейтралитет Афганистана, а затем официально опроверг слухи о своих враждебных намерениях против России. Надо учитывать, что для этого эмиру требовалось одолеть не только политическое, но и религиозное противодействие, ведь немецкая и турецкая пропаганда изображала кайзеровскую Германию бескорыстным другом мусульман, даже распространяла вымысел, будто Вильгельм II принял ислам.
Турецкий султан, религиозный авторитет которого в мусульманском мире был очень велик, посылал афганскому эмиру письма с призывом участвовать в священной войне "джихад" против России и Англии. В мае 1916 года эмир было заколебался, объявив на встрече с германо-австро-турецкой миссией, что вступит в войну, если Германия даст Афганистану 20 тысяч своих солдат, 100 тысяч винтовок, 200 орудий, а также боеприпасы и снаряжение. Но сделка не состоялась. Благоразумие эмира взяло верх, да и требования его по тем временам были слишком высоки.
Великая Октябрьская социалистическая революция, а также крупные антианглийские волнения в Индии создали благоприятные условия для завоевания Афганистаном полного государственного суверенитета. Но Хабибулла упрямо не отвечал на дружественные шаги Советского правительства, на обращения Туркестанской республики об установлении дипломатических отношений. Больше того, территория Афганистана была превращена в одну из басмаческих баз для борьбы против Советской страны. С конца 1917 года обстановка на советско-афганской границе стала напряженной.
В феврале 1919 года Хабибулла был убит в охотничьей палатке неподалеку от Джелалабада. После острой борьбы с братом убитого эмира и главой мусульманского духовенства Насруллой-ханом, вокруг которого группировались наиболее реакционные афганские феодалы, эмиром стал третий сын Хабибуллы - Аманулла-хан.
Человек сравнительно прогрессивных взглядов, поддерживавший в свое время движение так называемых младоафганцев, Аманулла провозгласил независимость своей страны.
Уже 27 марта 1919 года Советское правительство первым в мире объявило о признании полного суверенитета и независимости афганского государства. Через десять дней Аманулла направил В. И. Ленину послание с предложением союза и дружбы: "Так как Вы, Ваше величество, мой великий и любезный друг - Президент Великого Российского государства, вместе с другими своими товарищами - друзьями человечества взяли на себя почетную к благородную задачу заботиться о мире и благе людей и провозгласили принцип свободы и равноправия стран и пародов всего мира, то я счастлив впервые от имени стремящегося к прогрессу афганского народа направить Вам свое настоящее дружественное послание Независимого и свободного Афганистана".
Когда в соседней Индии развернулась широкая кампания гражданского неповиновения английским колониальным властям, Аманулла открыто выступил с одобрением повстанцев, посылал им свои воззвания: "По моему мнению, индийцы глубоко правы, когда они поднимают восстания и беспорядки".
Англия не признала независимости Афганистана и сосредоточила вблизи его границ крупные ударные силы. 3 мая 1919 года в районе Хайбарского прохода произошло столкновение между афганскими и английскими пограничными отрядами, а затем подразделения афганских регулярных войск перешли границу и заняли высоты перед английским укреплением Ланди-Котал. Началась третья англо-афганская война.
Она была короткой - длилась менее месяца, главные ее события проходили за пределами Афганистана. Правда, английские войска заняли афганское укрепление Дакку, разбили там крупные силы афганцев, но продолжить наступление на Кабул не смогли: в английских войсках вспыхнула эпидемия холеры, да и афганские племена по сложившейся уже традиции стали нарушать коммуникации с Индией. Это оказалось самым больным местом для англичан, охраной коммуникаций на Хайбарском фронте были полностью заняты две дивизии и многие кавалерийские подразделения.
В сложившейся ситуации вся сосредоточенная у границ Афганистана 340-тысячная английская армия (полный же списочный ее состав определялся в 750 тысяч человек при 450 тысячах вьючных животных) оказалась бессильной. 28 мая 1919 года англичане получили предложение Амануллы заключить перемирие и приняли его.
В сентябре того же года, когда была восстановлена железнодорожная связь с Туркестаном, на станция Челкар остановились, чтобы разъехаться на одноколейном пути, два встречных поезда. В одном ехало к афганским границам советское посольство во главе с Я. 3. Сурицем, в другом - продвигавшееся к Москве афганское Чрезвычайное посольство Мухаммад Вали-хана. Дипломаты обеих стран и одеждой, и разговорами больше напоминали фронтовиков. Противник у них был общий - империализм. Здесь, в Челкаре, афганцы узнали о победе своего народа, о заключенном перемирии с Англией…
Правление Амануллы началось с реформ. Первым делом он выполнил свои обещания армии: произвел всех офицеров в следующий чин, дал солдатам право в течение года покупать на базарах продукты по установленной более низкой цене. Затем настал черед реформ политических и социальных.
Аманулла ввел трехцветный государственный флаг Афганистана, черная полоса на котором олицетворяла память о черных днях зависимости от Англии, красная - кровь, пролитую народом в борьбе за освобождение, зеленая - зеленеющую ниву прогресса, на которую вступила страна. Был установлен восьмидневный праздник независимости, который ежегодно отмечался в дачном пригороде Кабула - Пагмане, куда перенесли и перезахоронили останки афганских воинов, павших в борьбе с англичанами.
О других реформах тех лет мы подробно говорили с майором Опариным ("Калейдоскоп Опарина"), не буду их снова перечислять, лишь подчеркну, что почти любые реформы - дело болезненное. Мусульманское духовенство не простило Аманулле его борьбы за "чистоту ислама", нововведений в быте верующих; феодалы - частичного ограничения своей власти; крестьяне - изощрившегося, всепроникающего налогового обложения. В 1928 году вспыхнула крупное антиправительственное восстание, а в начале следующего года предводитель восставших - дезертировавший из армии унтер-офицер Бачаи Сакао ("Сын водоноса") захватил Кабул и провозгласил себя эмиром Афганистана под именем Хабибуллы-хана.
Аманулла эмигрировал, долго жил в Италии, умер в Цюрихе в 1960 году.
Афганистан вернулся было к худшим временам средневековья, снова стал базой басмаческих выступлений против Советских республик Средней Азии.
Бачаи Сакао и большинство его людей пришли с севера, где преобладало таджикское население, недовольство их победой быстро росло среди афганских племен Восточной и Южной провинций. Вскоре Кабул был отбит у сторонников Бачаи Сакао племенными ополчениями, которые возглавил генерал Надир-хан. 15 октября 1929 года его провозгласили падишахом, то есть первым в истории Афганистана королем.
При Надире в Кабуле был заключен Договор о нейтралитете и взаимном ненападении между Союзом Советских Социалистических Республик и Афганистаном.
В 1933 году Надир, которому так и не удалось установить в стране спокойствие и порядок и который жестоко преследовал младоафганцев - соратников Амануллы, был убит. Королем стал его сын Мухаммад Захир-шах. Новый король правил около сорока лет. Для Афганистана это были годы растущего международного авторитета страны, но в то же время и годы незатихающих внутренних противоречий.
В 1934 году Афганистан вступил в Лигу наций, через два года установил дипломатические отношения с США.
Перед второй мировой войной и в ее начальный период в Афганистане существовала и активно работала разветвленная сеть фашистской агентуры. В 1941 году после представлений правительств СССР и Великобритании фашистские агенты были из страны высланы.
Ослабленный ростом цен на импортируемые товары, неблагоприятными погодными условиями, мятежами племен, обострившимися социальными противоречиями, Афганистан в послевоенные годы попал под значительное экономическое влияние американского империализма.
Займы и контракты с американскими фирмами втягивали страну во все большую зависимость от США, к тому же многие проекты так и не были завершены.
С конца пятидесятых годов в Афганистане стали вводиться пятилетние планы экономического развития. В середине шестидесятых годов, когда существенно расширилась экономическая помощь Афганистану со стороны СССР, западные страны, в первую очередь США, начали сокращать финансовое и техническое участие в строительстве объектов государственного сектора.
В те годы прокладывались современные автотрассы Кушка - Герат - Кандагар, Кабул - порт Ширхан, строились гидроэлектростанция в Наглу и Джелалабадский ирригационный комплекс, газопромыслы, газопровод, Кабульский политехнический институт…
Но даже существенная и реальная помощь со стороны истинных друзей Афганистана не могла решить за афганский народ его многочисленных внутренних проблем…
9. Долина испытаний
Уже долгие месяцы белеют в горах и долинах Афганистана палаточные городки советских подразделений, выполняющих за Гиндукушем интернациональный долг. Люди в палатках меняются: офицеры уезжают к новым местам службы, поступают в военные академии, солдаты и сержанты, как положено, раз в полгода увольняются в запас, не со всеми старыми друзьями теперь встретишься… А лагерные палатки стоят, как стояли: разве что выгорел и еще больше побелел брезент. Впрочем, внутри палаток уже не нары, а койки, временные печки до виртуозности упростились (простота - сестра совершенства), походные неудобства сменились посильным комфортом лагерной жизни.
А все же как хочется домой, как притягивает душу Родина! И распоряжается заместитель командира одного из подразделений, уступая "просьбам трудящихся", наречь походный магазинчик военторга ласковым словом "Россия"; в другом гарнизоне на фанерном заднике ангара рисуется огромное панно: березы, речка, тропинка.
Рассказывают, что некий ефрейтор сфотографировался под этими березами, послал карточку домой, невесте, и та в ответе удивилась тому, что Афганистан похож на их родную Орловщину.
В лагерях любят петь веселые, а то и шутливые песни, но все чаще на вечерних прогулках с чувством поют и другое:
Дорога ты для солдата,
родная русская земля!
…В половине шестого вечера еще заглядывало из-за отрогов в долину кроваво-красное солнце, в шесть на небе осталась только лупа - огромная, яркая, словно бы отлитая из серебра. Горы, грунтовая аэродромная полоса, само небо в лунном свете стали пепельно-серыми" Подул ветер, затрепетали мелкой листвой тополя за аэродромом. Чуть раньше с кашлем заработал движок, порозовел от электрического света брезент лагерных палаток.
С лунными сумерками лагерь оживился. Задребезжали на скамейках гитары, вышли на линейку патрульные, заторопились с ужином повара. В батальоне ожидалось событие: днем, на приеме у губернатора вийялата (провинции), устроенном в честь мусульманского праздника, Федор Борисович Гладков на смеси английского и пушту договорился с губернатором о взаимообмене фильмами. Афганцам дали видовые - документальные о Самарканде и Бухаре, а в батальон привезли коробки с "Седьмой пулей" - советским фильмом, подаренным кинопрокату Афганистана. В лагере его до этого видели лишь дважды, так что надоесть он не успел.
Зрители вынесли из палаток и расставили сколоченные из ящиков табуреты-чурбачки, сели потеснее, чтобы не продувал рвущийся из ущелья ветер, закурили. На улице было довольно светло, киномеханик без всякого фонарика вправил ленту, аппарат застрекотал, луч высветил сшитый из простыни экран, а заодно и уносимые ветром дымы сигарет. Курево кончалось, и поэтому как-то сама собой определилась норма: сделал три затяжки - передай сигарету товарищу. На экране сразу начали стрелять, без ненужной волокиты проявилась и любовная линия: восточная девушка полюбила красного командира, а не басмача. Одним словом, все увлекательно и злободневно.
Исполняющий обязанности комбата капитан Николай Демидов, худощавый, немногословный, негромкий, на фильм опоздал, замполит капитан Сергей Музычин, придвинув к нему сколоченную из трех досок скамеечку, спросил буднично:
- Дополнительные ставил?
Последнюю неделю лагерь пытались обстреливать с гор, особенно из пещер в километре-двух левее взлетно-посадочной полосы. Вот и сходил Демидов в охранения, приказал наблюдать повнимательнее. К финальной части прибежал запыхавшийся Маджид Абдурасулов - переводчик Гладкова, весь день пропадавший в соседнем афганском батальоне.
После фильма и ужина поехали с Музычиным проверять охранения. Ехать было недалеко, но долго: лагерь кинут в неглубокий котлован вокруг двух холмов. Без малого два года назад в такой же ночной час я наведывался в охранение, которым командовал замполит роты старший лейтенант Музычин. Теперь вот замполит батальона капитан Музычин сам проверяет охрану и оборону лагеря.
Фары уазика не включаем: во-первых, лишний свет здесь ни к чему, во-вторых, неплохо работает луна, а в-третьих, водитель знает вокруг лагеря каждую ямку. Все-таки поневоле едем медленно, объезжая валуны, мелкие окопы стрельбища, горки пустых снарядных гильз.