Похожий ответ, только уже от приятеля-афганца, получил на вопрос о названии деревьев, растущих вдоль аэродромной дороги. Только вернувшись в Москву, прочитал в одной, книге, что это южные платаны. Так что первых своих впечатлений после этого не боюсь. Изредка, правда, буду их комментировать.
…Кабульский аэродром сравнительно невелик, зажат горами, как, впрочем, и все остальные аэродромы этой горной страны. Самолет подрулил поближе к аэровокзалу, скоро стали различимы надписи на транспарантах, растянутых по верху фасада стеклянного здания: "Демократическая реформа земли вырвала корни феодализма", "Да здравствует мир во всем мире!". Написано по-русски.
На стоянке - яркий "Боинг-727с", размерами и формой напоминающий наш Ту-154 (в Афганистане очень мало автомобильных дорог с твердым покрытием. В некоторые из 29 провинций (областей) на машине вообще не проехать - "только самолетом можно долететь". Увиденный в Кабуле "боинг" - один из двух самолетов этого типа, принадлежащих авиакомпании "Ариана". Третий и последний ее лайнер - "Боинг-720". Государственная авиакомпания "Бахтар", обеспечивающая внутренние перевозки, имеет два самолета Як-40 и четыре канадских "Твин-Оттер". Негусто, конечно).
Неподалеку от "боинга" рассыпаны по полю с десяток маленьких, еще более ярко раскрашенных спортивных самолетов и авиеток (видимо, частных), поодаль - зеленые транспортные вертолеты с красными звездами и два наших "Антея". Прежде чем отправиться по первому войсковому адресу, прошу шофера военного уазика проехать через Кабул. От аэропорта в город ведет отличная широкая дорога, но дальше - хуже: машин так много, а улицы так запутанны и узки, что весь транспортный поток сливается в одну многоцветную, дымную и к тому же очень шумную - афганские шоферы любят посигналить! - пробку. Зато в самом центре города увидел знакомый, показавшийся в этих условиях почти родным участок - круглую площадь, в центре которой стоит на тумбе пестро одетый регулировщик. И площадь, и регулировщика несколько раз показывали в телесюжетах программы "Время".
В Кабуле много экзотических достопримечательностей: район старого города с глиняными, стоящими один над другим (а издали кажется, что друг на дружке!) домиками, с глухими улочками, на которые не выходит ни единого окна, зато порою устланными… коврами (тонкости технологии: новый ковер необходимо вытоптать, что и делают ноги прохожих). К достопримечательностям Кабула относятся, конечно, базары и бесконечные торговые лавки - дуканы, где можно купить все: от японских транзисторных магнитофонов до кучки дров, которые продают на вес, укладывая кривые сучья на чаши самодельных рычажных весов. Кроме базаров - мечети, дворцы, Колонна независимости. Неповторим весь Кабул, перечислением тут не отделаешься. С особым чувством смотрю на уступчатые каменные террасы бывшего загородного королевского дворца - последней резиденции Амина. Его приспешники оказали здесь вооруженное сопротивление. Даже издали видно, что дворец нешуточно пострадал. Я знал тогда, что журналистов центральной печати здесь после декабрьских событий еще не бывало. Ну что ж, тем заманчивей побывать. Впрочем, это дело будущего, сегодня не успею: дорога раскручивается мимо дворца, касается подножия горы, на плоской вершине которой зависла серебристая "летающая тарелка" высотного ресторана, тоже, кстати, сохранившего отметины декабрьских событий, вьется дальше и дальше - к одному из палаточных гарнизонов ограниченного контингента наших войск в Афганистане.
Кстати, законный вопрос: почему в Афганистане наши солдаты и офицеры живут в палатках? Да хотя бы потому, что домов европейского, благоустроенного типа в стране крайне мало. Есть они в Кабуле, в нескольких крупных городах, а подавляющее большинство афганцев обитает в саманных, лишенных каких-либо удобств первобытных хижинах. Типовой крестьянский дом - постройка без дверей и окон с плоской (иногда куполообразной) крышей. Стульев, кроватей, столов нет, спят афганцы на подстилках или циновках. Полы глиняные, а то и просто утрамбованная земля. Жители, возможно, и рады бы принять постояльцев, да негде.
А расположены наши палаточные лагеря всегда так, чтобы не мешать хозяевам ни в земледелии, ни в выпасе скота, ни в подходах к ручьям и колодцам. Одним словом, разбиты не в самых удобных для жизни местах.
…Мокрые шеренги темных после дождя палаток, лишь вокруг жестяных труб - светлые колечки сухого брезента. В центре лагеря - линейка машин и прицепов-салонов: темно-зеленых, тоже мокрых, со скользкими, в две-три ступени лесенками у дверей. Ритмично громыхает дизельный движок, добывает электричество для палаток и машин.
По вечерам над движком зажигается привязанная к деревянному шесту лампочка, высвечивая в темноте небольшой круг. С сумерек до отбоя здесь относительное многолюдье: греются у маленького костерка дизельщики, приходят дневальные свободных смен, истопники пилят двуручными пилами дрова, колют щепу, иногда заглядывают и патрульные - перед тем как снова надолго уйти в темноту, приятно минутку постоять у огонька, перекинуться словечком с товарищами.
Изредка через лагерь проезжают машины. Боевые и штабные, как правило, торопятся к штабу, водовозки и другие хозяйственные - в расположение подразделений, к походным кухням, палаточным пунктам питания.
Странное возникает чувство, когда проживешь в таком вот палаточном городке несколько дней, неделю: будто вернулся ко времени детства, когда попросту и без премудростей сознавал себя неотделимой частицей огромного живого мира. Стылая вода в умывальнике, монотонны и рокот дизельного движка, клокотание огня в железной печурке, звезды над головой и вечная мерзлая грязь под ногами…
Палатки в лагере самые разнообразные. Вот рядок маленьких, шатровых. Если они поставлены прямо на земле, го внутри во весь рост не распрямишься, разве что только вплотную у центральной опоры. Поэтому полы обычно заглублены в землю. Через дорогу - палатки другого размера и другой формы: длинные, прямоугольные, с плоскими крышами, над которыми торчит не одна, а несколько печных труб. В такой палатке без тесноты размещается взвод, а то и подразделение побольше. Поодаль - опять россыпь шатровых, но многоместных, просторных. А вот стоит этакий брезентовый куб: ночью, отыскивая в него вход, обшариваешь руками стенку за стопкой. Есть палатки узкие, вытянутые; есть с несколькими входами-тамбурами; есть и многосекционные, перегороженные внутри брезентовыми стенами.
В маленькой палатке удобнее жить, например, экипажу танка, расчету орудия, в палатке побольше - отделению мотострелков, которые по сигналу "Сбор" должны быстро занять места в боевой машине пехоты.
Внутри палаточные домики тоже выглядят разнообразно. В некоторых с первого дня стоят деревянные нары - значит, командир запасливый, догадался прихватить из Союза побольше досок. В других нар нет, но зато пол сантиметров на двадцать застелен мясистыми стеблями долинной травы - трудолюбивые люди живут, не поленились запастись подручным материалом. Печки нередко своеобразные, с усовершенствованиями, хитростями. Наилучшие - так называемые "поларисы": труба с горловиной для заливки солярки и полосой дырок - поддувом.
Общая деталь интерьера - деревянные стояки с автоматами.
…Первая ночь на афганской земле. Почти на ощупь шел от штабной машины, где изучал по карте обстановку и читал донесения, к длинной шеренге палаток. Светили маленькие колючие яркие звезды, словно наклеенные на гигантское полотно купола, нижние прижимались к земле. На гребнях холмов просматривались силуэты боевых машин сторожевого охранения. На горизонте едва различались, только лишь угадывались дальние пирамиды гор: вообще-то в Афганистане трудно найти местечко, возле которого не возвышалась бы какая-нибудь горушка.
Перед палаткой споткнулся о столбик, свалил крышку привязанного к нему рукомойника. Откинув в тамбуре один за другим три брезентовых полога, протиснулся-таки внутрь, на мгновение ослеп от яркого электрического света. У центральной опоры под лампой брился электробритвой незнакомый офицер, придерживая коленкой ненадежное соединение вилки с самодельной розеткой.
Пока глаза привыкали к свету, меня уже взял под локоть майор Владимир Чичканов, с которым познакомились днем в штабе.
- Сосед сегодня не ночует, место самое хорошее, у печки. Располагайся.
Прислушиваясь краем уха к разговору офицеров о службе, я тихонько и - стыдно признаться - сладко начал похрапывать. Сквозь дремоту привиделась вдруг прелестная иранская певичка, которую чао назад показывали по местному телевидению вслед за шестым выпуском - нашего "Ну, погоди!".
Что другое, а вот уж открытое женское лицо в Афганистане увидишь не часто, разве что в Кабуле: он издавна сложился как культурный центр страны, легче воспринимает новые веяния, и женщина без паранджи на его улицах - не редкость. Но в Кабуле я пробыл мало, а в афганской глубинке нравы куда более круты.
Волей-неволей надо сказать несколько слов по женскому вопросу. Потому хотя бы, что контрреволюционеры и некоторая враждебная часть духовенства пытаются и его обыграть в свою пользу. Дело в том, что женщин в Афганистане меньше, чем мужчин. По некоторым данным, разница составляет почти десять процентов. К тому же надо учитывать, что мусульманские законы допускают многоженство и что традиционно велик (хотя официально он вообще отменен) калым - выкуп, который жених выплачивает за невесту. В итоге, далеко не каждый бедняк получает самое человечное и, казалось бы, неотъемлемое право - продлить свой род, продолжить жизнь в детях. Многие бедняки работают на феодала за единственную плату, которую богатей выдаст через десятки лет эксплуатации их труда, - первоначальный взнос калыма. Поэтому и попадают порой в сколоченные бывшими феодалами банды обманутые, целиком зависимые от произвола хозяина бедняки. А когда на афганскую землю, выполняя интернациональный долг, пришли советские солдаты, контрреволюция поспешила в поток ненависти и клеветы влить мутный ручей "слез сочувствия" к трудолюбивым и обездоленным крестьянам: дескать, русские завоеватели заберут себе лучших женщин, и вы потому не сможете найти себе жену, продолжить угодный аллаху род.
Здесь, в Союзе, подобный вымысел кажется настолько нелепым, что смешно было бы и опровергать его. Но в Афганистане это пока серьезно.
Меня, однако, интересовала совсем другая сторона женского, а точнее сказать, семейного вопроса. Нашим офицерам не в диковинку, конечно, частые разлуки с семьями, порой продолжительные, связанные с полевой учебой или другими обстоятельствами службы. И все же неделями, месяцами не видеть детей, жену, не иметь возможности позаботиться о них - разве такое для мужчины легко? Личные переживания, если говорить честно, могут не только сплачивать, но и разобщать людей. В палаточных гарнизонах на афганской земле они наших воинов сплачивают…
Заметки по истории
До декабря 1979 года знал об Афганистане лишь общие сведения, печатавшиеся в периодике, да кое-что понаслышке. Откровенно говоря, из всех соседей нашей страны Афганистан воспринимался наиболее отвлеченно и как-то сугубо экзотически. Не берусь объяснять причин такого явления, но что было, то было.
Всамделишный Афганистан удивил, заинтриговал. Восток всегда притягивает, а порой и губит человеческую душу. "Кто услышал зов с Востока, вечно помнит этот зов", - так писал еще Редьярд Киплинг, у которого, кстати, немало стихов об Афганистане. Но очарование и ошеломленность быстро сменились вопросами без ответов, законами без закономерностей, загадками, казалось бы, без отгадок. Привычный трюизм "Восток есть Восток" ничего не объясняет: на Востоке тоже люди живут, не могут же они быть совсем непохожими на нас…
Вот после таких размышлений я и решился вставить в книжку небольшие главки-прослойки по истории Афганистана.
В главках-прослойках, которые я называю заметками, разумеется, нет научных открытий, помещаю лишь то, что останавливало при чтении источников взгляд, будоражило мысль, вызывало ассоциации, а также то, что по ряду причин пока малоизвестно или вовсе неизвестно широкому кругу читателей-современников.
Народы всегда бывают старше своих современных названий. Афганцы существовали еще до того, как в письменных источниках конца первого тысячелетия нашей эры их впервые назвали теперешним именем, и уж тем более - до первого централизованного государства, образованного в восемнадцатом веке Ахмад-шахом. Но на прямой вопрос, когда все-таки появились афганцы, в ученых книгах ответа пока нет. Как, впрочем, и на вопрос, откуда они пришли.
Да и кто такие афганцы? Достоверно известно, что это не одно племя, а многие племена, в трудах историков шестнадцатого-семнадцатого веков их число определяется в пределах четырех сотен.
Древнейшая и средневековая история Афганистана, а точнее, того участка Азии, который занимает ныне Афганистан, насыщена походами, завоеваниями, образованием и крахом огромных государств. Мидийская держава и Бактрия, империя Ахменидов и путь вождя персидских племен Кира на восток; завоевания Александра Македонского; возвышение державы Селевкидов; расцвет греко-бактрийского царства - "страны тысячи городов"; вторжение кочевников и смутный период, завершившийся образованием могучей империи Кушан; набеги и завоевания арабов; государства Газневидов и Гуридов; кровавые походы орд Чингиз-хана; борьба Тимура с государством Куртов; вторжение полководца и поэта Мухаммада Бабура с территории Афганистана в Индию и, наконец, провозглашение независимости афганскими племенами Кандагара и Герата - все это предшествовало рождению самостоятельного афганского государства, всему этому была свидетельницей афганская земля…
К середине семнадцатого века относится первое упоминание об афганцах в русских источниках - в делах о посольстве князя Козловского, выехавшего в Персию в 1646 году. Царь Алексей Михайлович отправил с посольством и двух гонцов: казанского купца Никиту Сыроежкина и астраханского жителя Василия Тушканова. Гонцы должны были ехать дальше, но не смогли этого сделать, поскольку афганские племена в очередной раз перекрыли все пути в Индию.
Через двадцать лет ситуация, похоже, не изменилась. Русский посланник Василий Даудов в "Отписке", посланной из Бухары в Посольский приказ, сообщал о восстании афганцев: "…А в Индейской, государь, земле заметил великия, авганы индейскому шаху изменили и воюют на него индейского шаха, а те авганы живут в горах, и будет их авганской силы с 300 000".
Самостоятельное государство появилось на афганской земле сравнительно недавно - в 1747 году. Его основателем считается Ахмад-шах, происходивший из могущественного племени абдали.
Ахмад-шах имел сильное регулярное войско, в состав которого входили его личная гвардия "гулам-хапа", корпус мушкетеров, отряды полевой жандармерии и шахских телохранителей. Особое значение придавалось артиллерии. В Кандагаре (столице Дурранийской империи) рядом с шахским замком были построены артиллерийские казармы и мастерские для изготовления пороха. Любопытно, что в войске Ахмад-шаха были даже ракеты, запускавшиеся со специальных станков.
Кабул стал столицей Афганистана в 1774 году - после смерти Ахмад-шаха и вступления на престол его сына Тимура. Избрание новой столицы можно объяснить выгодным стратегическим положением Кабула в центре страны, на важных торговых путях.
3. О странностях любви
"…Дочка тебя дядей зовет, молодая жена соломенной вдовой по гарнизонам мается, кочуешь ты из Германии на восток, из Арктики в южную пустыню. А еще, не дай бог, пристрелят тебя где-нибудь на границе или дальше за ней: что на земле оставишь? Поле ты не вспахал, дом не построил, нового ничего не выдумал. А я сына воспитываю сам, жену "на выживание", как у вас говорят, не бросаю и след в науке троплю свой, осязаемый".
Евгений Константинович поежился, усмехнулся:
- Вот так мне выложил однажды лучший приятель. Другие формулировали и похлеще. Ну да ладно, пойдем ужинать.
В машине-салоне подполковника Евгения Константиновича Скобелева, подразделение которого одним из первых вошло в Афганистан и стоит в отнюдь не самом спокойном районе, всю ночь напролет толковали о любви.
Погода в те дни была плохая, переменчивая. Часто налетал дождь, и тогда пересекающая лагерь канава, свободно проходимая раньше, до краев наполнялась коричневым пенящимся потоком. В любую погоду и во всякое время грохотал дизельный движок, добывающий электричество, на стук которого перестали обращать внимание даже слетевшиеся к лагерю ленивые, неправдоподобно большие вороны. В любую пору у штабной палатки всегда маячил часовой, гоняли по разъезженным дорогам посыльные мотоциклисты, горбились на стоянке у штаба бронемашины и легкие с брезентовыми верхами уазики…
Когда подходили к машине-салону, Скобелев, не ступая на железную лесенку, ухватился за высокую скобу, без видимых усилий подтянулся, распахнул дверь. Он вошел, и в рассчитанном на четверых салоне сразу стало тесновато, но зато и как-то уютно, надежно. Включили свет, сели на покрытую солдатским одеялом откидную койку перед дощатым, тоже откидным столиком. Внутри салон был похож на вагонное купе, даже сетчатые маленькие полочки над койками были такими же, как в поезде. С одной из этих полочек Евгений Константинович достал транзисторный приемник в кожаном футляре, покрутил колесико настройки.
- Передаем концерт для тех, кто в море. Вот уже третий месяц находится далеко от родных берегов экипаж теплохода…
Мы были не в море и, пожалуй, гораздо ближе, чем экипаж теплохода, от родных берегов. И все же были не дома, а "в поле", как говорят военные, даже если это поле - горы да редкие, затянутые облаками долины между гор. Поэтому, наверно, слушали песню, которую передавали по заявке моряков, с чувством особым, нежным. Скобелев, подперев голову кулаком, подпевал:
Я не хочу судьбу иную…
Мне ни на что не променять
Ту заводскую проходную,
Что в люди вывела меня.
Странно, но и в эти минуты расслабления он продолжал выглядеть человеком именно военным, не похожим ни на инженера, ни на крестьянина, ни даже на представителя какой-либо другой признанно мужской профессии, например - геолога.
А впрочем, на кого еще быть похожим, если детство прошло в суворовском, юность - в военном училище, молодость и зрелые годы отданы офицерской службе.
- Иную жизнь, честно говоря, знаю только по рассказам друзей. Хорошо, что их у меня много, - еще днем признался Скобелев.