На жаргоне профессиональных служак "испанский шаг" означал увольнение со службы, и Каррингтон почувствовал, что Фред заглядывает далеко вперед, стараясь предугадать вероятность развития событий.
- Что у нас на выходе? - спросил Томпсон сухо. - Есть готовые операции?
- Два каравана с оружием для Хайруллохана.
- Стоящий человек?
- Фред! - воскликнул Каррингтон с внезапно вспыхнувшей злостью. - Ты в своем уме?! Кто в этой проклятой дыре может быть стоящим? Все дерьмо! Сплошное дерьмо. Кругом. Все эти гульбеддины, якдасты, раббани. Все ханы, вожди и лидеры. Самое вонючее дерьмо!
Фред встал и отошел к холодильнику. Достал бутылку кока-колы. Открыл пробку. Набулькал в стакан жидкости. Выпил медленными глотками, смакуя холодный напиток. Когда Каррингтон выдохся, он поставил стакан. Спросил:
- Всё? И тебя бесит, что у нас в запасе столько дерьма? Это же прекрасно! Все его и надо выплеснуть на русских. Только сразу. Посадить их в него! По уши!
- Смотри, - сказал Каррингтон, несколько поостыв. - Твое, в конце концов, дело.
- Я смотрю.
- Не переусердствуй.
- У меня, Бен, отсутствует синдром осторожности.
- Ты считаешь, он есть у меня?
- А ты и не догадываешься? Тогда скажи, почему тебя отзывают раньше срока?
- Не привык оперировать догадками. Сплетни - это привилегия вашингтонских коридоров. Если что-то знаешь - скажи.
- Знаю, парень. В Центре тобой недовольны. Во всяком случае, не очень довольны.
- Я выполнял все указания точно.
- Знаю. Только сегодня этого мало. Сейчас нужно проявлять больше самостоятельности. Надо почаще создавать такие ситуации, которые показывали бы политикам, что примирение с красными невозможно. Необходимо держать либералов в напряжении.
- Ты же знаешь, это не так просто. Сверху на нас постоянно давят.
- Знаю. Потому и нужна здесь упругость. Тебя давят, а ты должен возвращаться в прежнее положение, едва отпустят. Энергично возвращаться.
- Не слишком ли часто мы стали возвращаться в прежнее положение, после того как на нас надавили обстоятельства? Эти возвраты уже стали притчей во языцех. И люди видят в таких колебаниях не упругость, а косность. Неумение оценивать обстановку. Вот. - Каррингтон встал, прошел в угол к журнальному столику, заваленному прессой. Выбрал какой-то журнал. - Вот "Харперс мэгэзин". Ты потерпи, Фред, если я приведу слишком длинную цитату.
- Давай, старина. Для тебя чего не потерпишь.
- Спасибо. Так вот, Люис Лэпмэн, заметь, не красный, а наш, только с более, чем у других, здравым взглядом, пишет о нашем с тобой шефе: "Я не сомневаюсь в патриотизме и усердии Кейси, но, как и другие богатые бизнесмены с высших этажей администрации - не только президент, но и господа Уайнбергер, Шульц, Риган, Бейкер, Бьюкенен и Миз, - он путает власть денег с силой человеческого характера и духа. Это общая ошибка для американской плутократии. Не зная иностранных языков, истории, литературы, не зная ничего о других обществах, кроме собственного, они полагаются на профессиональные советы услужливых софистов, как, например, Генри Киссинджера. Было бы несправедливо особо кивать на Киссинджера, который не более и не менее честен, чем большинство его коллег по политическим институтам, но он обладает исключительным даром сочинять "неофициальные мнения" так, чтобы заслужить одобрение своей клиентуры. В 1974 году в руководстве, озаглавленном "Американская внешняя политика", он сформулировал правило всемогущества: "Научная революция при всех ее практических целях сняла технические ограничения с применения силы во внешней политике".
- Что ты хотел доказать этой длинной цитатой? Что Киссинджер дурень? В этом уже давно мало кто сомневается. Что касается автора статьи, он типичный левак.
- А я вижу в нем честного человека, - сказал Каррингтон, - чувства которого оскорбляет глупость тех, кто больше других должен заботиться о патриотизме.
- Я в детстве увлекался не Лэпмэном, а Стивенсоном, - сказал Томпсон задумчиво, - и помню его выражение о том, что патриотизм не всегда нравствен.
- Это слова Престонгрэнджа из "Катрионы", если не ошибаюсь. Во всяком случае, не самого Стивенсона.
- Чепуха! Все, что есть в любой книге, принадлежит автору. Он и герой и подлец в одном лице. Так вот, Бен, патриотизм, как ты его понимаешь, тоже достаточно аморален.
- Поясни.
- Америка - не Гренада. Америке в этом мире никто и ничто не угрожает, кроме собственных ошибок. А эти ошибки ведут к тому, что опасность нависает над кланом верных сыновей Америки. Над нами, Бен. Над людьми военными. Ты ведь согласен, что мы - клан?
- Да уж как не согласиться.
- Тогда нам всем в равной мере надо думать, как сохранить свою силу и позиции в обществе. Пацифизм действует на умы разлагающе. Когда люди имеют дело только с готовыми котлетами, они перестают думать о том, что скотину надо резать. Живя в условиях безопасности, леваки начинают думать, что эта безопасность рождается сама по себе.
- Человечество пугает ядерный призрак. И без того в мире много бед, чтобы добавлять к ним атомную зиму.
- Плевать мне на человечество, Бен. Я не хочу и не могу быть выше самого господа бога. Он взирает свысока на все, что сам сотворил, что происходит по его воле. Люди от рождения до смерти корчатся в муках, стонут, молят всевышнего об избавлении от болезней, уродств, боли. А что меняется? Что?! Почему же я должен быть выше господа бога? Я такой же смертный, как и все остальные. Я знаю все: боль, ревность, тоску. Так почему же мне еще исповедовать гуманизм? Думаю, хватит веры в бога. Остальное - на его совести. Мне на других наплевать! На всех, вместе взятых! И если наш нынешний президент, никого не стесняясь, говорит о том же, я ему аплодирую. Мы аплодируем, патриоты Америки. Ее военные, в чьих руках честь и гордость нации.
Томпсон стукнул кулаком по хлипкому столику на металлических ножках, и тот закачался.
- Мы патриоты, Фред, это верно. Но кое-кто говорит, что за такой патриотизм нам слишком хорошо платят.
- Это говорят красные. Я знаю, что мои деньги мне не дарят. Я их получаю за риск, которым сопровождается дело. И во Вьетнаме, и в других дырах земли, где стреляли, - я побывал всюду. От опасности не прятался. Так почему же мне стесняться денег? Почему я должен без борьбы уступать свое место тем, кто хочет лишить меня моего дела? Короче, Бен, я сюда приехал не отдыхать. Сегодня доложу о прибытии. Завтра - о первых делах. Шеф любит, когда в работу включаются сразу. Поэтому давай докладывай, что у тебя в готовности к запуску. Чтобы сразу начать стартовый отсчет.
- Более всего готовы "медведи". По плану они должны завтра уйти на ту сторону.
- Постой, не спеши. Прошу просвещать меня в мелочах. Обычно слово "медведи" означает…
- Не ошибаешься и на сей раз. Мы сохраняем все родные определения. "Медведи" - это русские.
- Откуда у вас русские?
Бен усмехнулся:
- Мы выращиваем их сами. В нашем питомнике - "Баглэбе". В данном случае "медведи" - это мужахиды из группы Фарахутдина. Отобрали трех фанатиков. По колеру они более или менее рыжие. Переодели.
- В шкуры? - спросил Томпсон.
- В красные шкуры, - уточнил Каррингтон и улыбнулся.
- Цель операции? - спросил Томпсон. Он сделал вид, что не обращает внимания на стремление Бена вести разговор в легком тоне.
- Красный терроризм в Афганистане.
- Догадываюсь. Но мне важнее знать, где и когда появятся эти люди. Скажу честно, я таких штучек остерегаюсь. Как ни прячь уши, тайное вылезает наружу, становится явным. Конечно, мы делаем вид, что нам все нипочем. Но дурно пахнет не один день. Поэтому яма, куда кидают отбросы, должна быть закопана надежно.
- Будь уверен, пройдет спокойно. Здесь не Европа. Ни левых свистунов в парламенте, ни пройдох журналистов. Те, что бродят там, в Афганистане, полковники не меньше чем мы с тобой. Короче, "Баглэб" - учреждение с тройной гарантией.
- Хорошо. Как пойдет операция?
- "Медведи" уходят первыми. Немного порезвятся.
- Где именно?
- Нас интересует район рода Абдулл Кадыр Хана. Он занимает пока нейтральную позицию - ни нам, ни красным. Нужно, чтобы работал с нами. "Медведи" создадут такую возможность.
- Где гарантия, что все сойдет? Что сделано для прикрытия операции?
- "Медведей" поведут парни из банды Хайруллохана.
- Сколько их?
- Десять человек. Тройной перевес. И - внезапность.
- В чем?
- "Медведи" после операции выйдут к условному месту, где им положено снять красную шкуру. Там их и возьмут.
- Что значит "возьмут"?
- Если тебе больше нравится иное, скажу так: их положат огнем, как красных, и передадут роду Абдулл Кадыр Хана.
- Сколько человек знают о плане всей операции?
- Только двое. Я и ты.
- О части "Медведь"?
- Пока шестеро: три исполнителя, ты, я и полковник Исмаил.
- О части "Прикрытие"?
- Ты и я. Для устранения "медведей" отобраны стопроцентные фанатики. С "медведями" они не знакомы. Пройдет без сложностей.
- Да поможет нам бог, Бен. Пойми мою придирчивость. Я остаюсь наследником неизвестного мне состояния и хочу знать, не стоит ли сразу отказаться от долгов по наследству.
- Решайте, сэр. Теперь вы на мостике.
- Еще один вопрос. Почему спецзону здесь именуют "Баглэб"?
Томпсона явно смущала первая часть слова: "баг" - клоп. В английском оно употребляется довольно широко. Клопами именуют и вонючих кровососов-насекомых, и чокнутых, полоумных людей. Клоп - это подслушивающий микрофон и тайно приспособленная в укромном месте следящая система, которой поручают охрану объектов. Но в каком измерении ни приложи - похвалы слово в себе не несет никакой, и потому название попахивало. Клоповник. Клопиная лаборатория… Что-то в этом роде.
- Так кто навесил ярлык на доброе заведение?
- Были тут с недобрыми языками. Их нет, а название прилипло. В конце концов, черт с ним!
- Что будет в конце концов, - сказал Томпсон, - это уже решу я.
- Решай, старина.
- А теперь я скажу, что дел у нас две капли. Оружие Хайруллохану и "медведи". Негусто. А ведь речь идет о жизни или смерти. Если уйдут русские, для нас почти поражение. Уколами их не возьмешь. От них вздрагивают, не более. А нужен удар. Нокаут. Улыбаешься? Давай снизим критерий. Нужен нокдаун.
- На складах базы нокдаунов нет, - сказал Каррингтон язвительно. - Давно не завозили. Заявки посланы. Ждем. Скорее всего, ты их и получишь.
- Дорогой Бен, - Томпсон зло сузил глаза, лицо его стало жестким, постаревшим, - я всегда ценил юмор. Твой, в частности. Но есть вещи святые, которые нельзя вышучивать.
- Мне казалось, - спокойно ответил Каррингтон, - что на первых порах заявка сделана неплохая. Оружие. "Медведи". Тебе не понравилось. Ладно. Но не воспринимать же это как конец света.
- Не конец, и все же речь идет о жизни или смерти. Если русские уйдут - для нас с тобой это поражение. Поэтому надо бросить все, что есть в резерве. Я обращаюсь к тебе по необходимости. Ведь в конце концов разберусь во всем сам. Но уйдет время. Уйдет. Поэтому подумай. Просчитай каждую мелочь. Ну?
- Дарбар, - сказал Каррингтон твердо. - Единственное, что я вижу.
- Что есть Дарбар? - спросил Томпсон с сомнением. - На слух не впечатляет.
- Дарбар - городишко на той стороне. Крепость при нем. В ней мужахиды блокировали афганский гарнизон. Прошло уже три недели. У гарнизона на исходе продукты и боеприпасы.
- Ну-ну, - оживился Томпсон. - Что-то может сложиться. Почему гарнизон не действовал активно?
- Они упустили время.
- Почему? Нет ли здесь какой хитрости?
- Есть нераспорядительность. Это раз. Нерешительность командования - два. Отсутствие эффективной разведки - три.
- Хорошо. Кто командует на участке мужахидами?
- Высочайший Хайруллохан.
- Толковый человек?
- Авантюрист, конечно, как и все остальные, но кое-что умеет.
- Надо брать этот… как его… - Томпсон пощелкал пальцами, вспоминая ускользавшее из памяти название.
- Дарбар, - напомнил Каррингтон.
- Да, именно. И тянуть нельзя. Надо с ходу раскручивать операцию. Цель: как можно скорее поставить русским клизму с битым стеклом.
- Пока что я вижу только битое стекло, - заметил Каррипгтон.
- Будет и клизма, - пообещал Томпсон. - Где наши "медведи"? Я хочу заглянуть в их клетку.
- Сперва обед, - возразил Каррингтон.
Сдаваясь, Томпсон поднял вверх руки ладонями на уровне плеч.
После обеда у штаба их ждал уже знакомый Томпсону лендровер. Возле машины стояли два автоматчика в полувоенной форме, в черных чалмах, с мрачными бородатыми лицами.
- Кто это? - спросил Томпсон.
- Риф-Раф , - ответил Каррингтон.
- Сразу видно - подонки, - усмехнулся Томпсон. - Но меня интересует другое.
- Я и не имел в виду подонков, - ответил Каррингтон серьезно. - Того, что слева, сэр, я назвал Риф. Правого - у него еще родинка под глазом - Раф. А вместе это звучит вызывающе. Не так ли?
Оба рассмеялись.
- Все-таки, - сказал Томпсон, - твой юмор для здешних мест просто клад. Сейчас я произнесу эти прекрасные имена.
Он повернулся к автоматчикам. Голосом, полным командирской силы, поздоровался:
- Здравствуйте, рифф-рафф!
Автоматчики, сверкая свирепыми глазами, вытянулись и закостенели.
- Они ни бельмеса, - пояснил Каррингтон и перевел: - Ассялям алейкем, Риф-Раф!
Офицеры прошли к машине. Риф распахнул дверцу и отступил в сторону.
Бен, пропуская Фреда, занял место после него.
"Танк" взял с места хорошую скорость.
Каменистая степь, спаленная солнцем, лежала безжизненная и пустынная. Ветер, жаркий и нервный, дул монотонно и беспрерывно. Он высвистывал унылый мотив, от которого воротило душу. Кругом, куда ни посмотри, стлалась однообразная волнистая пустота, тут и там ряды плешивых холмов. Одинокие смерчи, то и дело вздувавшиеся в разных местах, сметали в кучи сухую полынь, пыль и мусор.
Раф, стиснув руль обеими руками, не отвлекался от дороги. Он вжал ногой педаль газа до самого пола и не ослаблял давления на нее ни на мгновение. Машина летела напористо, яростно, сметая с дороги песчаную крошку.
- Сколько тут? - спросил Томпсон.
- Две мили.
У ворот зоны пришлось остановиться. Путь перегораживала тяжелая балка шлагбаума. Как бы укрепляя ее прочность, в бетонированном гнезде стоял пулемет на треноге. Только когда начальник караула подошел к машине и увидел в ней Каррингтона, он взмахнул рукой. Солдаты, оставив пулемет, пошли поднимать шлагбаум.
Томпсон, приоткрыв дверцу, огляделся. Между холмов за колючей проволокой виднелись очертания небольших домов - то ли жилых помещений, то ли складов - не разобрать. Справа от дороги белел огромный щит, изрисованный вязью арабских букв. Что написано на нем, Томпсон не спрашивал. Он раз и навсегда усвоил, что там должно быть написано, и знал: так оно и есть. "СОБСТВЕННОСТЬ ВОЕННОГО ВЕДОМСТВА. ПРОХОД И ПРОЕЗД ВОСПРЕЩЕН. ОГОНЬ ОТКРЫВАЕТСЯ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ".
Знал Томпсон и то, что ребята, которым поручают охрану подобных объектов, не любят церемониться, не кричат: "Стой! Кто идет?" Для них главное - нажать на спуск автомата и наблюдать, как отчаянного смельчака - дурак он или просто неграмотный, все равно кто, - рвет на куски метко пущенная очередь.
Сплоховать и не попасть в нарушителя для таких служак означало поставить крест на своей карьере, и они всегда попадали.
Машина неторопливо подкатила к домику, затянутому маскировочной сетью. Томпсон из-за этого и не заметил его на фоне пегой возвышенности.
Въехали на стоянку под специальным навесом. Вышли из машины и с минуту стояли, давая глазам возможность привыкнуть к сумраку, царившему здесь. Томпсон повел носом. Тянуло сильным запахом дыма и жареного мяса.
- Здесь готовят азиатский пир?
- Традиция, - пожав плечами, ответил Каррингтон. - Перед уходом на операцию люди покупают барана и устраивают себе отдых.
- Откуда им известно об операции? - В голосе Томпсона звучало подозрение. - У вас об этом объявляют заранее?
- Успокойся, Фред. Никто ничего не знает. Но люди чувствуют такие вещи нутром.
- Нужно выяснить, у кого такое нежное нутро. Мне оно не очень-то нравится.
- Да не горячись, старина. Ровным счетом ничего криминального. До обеда я сообщил, что приеду. Как считаешь, прибытие шефа и подгонка обмундирования что-нибудь в этом мире значат?
- Хорошо, успокоил.
Они прошли в штабной домик. Раф открыл перед ними дверь и встал с автоматом у входа. Риф так и остался в машине, только приоткрыл дверцу, чтобы сделать полосу обзора для себя пошире.
- Сволочь у тебя дрессированная, - сказал Томпсон, наблюдавший за поведением охраны. - Пожалуй, их можно будет оставить себе.
Десять минут они провели в уединении, наслаждаясь кондиционированным раем. Наконец открылась дверь и в помещение вошел высокий худощавый полковник в пакистанской военной форме. Легко вскинул руку к фуражке с высокой тульей.
- Полковник Исмаил, - представил Каррингтон вошедшего. - Наш большой друг.
- Где ваши "медведи"? - спросил Томпсон, словно забыв о вежливости, какая полагалась при первой встрече.
- В загоне, мистер Каррингтон, - обращаясь к Бену, ответил Исмаил. Его бесцеремонность сильно задела Томпсона.
- Чем занимаются? - снова спросил он.
- Сейчас будем переодевать. Пусть обносят новую форму. Затемно их предстоит увезти на ту сторону.
- Мы хотим посмотреть на обряд переодевания, - сказал Томпсон. - Это, должно быть, интересное зрелище.
- Пожалуйста, - сказал полковник Исмаил. - Здесь недалеко.
Они прошли за один из бараков, в загон, отгороженный фанерными щитами. В небольшом закутке бродили трое раздетых до трусов мужчин. Двое высоких, ширококостых, один низенький, тощий, со спиной, покрытой бурыми прыщами.
Увидев вошедшее начальство, они встали в шеренгу. Заморыш занял место на правом фланге.
- Кто этот недоносок? - спросил Томпсон.
- Командир группы Машад Рахим, - доложил полковник Исмаил. - Двое других - боевики Муфта Мангал и Мирзахан.
Томпсон подошел к боевикам поближе. Брезгливо оглядел с ног до головы. Такое дерьмо ему давно не встречалось. Должно быть, там, за Хайбером, дела у мужахидов обстоят из рук вон погано. С такими боевиками…
Он подошел к высокому носатому парню, впервые оказавшемуся полуголым перед высоким начальством и оттого заметно стеснявшемуся. Пальцем, как паршивому коню, когда стараются сбить цену, провел по ребрам. Они выпирали из-под кожи, словно прутья из старой корзины.
Парень неловко пошевелился, словно хотел оборонить себя.
- И это "медведи"?! - спросил Томпсон брезгливо. - Пусть одеваются.
Через некоторое время все трое были в советской военной форме.