Главный герой этого романа уже знаком читателю по книге ОПРОКИНУТЫЙ РЕЙД. В начале ноября 1919 года Особый отдел 8-й армии красных дал секретному осведомителю резиденции Южного фронта новое задание. И пришлось Леонтию Шорохову вновь стать спутником генерала Мамонтова, вступить в смертельно опасную схватку с соратниками батьки Махно, в погоне за секретными документами совершить свой рейд по тылам белых и "зеленых"…
Аскольд Шейкин
Испепеляющий ад
Пролог
В начале августа 1919 года 4-й Донской конный корпус под командованием генерал-лейтенанта Константина Константиновича Мамонтова прорвал фронт противника и за 47 суток совершил по вражеской территории рейд протяженностью 750 верст, на время захватывая города Тамбов, Козлов, Елец, Касторная, Задонск, Грязи, Усмань, Воронеж.
Во второй половине сентября того же года этот корпус близ города Коротояк, при встречной поддержке 3-го Кубанского конного корпуса (командовал им генерал Шкуро), возвратился на Дон.
Но!
У Мамонтова не было приказания совершить такой рейд. Главком Вооруженных Сил Юга России генерал Деникин и командующий Донской армией генерал Сидорин поставили перед ним другую задачу. Прорвать фронт и, пройдя в западном направлении 80 верст, разгромить тылы 33-й Стрелковой дивизии красных в окрестностях города Лиски. Этого требовала боевая обстановка.
Но!
Константин Мамонтов, казак станицы Нижнечирская, человек нравственно и физически очень здоровый, свою военную жизнь начал в стенах, предназначенного для молодой российской знати, Николаевского кавалерийского училища в Петербурге. К тому же в роте, которой командовал блистательный князь Феликс Юсупов. Мамонтов оказался в очень непростом положении.
Во-первых, в Петербурге он усердно посещал не придворные балы и злачные места, а музыкальные вечера, балетные и оперные спектакли.
Во-вторых, женат был на нижнечирской казачке.
В-третьих, фамилия Константина Константиновича была не Мамонтов, как он себя впоследствии именовал, а Мамантов.
В училище он стал мишенью для насмешек. В первую очередь со стороны блистательного командира роты.
Что он мог этому противопоставить? Только молчаливую веру в свое высокое предназначение.
Это бывает. И бывает, что принятое в юности решение определяет всю дальнейшую жизнь такой личности.
И когда в 1919 году Мамонтов получил приказ своим корпусом прорваться на вражескую территорию, он возликовал: его час настал! Он повторит подвиг Минина и Пожарского! Двинется на Москву. И, конечно, весь народ присоединится к его корпусу.
Благодаря ему, Константину Мамонтову, начнется на Руси эра великого процветания.
Помешала сугубая проза. Корпус смог прорвать фронт лишь без сопровождения хозяйственного обоза: тысяч возов и фур. Их пришлось оставить за линией фронта. Взять с собой минимальное. Только боеприпасы. "Боевой обоз", как именуется в росписи. Увы! Из-за этого с первых же дней пребывания на территории красных начались реквизиции. Как воздух необходимы были продовольствие, сено, овес, обновление истрепавшейся амуниции, телеги и фуры, взамен поломавшихся на бездорожье, лошади и быки, взамен павших.
Но лишь дозволь хоть что-нибудь брать у местного населения! Начнется грабеж.
в Тамбове (первый захваченный мамонтовским воинством город) все - от рядовых до командиров - настолько обогатились, что корпус превратился в охрану лично принадлежащего им сокровища. И чем большим оно становилась при дальнейшем грабеже городов, тем все более рейд корпуса отклонялся от направления на Москву. Только бы добраться до родных куреней! Только бы дотащить до своих хат приобретенное!
Направление рейда: Козлов, Лебедянь, Елец, Касторная, Воронеж, Коротояк, - упрямая дуга. И все - к югу, к югу …
Мамонтов ничего с этим стремлением не мог поделать. Стихия оказалась сильней.
Когда корпус, возвращаясь из рейда, снова пересекал линию фронта, обоз был длиной 60 верст! Возы шли в 4 ряда! Плюс - железнодорожные эшелоны! И какая там способность вести военные действия!
Генерал Деникин был очень суров в оценке всего произошедшего.
Обо всем этом повествовалось в романе "Опрокинутый рейд", изданном в 1987 году. "Испепеляющий ад" - продолжение.
Главный герой обоих романов - Леонтий Артамонович Шорохов. Его участие в рейде 4-го Донского отдельного конного корпуса завершилось в сентябре 1919 года близ Воронежа.
Сыпной тиф. Воронежские, потом, после отступления белых из этого города, ростовские лазареты.
Но корпус продолжал существовать. Мамонтов продолжал им командовать.
В начале ноября 1919 года Особый отдел 8-й Армии красных приказал секретному осведомителю резиденции Южного фронта Шорохову вновь стать спутником этого корпуса, этого генерала.
1
ИТАК, из Ростова-на-Дону Леонтий Артамонович Шорохов 10 ноября 1919 года выехал в Таганрог. Одет был не без щегольства: светлосерый тонкого сукна костюм, крахмальная рубашка, красный, с россыпью желтых, зеленых и синих горошин, галстук, касторовый плащ, такая же шляпа, длинный белый шелковый шарф. Удобно сидя у вагонного окна, поглядывал на бурую траву придорожных откосов, на проносящиеся мимо поселки, на заросший камышом берег Азовского моря, вдоль которого шел поезд.
Все складывалось удачно.
Соседями по купе были военные. Компания офицерская. Из случайно услышанных фраз следовало: едут по вызову Комиссии Полевого контроля. Сойтись поближе? Слишком коротка поездка - какие-то два с половиной часа. К тому же, несмотря на всю непринужденность Шорохова, на готовность вступить в разговор, на него эти господа посматривали презрительно и даже с обидой. Было понятно. Угадали в нем принадлежность к предпринимательскому сословию, а едут держать ответ из-за неладов с казенным имуществом. Что-нибудь сбыли на сторону. Это и набрасывало тень.
В пути проверяли документы. Так было и в Таганроге при выходе с перрона. Там сказали также, что всем приезжим надлежит зарегистрироваться в городском контрразведователъном отделении. Шорохов, впрочем, еще в Ростове узнал об этом правиле.
Привокзальная площадь встретила шеренгой лихачей. Кучера зазывали, издали кланяясь.
Отказался.
Шел не торопясь. Город выглядел мирно. У ворот - дворники в белых фартуках, на перекрестках улиц городовые. Тротуары заполнены разодетыми дамами, господами, офицерством в серо-зеленых, коричневых, черных, голубых, синих мундирах. На всем пути от вокзала не встретилось ни одного солдата, рядового казака. Жались по окраинным улицам. Белая военная столица.
А осень свое взяла. С каштанов, акаций листья облетели, на дубах висели ржавыми скрученными комками. День был тихий, солнечный, для поздней осени теплый. Шорохов расстегнул плащ, снял шляпу. Беспечно помахивал ею.
Стены заборов пестрели афишами. У некоторых из них он постоял:
"Театр ''Аполло". С 6 октября демонстрируется инсценировка цыганского романса "Почему я безумно люблю". Драма в 5 актах. Участвуют: незабвенная Вера Холодная, О.Н. Рунич и П.Н. Худолеев".
"Зал ресторана "Палас - Отель". Большой вечер юмористических рассказов. КАБАРЕ-ИНТИМ. Устроитель - артист киевских театров А.А.Волошин. Участвуют лучшие силы…"
"Новый театр. Премьера! Оперетта в 2 действиях "Жрица огня". Балет "Восточная пляска" под управлением З.Нелле".
У этой афиши он задержался особенно долго. Момент выбрал удачно: филеру, который тянулся зa ним, было некуда деться. Ему остановка пришлась на середину забора, притом изрядной длины. Метался из стороны в сторону. Слежку Шорохов заподозрил, едва отойдя от вокзала. Теперь убедился окончательно.
Кто?
О его предстоящем приезде знали в трех учреждениях Таганрога. В Продовольственном комитете Всероссийского земского союза (приглашение было с указанием дня и часа визита). В Американской военной миссии. (На следующий день. Тоже с указанием времени). В Городском отделении контрразведовательной части при главнокомандующем, поскольку представитель именно этой конторы в Ростове выписывал пропуск на въезд в Таганрог. Круг широкий. Утешительней всего было считать: усердствуют местные деятели. Выборочный контроль за приезжающими.
Как удостовериться? Пожалуй, только начав с посещения контрразведывательного отделения. Сколько-нибудь опасных документов при нем сейчас нет, мотивы приезда солидны. Арестовать здесь, в белой столице, могут, если на то пошло, где и когда угодно.
Контрразведывательное отделение размещалось на Петровской - улице ресторанной, магазинной, с богатыми особняками. Офицер, который принял там Шорохова, повертел в руках выданное в Ростове разрешение, не очень таясь (признак это был неплохой) заглянул в какие-то списки. То ли что-то в них обнаружил, то ли, напротив, не обнаружил. Хлопнул штемпелем по разрешению.
Слежка была и потом, когда он снова шел по Петровской. Филер держался на предельном расстоянии, но какие-то приметы удалось различить. Невысок, узкоплеч, в сером пиджаке, в галифе, в сапогах, бритый.
Скрывать Шорохову сейчас было нечего. Кроме того, конечно, что он слежку заметил. В этом смысле остановка у театральных афиш была ошибкой. Действовал слишком в лоб.
На той же Петровской он зашел в знакомый по прежним приездам в Таганрог ресторан "Франсуа". В общем зале в дневные часы кормили по ценам общедоступной столовой, и потому было людно. Скользнул за тяжелый занавес из зеленого бархата, за которым начинался коридор с отдельными кабинетами. Путь преградил швейцар:
- Господин приглашен к кому-то в компанию-с?.. Не приглашены-с?.. Тогда пожалуйте в залу-с…
До визита в Земский союз оставалось полтора часа. Шорохову было безразлично в какой обстановке он проведет это время.
* * *
В Земский союз Шорохов пришел неудачно. Чиновники выглядели озабоченными, повторяли:
- Да-да… Содействовать господам поставщикам наш первейший долг… Да-да… Ничего иного… Да-да…
У дверей кабинетов стояли часовые. Молоденькие офицеры штабной службы выносили оттуда связки конторских книг. Ревизия. Притом строжайшая. Вручить конверт с заявлением для участия в предстоящих торгах было решительно некому. Ответить, когда начнут заявления принимать, будут ли принимать вообще, тоже никто не мог. Ожидание гибели владело чиновниками.
* * *
Привычное требует меньших усилий. Ужинал Шорохов тоже во "Франсуа". Люстры горели ярко. Ненавязчиво звучал оркестрик: скрипка, гитара, труба. По своему обыкновению Шорохов занял место за столиком в углу зала и так, чтобы сидеть лицом к входу. Неудача его не расстроила. Главное произойдет завтра. Но об этом не думалось. Слишком много раз он вертел в голове, что скажут ему, что скажет он… Если все пройдет подобру-поздорову, он станет еще и тайным сотрудником иностранной военной миссии.
Но сами ведь предложили! Для первого хода - удача. Как пренебречь? И опасно, очень опасно. Агент-двойник всегда под ударом не только чужих, но и своих. Неизбежность.
- Вы позволите?
Говоря это, метрдотель подставлял стулья пришедшим с ним господам. Одного из них - в клетчатом пиджаке, в очках с золотой оправой, круглолицего, лет сорока, - Шорохов узнал: Чиликин - издатель-редактор газеты с довольно странным названием: "Черноземная мысль", причем встречались они всего два с половиной месяца тому назад в Козлове, когда этот город в красном тылу внезапно захватил конный корпус генерала Мамонтова. "Черноземная мысль" служила штабу корпуса верой и правдой.
Второму из подошедших явно перевалило за пятьдесят, но выглядел он превосходно. Можно даже сказать, очаровывающе: затянутый в черный глухой сюртук, прямой как стрела, седой. Его бородка, тоже седая, очень плотная, казалась сделанной из фарфора. Сжав тонкие бескровные губы, он смотрел надменно, с прищуром.
Этого человека Шорохов прежде никогда не встречал. Значит что же? Чиликин будет их тут сводить? С какой целью?
Вечная мука агентской работы: любая мелочь - и сразу бесконечные вопросы себе самому.
- Добрый вечер, - Чиликин говорил с ненатуральной оживленностью. - Только в залу вошли, я сказал: "Это он!.."
- Добрый вечер, - Шорохов сдержанно наклонил голову. - Я вас тоже узнал.
- Узнали! Боже мой! - Чиликин указал на своего спутника, - Ликашин. Трофим Тимофеевич. Долгом считаю сообщить: человек выдающийся.
Тот, подтверждая, кивнул. Что подтверждая? Что он выдающийся человек?
- Вы сегодня в Земском союзе его не встречали? А ведь были там, были! - Чиликин залился судорожным смехом. - И Трофим Тимофеевич был!
- Ну что вы, право, - жеманно проворковал в ответ на это Ликашин. - Был. Так и что?.. И дальше буду бывать… Но вообще, мой друг, куда мы попали? Убогий кабак, странные люди, грубость манер… И что-то вы очень бледны, господин донской купец - мне ведь так о вас говорили, - Ликашин требовательно оглядел Шорохова. - Силушка в вас не играет. Болели? Не душевно, надеюсь?
- Болел, - в тон ему ответил Шорохов. - И душевно. У кого сейчас душа не болит?
- Самокритично, - согласился Ликашин. - Но если заказать, то мы - пас.
Шорохов остановил официанта:
- Для этих господ. Попорядочней.
- В один момент, - ответил офицант. - Они-с у нас постоянно-с… Вкусы знаем-с…
"Они у нас постоянно", - Шорохов это отметил.
Когда офицант отошел. Чиликин проговорил:
- А. знаете, господин Шорохов, о чем мы с Трофимом Тимофеевичем по дороге сюда беседовали?
Ликашин поддержал:
- Да-да! Разумеется.
- Вам это будет небезинтересно.
- Вот именно. Да-да!
Была в этой перекличке нарочитость. Значит, встретили они его тут неслучайно. Пришли сюда ради этого.
- Как известно, генерал Мамонтов вывез из похода по красному тылу трофеи.
- Может, и вывез, - безразлично отозвался Шорохов.
Он понял, как ему следует себя с этими господами держать.
- Весь Дон ликует.
- Так и что?
- Но вы при штабе корпуса ехали?
- Ехал. В компании с другими купцами. Желаете, назову: Христофор Нечипоренко, Николай Мануков, Варенцов Фотий.
- Судьба, - Чиликин живо повернулся к Ликашину. - Этого Фотия Варенцова господь тогда не сберег. Случай ужасный. А жаль. Купец был с размахом.
Подошли официанты с подносами. Чиликин и Ликашин склонились над тарелками, судками, тянулись к рюмкам, бокалам:
- Ваше здоровье, Трофим Тимофеевич!
- И ваше… М-м… Очень недурно… Знаете, нашего визави вполне можно понять: к недоступному не тянись. Всякий нормальный росиянин так полагает.
- Невежество, Трофим Тимофеевич.
- Не скажите!
- Все же, бога ради, ответьте. Корпус Мамонтова прошел по красному тылу почти восемьсот верст, законно добыл трофеи. Героем возвратился на Дон. И - приказ Донского атамана: сдать трофеи в Государственный банк с тем, чтобы после освобождения от большевиков местностей, откуда трофеи вывезены, возвратить их прежним собственникам. Но позвольте! Трофеи - награда воину. Это от века!
- Так ведь казус, мой друг. В банках у красных генералом захвачено имущество, юридически лишь на время изъятое у представителей богатых сословий. Что получается? Красные изъяли на время, казаки - насовсем. По нынешним временам не очень хорошо, мой милый.
- Да… Но…
- Вот именно. Мы с полуслова понимаем друг друга… К счастью есть "но", которого атаманский приказ не затрагивает, - Ликашин сопровождал слова плавными жестами. - В этом, позвольте заметить, надежда. Вы знаете, о чем я говорю. Знаете, знаете! По глазам вижу.
- Еще раз ваше здоровье, Трофим Тимофеевич!
- Нет уж, мой друг, теперь ваше…
Удивительная история! На него, Шорохова, эти господа не обращали даже малейшего внимания. Поужи-нать за чужой счет, поговорить при этом о каких-то своих делах было их единственной целью?
От входа в зал послышались крики, звон посуды. Между столиками бежал военный с нагайкой в руке. Швейцары, официанты гнались за ним.
Чиликин вместе со стулом пододвинулся к Шорохову:
- Хотите узнать, что было там после вашего отъезда?
- Где - там?
- В Козлове. Когда вы оттуда уехали. Но прежде вопрос. Вы Николая Николаевича Манукова упомянули. Вы давно его последний раз видели?
- Вчера, - Шорохов произнес это слово тоном самым обыденным, как говорят о чем-то совсем привычном.
Чиликин и Ликашин переглянулись. Шорохов тем же тоном добавил:
- Он только что из Парижа. Гостил чуть ни месяц.
- Париж! Боже мой! - обхватив голову руками, Чиликин раскачивался на стуле.
- Вы обещали про Козлов, - напомнил Шорохов.
- Обещал. Но чтo рассказыватъ? На третий день казаки дальше пошли, возвратились красные. Я был в Лебедяни.
- А ваша газета?
- Вышло шесть номеров.
- Немало.
- Иронизируете? Напрасно. Особенно был хорош второй номер.
- Где сообщалось: Петроград пал, в Москве рабочие и солдаты свергли Советскую власть?
- Вы читали?
- В Ельце. Через несколько дней после нашей встречи.
- И полагаете, я не имел права такое публиковать? Это была мечта. Мечтать надо.
- Ну, я-то… А Николай Николаевич очень тогда удивился. Посчитал, что для одного номера слишком густо. Нечего будет сообщать во всех следующих.
Долго молчали. Ликашин закрыл глаза, откинулся на спинку стула. Чиликин беззвучно шевелил губами.
- Этот ваш Николай Николаевич человек зарубежный, - потом проговорил он. - Сердце его не в России.
Подошел официант, наклонившись к Чиликину, что-то сказал. Тот встал:
- Прошу прощения. Я ненадолго.
- Кокаинист, - Ликашин с отвращением смотрел вслед Чиликину. - За этим товаром и побежал… Экая прорва! Другой, если нюхает, так не пьет, а этот… Пошлейшая личность. Едва терплю. Но совсем из другой оперы. У вас нет желания сегодня побывать еще в одном месте? Заглянуть на минуту. Для кое-кого это важно… Насколько понимаю, человек вы достойный. Иначе я бы не стал с вами откровенничать.
- А ваш приятель?
- И что? С официантом вы рассчитаетесь. Допьет, дожрет. Рад будет, что больше достанется… Идеализировать никого нельзя, мой друг. Плел: "Мечта… мечтать надо…" Кисель. Пузыри на воде!.. Власть это не только пряники раздавать.
- В моем положении есть одна сложность. - Шоро-хов вопросительно смотрел на Ликашина. - В Таганроге комендантский час. Я приезжий. Поздно будет, и до гостиницы не дойдешь. Патрульные остановят.
- Остановят, - удовлетворенно согласился Ликашин. - Но, идя со мной, никому ничего объяснять не придется. Мои полномочия тоже значительны, - помолчав, он добавил. - Хотя и не распространяются до Парижа.
"А Мануков и тебе не безразличен, - подумал Шорохов. - Настолько, что предо мной ты карежишься. Давай, давай… Но почему?"