Бойцы в кузове передают друг другу фляжку с водой. Татаринцев из кармана самодельной разгрузки вытащил сигарету, нашёл зажигалку. Солнце вот-вот начнёт заползать за верхушку горы. Надо было ехать. Татаринцев ещё не успел выкурить сигарету, когда вернулся Мухин. Грузный майор запрыгнул в кабину, и колонна тронулась. Быстро набирая скорость, ЗИЛы обгоняют растянувшиеся бээмдэшки. У одной бээмдэшки на плащ-палатке лежат трое раненых (или убитых). Возле них суетятся.
Десантники взглядом провожают безбашенных вэвэшников на бензовозах. Но не ночевать же было тем на дороге.
Отъехав метров пятьсот, на повороте увидели ещё одну бээмдэшку. Она выехала на обочину и была развернута наискосок.
- Боевое охранение пропустили, - сказал Кудинов.
- Что они дураки, что ли? - Гузик со злостью плюнул за борт.
Бойцы уцепились в борта, чтоб не вылететь из кузова от тряски. Солнце закатывалось за покрытую лесом гору, похожую на большой зуб. Поднимая клубы серо жёлтой пыли, машины неслись по дороге.
Воин
Толе Шурупову, славному товарищу, посвящаю.
Хорошо известно, что когда в армии заканчивается война, начинаются таблички. На третьем ВОПе таблички были повсюду, опережая полное окончание боевых действий в Чечне как минимум на несколько лет.
Например, над тщательно выложенной маскировочным дёрном ямой для отходов высилась табличка: "Выгребная яма". У входа в длинную взводную палатку, где хранились продукты, была табличка "Столовая". Стрелковые ячейки отличались табличками с цифрами порядковых номеров бойцов ВОПа и буквенным обозначением основной и запасной позиций: "1А", "1Б", "2А" и так далее. И даже у входа в землянку, где хранились боеприпасы, была табличка: "Склад боеприпасов". "Это чтобы чеховский снайпер не ошибся куда стрелять", - шутил младший лейтенант Шурупов, который сам этими всеми табличками и распоряжался, готовясь к визиту на ВОП командира полка.
Ещё создавалась грандиозная клумба возле "столовой", выгодно окантованная белёным булыжником вместо бордюра. Для этой клумбы у чеченца Аслана, жившего за рекой, специально была взята известь и семена различных цветов. Из лома и спиленных в лесу стволов срочно изготовили турник - все знали, что Виноградов, командир полка, считает турник основным сооружением в боевой службе опорного пункта.
В тот день позывные третьего ВОПа непрерывно запрашивал Лихолат, замполит второго батальона: "НП у тебя есть?… Срочно вырыть!"… "Гранаты с постов убрать!" Потом, через два часа: "Гранаты на посты раздать… соорудить верёвочные поручни… оборудовать вертолётную площадку…" Перед обедом Лихолат заявил по рации совсем к тому времени запутавшемуся в указаниях Шурупову: "Шурупов! Выстави секрет из пулемётчика и автоматчика в квадрате 61–20 до темноты"… "Какое 60–20? а карта у меня есть?" - пытался возражать Шурупов. "Выполняй!" - и Лихолат исчез из эфира.
"Он ёбнулся?.. автоматчика!., их за обычными дровами посылать страшно… секрет-бля… Пикет! нахер" - Шурупов мечтал о скорейшем приезде командира полка как об избавлении. "Строиться!., воины-нахер…" - орал он на свой замордованный табличками и другими мероприятиями личный состав и нарезал задачи.
Ну, война войной, а обед, как говорится, по расписанию. Плотно покушав за своим отдельным столом, располагавшимся на самом открытом месте ВОПа, с видом на горы, Шурупов привычно затребовал СВД и поупражнялся в стрельбе, - он ежедневно выбивал из снайперской винтовки белый камень из обрыва за рекой, и выбить этот камень ему пока не удавалось. Рассиживаться за столом, однако, долго не приходилось. Командир полка мог уже выехать, и ясно, что никакая сволочь, вроде Лихолата, об этом не предупредит. Надо было что-то решать хотя бы с секретом и вертолётной площадкой. Идиотские верёвочные поручни (чтобы не поскользнуться в дождь) Шурупов опустил сразу, а НИ уже и так отрывался в центре ВОПа.
Выкурив сигарету, Шурупов передал штатному снайперу СВД, заметил пулемётчика Зюкина, доскребавшего ложкой свой котелок.
- Зюкин!.. Ко мне!.. Живее!.. Какое нахер…
Зюкин без большого удовольствия отставил котелок и не слишком быстро направился к командиру. Однако у командирского стола он вытянулся и заблымал глазами - типа: "чего изволите-с".
- Слушай сюда, Зюкин! - и Шурупов постучал пальцами по столу, показывая, куда нужно слушать. Зюкин въелся глазами в начатую банку сгущёнки и стал слушать, отрывая от сгущёнки глаза в нужных случаях.
- Сегодня с тринадцати ноль-ноль ты с пулемётом и стрелком Перцевым, с автоматом, находился в секрете, в квадрате 60–21, запомнил?
- Так точно.
- Повтори!
- Я находился секретно с автоматом и Перцевым в квадрате.
- Правильно!.. В каком квадрате?.. В квадрате 61–21 ты находился! Это вон там, в зелёнке, - Шурупов ткнул пальцем выше обрыва, в который стрелял из винтовки, - ориентир, белый камень, понял?
- Так точно!
- Действуй!
- Есть…
- Какое "есть", куда ты пошёл? Запоминай: - Если спросят у тебя, был ли ты в секрете, скажешь - был с рядовым Перцевым, вооружение: РПК-74 и АКС-74, квадрат 21–61. Сидели скрытно до подхода темноты, после чего скрытно снялись и доложили мне, что нихера не видели, ты старший. А сам вместе со взводом свои задачи, я воль?
- Яволь.
- Ну и ладненько, не подведи меня. Действуй!
Давно ко всему привыкший в армии сержант Зюкин пошёл действовать, то есть перво-наперво доскрести котелок и выпить совсем уже холодный чай. А не менее ко всему привыкший в армии, и даже значительно более привыкший Шурупов стал размышлять о вертолётной площадке.
Выслуга Шурупова составляла порядка семи "календарей", не говоря о льготной. Звание он получил на курсах "Выстрел" при Пермском училище тыла, где шесть месяцев исправно пил водку. Тем не менее он посещал какие-то занятия и твёрдо из них помнил, что вертолётная площадка имеет радиус, или диаметр - здесь он путался - пятьдесят метров. А на ВОПе при всём желании открытого места ни с радиусом пятьдесят метров, или хотя бы с таким диаметром, не было.
"И нахер она нужна вообще эта площадка?.. Он что, на вертолёте сюда лететь собрался?.." Шурупов даже замечтался о чехе, метким выстрелом из "стингера" сбивающем вертолёт с Виноградовым, не долетевший до третьего ВОПа… Но надо было всё же чего-то предпринять. И Шурупов принял единственно верное решение - сделать маленькую вертолётную площадку. Он построил свой доблестный личный состав, насчитывающий согласно БЧС одного рядового контрактной службы, четырёх сержантов, одного ефрейтора и двенадцать рядовых бойцов.
Через час как по волшебству на третьем ВОПе возникла вертолётная посадочная площадка. Это был не слишком ровно отмеченный тычками с белыми флажками-тряпочками круг - примерно восемь на восемь. Трава в круге была скошена сапёрными лопатками.
Не знаю, смог бы пилот приданной нам вертолётной эскадрильи посадить в этот круг вертолёт… Разве что оказался бы в эскадрилье какой-нибудь виртуоз своего вертолётного дела, но это навряд ли… Однако главное - вертолётная посадочная площадка на третьем ВОПе оборудована, а приказ выполнен.
Нужно сказать, что, когда Шурупова спрашивали, почему он не уволился из армии как все, а остался, он говорил: "Для смеха". И отчасти Шурупов не врал. Он был прожжённым циником, лодырем и офицером отчаянным, презиравшим смерть. Кое-как он приготовился к приезду Виноградова, устал, но без нервов. Особенно он не заморачивался, относясь к армейской показухе как к некой увлекательной игре. Значительно больше страдали его солдаты, не имевшие в своём большинстве столь философского и оптимистичного взгляда на военную службу.
Разумеется, Виноградов не прилетел, а приехал. Его уазик охраняла разведрота на двух бронетранспортёрах.
Отборные разведчики, увешанные разным оружием, рассыпались за придорожным бурьяном. Только после этого Виноградов солидно вышел из машины и подобно главе мафиозной группировки из Сицилии стал с достоинством подниматься на третий ВОП. Он был в тёмных очках в камуфлированной оправе. (Злые языки, со слов женского медперсонала полка, утверждали, что у Виноградова имелись и камуфлированные плавки.)
Вслед за командиром полка поднимались начальник штаба подполковник Козак, майор Сосновников из управления и капитан Лихолат, в "районе" исполнявший обязанности командира второго батальона.
Худощавое лицо Козака морщило солнце, а сам Козак был презрительно-мрачен. Все были слегка пьяны и томились от жары. И, вероятно, это обстоятельство спасло Шурупова от осмотра НП, представлявшего собой яму, вертолётной посадочной площадки, представлявшей описанный выше круг… и других не менее замечательных сооружений третьего ВОПа.
Между тем бойцы Шурупова надели каски и застыли в стрелковых ячейках, а Шурупов сделал навстречу поднявшемуся Виноградову четыре вполне молодцеватых строевых шага, козырнул:
- Товарищ паалковник! Командир третьего ВОПа, младший лейтенант Шурупов.
Невнятным произнесением звания "подполковник", так чтобы вроде и не "полковник", но очень смахивает, Шурупов владел и держался умеренно нагло. Козак даже крякнул за спиной Виноградова - "орёл-бля".
- Кепку постирай, воин! Как ты будешь в ней с чехами воевать?.. Главкому не вздумай так докладывать, как мне сейчас… Записывай рапорт Главнокомандующему, - сказал Виноградов строго.
Я забыл сказать, что вся эта буча с табличками, НИ и площадками случилась из-за известия - "К нам едет Главком". А уже после получения такого известия Виноградов решился впервые посетить свои опорные пункты. Кстати, это именно Главком, а не Виноградов, предпочитал передвигаться в Чечне на вертолёте. Виноградов предпочитал в Чечне сидеть в своём вагончике и лишний раз из него не высовываться.
Короче говоря, Шурупов достал из заранее заготовленной планшетки ежедневник, ручку и стал записывать за Виноградовым, который диктовал: "Товарищ Главнокомандующий. Мы находимся на южной окраине н.п. Ца-Ведено, один километр пятьсот метров севернее Ведено. Первый мотострелковый взвод пятой мотострелковой роты занимает ВОП… - здесь отметишь три точки… Да… а с какой стороны у тебя чехи будут наступать?.."
- Как с какой? - Этот вопрос даже невозмутимого Шурупова привёл в замешательство… Дело в том, что чехи могли наступать с какой угодно стороны. На то он и опорный пункт с круговой обороной. Зелёнка со всех сторон, кроме одной стороны, там, где дорога, и откуда поднялся Виноградов. Только с этой стороны и не могли наступать чехи, если они, конечно, не полные кретины, - местность открытая аж до обрывов за рекой.
- Противник у тебя будет наступать оттуда! - и Виноградов махнул рукой в обрывы, а Шурупов открыл рот… - Пиши дальше: "…C передним краем по рубежу… отметишь рубеж (Шурупов кивнул и стал писать, сокращая слова)… и выполняет задачи по обеспечению безопасности прохождения колонн. Обороняя ВОП номер три, основные усилия сосредотачиваю на удержании позиций первого мотострелкового отделения. Огневое поражение противника организовываю по периодам огня. Первый период… При выдвижении противника из глубины на дальних подступах наношу огневое поражение средствами старшего начальника, а также приданными огневыми средствами. Второй - при развёртывании противника в боевой порядок - средствами старшего начальника, а также приданными и штатными средствами по участкам сосредоточенного огня. Третий - при атаке переднего края наношу огневое поражение всеми имеющимися средствами, в том числе с использованием минно-взрывных заграждений. Боевой порядок в один эшелон…"
Изгаляясь над военным гением Виноградова под видом рвения, Шурупов переспрашивал: "Как, как?"… или даже: "Повторите, пожалуйста, своё предложение". От чего Козак ещё больше изнывал и кривился, а Виноградов, не замечая подвоха, терпеливо повторял: "Боевой порядок в один эшелон"… Шурупов же на самом деле давно изображал в своём ежедневнике нечто вроде кардиограммы, с закорючками, но без букв. Он сообразил, что командир полка просто диктует ему один из текстов, заученных им в академии. Шурупов машинально водил ручкой в ежедневнике и представлял лихое наступление походной колонны чехов. Как бы на его глазах чехи разворачивались в цепи и под ураганным огнём пёрли через реку в брод. Этой выразительной картине по мотивам Великой Отечественной войны не хватало только танков.
Закончив диктовать, Виноградов выдохнул перегар, обошёл клумбу с семенами, окантованную белоснежным булыжником, повис на турнике и подтянулся раз двадцать, несмотря на сорок лет, пузо и модную разгрузку с восьмью магазинами.
Во время физкультурных упражнений командира полка Лихолат умудрился всё-таки ознакомиться с новыми сооружениями третьего ВОПа; всегда страдающий похмельем Сосновников пошёл к уазику; а Козак закурил, предложил сигарету Шурупову и сказал ему: "На тебя медаль лежит за Дагестан в штабе. Приедешь - заберёшь"… Шурупов, в общем-то, нравился Козаку - "Драть и драть его ещё конечно, но командирская струнка присутствует".
Когда Виноградов с Козаком спускались на дорогу, к Шурупову подошёл Лихолат с новенькими золотистыми звёздочками в погонах (он недавно получил капитана и пренебрегал ради этого долгожданного события маскировкой): - Ну что, выставил секрет?
- Конечно, - Шурупов произнёс - конеЧно, с нажимом на "е", а не конешно.
- Молодец… Я думал, ты не выставишь… - сказал Лихолат, - а то Козак залупил: выстави секреты по ходу следования командира и доложи координаты, а у меня откуда карта?.. Ну я ему первые попавшиеся цифры с фонаря…
Шурупов ничего на это не ответил (не говорить же Лихолату, что он козёл), и Лихолат устремился вслед за начальством. Он был пьян заметнее всех, а когда Лихолат выпивал, он становился добрым и разговорчивым.
Короче, все погрузились, и в сопровождении бэтээров уазик помчался на следующий второй ВОП. Проводив колонну глазами, Шурупов зевнул и пошёл прилечь в землянку. По пути он надел на радиста Михалочкина кепку, в которой встречал командира полка, со словами: "Кепку постирай, воин! Как ты будешь в ней с чехами воевать?"
Вторым ВОПом полка (на который поехал Виноградов после посещения третьего) в июне 2000 года командовал я. В отличие от Шурупова я по неопытности добросовестно записал "Рапорт главнокомандующему", - что позволило мне привести отрывок этого документа дословно… Вернувшись из Чечни, я стал тяготиться службой и в конце концов был уволен из армии. А Толик Шурупов погиб в бою через два года где-то под Хатуни - вёл огонь из пулемёта, прикрывая вынос раненого.
Лейтенант Шурупов (это действительно его настоящая фамилия) посмертно награждён орденом Мужества, похоронен в станице Северской Краснодарского края. За счёт средств местной администрации ему воздвигли красивый гранитный обелиск между могилой Неизвестного солдата и памятником матросу, погибшему на подводной лодке "Курск".
Ферзь
- Коллесников!
- Я, тащ капитан.
- Строй взвод.
- Есть.
Пятнадцать бойцов тянутся и выстраиваются в центре ВОПа под длинной буковой тычкой с флагом. На правом фланге становится смена в бронежилетах и касках, с автоматами; остальные - только с автоматами. Обычно Фрязин не строит дежурную смену, но сейчас приказал - всех в строй!
- Паживее строимся, - цедит Фрязин, - Колесников!.. Долго они у тебя будут вошкаться?
- Гуленко! Бегом! - орёт Колесников.
- Ста-навись, рав-няйсь… смирна, - Колесников поворачивается к Фрязину с рукой у виска:
- Товарищ капитан, взвод на развод построен, заместитель командира взвода старший серж…
- Вольно! - Фрязин бросает руку к ноге.
- Вольно! - дублирует сержант.
Фрязин выбрит, затянут портупеей. Его берцы блестят, как будто он не вылез час назад из землянки, а такой плакатный свалился с неба на их голову:
- Товарищи солдаты! Если кто-то ещё раз уснёт на посту или не выполнит приказ сержанта Колесникова! или какая-то сволочь будет отлынивать от работ - расстреляю… Расстреляю! и спишу на гниль… Мне нахер не надо, чтобы из-за одного мудака мне вырезали ВОП… Ва-просы?!..
Бойцы уныло молчат, уставившись в землю и в лакированные берцы капитана Фрязина. Трудно сказать, верят ли они в расстрел.
Фрязин ставит задачу. И новый, похожий на все остальные день начинается визгом пил, треском топоров, скрежетом кирок и лопат о высохший каменистый грунт. Взвод врывается в землю на высотке с координатами 63/87/8.
Заканчивали окопы с тремя ячейками на каждого стрелка (одной основной и двумя запасными). Беликов и Шакиров обкладывали бруствера квадратиками дёрна. Начали соединять окопы в траншею. Пока нет ходов сообщения, но это позже… Строились на приёмы пищи, ели быстро - и опять за работу. Солнце сжигало мокрые с пины. Часовые в бронежилетах обливались потом на постах. К вечеру под рёв Фрязина и пинки Колесникова успели закончить дзот с тремя бойницами на поляну. Команда контрактника Евсюкова закрывала завалами лес по боковинам ВОПа. Когда уже смеркалось, Фрязин с Евсюковым ставил растяжки в лесу.
- Лопаты сложить, строиться!
- Пилы, топоры сложить, строиться!
- Па-живей! Смена!..
Первая смена расходится по постам. Люди в чёрных бронежилетах сливаются с сумраком остывшего дня. Бряцает оружие. "У кого сигареты остались, парни?" - слышится голос Иванова.
Вьётся триколор в лунном свете. Бородатые чудища лезут на ВОП. Фрязин бьёт из автомата. Но чудища ползут, ими кишат окопы, заполняется землянка. Обтянутый кожей череп скалится. Узловатые пальцы вцепились в горло. Трудно дышать. Фрязин рвёт с себя пальцы… В окошко пылится синеватый свет. Фрязин всматривается в пустой мрак землянки, правая рука до боли в пальцах сжимает эсрку.
Поёживаясь, капитан идёт по гребню высотки. Флаг на месте - не сняли чудища. Из-за горы, где РОП седьмой роты, раздаётся очередь. Весёлый автоматчик выщёлкивает: "Спартак-чем-пи-он". Фрязин матерится и спускается на пост Евсюкова.
Контрактник сверху окопа на броннике. Чёрный лес гнёт перед ним человекоподобные деревья. В шелесте листвы жутко рушится сухая ветка. Евсюков вздрагивает.
- Не спишь?
- Никак нет! тащ капитан.
- Чё орёшь? Всё тихо?
- Тихо, тарищ капитан.
Евсюков смотрит, как погружается за пригорок штормовка Фрязина… "Два", - кричит с поста Бахтин (Надо ж, не спит). "Один", - отвечает Фрязин. (Сегодня пароль - тройка)… "Где эта смена уже… душары, блядь…"
Всё в этой жизни заканчивается. Меняются смены. Солнце всходит над зеленью гор. Клочковатый туман ложится в речку Хул-Хулау. Играя мускулами, голый по пояс Фрязин несёт пулемёт на дзот.
Воронин сидит на бруствере и жалуется Буевичу, демонстрируя грудь с гематомой и кровоподтёком.
- Всю ночь не спал. Под утро только вырубился. И тут эта шакалюга, сука… берцем в грудак… Пулемёт забрал…
Буевич куняет и слушает невнимательно.
- Тихо!.. Ферзь.
Фрязин подошёл к бойцам, но смотрит поверх, вдаль. Вдруг он прыгает в окоп, передёргивает затвор и даёт длинную очередь:
- Кольцо! В окоп! Живо.