Произведение входит в сборник исторических повестей-притч. Их действие происходит в далеком прошлом, однако автор поднимает здесь самые актуальные для XX века вопросы, никого не оставляющие равнодушными и заставляющие вновь и вновь задумываться над проклятыми вопросами бытия.
Уильям Голдинг
Клонк-клонк
Песня прежде речи
Стих прежде прозы
Флейта прежде копий
Лира прежде луков
I
Пальма выслушала Женщин-Пчел с улыбкой, исполненной восхищения, так что теперь здесь все были счастливы, как она и хотела. Никто не болел, пчелы возвращались домой с медом из леса и из лугов. Луговой мед узнаешь всегда - у него свой привкус и аромат. Да. У пчел было все в порядке. Подержав улыбку, сколько положено, она повернулась и понесла ее обратно к узкой полоске земли между рекой и шалашами, соломенными хижинами и навесами, прилепившимися к скалам. Здесь, на этой полоске, где, как обычно, играли дети, стояли пыль и жара, но пока не такая, как наступит потом, когда солнце поднимется выше. Дети изныли от жары - она поняла это сразу: двое мальчишек тузили друг друга уже отнюдь не на шутку, но расцепились при виде нее и ее улыбки. Еще один - совсем крошка, почти младенец - заковылял к ней, протянув обе руки, в которых сжимал по яйцу.
- Молодец, - сказала она. - Молодец!
Она потрепала его по голове и двинулась дальше. В это время дети ложились спать. Но сейчас старшие играли на берегу - три мальчика и две девочки. Девочки ходили вокруг мальчишек кругами. Зажав палки в правой руке, они дружно вскидывали их вверх. И пели:
- Ра! Ра! Ра!
Один из мальчиков покраснел, по щекам уже текли слезы. Двое других стояли опустив головы и чертили в пыли полосы. Сделав круг, девочки увидели ее, опустили палки и захихикали. Обе отвели глаза и принялись почесывать ногой об ногу. Проходя мимо, она спокойно сказала:
- Поиграйте во что-нибудь другое, хорошо?
Места было много, детей было много - мальчиков, которые занимались метанием или борьбой, девочек, которые возились с куклами, прыгали через скакалку или болтали. Пальма с каждым поделилась улыбкой и прошла мимо. Она поднималась в гору.
Утреннее солнце развеяло над Горячими Ключами плотную, похожую на гриб крышку пара. Только прозрачная дымка осталась на самом верху - там, где бурлил кипяток. Ниже, над цепью котлов, в которых вода, прежде чем потеряться в реке, постепенно остывала, воздух был чист. Но стоило лишь немного подняться вверх от детской площадки, он становился таким свежим, словно его принесло с гор. Потому она решила купаться не на привычном месте, а дальше, в следующем котле. Ей хотелось хорошенько прогреться: в плече появился какой-то скрип, и она надеялась на горячую ванну. Пальма взбиралась вверх с достоинством, грациозно, будто скрип этот ей ничуть не мешал. Шелестела длинная травяная юбка, босые ноги легко ступали по исхоженной каменистой дорожке. И все же, созналась она себе, сердце стало хуже справляться с подъемом. На полпути она остановилась и тронула воду в котле, словно попробовала, горяча ли, или же убрала лист или мошку. Она выпрямилась и внимательно обозрела лежавшую внизу местность, делая вид, будто привыкла смотреть на свои владения именно отсюда, а не сверху, от кипящих ключей.
В лесу и возле Места Женщин работали женщины. Ей их было не видно, но она слышала голоса и, время от времени, взрывы смеха. Там, где лес редел и ручей от горячих источников вливался в реку, по пояс в воде брели девушки и вели сеть. Она видела, как замыкается круг, как бурлит, словно во время дождя, вода, и поняла, что им удалось окружить небольшой косяк. Дальше, внизу, среди соломенных ульев сновали Женщины Пчелы. Много еды, смеющиеся девушки за работой, много детей, две женщины кормят младенцев, одну - беременную - ведут в шалаш, Горячие Ключи, теплый воздух…
Она заговорила сама с собой, что теперь делала чаще и чаще:
- Слишком много еды. Пусть не мяса, но есть рыба, яйца, коренья, мед, листья, семена…
Она положила обе руки себе на живот, поверх травяной юбки. Улыбка стала печальной.
- И я слишком много ем.
"Нет, - подумала она, - просто я старею. В этом все дело. Нельзя быть вечно прекрасной".
Она вновь двинулась вверх мимо котлов по бело-зеленым узорам старой каменистой тропы. Воздух становился теплее. Шум детских и женских голосов постепенно стихал и наконец совсем потонул в хлюпанье, бульканье, плеске кипящей воды. На самом верху возле ключа, на узком и плоском выступе скалы стояла девушка. Тоненькая девушка в травяной юбке, едва достигавшей колен. Длинные черные ее волосы были туго накручены на тонкие палочки. Лицо было широкое, некрасивое, но вся она сияла сиянием юности. Увидев, кто подошел, девушка вытянулась в струнку. Она засмеялась и показала рукой в сторону лугов:
- Там. Где ущелье.
- Ты уверена, детка? Ты ведь знаешь, иногда просто горит трава.
- Это был костер… Пальма.
Имя девушка произнесла нерешительно, будто ей еще было неловко обращаться к Пальме на равных, как взрослая к взрослой. Но Пальма уже отвернулась и молча вглядывалась в противоположный край долины. Губы у нее были сжаты.
- Значит, они пойдут туда, к сухому ущелью. Наверняка сегодня костер будет на прежнем месте. Если, конечно, ничего не случится - они могут передумать, испугаться, передраться, или я уж не знаю что.
Девушка хихикнула:
- Да уж.
Пальма улыбнулась ей:
- Так или иначе, их не будет еще дня два. Можешь снять пока свои палочки.
Девушка раскрыла рот. Лицо приняло озадаченный вид.
- Дня два?
- Может быть, и больше. - Пальма пристально посмотрела на девушку. - Это Сердитый Слон, так?
- О нет… Пальма. Он был Сердитым Слоном, теперь он Яростный Лев.
- А раньше, прежде чем стать Сердитым Слоном, он был, кажется, Работящей Пчелой. Но конечно, тогда он был намного моложе. Откуда тебе знать.
Девушка залилась румянцем. Она повела плечами и хихикнула:
- Ты ведь знаешь, какие они… Пальма?
- Знаю. Кому же знать как не мне. Но только помни, хорошо?
Лицо девушки приняло выражение гордое и торжественное.
- Теперь я женщина.
Пальма согласно кивнула и отвернулась, собираясь идти.
- Пальма…
- Что еще?
- Этот, старый Леопард…
- Который, детка? Здесь их у нас трое.
Девушка показала рукой вниз:
- Вон тот.
Пальма взглянула вниз и среди скал увидела лысую голову, узловатые плечи, тощие ноги, вывернутые ступни. Девушка у нее за спиной сказала:
- Не знаю его имен. Но он давно никуда не уходит. А как дышит! По-моему, он наш. Он теперь снова младенец. Разве не так?
- Молодец, что заметила. Я прослежу, чтобы о нем позаботились. Хорошо. Смотри и дальше как следует.
Она повернулась и пошла вниз - не по той дорожке, которой пришла, а туда, где увидела лысину Леопарда. Он был совсем близко к Жилищу Леопардов. Бедняга, подумала она про себя, старается держаться поближе. Скала стала круче, и Пальма пошла осторожно, от напряжения сдвинув брови. Но брови вновь разошлись, едва она подошла к Леопарду, который полулежал, привалившись к камню и вытянув ноги. Руки беспокойно теребили на бедрах старую грязную полоску из леопардовой шкуры. Рот был открыт, сбоку стекала слюна. Дышал старик быстро и часто. Она опустилась перед ним на колени и приложила руку ко лбу. Внимательно заглянула в глаза, в которых не отражалось ничего. Улыбнулась ему с бесконечной нежностью и прошептала в пустое лицо:
- Спишь?
Она быстро выпрямилась, подошла ко входу и с порога сказала:
- Этот человек, этот старик, бедняга… как его имя? Быстрый Угорь? Конечно, конечно, помню… да, он же Оса и Пламя. Ему нужна ваша помощь. Сейчас же, немедленно.
Она выпрямилась и пошла вдоль цепи котлов. Деловито выбросив из головы мысли о старике. Радость наступавшего полдня принесла с собой чувства и добрые мысли. Эта прелестная малышка на смотровой площадке так мила, так старательна… горячая вода… потом, после купания… есть еще по меньшей мере два спокойных дня… я позабочусь о том, чтобы его было много, чтобы оно было крепкое и хорошее…
Вновь она заговорила вслух, и в голосе ее была печаль:
- Я слишком много пью.
В эту минуту она вспомнила то, о чем забыла, беседуя с Пчелами, детьми, девушкой на смотровой площадке и Леопардом. Тревогу. Теперь тревога выползла из своего угла, захватив все мысли, и Пальма велела улыбке остаться на месте. И подумала: больная кошка лечит себя травой, а я - улыбкой.
Она стояла, словно боясь, что горячая вода принесет лишь разочарование, что все останется так, как и было. Она подняла глаза и сквозь легкую дымку, повисшую наверху, над кипящей водой, посмотрела на гору, над которой тоже вился пар. Пар поднимался огромными волнами от черных склонов, где вспыхивали желтые и красные пятна. Он шел от самой вершины, а кругом лежала снеговая корона. Пальма вдруг поняла, что гора тоже на нее смотрит. Пальма зажала руками рот, но взгляда не отвела; ибо если ты не просто Пальма, а Та, Кто Дает Имена Женщинам, то никогда не отводишь глаз; потом гора снова стала горой, но тревога осталась.
- Я еще достаточно молода, чтобы родить ребенка. Может быть, когда вернутся…
Она быстро взглянула по сторонам, но мужчин рядом не было - ни дряхлого Леопарда, который теперь был способен лишь греться на солнце, ни мальчика, который смог бы запомнить слова Той, Кто Дает Имена Женщинам. Вокруг, в пределах слышимости, в лесу было пусто. Она опустила руки и двинулась вверх по тропе к своей ванне.
Котлы шли к вершине цепью, и каждый следующий был немного - примерно на расстояние локтя - выше предыдущего. Вода наполняла котел и, перелившись через край, непрерывной струйкой стекала по гладким камням в соседний. Иногда ручеек становился шире, словно у земли вдруг менялось настроение; но котлы все равно оставались полными. В этой их полноте был источник радости Пальмы, ибо в ней она видела мощь, богатство и щедрость воды. И хотя вода была только вода, Пальма чувствовала к ней благодарность. Ванна звала. Пальма коснулась талии, распустила пояс травяной юбки, и та легла вокруг ног. Она подобрала волосы, обнажила шею. Но, сложив на скале ряд за рядом шуршавшие ожерелья, помедлила, не спеша окунуться в успокаивающее тепло. Стоя на коленях, перекинула за спину длинные волосы и наклонилась к котлу, где вода была попрохладней. Она повернула голову, подставив лицо солнечному свету, задержала дыхание и потом пристально посмотрела на ту, что выплыла из темноты:
- Я прекрасна.
Прядь волос коснулась воды, и побежавшая рябь закачала отражение. Пальма убрала волосы и вновь заглянула вниз. Огромные темные глаза - темные пятна, - овальное, правильное лицо. Она коснулась его рукой, почувствовала мягкость кожи, почувствовала - не увидела - появившиеся морщинки вокруг рта и на шее, где их скрывали всегда ряды раковин.
- Я все еще прекрасна. Нет… дело не в этом.
Из леса, от Места Женщин, донеслись смех и голоса девушек. Дети тихо спали в тени деревьев. Та, Кто Дает Имена Женщинам, быстро поднялась. Она двинулась вверх - миновав три котла, остановилась, попробовала воду ногой. Шагнула вперед и тотчас прикусила нижнюю губу. От горячей воды бросило в пот. Она скорчилась, приказывая себе перетерпеть боль и ждать, пока кожа привыкнет. Наконец напряжение спало, мышцы обмякли; она откинулась назад, пристроила голову на камне, который именно для этого был положен в котел. Волосы распрямились; тело медленно всплывало наверх - в прозрачной воде светло-коричневое, зеленоватое. Пальма легонько покачивалась, только голова лежала на камне. Прекрасное ее тело лежало в воде, как диаграмма женственности. Она закрыла глаза. И погрузилась в провал, в котором нет времени.
В своем шалаше заухала, будто сова, женщина. Пальма открыла глаза, мысль заработала мгновенно. Скоро я увижу новорожденного. Судя по всему, будет девочка. Надеюсь… Неважно - девочка или мальчик, но мы его сохраним. Я не хочу…
Тревога вернулась - глубокая, сильная, необъятная, как вода. Пальма села, приподняла волосы. Повернулась и сквозь пар посмотрела туда, где белую голову и темные плечи горы окутывал дым. Иногда, подумала она, гора смотрит вверх, в небо, так, будто нас тут и нет, а иногда смотрит вниз - будто нас тут нет!
Пальма качнулась, и вода плеснула через край.
- Гора есть гора! Пальма, ты думаешь как мужчина!
Она нырнула так резко, что ток воды подхватил и распрямил волосы. Потом принялась массировать пальцами лицо, пытаясь на этом сосредоточиться, но мысли сами собой возвращались совсем к другому. Можно радоваться, огорчаться или же ничего не чувствовать, когда ты чего-то ждешь. Но нет смысла тревожиться из-за того, что уже есть.
Только что делать с тем чувством опасности, которое не дает жить спокойно?
Она поднялась, шагнула в следующий котел, где вода была попрохладней, нырнула, вышла и села, ожидая, когда солнце высушит кожу. Она наклонила голову и принялась тщательно расчесывать пальцами волосы. Чувства есть чувства, а волосы должны быть уложены ровно, один к одному. Теперь убрать их, смазать лицо, найти подходящий камешек и обточить ногти.
- Пальма! Пальма!
Это кричала девушка со смотровой площадки - покачиваясь и размахивая для равновесия раскинутыми руками, она, в своей развевающейся травяной юбке, спешила мимо котлов вниз.
- Пальма! Пальма!
"Назвав меня по имени раз, - подумала Пальма, - теперь она будет его произносить когда надо и когда не надо!" Пальма ласково улыбнулась и послала малышке воздушный поцелуй:
- "Пальма, Пальма, Пальма"! Словно меня целый лес!
- Я их видела!
- Они не собираются возвращаться, не так ли? Во всяком случае, не сегодня?
- Нет! Ты была права, Пальма… Пальма, они уходят. Они сейчас очень далеко! Мне плохо было их видно, но… - девушка хихикнула, - сейчас они лазают на дерево!
Пальма улыбнулась в ответ:
- Все? За орехами? Или это игра?
- Я разглядела только одного - очень высоко.
- Значит, за птичьими яйцами.
- Я подумала, лучше сказать тебе об этом.
Одной рукой Пальма откинула волосы, а другой потрепала девочку по щеке.
- Ты правильно сделала… - с усилием она вспомнила имя: - Пескарик. В конце концов, для того ты там и стоишь, не так ли? А теперь помоги-ка мне справиться с юбкой.
- Интересно, может быть, это был Яростный Лев? На таком расстоянии плохо видно. Как ему там, наверное, весело!
Та, Кто Дает Имена Женщинам, застегивала на юбке ракушки.
- Приятно слышать, что они нашли себе развлечение. Но надеюсь, они не забыли, зачем пошли. Хорошо. Идем вместе, посмотрим. Веди.
Снова заухала, будто сова, роженица. "Теперь уже скоро, - подумала Пальма. - Надеюсь…"
Пескарик стояла возле кипящего ключа, приставив к глазам ладонь. Дыхание у нее осталось ровным.
- Там. Видишь, Пальма, большое дерево, с голой вершиной? Вон он, как раз где начинается голый ствол, - неужели не видишь?
- Нет, не вижу, - сказала Пальма. - Но раз уж они туда зашли, им предстоит долгое путешествие. Больше стоять тут нет смысла. Только вечером посмотри, где будет костер.
Пескарик обернулась и робко взглянула на Пальму:
- А что будет, если они… э-э… Если они узнают?
- Не узнают.
Пальма посмотрела вниз, на Жилище Леопардов. Оно было открыто небу и внимательным взглядам с площадки от кипящих ключей. На солнце поблескивали выложенные рядами черепа Леопардов. Она улыбнулась, потом залилась долгим смехом. Рассмеялась и Пескарик. И пока длился смех, обе были ровесницы и сестры.
Пальма умолкла первой.
- Мы не начнем, пока не родится ребенок. Даже тогда… только если ребенок… получит имя.
Лицо у Пескарика стало торжественным.
- Понимаю.
Пальме понравилась ее торжественность, и она улыбнулась. Она подалась вперед и легко коснулась губами губ девушки, отчего та вспыхнула, задохнулась, отступила назад. Пальма повернулась и двинулась вниз - дыхание было ровное, тело изящно раскачивалось, руки раскинуты в стороны. Стены Жилища Леопардов поднялись и скрыли от глаз поблескивающие черепа. Теперь, подумала она, нужно быть осторожной! Нужно меньше пить! И тут, будто мысль вызвала образ из самого воздуха, Пальма живо и четко увидела перед собой кокосовую скорлупу, наполненную темной жидкостью. Она даже ощутила запах, отчего вспыхнула и задохнулась, как недавно Пескарик. "Все дело во мне, - подумала она, - я не такая, как все. С этим я родилась, и никто из всех Назывательниц Женщин не увидел, что я… Я…"
Дряхлого Леопарда возле скалы не было. Дети спали. Пальма стояла на открытой полоске, на которой они играли утром, изящная и грациозная. И ласково улыбалась.
II
На конце голой ветви, торчавшей из кроны огромного дерева, было сложенное из палок гнездо. В палках застряли остатки пищи - кусочки шерсти и кожи. С краю трепыхались несколько красных перьев. Леопард, карабкавшийся к гнезду, был почти так же гол, как и ветвь, - на нем не было ничего, кроме узкой полоски кожи вокруг пояса и закрытого кожаного мешочка между ног. Леопарды кучками стояли под деревом, смотрели сквозь листья вверх и смеялись. Всякий раз, если Лесной Огонь, рискуя свернуть шею, съезжал вниз, они разражались дружным хохотом. Вытирали слезящиеся глаза, приседали, цепляясь друг за друга. Но когда он снова пополз вверх - на этот раз медленней и осторожней, заскользив по стволу как змея, - они замолчали и замерли, не спуская с него глаз. Они стояли красиво, зажав в изгибе локтей копья с закаленными в огне наконечниками. Среди них попадались почти мальчишки, но большинство были стройные молодые люди с коричневой светлой кожей - или только выглядели молодыми. В их облике мало что говорило о возрасте. Лишь самых старших можно было определить по легкой проседи в волосах. На них было оружие, украшения, сумки, котомки, и все равно они были голы, как и приникший к ветке Лесной Огонь, - остролицые, темноглазые, темнобровые и темноволосые люди, разрисованные шрамами, не узорами, с пыльными босыми ногами. Бороды и усы у них походили издалека на темные пятна.
Лесной Огонь дополз почти до гнезда. Коленями, бедрами, ступнями обхватил сук, оторвал обе руки и потянулся вверх - чтобы взять перья. Одним гибким движением Леопарды окружили дерево, не отводя от Лесного Огня внимательных и восторженных глаз.
- А-ах!