Летать так летать! - Игорь Фролов 20 стр.


- Я не стрелял, - удивленно сказал командир. Все трое посмотрели вверх и вперед. На вершине обрыва, углом сворачивающего в ущелье, сверкал огонь и пыхали белые шарики дыма.

- Стреляют, командир! - возбужденно сказал Рэмбо, показывая пальцем.

- Да посадку обозначают, - сказал командир. Тут же между ведущим и ведомым, чуть левее пары, вспух взрыв. Ведомый пронесся сквозь дым, песком хлестнуло по стеклам. Ведущий уже заворачивал влево, по восходящей втягиваясь в ущелье.

- Я же говорил - работают по нам! - заорал Рэмбо, передергивая затвор автомата.

- Второй, осторожно, по нам работают! - доложил командир. Но ведущий молчал - он уже скрылся за углом.

- Странно, откуда работают? - сказал командир, вертя головой. - Наверное, погранцы иранские опомнились.

- Да вон оттуда! - хором закричали борттехник и правак, тыча пальцами в "ласточкино гнездо".

- Ну что вы, в самом деле! Они посадку обозначают, мы же к ним прилетели, - сказал командир, влетая в ущелье.

Вертолет поднимался по крутой дуге, огибая широкий угол обрыва. По нему вверх зигзагом вилась тропинка, на которой замерла женщина с ведром воды - прижав его коленом к тропинке, она закрыла лицо локтем.

На вершине одиноким ферзем стоял лысый бородатый мужик в черной накидке до пят. Он смотрел, как всплывает из ущелья советский вертолет.

- Орел! - сказал командир, когда кабина сравнялась с бородатым, и приветливо помахал ему рукой в открытый блистер. - Салям, дорогой!

Борттехник, повернув голову и наклоняясь вперед, зачем-то продолжал смотреть на бородатого. Он увидел, как на полированной лысине сверкнуло солнце, как мужик откинул накидку, как поднял к плечу зеленую трубу с тяжелым коническим наконечником и навел ее прямо борттехнику в лоб…

Время растянулось липкой резиной…

Медленно, мелкими рывками вокруг наконечника образовалось кольцо дыма, загибаясь грибной шляпкой вокруг тубуса, борттехник отчетливо услышал шипение - он с интересом смотрел, как медленно вытягивается в сторону вертолета белая струя с зеленым наконечником, он видел, как наконечник - два килограмма смерти - медленно вращаясь, ввинчивается в воздух…

"Граната летит, - медленно думал борттехник. - Нужно доложить командиру, но как это сформулировать? Работают или стреляют? А если это не граната? А что тогда? И почему мне так спокойно, почему все так спокойно? Даже как-то неудобно шум поднимать…"

Пока он раздумывал и смотрел, вертолет едва переместился на метр. Потом борттехник прикинет расстояние - не больше двадцати метров до бородатого (он видел, как обшарпана ударная часть гранаты) - и, учитывая скорость гранаты, вычислит, что от момента выстрела до его крика прошло не более четверти секунды.

- Пуляют, командир! - заорал борттехник, вытянув руку прямо перед носом летчика.

И время понеслось бешеной кошкой. Командир повернул голову влево, бросил шаг, двинул ручку вперед, вертолет ухнул вниз. Граната прошла над хвостовой балкой, ударилась в противоположную стену ущелья, лопнувший воздух лоскутом хлестнул уходящий вниз вертолет.

Командир перевел машину в горизонтальный полет, потом в набор.

- Второй, эти друзья опять по нам отработали, что за елки-моталки?

- 851-й, это не те оказались, идем в другое место, не задерживайся, топлива не хватит.

- Разворачивай, командир! - заорал Рэмбо. - Их наказать надо!

- Без вас знаю, - проворчал командир.

Машина выскочила из ущелья, зависла на мгновение, разворачиваясь на месте с глубоким креном, и устремилась прямо на "ласточкино гнездо". Рэмбо, высунувшись в блистер по пояс, палил из автомата. Борттехник открыл огонь из пулемета непрерывной очередью - он увидел свои трассеры в тени дувала, две темные фигуры, бегущие по двору… Командир нажал на гашетку, и НУРСы ушли вперед, распушив стальные оперения. Их дымные хвосты закрыли видимость. Машина пошла вверх с правым разворотом, и, вытягивая шею, борттехник увидел, как "ласточкино гнездо" покрылось черно-красным месивом разрывов. Затрещало, забабахало, будто в костер бросили горсть пистонов. Еще он успел увидеть, что НУРСы со второго блока прошли мимо и, перекинув через речку дымный полосатый мост, рвутся на иранском берегу…

- Песец котенку, - удовлетворенно сказал командир, и, уже не оглядываясь, они пошли за ведущим.

- Да, - сказал командир. - Как дураков вокруг пальца обвели - этот наводчик-самоубийца заманил на край страны, чтобы тут нас грохнули. Я только не понял, почему они так и не попали? Ведь и сверху на пляж кидали, и в упор сейчас этот абрек саданул. Фрол, признавайся, у тебя машина заговоренная?

- Да нет, - сказал борттехник. - Это я… Перед армией мама заговор сделала от лихих людей. Я смеялся…

- Ну и дурак, что смеялся. В это я верю, - сказал командир. - Передай маме наше спасибо.

Второй, - сказал он, - вы там с этим наводчиком разберитесь. Он нас конкретно подставил. Сейчас опять на ножи заведет.

- Да мы уже поняли, 851-й. С ним где надо разберутся. А мы сейчас присядем в одном месте, оружие прихватим - надо же что-то домой привезти.

…Садились в какую-то огромную воронку, спиралью уходящую вглубь метров на тридцать. Это было похоже на кимберлитовую трубку - может, лазуритовая выработка, а может, вход в аид. На каждом этаже толпились люди, приветственно поднимая автоматы. На дне приняли на борт кучу старых стволов - английских, испанских, китайских и американских гангстерских автоматов времен сухого закона. Медленно, по очереди поднялись из воронки, выволокли за собой хвост пыли и ушли. Борттехник так и не понял, кто были эти подземные жители - скорее всего, одна из дружественных прикормленных банд.

…Мчались, уже не разбирая дороги. Топливо кончалось. С ходу перепрыгнули двухтысячник, заскользили вниз по склону, разгоняясь до 250, оставляя позади шум собственных двигателей - только посвист лопастей не отставал. Пересекли дорогу, уперлись в одинокий хребет. Огибать уже не было топлива, пошли в набор.

- Что-то я местность не узнаю, - вдруг сказал командир, озабоченно вглядываясь в пейзаж. - Мы, вообще, точно идем? Вот сейчас перепрыгнем, а там Герата и нет!

- Ну да! - сказал правак, пугаясь, и начал смотреть в карту.

Перепрыгнули, увидели дымный Герат. Влетели в гератские кишлаки. Прямо перед носом борттехника откуда-то вырулила красная "Тойота", в кузове - три духа с пулеметом на треноге, - завиляла от неожиданности, духи присели, закрыв головы руками, борттехник нажал на гашетку, стегнув очередью по кузову и кабине, - и дальше, не задерживаясь, напрямик, к аэродрому.

Стрелка топливомера показывала 50 литров - невырабатываемый остаток. Сердца трепыхались - если двигатели сейчас встанут, никакая авторотация на такой скорости и высоте не поможет - вертолет мгновенно врежется в землю. Правда, пока молчит РИТА - но если скажет, то суши весла.

Вертолет пронесся над КДП гератского аэродрома, снизился над полосой, по которой уже катил ведущий, коснулся колесами, порулил поперек полосы, въехал на грунт - и РИТА тут же злорадно сообщила, что топливо кончилось! Двигатели захлебнулись, переходя на затухающий пылесосный вой…

Поздно вечером в Шинданде, после восьми часов налета за день, борттехник долго плескался в бассейне.

Организм был перевозбужден и перегрет.

Он опускался на кафельное дно и лежал там. Всплывал, переворачивался на спину, смотрел через маскировочную сетку на яркие звезды. Снова нырял, выныривал, выбирался из воды и, лежа на мокрых досках, курил, слушая, как в будке возится посаженный на цепь варан…

ДРУГ

На следующее утро борттехник Ф. почувствовал себя плохо - болела голова, горло, слабость охватила тело. Или простыл вчера в бассейне, или тепловой удар схватил, перегрелся. Он лежал на кровати в полузабытьи, когда в комнату ворвался инженер эскадрильи:

- Давай быстро на стоянку, четырьмя бортами повезете генерала Варенникова на переговоры с полевыми командирами!

- Я не могу, товарищ майор, - простонал борттехник. - У меня после вчерашнего - тепловой удар. Сегодня плохо себя чувствую…

- А я всегда плохо себя чувствую! - заорал инженер. - Давай вставай, уже три борта запустились, тебя ждут - и кто ждет? Первый замначальника Генерального штаба! Слетаете, вас сразу к орденам представят, даже предыдущих представлений ждать не будете, генерал обещал.

Борттехник встал и, шатаясь, пошел на стоянку. Возле машины уже ждал экипаж. Больной тяжело поднялся по стремянке, вздыхая, протянул руку и нажал на кнопку запуска турбоагрегата, моля о чуде.

Аишка сказала "пу-у" и затихла.

- Все, - облегченно сказал борттехник. - Ищите другой борт. У меня аишка сгорела.

На этот раз действительно был прогар лопаток. Нашел инженера, доложил, вернулся в комнату, сказал лейтенанту М.:

- Феликс, будь другом, сними аишку, отнеси ее в ТЭЧ - я умираю.

И упал в кровать.

"Спасибо тебе, моя милосердная машина! - подумал он, засыпая. - Ты меня понимаешь!"

ЛИШНИЕ ЛЮДИ

После 250 часов налета полагалось две недели профилактория в Дурмени под Ташкентом.

Лейтенанты Ф. и М. выбрались в Союз в конце мая. Ночной Ташкент был прекрасен - веяло влажной зеленью, на темных дорогах стояли тихие машины с открытыми дверцами, в машинах сидели добрые заторможенные ребята и курили травку. Таксист долго искал названное место - наконец перед рассветом они уперлись в железные ворота с крашеными звездами и постучали.

Двухместные номера, тенистый парк, пруд, маленькая столовая с ресторанным ассортиментом… Несмотря на все эти прелести, никто в профилактории не засиживался. Отметив прибытие-убытие, летчики ехали в ташкентский аэропорт, совали в окошечко кассы свой служебный паспорт с пятьюдесятью чеками, получали билет и летели домой, чтобы вернуться через две недели. То же самое сделали и лейтенанты - они улетели в Уфу, откуда лейтенант М. убыл в родную деревню Норки но.

Прошла неделя. Лейтенант Ф. в красно-зеленой футболке "Монтана", в джинсах-"бананах" той же фирмы и в кроссовках "Пума" сидел со своим старым другом на скамейке в сквере Ленина. Отдыхая в тени высоких тополей, друзья беседовали о сверхчеловеке Ницше и "Единственном" Штирнера. Лейтенант Ф. с трудом возвращался от простых радостей войны к сложному философскому прошлому. Трудности действительно были немалые - временами лейтенант Ф. невпопад отвечал, а то вдруг и вовсе замолкал, глядя вдаль. Его друг заглядывал в пустые глаза лейтенанта и раздраженно говорил:

- Нет, ты все-таки отупел. И зачем ты в армию пошел?

Во время одной из таких посиделок лейтенант Ф. увидел, что в сквер с улицы заворачивает не по сезону загорелый молодой человек. Это был лейтенант М. Он подошел, поздоровался, улыбаясь.

- Иду, вижу, что это за красно-зеленый петух сидит? А это ты.

- А это я, - сказал уязвленный лейтенант Ф. - А ты что здесь делаешь?

- К сестре приехал.

- Знаешь, Феликс, - морщась, сказал лейтенант Ф. - Я только-только войну забывать начал, а тут ты как живое напоминание…

- Ладно, - пожал плечами лейтенант М. - Я пошел. Только поздороваться завернул.

- Встретимся через неделю, - сказал ему вслед лейтенант Ф. и, обращаясь к другу: - Ну, вот, напомнил мне, кто я на самом деле и откуда. Скорей бы этот дурацкий отпуск кончился!

ФИНАНСОВЫЙ КРАХ

Через неделю лейтенанты Ф. и М. вылетели с военного аэродрома Тузель в Кабул. Там, на пыльной аэродромной пересылке они провели десять дней в ожидании транспорта на Шинданд. Наконец на десятую ночь, одуревших от безделья, их вывели на аэродром и загрузили в старый дребезжащий "Ан-12", который и доставил лейтенантов в родную часть. Инженер эскадрильи майор Иванов встретил их словами:

- Вот они - десять дней, которые потрясли мир!

У обоих лейтенантов после прибытия были неприятности. Лейтенант М. забыл в Кабуле свой отпускной документ - печати ставили прямо возле самолета, и лейтенант М. вспомнил о своей бумажке, когда самолет уже выруливал на полосу. Финчасть долго не верила, что он прибыл на территорию войны вовремя.

Лейтенант Ф. тоже принял страдание по финансовой части. Он привез с собой из Союза сто пачек фотобумаги. Перед отпуском, будучи в Фарахе, он увидел уличного фотографа с деревянным ящиком на штативе. На вопрос, нужна ли ему фотобумага, фотограф энергично закивал. Теперь, раскладывая пачки на несколько стопок - для Фараха, Заранджа, Геришка, Чагчарана, Турагундей - лейтенант Ф., будучи монополистом, рассчитывал обеспечить себе необходимую сумму для дембеля, который намечался в начале июля (но запоздал на два с половиной месяца).

Смок и Малыш с их морожеными яйцами оказались более удачливы, чем предприниматель Ф. Когда он прилетел в Фарах и нашел фотографа, тот, увидев двадцать пачек фотобумаги, замахал руками:

- Нэт, стока нэ нада! Адын пачка на адын год хватит!

За три с половиной месяца до замены борттехник Ф. смог распространить на всей западной половине Афганистана всего тридцать пачек фотобумаги по символической цене. Правда, и этого количества хватило, чтобы окупить все сто пачек.

Радовало то, что вслед за ним еще несколько летчиков привезли из отпуска чемоданы с фотобумагой. Потому что борттехник Ф. на вопрос, как идет реализация, неизменно показывал большой палец.

БЕЗ ХОЗЯИНА

Пока борттехник Ф. дышал воздухом свободы, на его борту хозяйничал борттехник по кличке Шайба. Первое, что сделал Шайба, приняв борт во временное владение, - поставил две бронеплиты перед пулеметом - парашютам, уложенным борттехником Ф., Шайба не доверял. И очень скоро судьба продемонстрировала Шайбе, что он своим страхом спугнул удачу.

Однажды эскадрилью взбудоражила весть, что в Зарандже сбит замкомэска майор У. Он сам вышел на связь через ретранслятор и сообщил, что выведен из строя один двигатель. Срочно снарядили техбригаду, посадили ее на борт № 10, двигатель затолкали на другую машину, пара взлетела и пошла на пределе в Зарандж. Торопились - уже вечерело. На полпути к Фараху увидели, что на дороге стоит разукрашенный автобус, а метрах в ста от дороги - разукрашенная бурбухайка. Стоят и перестреливаются. Завидев летящую пару, враги мгновенно прекратили выяснять отношения и перенесли огонь на вертолеты. В итоге короткого боя у "десятки" был пробит левый пневматик, прострелен соединительный шланг топливопровода в правой стенке салона - пуля прошла через толпу техников, никого не задев, керосин начал хлестать в кабину. Кто-то из техников заткнул дырку пальцем - так и сели в Фарахе.

Доложились на точку: мол, так и так, поход окончился неудачей, шлите пару с колесом для "десятки". Техбригаду перегрузят на другой борт, она полетит дальше в Зарандж, а "десятка", заменив колесо, вернется на базу.

Пару с запчастью выслали.

Когда она садилась в Фарахе, мимо на Шинданд молча просвистела пара из Заранджа. Майор У. тянул поврежденную 33-ю машину одним двигателем, выведя его на взлетный режим. Разрешенное время работы на взлетном - 6 минут, время полета от Заранджа до Шинданда - полтора часа. После такого полета двигатель подлежал списанию. Таким образом, майор У. привел на базу вертолет с двумя не годными к дальнейшей эксплуатации двигателями.

Казалось бы - что за беда, если все остались живы? Однако дознание быстро выявило правду. Майор У. решил поглушить рыбу в речке возле Заранджа. Зайдя на боевой, послал НУРСы в реку. Она оказалась не очень мелкой - снарядам потребовалось время, чтобы достичь дна, пробить слой ила и взорваться. За это время вертолет майора У. долетел до места входа эрэсов и наткнулся на им же учиненные взрывы. Один двигатель всосал воду, ил, осколки и захлебнулся.

После выяснения всех обстоятельств майор У. был снят с заместителей и принужден выплатить 10 000 рублей.

А борттехник Ф. убрал с носового остекления мешавшие обзору бронеплиты и вернул привычные парашюты.

Война пошла своим чередом.

Назад Дальше