В последнее время Ганс все чаще бравировал русскими словами, как будто взялся всерьез изучить русский язык. Иногда он ни с того ни с сего заискивающе улыбался Мите.
Перемены действительно наступали.
Восточный и западный фронты все сближались. Все больше падало бомб на Германию. Фашисты понимали, что время падения третьего рейха не за горами. Понимал это и такой фанатик, как Ганс.
Над тиром все небо гудело.
И вот тир как будто разорвался пополам. Митя стремглав выбежал наружу. Горячая взрывная волна чуть не сбила его с ног. Вокруг все рвалось, рушилось, трещало, выло. Казалось, земля и небо смешались. Громадные черные фонтаны поднимались высоко вверх. Самолеты бомбили окрестности лагеря и эсэсовский городок. Рушились лагерные постройки. Обломки кирпича падали на землю смертоносным дождем.
Митя встал под старый развесистый бук. Бомбежка продолжалась с неослабевающей силой. "Может, она долго не закончится?" - подумал Митя. И его вдруг осенила смелая мысль. Он кинулся назад в тир. Где Ганс? Митя поискал его и издали заметил в углу. Старый вояка, спасаясь от смерти, завалил себя спинкой дивана. В панике он даже забыл закрыть шкаф.
Набрав в карманы винтовочных и пистолетных патронов, Митя затем побежал к ящику, где лежали пистолеты, поступившие вчера на пристрелку с завода. Мальчик спрятал под пиджачок два пистолета и опять выбежал из тира. Вот он уже во весь дух мчится к главным воротам. Сзади, после короткой паузы, вновь пронзительно завыло и забухало. Мощный взрыв ударил совсем рядом. Митя кинулся на землю, а потом вскочил и продолжал бег.
Из леса к воротам лагеря, тяжело дыша, выбиваясь из последних сил, бежали заключенные, в опасной зоне никто не хотел оставаться.
Мальчик смешался с толпой бегущих. В воротах, настежь распахнутых, не было дежурного эсэсовца, но из псарни доносился бешеный собачий лай, крики эсэсовцев. Они отправлялись на дополнительное оцепление лагеря.
"Эх, если бы бомбили ночью! - пожалел мальчик. - Тогда кое-кому удалось бы вырваться на свободу".
Он прибежал в восьмой блок, незаметно шмыгнул в спальню, сложил патроны и оружие под матрац. Огляделся: близко никого нет. Все малыши сейчас во дворе. Надо разыскать дядю Яшу.
Как раз Яков Семенович вошел в спальню.
- Что принес? - спросил он без предисловий.
- Патроны и два пистолета.
- Отлично! Давай поскорее, надо спешить…
Митя отвернул матрац и с гордостью посмотрел на дядю Яшу. Тот кивнул: молодец. Затем сгреб патроны, рассовал по карманам, спрятал пистолеты.
- Я думаю, пока идет бомбежка, надо еще разок наведаться в тир. Среди эсэсовцев настоящая паника. В лагерь сейчас понесут раненых и убитых.
- Мне одному идти? - с готовностью спросил Митя.
- Нет, со мной.
Яков Семенович пошел в свою каморку. Открыв шкаф, он достал буханку хлеба, выпотрошил ее середину и высыпал туда патроны. Затем спрятал в надежное место оба пистолета.
- А теперь пошли в тир, - сказал он Мите.
На ходу он позвал Володю Холопцева и Илюшу Воробья.
Новая партия самолетов разворачивалась для бомбежки.
На аппель-плаце валялись кирпичи, камни, обломки водосточных и канализационных труб, куски дерева и металла.
Пронизывающий душу вой опять раздался над лагерем, закончившийся оглушительным грохотом взрывов.
Яков Семенович схватил в охапку Илюшу и встал за стену барака. Рядом стояли Володя Холопцев и Митя. Снизу, от ревира, бежало несколько пар санитаров с носилками.
Последние взрывы отгрохотали в стороне гаража и казарм эсэсовской дивизии "Мертвая голова".
Далеко в небе потерялось гудение самолетов. Смолкли кашляющие разрывы зенитных снарядов, и над лагерем на некоторое время воцарилась необыкновенная тишина, как бывает после страшной грозы. Не верилось, что здесь минуту назад можно было оглохнуть от взрывов. Митя первый услышал шум листьев букового леса и сказал:
- Пошли.
В воротах стоял какой-то эсэсовец, но он был такой грязный и растерянный, что заключенные не обращали на него внимания. Они входили и выходили, кому куда нужно.
А за воротами все теперь выглядело не так, как раньше. Бараки, где размещалась эсэсовская канцелярия и которые были еще целы, когда Митя бежал из тира с пистолетами и патронами, теперь оказались сметенными с лица земли. Руины догорали. Горели документы, сохранившиеся в канцелярии. Там и тут зияли громадные дымящиеся воронки. Картина была столь неожиданной, непривычной, что Митя остановился в изумлении, поискал глазами дорогу к тиру.
- Сюда, - наконец определил он, и все четверо узников вновь побежали, минуя завалы и очаги огня. Митя бежал впереди. Навстречу ковыляли раненые узники и эсэсовцы. От завода к воротам лагеря тянулся нескончаемый поток носилок, на которых лежали тяжелораненые пленники. Многие заключенные несли своих товарищей на закорках или перекинув через плечо. Отовсюду слышались стоны и крики о помощи.
Тир был близок.
- Дядя Яша, - часто дыша, сказал Митя, - когда я убегал, в тире оставался солдат - эсэсовец. Он в угол спрятался. Может, он сбежал, могло и убить его. Смотрите, как угол-то разворотило…
- Ребята, вы оставайтесь у входа, - сказал Яков Семенович, - хорошенько смотрите, нет ли опасности… Володя, пошли. - На ходу Гофтман отыскал увесистый осколок авиационной бомбы с рваными, зазубренными краями.
Яков Семенович и Володя действовали быстро и решительно. Они вошли в тир. Ганс копошился возле шкафа с патронами. Володя пошел прямо на него, он видел удивленное и испуганное лицо старого вояки. Ганс не отрывал взгляда от приближающегося узника. Тем временем Гофтман зашел сзади и ударил фашиста осколком бомбы по голове.
Узники швырнули труп в тот угол, куда упала бомба. Как будто солдат погиб от бомбежки…
Теперь надо сделать самое главное, зачем они сюда пришли. Винтовок в пирамидах было много - бери любую. Но автомат нашелся только один. Ну и то хорошо. Узники быстро разобрали две винтовки и этот единственный автомат по частям, чтобы удобнее было нести и прятать. Прихватили изрядное количество патронов. Володя сбегал на улицу и разыскал тачку, вкатил ее в тир. В нее положили оружие и патроны, укрыли плотной серой бумагой, разбросанной взрывом по всему тиру.
- Теперь зови Илюшу, - скомандовал Гофтман Володе.
Малыш прибежал.
- Ложись скорее в тачку и притворяйся раненым, - сказали ему.
Тачка покатилась по цементному полу. У выхода к группе смельчаков присоединился Митя Бужу.
В лагерь все еще тянулись вереницы тачек и носилок с ранеными. Тачка, в которой лежал и корчился Илюша Воробей, присоединилась к этой процессии.
- Илюша, ты постанывай, - наклонился над малышом дядя Яша, когда они подкатывали тачку к воротам. Илюша так старался, что своими стонами мог разжалобить любого.
Тачка миновала ворота и покатилась к восьмому блоку.
…В тот островок, на котором жила кровожадная медведица, не попала ни одна бомба. Зверь забился в конуру и лежал там до конца воздушного налета.
Когда земля перестала вздрагивать от оглушительных взрывов, медведица, громыхая цепью и отряхивая густую коричневую шерсть, вышла гулять. За время бомбежки она успела проголодаться. Потянув носом воздух, медведица почуяла раздражающий запах мяса. Лакомый кусочек валялся поблизости, она быстро его отыскала и проглотила. Но этого куска ей было недостаточно, она стала искать, нет ли еще чего-нибудь на островке.
Она бегала по клочку земли довольно резво. Толстая, длинная цепь как-то весело позванивала. Потом медведица замедлила шаги, остановилась, замотала головой. Внутри у нее жгло.
Кусок мяса, который она проглотила, был отравлен. Неизвестный человек, бросивший его на островок, раздобыл где-то очень сильный яд.
Через некоторое время медведица повалилась на землю и стала кататься, как будто стремясь освободиться от напавшего на нее врага. Но враг оказался много сильнее. Она царапала лапами землю и злобно рычала. Смерть уже подбиралась к этому чудовищу, пожиравшему людей.
Последнее, предсмертное рычание… Коричневая, лохматая туша конвульсивно задергалась…
Медведица издохла.
ЛАГЕРЬ ВЫШЕЛ ИЗ ПОВИНОВЕНИЯ
Дела фашистов становились с каждым днем хуже. В их распоряжении осталась узкая полоска земли между Кельном и Дрезденом, которую беженцы пересекали всего за сутки. Как в мышеловке метались здесь гитлеровцы, перебрасывая войска и снаряжение то в одну, то в другую сторону. Ни днем ни ночью не прекращалась лихорадочная работа военной машины, которая скоро должна была выйти из строя, как бывает с мотором, когда в бензобаке не остается ни капли горючего.
Чувствуя приближение возмездия, гитлеровцы хотели спрятать концы в воду.
Эшелоны с заключенными пересылались из лагеря в лагерь.
Под дулами автоматов брели измученные, голодные узники. Где конец их пути - никто не знал. Их не кормили, не давали возможности напиться. Отставших немедленно пристреливали. Впрочем, убивали не только отставших. Вооруженные гитлерюгендовцы жаждали показать свою "храбрость". Эти зеленые юнцы выходили на дороги и поджидали колонны узников, держа автоматы наготове. Им доставляло большое удовольствие скашивать длинными очередями людей в полосатых "зебрах". Эсэсовцы не препятствовали этой забаве молодых головорезов. Фашисты заметали следы, чтобы будущее правосудие не узнало о существовании лагерей смерти. Они хотели уничтожить всех пленников, до одного человека.
Бухенвальдский лагерь находился почти в центре этого военного хаоса, и сюда все прибывали и прибывали новые узники. Число заключенных значительно возросло. Кто говорил, что в середине марта 1945 года в бараки Бухенвальда было втиснуто пятьдесят тысяч человек, а кто - более шестидесяти тысяч.
…В каморку Якова Семеновича заглянул Илюша Воробей.
- Ну, что нового у тебя? - спросил штубендинст, что-то проверяя в своем шкафу.
- Дядя Яша, - взволнованно начал мальчик, - снова прибыл транспорт… Мертвых сколько!.. Весь двор крематория забит трупами. Страх смотреть.
Гофтман молчал. На его худом, бледном лице была скорбь. Закрыв шкаф, он сел на койку, положив на колени длинные костлявые руки.
- А что с нами будет, дядя Яша? - звучал тревожно детский голос. - Возьмут фашисты да и уничтожат всех нас. Не зря они столько народу сюда согнали. Говорят, фашисты начали сверлить в нескольких местах эту гору, на которой лагерь стоит. Заложат туда взрывчатку - и все мы на воздух взлетим…
- Как бы им самим не взлететь, - промолвил Гофтман.
- Слышите, что-то гудит? - прислушался Илюша. - Наверное, это машины, которыми сверлят гору.
- "Гудит, Илюша, гудит… А ты побаиваешься?..
- А чего мне!.. - мотнул головой мальчик. И опять спросил - А могут они нас с самолетов разбомбить? Или из пушек?
- Все могут, Илюша…
- Зачем же нам ждать, дядя Яша? Надо сделать восстание и перебить всех эсэсовцев. Винтовки и патроны теперь у нас есть…
Яков Семенович покачал головой:
- Это ты имеешь в виду то оружие, которое мы достали из тира?
- А что, и этого хватит. Можно еще камнями, палками их бить.
- Нет, Илюша, камни и палки вряд ли помогут. Время придет - и ударим мы по этой нечисти. Да так, чтобы наверняка. Неудача только всех нас погубит. Я слышал, что сейчас в Веймаре и Эрфурте, да и в окрестных селах, очень много скопилось немецких войск.
- А если войска еще долго тут будут? - опечалился Илюша. - Петю в тюрьме могут убить…
Блоху могло спасти только восстание или неожиданный прорыв советских войск.
Было начало апреля 1945 года. Весеннее солнце обливало землю теплом. Шумела молодая листва букового леса. Зеленела свежая травка, пробивающаяся кое - где из затоптанной тысячами ног, страдальческой земли Бухенвальда.
Илюша Воробей прибежал в восьмой блок и взволнованным, прерывающимся голосом сообщил Якову Семеновичу, что комендант лагеря дал приказ выстроиться на апцель - плаце всем евреям для отправки их в другое место. Даже малышу было понятно, что евреев ожидает расстрел.
- Ведь их убьют! Некоторые уже пошли на построение. Надо их как-то спасти, дядя Яша!
- Надо, надо, Илюшенька, - подтвердил Гофтман. - Вот видишь, что я делаю. - Он показал кусок красной материи и вырезанные из нее красные треугольники - винкели.
- Вы хотите заменить у них знаки? - догадался мальчик.
- Да. Документы ведь в канцелярии сгорели. Мы фашистов запутаем. - Нарезав целую стопку красных винкелей, Гофтман стал отпечатывать на них букву R. Илюша помогал ему штемпелевать. Каждая минута была дорога, стоила многих человеческих жизней. Но и при этой торопливости они сделали винкели очень хорошо, ни один эсэсовец не мог придраться.
Когда все было готово, Илюша сбегал за Владеком и Митей Бужу, которые сидели возле барака, греясь на солнышке.
Втроем они быстро разнесли винкели по баракам.
Мальчики видели, как евреи торопливо срывали шестиконечные звезды и нашивали на грудь новые знаки, которые должны были их спасти от смерти.
Прошли те времена, когда узники повиновались своим тюремщикам с первого слова. К главным воротам, на которых чернели слова "Каждому - свое", явилось всего несколько человек. Лагерное начальство было встревожено, стало принимать срочные меры. В лагерь ворвались эсэсовцы. Их мотоциклы с треском носились от барака к бараку. Гитлеровские головорезы явно были сбиты с толку: в толпе заключенных они видели очень мало евреев. Почти некого гнать на аппель-плац.
Эсэсовцы рыскали по баракам. Им удалось захватить только тех евреев, которых уж очень выдавала внешность. Их повели расстреливать, окружив плотным кольцом охраны. Особенно тяжело погибать в такое время, когда со дня на день по всему миру может пронестись ликующая весть о падении гитлеровской Германии. Пройден такой тернистый путь, обидно споткнуться и упасть на дороге к свободе. Жизнь после войны будет намного лучше. Люди больше будут ценить мир и ненавидеть тех, кто сталкивает народы для истребления друг друга.
Большинство узников верило, что придет день их освобождения. Но были и такие, которые впали в уныние, ждали только смерти, искали утешения в религии.
Митя Бужу и Илюша зашли в умывальник тридцать шестого блока. Они увидели здесь странную картину: в углу на коленях молился подросток, доставая лбом при поклонах почти до каменного пола. Мальчики удивленно переглянулись. Еще не беда, если верует в бога старый человек, а тут ведь почти ровесник им. Как же так? Кто его научил?
Молящийся был весь поглощен своим занятием. Кажется, он ничего не слышал и не видел, кроме пустого угла. Взор его был полон наивной веры, что вот сейчас произойдет чудо, к нему слетит на крылышках спаситель. Но никто к нему не прилетел, и он продолжал шептать молитву, крестясь и кланяясь.
Друзья подошли поближе, осторожно закрыв за собой дверь. Митя кашлянул. И тогда подросток, повернув к ним страдальческое, какое-то темное, иконописное лицо, вскочил с колен.
- Не бойся, мы не кусаемся, - сказал Митя.
- А я и не боюсь, - последовал ответ. Подросток был явно недоволен, что ему помешали.
- Ты, кажется, молился? - извиняющимся тоном спросил Митя.
- Молился. Ну и что? Если хотите, и вы молитесь. - Подросток смотрел на них холодно.
- Нет, мы лучше уйдем.
Подросток вышел из умывальника вместе с ребятами. Безобидное поведение двух мальчиков обезоружило его и настроило на мирный, доверчивый лад.
- Я уже четвертую ночь сплю не раздеваясь, - тихо заговорил он. - У нас в блоке все так. Говорят, что эсэсовцы весь лагерь уничтожить собираются. Вот я и молюсь, чтобы господь бог защитил всех.
- А кто тебя научил молиться? - спросил Митя.
- Бабушка… - как-то нехотя проговорил подросток и, словно оправдываясь, продолжал: - А у нас во флигеле есть один дядька, он говорит, что без воли божьей даже волос с головы человека не упадет.
- Слушай ты его, - махнул рукой Митя, - он еще чего - нибудь придумает… Вот у нас дядя Яша - это да! Правильный человек, он ни на какого бога не надеется и нам не велит.
Мите захотелось пригласить подростка в восьмой блок, чтобы он познакомился с ребятами, с дядей Яшей, поговорил с ними по душам.
Слушай, а как тебя звать?
- Шура Богомолов.
- Ты, наверно, молишься потому, что фамилия у тебя божественная, - созорничал Илюша Воробей.
Но попытка развеселить мальчика не удалась. Шура даже не улыбнулся.
- Чего уж тут ждать от бога, - стал агитировать Митя. - Вот ты его просишь защитить тебя от фашистов, а они тоже молятся богу, чтобы он помог им нас уничтожить. Ты видел, что они сегодня в лагере делали? Людей-то сколько постреляли…
Шура задумался.
- Приходи к нам в восьмой блок, - пригласил Митя. - У нас хорошо. Вот увидишь!..
Шура Богомолов не забыл об этом разговоре и дня через два пришел к ребятам.
Перед входом в барак его остановил какой-то паренек:
- К кому идешь? - спросил он строго.
- К Мите Бужу и Илюше Воробью. А что, разве нельзя?
- Можно-то можно, да надо сначала узнать…
"У них тут свои порядки, - удивился Шура, - часовой стоит… Интересно, что там они делают?"
Часовой позвал Митю Бужу. Тот увидел Шуру Богомолова и приветливо подал руку:
- Пошли, мы ждали тебя…
- Что это у вас охрана у дверей? - спросил Шура.
- Так надо, - улыбнулся Митя. - Сейчас ты сам узнаешь, зачем…
Войдя в барак, Шура сначала не понял, что здесь происходит. На что - нибудь другое, а уж на концерт он и не мечтал попасть, Шура сел на скамейку, будто в клубе. Стал слушать и смотреть. На двух сдвинутых столах - это была сцена - хор из нескольких голосистых ребят. Льется волнующая, призывная, крылатая песня "По долинам и по взгорьям". Потом на сцену поднялся бойкий паренек и прочитал стихи Маяковского:
Возьмем винтовки новые.
На штык флажки!
Мальчик читал очень выразительно, с подъемом –
Когда война - метелица
Придет опять,
Должны уметь мы целиться,
Уметь стрелять.
Шагай круче! Целься лучше!
В этот день выступил и дядя Яша. Он такие злые шуточки отпускал в адрес эсэсовцев! И высмеивал их, и издевался над ними… Ребята то помирали со смеху, то сжимали кулаки и были готовы хоть сейчас броситься на врага.
Под конец снова запел хор:
Бушуют снаряды, и рев канонады
Гремит над усталой землей.
Но знаем без спора,
что кончится скоро
Жестокий и длительный бой.
Придет конец войны,
и вновь увидим мы
Места родные и того, кто сердцу мил,
И в тот счастливый час
пускай любой из нас
Не забывает про друзей,
с кем здесь он был.
Горе беде любой!
Не пропадешь, коль рядом друг с тобой.
Дружбы крепи союз,
Голландец, немец, русский и француз…
Когда замерли последние звуки, Митя обернулся к Шуре Богомолову:
- Ну как, ничего песня?