Паводок в этих местах носил характер подтопления. То есть не бурный поток, катящийся под уклон местности в сторону озера, а плавное вспухание, ломающее толщу намёрзшего за зиму льда. Крошечные айсберги так и оставались там, где всплыли, хаотично перемещаясь в мутной почти стоячей воде, затопившей прибрежные низины. Луговина за рекой оставалась сухой, если не считать дождевых луж, и в её сторону взрослые поглядывали с надеждой, ожидая появления копытных. Однако, добыча не торопилась к нам на стол.
Оба челна покачивались привязанные у берега. Подростки нередко брали один из них, чтобы порыбачить, однако в сети попадалась только случайная мелочь. На вторую же, незадействованную старшими детьми, долблёнку обратил внимание собственных компаньонов Ваш покорный слуга. Всхлипа и Плаксу устроил гребцами, посадив друг за другом спинами вперёд и выдав каждому по два весла, закреплённых в уключинах.
Как я их сделал? Уключины. Так из верёвок. Две штуки привязал к тому же выступу, к которому крепится швартовый конец. Одну проложил по правому борту, вторую – по левому до самой кормовой оконечности, где имеется точно такой же выступ. Ну а сделать на верёвке петлю для того, чтобы затянуть её на стебле весла – это же элементарно. Сами верёвки, чтобы не стянулись к оси судна, распёр в двух местах рогульками, вот и вся силовая установка. Грести мальчишкам удобно, Кит на корме рулит пятым веслом, и летит наша ласточка птицей.
Вскоре каждый из гребцов оставил себе только одно весло, потому что на работу двумя мальчишкам элементарно не хватало координированности. Ведь тут ещё нужно было следить и за продольными смещениями – не обеспечивало моё приспособление поперечной фиксации. И стала наша "двойка" распашной.
Не о ней речь. Мы с подростками даже гонок не устраивали, а наоборот, старательно уравнивая скорости, потому что одну из сеток буксировали за два конца, а потом в удобном месте подходили к берегу и вытаскивали. Такое траление дало неплохой результат – работнички наши огородные несколько раз наелись досыта. А с молодёжью неандертальской у меня ещё с постройки печки хорошие отношения сложились, так что тёрок не было.
Скандалы случались в период дележа пищи – понятие о нормированной выдаче еды основным рабочим – охотникам по жизни – гырхам было глубоко чуждо. Напомню, что конфликт нашего вождя, Тёплого Ветра, с шаманом родного племени произошёл на сходной основе (опустим некоторые второстепенные детали), зато теперь этот человек, когда вырос и стал нести на своих плечах бремя ответственности не только за себя, коренным образом пересмотрел принципы, впитанные с молоком матери.
***
Сижу это я на берегу и наблюдаю за лодками, завозящими сеть. Почему на берегу? Так не нужен ни мальчишкам, ни подросткам путающийся под ногами малыш. Тогда, почему я здесь, а не в стойбище? Так без меня добытчики наши рвут снасть, напарываясь на оказавшиеся под водой кусты. Ну а я им этого не позволяю, корректируя действия с берега. Как-то удаётся мне угадывать опасные места и криком предупреждать рискованные маневры лодок, совместными усилиями тянущих подобие трала.
Слева от меня чуть теплится костёр, своим дымом отгоняя гнус. Справа – корзинка, в которой с полведра снулой рыбьей мелочи – весь наш улов за сегодня. Солнце катится вниз, отбрасывая мою тень далеко вперёд. Лодки движутся к берегу, сближаясь – это последний на сегодня "заброс". Вот выберем улов – и домой.
Тень, мелькнувшая рядом, заставила меня резко откатиться влево. Да, прямо через костёр. В реке слабо булькнуло – это направленное в мою спину копьё пролетело мимо и ушло в воду. А из кустов на меня несётся одетый в шкуры охотник. Палка уже в моей руке – тычок в живот незнакомцу, упёртый в землю конец, хруст ломающейся древесины и… я бросаюсь опять влево, слыша позади звук падения тяжелого тела.
Не оглядываясь несусь к кустам, подныриваю под ветви и стремительно чешу на четвереньках туда, куда взрослому мужчине не пробраться.
Уфф. Теперь затаиться и прислушаться. Мои товарищи налегают на вёсла так, что слышны всплески от их ударов о воду. И больше – на звука.
– Топ! Скорее беги сюда, – голос Нута отлично узнаваем.
Молча, чтобы не выдать себя, с остановками и оглядкой выбираюсь назад, к берегу. Ага! Незнакомца не видать. Мокрая спутанная сеть лежит в одной из лодок, а мальчишки с вёслами наперевес напряженно вглядываются в ближайшие заросли. Экие смельчаки – не убоялись взрослого сильного мужчину и поспешили ко мне на помощь. Причём и люди и неандертальцы проделали это не задумываясь.
То есть реакция на "Наших бьют" – правильная. Сигаю в чёлн, и мы торопливо отходим от берега, поспешая к стойбищу. Разумно! Очень разумно! Уж по части действий, направленных на безопасность племени, моим недавним современникам расти и расти, если сравнить их с древними людьми.
Наша лодка чуть отстала, но когда мы привязали её к берегу, в стойбище уже всё было неправильно. Семеро мужчин – три человека и четыре неандертальца, одетые "для леса" с копьями в руках уходили туда, где произошло нападение на меня. Женские руки похватали нас и уволокли в землянку, входы в которые спешно загромождались изнутри сначала плетнями, а потом и дровами потолще.
Состояние опасности мгновенно превратило нас с неандертальцами в одно племя и… детей затолкали под самую крышу. Это довольно высоко, метров пять примерно. Костры погашены, все замерли, кутаясь в одежду. Темно и холодно – на дворе не май-месяц, хотя здесь наверху относительно тепло, однако – костёр погашен, а из отверстия для ухода дыма поступает свежий воздух. Весьма свежий. Снаружи наступила ночь – это видно по тому, что свет сквозь баррикады у дверей, и раньше едва сочившийся, вообще перестал различаться. Ну и сверху, разумеется… кажется, что оттуда в помещение вползает тьма. Словно отгораживаясь от неё, человеческие женщины затягивают проём большой шкурой.
Я впервые тут под крышей нашей землянки. И имею чему удивиться. Несколько плетней в разных местах образуют полки, где, собственно, и сосредоточена детвора. Внизу неподалеку от дверей притаились неандертальские подростки. Женщины же нахохлившимися клушами расселись по балкам и укосинам.
И тишина.
***
Долгая холодная ночь была беспросветна, тосклива и тянулась бесконечно. Я притиснулся к Тычинке – она тёплая. Бормотун согревал меня с другого бока, а к спине прижался Кит. Тётя Ольха привязала к нам верёвку, охватив всю группу, и закрепила её за столб. Чтобы не рухнули во сне.
К слову сказать, пустые корзины и корзины с пустыми мешками, висящие вокруг во множестве, создавали ощущение стеснённости и прекрасно маскировали наше пристанище. Но с наступлением полной темноты это перестало иметь значение. Нигде ни одного проблеска, как говорят, хоть глаз выколи. Время тянулось тоскливо и тревожно.
Утро принесло недобрые звуки со стороны входа, направленного на юг, то есть – под навес, что рядом с огородом. Две двери, восточной стены новой пристройки никто не трогал, зато в "парадное" били бревном. Скорее всего, тем самым на котором мы сидели во время еды. Трещал плетень, ломались подпиравшие его хворостины, потом хрястнуло, и несколько незнакомых мужчин с копьями в руках появились у нас под ногами.
Переговариваясь на незнакомом языке, они не понимали, во что вляпались. Их, привыкшие к свету глаза мало что различали, а моя мамочка загоняла стрелы тщательно целясь и никуда не торопясь. Когда, вскрикнув, упал первый поражённый, склонившийся над ним человек подставил спину под удар копьём – тётя Тростинка просто заколола неудачника. В этот момент, стремящиеся вслед за первыми, чужаки ещё вбегали внутрь, и ничего не видели, а камень уже раздробил голову детине, поднявшему взор кверху.
Потом свистнула новая стрела, вслед за чем последовал предсмертный вскрик. Тяжелый удар приводного колеса от прялки подобных звуков не вызвал – жертва его пала беззвучно.
Нападавшие тыкали во все стороны копьями, разили дубинами… но, наугад. В темноту. Туда, где никого не было.
Самих же их просто перебили на выбор. Сверху падали камни, летели заострённые палки, мешки с чем-то твёрдым и другие увесистые непонятности. Это напоминало обвал, который устроили девять мускулистых тётей и три жилистых неандертальских подростка. Не всех, конечно, положили на месте – часть поняла что к чему и поспешила ретироваться. Вскрики, донёсшиеся снаружи дали понять, что и там им не рады.
***
Так и оказалось. Наши охотники попросту закололи копьями ослеплённых ярким светом незадачливых противников, выбежавших из сумрака неосвещённого помещения. Да и было их всего трое, не вполне уже здоровых человека – каждому успело как следует перепасть сверху. Тут-то до меня и дошло – мы не прятались всю ночь, дрожа от страха, а напряженно и сосредоточенно сидели в засаде. В принципе, даже одна моя мама с этой позиции – сверху из темноты – могла положить всех нападавших почти безо всякого риска для себя. Если бы ей не взялись помогать соплеменницы и подростки, напугавшие чужаков слишком быстро, так бы и случилось.
Ну а на такой случай мужчины и подстраховали властительниц грёз своих, потому что отпускать врага опасно – чувство мести может сподвигнуть человека на любую глупость.
Про то, как добивали раненых даже упоминать не стану. Удивился я когда увидел, как тела поверженных врагов поспешно вывозят лодками и, привязав к трупам камни, топят на глубоком месте. И оружие их – тоже. Довольно далеко отвозят вниз по течению, за памятный мне плёс, в то место, где имеется глубокая яма.
Краем глаза приметил короткий спор между Острым Топором и Сидящим Гусем, позарившимся на отличное копьё с превосходным костяным наконечником.
– Духи-защитники умершего не должны отыскать никаких следов своего подопечного, – сказал вождь.
Ответа расслышать не удалось, но интонации в голосе звучали согласно. Это я потому отмечаю, что, хоть и считаюсь "Говорящим с Духами", но ни малейшего представления об этой стороне бытия своих соплеменников не имею. Их верования так и не были ни разу озвучены в моём присутствии. Имею ввиду, понимание категорий жизни и смерти. Они вообще на религиозные темы стараются не разговаривать.
Вот у меня дух-покровитель имеется. Всем про это известно. А у других? Откуда мне знать?
***
Потом было осадное положение. В том смысле, что одна группа ушла на разведку, вторая ходила дозором по ближайшим окрестностям, и только третья продолжала трудиться на огороде. Кто силён в арифметике, легко подсчитает, сколько работников осталось, если всего среди нас семеро взрослых мужчин.
Взвинченность, постоянная насторожённость, готовность немедленно бежать или защищаться – сами понимаете, настроения это никому не прибавляло. К тому же не только рыбалка – даже прогулки по ближайшим окрестностям были строжайше запрещены.
Что мы ели? Горох. Его "неожиданно" отыскала Лёгкое Облачко где-то на самой верхотуре. После этого Бредущие Бекасы стали называть нас, людей, Прижимистыми Барсуками. Вот и появилось название у племени. Хе-хе. И ведь никто не возразил – приняли, как должное. Внутренние тёрки между нами и гырхами мигом утихли, а мама научила ту самую неандерталочку, что строила глазки, правильно мыть папины эти самые перед, ну Вы поняли чем.
Разврат! И ведь никто даже не подумал поинтересоваться, как к подобному отнесутся духи.
Глава 10. Торжище
Год прошёл за ничем не примечательными делами. Неандертальцам отгрохали землянку не хуже нашей и сложили в ней огромное количество вяленой рыбы на зиму. Про горох и рассказывать не стану – его тоже припасли с избытком. Горшков я так и не сделал – их хватало на оба стойбища ещё с прошлой осени, поэтому не было причины напрягаться. Ткацкий станок у меня по-прежнему не получался даже мысленно.
Учился охотиться, считался удачливым рыбаком – меня часто приглашали на промысел, несмотря на то, что, кроме как советом, ничем помочь не мог. Разве что у костра поколдовать над горшками с варевом.
Научился различать по голосам множество птиц, а по следам – зверей. Заметно подрос и окреп.
Знания из прошлой жизни мало в чём мне помогали. Ну показал соплеменникам, как действует пуговица и для чего может пригодиться карман. Это не революционные вещи, особенно, если учесть трудоёмкость шитья, отчего на швах мастерицы экономят до полного неприличия.
Собственно, в пальцах моих теперь хватало силы и на то, чтобы управиться с шилом, так что кое-что из одежды я мог сделать себе на свой вкус. С капюшоном.
Одним словом, подспудное стремление ускорить технический прогресс уступило в моей душе место осознанной необходимости освоиться в этом мире. Я прочно обосновался на позициях прилежного ученика и беспощадно давил в себе любые проблески новых идей… э-э… выкройка мокасинов не в счёт.
Племена наши – людей и неандертальцев – всё менее и менее отличались друг от друга в бытовом плане. Собственно, эти дети природы, я о гырхах, – чистые обезьяны. Причём восприимчивы настолько, что перенимают и хорошее и не очень. Имею виду приёмы межполового общения. Оба стойбища теперь имеют смешанное постоянно варьирующееся население. Горох и запасание гусей – весь личный состав у нас. Заготовка вяленой рыбы или охота на крупного зверя – у них. Особенно интенсивно этот обмен кадрами проходил в начале зимы, когда была осознана необходимость в большом количестве тёплых шкур, и до ухода обросших зимней шерстью копытных оставалось очень мало времени.
Мы тогда всем племенем гнали оленей мимо засидки, из которой моя мамочка завалила ровно столько особей, сколько требовалось. Или ограничение числа стрел с кремневыми наконечниками сработало? Точное количество добытых оленей и бычков однозначно определю ёмким словом "много". Потом в этом месте действовал ходячий мясокомбинат и ещё пришлось завалить несколько обнаглевших волков, пожелавших поучаствовать в нашем успехе.
Собственно, вот и всё, что припоминается.
Это к чему речь ведётся? А к тому, что как только я увидел свою пятую весну, Тёплый Ветер взял меня с собой к Противной Воде. Так назывют место, где идёт торговля, если кто запамятовал.
Интересно, зачем ему потребовался в этой поездке "Говорящий с Духами"? Я-то знаю, что вождь ничего не делает просто так. Всё-то у человека с прицелом, всё-то с умыслом. Вот и племя теперь у него не совсем крошечное, и уже две зимы подряд никто не погиб, тем более, что последний период холодов вообще откровенно барствовали в тепле и сытости. Женщины ткали, а мужчины вили верёвки. Это же чистый курорт по местным условиям. Тем более, что, уловив идею прялки, мужчины соорудили приспособление сразу из четырёх рогулек с закрепляющимися на них мотками. Тремя перевивали пряди, а на последнюю сматывался готовый продукт. Канаты получались отменные.
Да, забыл обсказать ещё одно немаловажное обстоятельство. На юге юго-востоке от нас расположены горы, многие вершины которых покрыты вечными льдами. Только от нас их не видать – мы поселились слишком далеко от снеговых вершин. По ту сторону этой естественной преграды зимы не столь суровы, и снега там выпадает заметно больше, хотя лето от нашего здешнего мало чем отличается. Разве что половодья не так сильны и продолжительны, да солнышко светит чаще.
Так вот, по эту, северную сторону хребта кроме нашего двойного племени и стойбища горшечников известна только одна бродячая группа неандертальцев, ушедшая дальше на восток. Наши гырхи общались с ними в прошлом году, но с той поры сведений о них не имеют. А в Горшковку никто от нас не наведывался – не было нужды.
Это я про постоянных жителей упомянул. Случаются и посетители. В середине лета, после спада воды, тут появляются ещё и охотничьи экспедиции – небольшие группы, уходящие обратно за хребет перед наступлением холодов. Они из разных племён и с некоторыми из них наши охотники мирно встречались. Даже по именам друг друга помнят.
В сумме каждая артель подобных гастролёров проводит в наших местах около трёх месяцев и возвращается обратно, нагруженная вяленым мясом. Наши этот метод "консервирования" почти не применяют. Только немного тонких полосок сушат для "дорожных пайков" охотникам, но живут эти припасы от предыдущей добычи и до следующей, не более. Почему? Наверное, зубы берегут. Или ещё какая причина – специально не интересовался.
Появление же совершенно дикой команды, начавшей знакомство с новым местом с охоты на ребёнка, да ещё и в разгар весны – явление неожиданное. Ясно, что это новички, не знакомые с тутошними реалиями. Иначе не пришли бы в голодный весенний период.
Наши прошли их путь обратно, пока могли различать следы. С запада они притопали, двигаясь по возвышенным местам в обход разлившейся воды. Ни лодок нигде не оставили, ни лагеря с семьями.
Мне этот комплекс признаков однозначно указал на землепроходцев, посланных поискать новых мест для большого племени. Вожди с таким предположением согласились. Но выражать по этому поводу серьёзной обеспокоенности наш совет не стал.
Если разведка не вернулась, то идти вслед за ней большим табором вряд ли кто-нибудь отважится. То есть, не ожидаем мы новой опасности от соплеменников погибших.
Вот теперь, вроде, действительно ничего не забыл. Можно описывать поездку на торжище.
***
Выехали мы сразу на обоих челнах всемером. Шесть больших мужиков и я с ними. Из взрослых мужчин дома остался только Сидящий Гусь, один на два стойбища. Это было ещё по высокой воде, сразу после посадки гороха. Ходко бежали – вёсла-то теперь крепятся в уключинах, торчащих за пределы бортов, как на лодках для академической гребли.
Зачем такие сложность, спросите Вы? Так из-за узости челноков. Малышу с коротким веслом ещё хватает ширины для работы, а большому дяде тут никак не размахнуться. Поэтому пара реек наискосок прикручивается верёвочными бандажами к верхним кромкам бортов, а уключина из рогульки в вершине образованного треугольника даёт нужный вынос для весла вполне приличной длины, сделанного не лопатой, а с вальком, как положено.
Конструкция кронштейнов – съёмная. Не всегда их использование удобно, особенно если в узких речках по низкой воде, где вообще никак не проберёшься на подобной развалистой лодке с длинными вёслами.
А в дальней дороге по просторам разлива – самое то.
Два гребца, один рулевой, челны узкие, вода гладкая, кругом просторно – отчего же не лететь, словно на крыльях. Тем более, что встречного течения почти не чувствуется.
Потом, как берега сошлись, тогда уже и стоячая вода закончилась, и плавание прекратилось. Лодку тащили на бечеве, минуя пороги, обводя её вокруг торчащих камней, а то и волокли в обход опасного места, перенося груз на руках… вру, на спинах. Он заранее был упакован в плетёные короба с лямками, чтобы ловчее нести, кроме двух огромных канатов, каждый из которых, связанный в бунт, поднимали вчетвером на палках. Вторая же долблёнка осталась дожидаться нас по ту сторону, где дом. Вшестером мужики управлялись споро, а меня оставляли у костра в том месте, куда всё стаскивали в текущий день, чтобы я ужин им приготовил, пока они снуют туда-сюда и корячатся с перекатыванием челна на катках.