- Что ж так?
- Отвык. То ли забыл, то ли не знал никогда… Да и негде заниматься, места нет.
На этом разговор их окончился, но на следующее утро Вера Петровна, войдя в свой вагон, увидела его снова. Он опять листал свой учебник и, заметив Веру Петровну, улыбнулся. Она кивнула ему и села на свое место у окна.
Он старательно боролся со своей книгой, но Вера Петровна, искоса наблюдавшая за ним, наметанным глазом видела, что из этой борьбы выходит мало толку. Он то хмурился, то зевал; читал второй раз только что прочитанное, беззвучно шевеля губами. Это в конце концов встревожило ее; надо ему помочь, ведь она уже стольким, помогала. До вступительных экзаменов время есть, успеть можно много.
Она поднялась со своего места и села перед ним. Он с облегчением захлопнул книгу и улыбнулся. За крепкими губами были у него крупные зубы, неровные, но очень белые.
- Вы нездешний? - спросила она.
- Нет, я дальний.
Он назвал городок, который был известен Вере Петровне только по имени.
- Кто у вас там?
- Отец и мачеха. И много всякой мелкоты. Сестренки, братишки.
- А кем вы были в армии?
- Радистом.
- Зачем же вы на медицинский? Вам бы лучше в институт связи.
- Не тянет к технике. Да и математики не знаю. Провалюсь.
- Хотите лечить людей?
- Биология меня интересует. Генетика. Происхождение жизни. Я прочел кое-что…
Он назвал ей несколько книг, которых не было у нее в библиотеке и которых она не знала.
- Так вам эта школьная химия должна казаться совсем легкой.
Он рассмеялся:
- Легкой? Да я еле в ней разбираюсь. Я азов не знаю.
- Но ведь среднюю школу вы кончили?
- Тю! Когда это было! Да разве я там по-настоящему учился!
- А что ж вы делали?
- Голубей гонял.
Он говорил о себе, как и прежде, с грустной насмешкой. Это казалось Вере Петровне очень милым, но внушало тревогу. "Он совсем не верит в себя, - думала она. - Так нельзя".
- Сколько вам лет?
- Двадцать пять.
Он казался чем-то и старше своих лет, и моложе. И мальчик и мужчина одновременно. Он внимательно посмотрел Вере Петровне в лицо, словно собирался спросить: "А вам сколько?" Впрочем, может быть, Вере Петровне так показалось. Он не спросил. Вере Петровне было двадцать девять.
- Вам до экзаменов еще три месяца, - сказала она сухо. - Надо заниматься.
Он объяснил, что живет у товарища по военной службе - на две станции дальше от города, чем Вера Петровна. Там в комнате полно людей, там можно только спать. Он ездит заниматься в город к другому товарищу, но там тоже полно людей, а когда уходят, так оставляют ему четырехлетнего мальчишку, который очень славный, но ничего не дает делать.
Поезд уже перебежал через мост и остановился на последней станции. До вокзала осталось несколько минут. "Так нельзя, - думала Вера Петровна. - Надо ему помочь. У нас в библиотеке тихо и спокойно, особенно по утрам…"
- Слушайте, - сказала она решительно. - Я покажу вам, где вы должны заниматься. Идемте за мной!
Она поспешно разъяснила ему свой план и говорила требовательно, уже боясь, как бы он не отказался.
Но он согласился.
4
Подходя с ним к библиотеке, Вера Петровна с неприязнью подумала, что сейчас там все начнут глазеть на него. Мужчины в библиотеке бывают редко, и, едва он войдет, да еще вместе с нею, все вытаращат глаза. Если усадить его в общем зале, расспросами и глупыми разговорами ему нс дадут заниматься. "Придется усадить за мои стол, позади стеллажей, - подумала она. - Там никто не помешает".
Он послушно шагал за нею, с любопытством оглядывая незнакомую улицу, фабрику, тополя. На Вере Петровне было демисезонное пальто, а на нем - одна гимнастерка. Он был рослый, крупный, но сильно сутулился, быть может, оттого, что продрог. "Неужели у него никакого пальто нету?" - думала Вера Петровна, с острой жалостью поглядывая на него.
Когда они вошли, получилось даже хуже, чем она ожидала. Кроме Серафимы Павловны, Людмилы Яковлевны и Клавдии Ивановны, в библиотеке, несмотря на ранний час, стояла уже кучка фабричных девчонок, забежавших сменить книжки. Все они были румяны от недавнего сна, от весеннего ветра, все громко, весело, наперебой говорили и все замолчали разом, едва Вера Петровна и ее спутник переступили через порог.
Клавдия Ивановна, подметавшая пол веником, выпрямилась, Людмила Яковлевна, подняв длинное лицо над каталогом, громко щелкнула портсигаром. Серафима Павловна смотрела круглыми голубыми глазами и даже не мигала. Он остановился, озираясь, переводя взгляд с одного лица на другое и ожидая, что ему делать дальше.
- Пройдемте ко мне, - сказала Вера Петровна твердым и сухим голосом заведующей.
Людмила Яковлевна встала и двинулась в прихожую - покурить; и Вере Петровне показалось, что она усмехнулась.
- Вот сюда, - сказала Вера Петровна еще суше и вошла в узкий длинный проход между стеллажами. Он шел за нею, оглядывая корешки книг. Каблучки Веры Петровны четко постукивали. Каблучки заведующей. Никто ничего не смеет подумать.
В заставленном стеллажами углу, который назывался кабинетом Веры Петровны, он сразу стал вытаскивать и перелистывать книги, как делают люди, привыкшие много читать. Но Вера Петровна усадила его за свой стол и сама села напротив.
У нее был уже большом опыт работы с учащимися; чтобы помочь, надо прежде всего выяснить, что он знает и чего не знает. Она стала задавать ему вопросы - суховато и только о деле, понимая, что там, за стеллажами, прислушиваются к их разговору. Он тоже стал серьезен, отвечал охотно; большие его руки лежали перед ней на столе. Когда она называла книгу, которую он прочел, он оживлялся и начинал рассказывать об этой книге; когда она называла книгу, которую он не читал, он улыбался виновато, с грустном усмешкой над собой.
Опираясь на свой опыт, она скоро поняла, что он принадлежит к разряду тех много читающих и много думающих людей, в чтении которых нет никакого порядка и все подчиняется случаю. Такие люди ей всегда правились больше тех, которые отлично зазубривают наизусть необходимые учебники, а всего остального знать не хотят; но она понимала, что для экзаменов необходимо знать учебники.
Литература, химия, физика, иностранный язык - вот что ему нужно было сдать, чтобы попасть в медицинский. В русской литературе он был довольно начитан - и в классической и в современной. Но вдруг выяснилось, что он никогда не читал "Героя нашего времени".
- Как? - ужаснулась Вера Петровна. - Почему же вы не читали?
- А я думал - неинтересно…
Он мог на память вычертить схемы радиоприемников разных типов, он мог рассказать о том, как представлялась модель атома Нильсу Бору, он знал теорию Менделя о наследственности и теорию академика Опарина о происхождении жизни, он мог говорить о будущем кибернетики, но о школьных курсах физики и химии имел самое смутное представление. То, чему учат в школе, он действительно либо забыл, либо никогда не знал. Несколько лучше обстояло у него дело с английским языком; оказалось, он занимался английским в армии, самоучкой, и добился того, что мог разбирать довольно сложный текст. Только произношение у него было отчаянное, но тут Вера Петровна никак не могла ему помочь - она сама очень слабо знала английский язык.
Вера Петровна взяла лист бумаги, остро отточенный карандашик и стала составлять для него программу занятий. Мелким четким почерком записывала она все, что он должен прочитать и выучить, и указывала, к какому числу, чтобы он мог уложиться в сроки. Перегнувшись через стол, он внимательно следил за тем, что она пишет, потом взгляд его скользнул по ее руке, по плечу, по склоненному лицу, по пробору в волосах.
- Как вы много знаете, - сказал он, разглядывая ее добрыми глазами. - Такая маленькая, а все знаете.
Вера Петровна почувствовала, что у нее краснеет лицо и шея и что он видит это.
- Вовсе я не много знаю, - ответила она как могла строже.
Он опустил глаза и опять стал следить за бегом кончика карандаша.
- Мне столько не одолеть. Провалюсь.
- Все зависит от вашего упорства, - сказала она. - Сидите здесь. Вам никто не будет мешать.
Она оставила его за своим столом и вышла. Серафима Павловна и Людмила Яковлевна значительно поглядели на нее. Ей показалось, что они сейчас что-нибудь скажут или спросят, и она сделала строгое лицо. Они ничего не сказали.
Вере Петровне необходимо было пойти в библиотечный коллектор. Она ушла с неохотой. "Непременно полезут к нему с разговорами и помешают", - думала она.
Вернувшись через несколько часов, она сразу убедилась, что опасения ее оправдались. Он стоял перед дверьми, окруженный всеми. Шел оживленный разговор.
- Нет, мне пора обедать, - говорил он, когда вошла Вера Петровна. - Я обедаю у товарища. Он женатый.
- А вы женаты? - спросила Серафима Павловна.
- Пока нет.
- Ну, наверно, какая-нибудь девушка есть, - сказала Клавдия Ивановна.
- Хотите посмотреть? - спросил он внезапно.
Он засунул два пальца в нагрудный карман гимнастерки, вытащил паспортную книжку, вынул из нее фотографию и подал Людмиле Яковлевне.
- Сколько ей лет? - спросила Людмила Яковлевна.
- Много, - ответил он. - Уже двадцать четыре.
Людмила Яковлевна передала фотографию Вере Петровне. Кудряшки, толстые щеки. Вера Петровна почувствовала, что ей тоже надо что-нибудь спросить.
- Как ее зовут?
- Инна.
- Милое имя, - сказала Вера Петровна.
Он то ли не расслышал, то ли понял по-своему и сказал:
- Да, она очень милая.
Вера Петровна передала фотографию Серафиме Павловне и отошла в сторону. Серафима Павловна спросила:
- И давно вы с ней познакомились?
- Очень давно, еще до военной службы.
- Собирались жениться?
- Ну, как жениться, если надо призываться.
- А когда вы были в армии, она вам писала?
- Конечно, мы переписывались.
- Но не виделись?
- Отчего же. Я два раза приезжал в отпуск, - ответил он, беря у Серафимы Павловны фотографию, кладя ее в паспортную книжку и засовывая в карман.
- И после военной службы не женились? - настойчиво продолжала Серафима Павловна.
- Пока нет.
Он кивнул и вышел. Хлопнула наружная дверь.
- Совсем простенькая, - сказала Людмила Яковлевна про девушку на фотографии. - Но для него в самый раз.
Вере Петровне девушка на фотографии тоже не понравилась. Однако ей вовсе не показалось, что она ему в самый раз; мужчины ничего не понимают. Впрочем, именно этого и следовало ожидать - вот такой фотографии в кармане. Это естественно, иначе и быть не могло. И не все ли Вере Петровне равно? Она хочет только помочь ему поступить в институт, до остального ей нет никакого дела.
5
Вере Петровне ни до чего, кроме его занятии, не было дела, и она решила вести себя с ним как можно сдержанней. Однако исполнить это ей удалось не вполне - может быть, оттого, что со следующего дня установилась удивительная погода. Был первый по-настоящему теплый день весны, и Вера Петровна в первый раз отправилась в город без пальто. От этого она чувствовала себя необычно легкой и бодрой и весело бежала вдоль заборов к станции. Теплый ветерок шевелил ее волосы, солнце ласкало шею, жирная грязь на дорого сверкала так ярко, что на нее нельзя было смотреть, не жмурясь. Птицы кругом рассвистались и заглушали людские голоса, шум шагов, гул далекого товарного состава.
Сейчас они снова встретятся. Ей казалось, что она думает об этом без особой радости. Потом ей пришло в голову, что они ведь могут и не встретиться. Знает ли он, что она всегда ездит в третьем вагоне? А вдруг знает, да вовсе не хочет ехать с ней вместе? Искать его по вагонам она не пойдет, это было бы уже слишком… Может быть, его вовсе и нет в этом поезде…
Она напряженно вглядывалась в подползавший состав. Прополз первый вагон, прополз второй… Он стоял в раскрывшихся дверях третьего вагона.
- Заходите! - закричал он с откровенной радостью, что видит ее. - Я вышел вас встречать на площадку!..
Так и повелось: каждое утро он встречал ее на площадке третьего вагона, в раскрытых дверях, улыбающийся, откровенно обрадованный, брал ее за руку, чтобы помочь ей зайти, и, бережно держа за пальцы, вводил внутрь вагона. Они садились друг против друга, и она, глядя в его улыбающееся лицо, не могла не улыбаться.
Говорили они только о том, как идут его занятия. Они обсуждали, не отстает ли он от составленной ею программы. Он успевал прочитывать вовремя все, что она велела, но она сомневалась, хорошо ли он усваивает. Для контроля она задавала ему вопросы и редко бывала довольна его ответами: он отвечал ей формулировками неточными, приблизительными, не теми, что в учебнике. Он часто с ней спорил, не соглашался, говорил, что как раз это самое он и сказал, иногда даже уверял, что учебник врет, и пускался в рассуждении, которые, ей казалось, не относились к делу. У него было множество собственных теории - о происхождении планет, о превращении неорганического вещества в органическое, о жизни на Венере, о будущем авиации, об использовании атомной энергии, - и он излагал их ей с жаром и увлечением. Она плохо разбиралась в его теориях и не принимала их всерьез, но, слушая его, думала, какой может выйти из него значительный человек, если он будет учиться. Порой внимание его уставало и оп отвлекался, начинал говорить о чем-нибудь постороннем, случайно попавшемся на глаза, - совсем как школьник. Вообще в его повадках, в его простодушной откровенности было много детского, мальчишеского, и это втайне трогало ее. Трогала ее его шея над воротничком гимнастерки - уже по-мужски сильная, но еще нежная, совсем ребяческая.
Сначала эти полчаса в утреннем поезде были единственным временем за весь день, которое они проводили вместе. В библиотеке Вера Петровна избегала его. Ей все казалось, что и Серафима Павловна, и Людмила Яковлевна, и Клавдия Ивановна поглядывают на нее как-то по-особенному; ей казалось, что на нее стали по-особенному поглядывать даже работницы фабрики, посетительницы библиотеки. И, когда он работал за ее письменным столом, она старалась не подходить к нему.
С Серафимой Павловной и Людмилой Яковлевной он держался просто и дружелюбно и нередко болтал. Вера Петровна никогда не вмешивалась в их разговоры, хотя считала, что болтовня отвлекает его от занятии. Тут она была не вполне справедлива, потому что Людмила Яковлевна, знавшая английский язык не так хорошо, как французский, но лучше, чем Вера Петровна, иногда помогала ему заниматься по-английски. Она усаживалась с ним рядом и учила его правильно произносить английские слова. Вера Петровна заставляла себя не подходить к ним в это время; заставляла себя не слушать, что они говорят. Когда необходимость вынуждала ее подойти к своему письменному столу, Людмила Яковлевна тотчас вставала, вытянувшись во весь свой длинный рост, говорила: "Дальше вам объяснит Вера Петровна", - и шла покурить в прихожую.
Вскоре их утренние свидания сделались продолжительнее. Они стали выходить из поезда не на вокзале, а на станции Новый Сад, последней перед городом. Станцию Новый Сад отделял от города парк, разбитый лет восемь назад по крутому берегу реки на месте пустырей и свалок. И от вокзала и от станции до библиотеки было, в сущности, одинаковое расстояние; только от вокзала можно было ехать автобусом, а от станции приходилось идти пешком. Но погода все эти дни стояла такая ослепительная, что идти пешком было гораздо приятнее.
Парк весь был в зеленом дыму только что проклюнувшейся молодой листвы. Они шли не по прямой главной аллее, а по самой нижней дорожке, поближе к реке. Дорожка вилась меж кустов, за прутьями которых внизу блестела вода. Река была еще широка и полноводна, но с каждым днем уходила все ниже, и склон делался длиннее, и обнажались новые ряды кустов с бородой зеленой тины на ветках.
В эти часы парк бывал почти пуст, и нижнюю дорожку можно было пройти из конца в конец, никого не встретив. Птицы гремели оглушительно, бабочки мигали крылышками, кружась в зыбком полете. Говорить о его занятиях и о предстоящих экзаменах здесь не хотелось. Здесь, в парке над рекой, они больше молчали. Вера Петровна не любила ни расспрашивать, ни рассказывать о себе. Впрочем, он уже знал, что она не замужем и что у нее есть шестилетняя дочка. Никаких вопросов о том, откуда эта дочка взялась, он не задавал, и она оценила его деликатность. Иногда он к случаю сообщал что-нибудь о себе, о своем прошлом - скупо и кратко. Например, что вырастила его не мать, а мачеха, "но очень хорошая". Или что отец его много лет работает на заводе сельскохозяйственных машин. Как-то пожаловался он ей, что, вернувшись после военной службы в родной город, никого не нашел там из прежних друзей - все разъехались.
- Но ведь эта девушка, которая на фотографии, осталась, - сказала Вера Петровна.
- Осталась, - подтвердил он.
- Отчего же вы не женились на ней, когда вернулись с военной службы? - спросила Вера Петровна, хотя вовсе не собиралась об этом спрашивать.
- Не мог.
Вера Петровна удивилась:
- Почему не могли? Что вам помешало?
- Ничто не помешало. Просто не мог, - ответил он угрюмо.
- Не хотели?
- Да как сказать. Чувствовал, что не могу.
Вера Петровна глянула сбоку на его опущенное лицо. Он смотрел себе в ноги.
- Вы ведь ей обещали? - спросила Вера Петровна.
- Обещал еще до военной службы… Да и потом обещал…
- А она хочет за вас выйти?
- Не знаю… Наверно, хочет… Но ведь у нее своя гордость есть.
Он замолчал и, видимо, не расположен был продолжать этот разговор. Так, молча, прошли они шагов двадцать.
- Нехорошо, - сказала Вера Петровна.
- Хорошего мало, - отозвался он, по-прежнему глядя себе в ноги.
- Так ведь надо.
- Ну, раз надо… - сказал он. - Что ж, я ничего не говорю… Она славная…
Потом вдруг, резко обернувшись к Вере Петровне, проговорил негромко и быстро:
- Я оттого к вам и приехал сдавать… В нашем городе тоже институт есть… Правда, педагогический, не медицинский…
- Нехорошо, - повторила Вера Петровна твердо и сдвинула брови.
"Надо заставить его на ней жениться, - думала она совершенно честно. - Как он хорошо сказал: у нее тоже своя гордость есть. Но я его уговорю, я ведь, кажется, имею на него влияние". Однако, хотя она действительно так думала, ей после этого разговора вдруг стало веселее.
Он тоже скоро повеселел. Она давно уже заметила, что он никогда долго не оставался угрюмым.