Неужели пришел конец всему и он больше никогда не увидит солнце, небо, маму, отца, Нату, друзей? А ведь он только начал жить, любить в свои девятнадцать… Какая дикая несправедливость, от которой не плакать, волком выть хочется. Ну почему именно он попал в лапы "духов", неужели он самый никудышный солдат в полку, которого вот так просто можно выкрасть с поста вместе с оружием? Да, в ту роковую ночь он много думал о Нате, представлял, как она, нарядная и божественно красивая в белом платье невесты под свадебные крики "горько!" целует незнакомого парня, который нагло занял его законное место жениха. Наверное, тогда он надолго увяз в воспоминаниях и грезах и не заметил смертельной опасности, притаившейся за выступом скалы.
Сверкович, обдумывая свое незавидное положение, не мог знать, что сам Ахмад Шах приказал не убивать русского солдата, а сделать из него рекламно-показного воина ислама. Чтобы потом иностранные телевизионщики смогли снять и распространить на Западе пропагандистский фильм о том, как воины Аллаха и мусульманские идеалы побеждают ненавистных оккупантов - "шурави".
- Ты должен принять ислам, в нем твое единственное спасение, - сказал, как отрезал, одноглазый во время второй встречи.
Сергей отрицательно покачал головой.
- Что ж, тогда ты умрешь как последний шакал. А пока посмотри, как это будет. - Щелкнув пальцами, он велел ввести еще одного пленника. Им оказался невысокий запуганный парень в форме солдата афганской армии.
То, что затем произошло на глазах у Сергея, повергло его в шок. Он никак не ожидал такой средневековой жестокости, проявленной одноглазым к своему соотечественнику, мусульманину. Резко вынув из-за пояса длинный нож, Саид на мгновение приставил его к кадыку несчастного и, не раздумывая, полоснул острым лезвием по горлу. Фонтан теплой чужой крови забрызгал лицо и одежду Сверковича. Через несколько секунд бившаяся в сильных конвульсиях жертва была обезглавлена. От страшной картины Сергея стошнило, у него кругом пошла голова, а под ногами, вдруг потерявшими равновесие, будто исчез пол.
Его начали методично пичкать наркотиками, чтобы окончательно сломить волю. Сергей потерял ощущение реальности, плохо ориентировался во времени. Бывало, день, проведенный в темной комнате, ошибочно воспринимал за ночь и наоборот. У него вновь от принятых доз плохо стало с памятью и, как у больного старика, начали трястись руки. Глянув как-то в зеркало, он ужаснулся, едва узнав себя - с темными кругами-пятнами под глазами, заросший, исхудавший. "Еще немного, и они сделают из меня труп", - обреченно подумал Сергей. Когда начиналась наркотическая ломка, он готов был покончить с собой, чтобы не мучиться. Но как это сделать, когда руки связаны и нет никакой, даже малейшей, надежды выбраться из западни? Здесь, в горах, в душманском логове никакой спецназ его не найдет. Да и вряд ли кто-нибудь ищет: столько времени прошло. От бессилия и безысходности он начал терять самоконтроль, мысли о неминуемой смерти становились все навязчивее. Но вместе с тем, он хотел жить. Это выстраданное право ему готовы были предоставить в любой момент - в обмен на принятие мусульманства. И Сергей, устав от побоев и издевательств, доведенный до отчаяния и психически сломленный, однажды из последних сил прохрипел в лицо одноглазому: "Я на все согласен".
Ему сразу же перестали колоть наркотики, стали хорошо кормить. Освободили руки, он мог передвигаться в пределах душманского лагеря, правда, в сопровождении двух вооруженных телохранителей. Не зная местности, физически не окрепший, если бы и захотел, он все равно далеко не убежал бы. А вот в одно мгновение покончить с жизнью запросто мог. Стоило только, проходя недалеко от края горного ущелья, сделать три резких шага в сторону… Но именно смелости на эти три шага и не хватало. Спустя неделю "духи" взяли Сверковича на задание, чтобы проверить будущего воина ислама в настоящем бою, или, попросту говоря, повязать кровью.
Испытание боем
…Они вышли под вечер, чтобы под покровом темноты максимально приблизиться к узкой горловине стратегической дороги Хайратон - Кабул южнее Саланга. Подпираемая с одной стороны скалистыми горами, а с другой долиной, асфальтированная лента, петляя змейкой, под острым углом спускалась вниз. И чем дальше было от перевала, тем чаще попадались лежащие на обочине, сожженные остовы "КамАЗов", "ЗИЛов", "Уралов", "Татр". Это были своего рода памятники мужеству и героизму советских и афганских водителей, с риском для жизни перевозивших по всей стране военные и мирные грузы. Сколько их, на дорогах Афгана, сложило головы, наверное, и Всевышнему неведомо. Редкий рейс проходил без обстрела колонны и серьезных потерь. В октябре - ноябре в преддверии зимы, когда интенсивность боевых действий заметно снижалась, участились случаи дерзких нападений и грабежей на дороге. Десятки мелких и средних банд, поделив сферы влияния и вконец обнаглев, нападали на небольшие колонны даже средь бела дня. И почти всегда им было чем поживиться.
Вот и в этот раз, особо не таясь, одноглазый лично вывел два десятка своих вооруженных головорезов на трассу. По их сведениям, примерно через час у места засады должна была появиться колонна советских бензовозов. Сопровождал ее только один бронетранспортер (второй, как сообщили по рации свои люди, сломался еще на той стороне перевала). Предвкушая легкую добычу, одноглазый Саид грамотно расставил своих боевиков. Наиболее опытному гранатометчику он приказал подбить бронетранспортер, двум другим - поджечь первую и последнюю машины, чтобы образовался затор. Затем уже вступали в бой остальные, которым точным пулеметно-автоматным огнем предстояло завершить дело. В этом плане небольшая роль отводилась и "духовскому" новобранцу Сергею Сверковичу. Ему выдали трофейную снайперскую винтовку Драгунова с пятью патронами и приказали убить хотя бы одного русского. За это пообещали солидную денежную премию.
Отправляясь на задание, Сергей про себя решил, что если и придется стрелять по живой цели, то постарается промахнуться. "Духи", конечно, не случайно выдали ему снайперскую винтовку, но и с ней ведь немудрено промазать, особенно новичку. А прикрепленный надзиратель по имени Исмаил пусть докажет, что он, Сверкович, в бою сачковал.
Из вечерних сумерек со стороны Саланга ветер донес ровный гул машин. Максимум через десять минут колонна будет здесь, в узкой горловине дороги, не случайно прозванной "чертовым местом".
Когда Сверковича слегка ослепил свет фар советского бензовоза, он физически ощутил, как колотится сердце, явно сбившееся с ритма. Велик был соблазн предупредить своих преждевременным выстрелом в никуда. Но что-то сдерживало от такого резкого шага. Под этим "что-то" скрывалась боязнь за собственную жизнь, которая висела на волоске. Почувствовав испарину на лбу и ладонях, чтобы хоть немного успокоиться, Сергей нервно покусывал губы. Он колебался, не зная, как поступить. Не зря говорят, что самое трудное испытание - принять правильное решение, от которого зависит твоя судьба.
Ухнувший рядом выстрел из гранатомета мгновенно превратил цистерну на колесах в большой пылающий факел. Теперь ему уже ничего не оставалось, как имитировать участие в нападении на советскую колонну.
В ночной оптический прицел винтовки на серо-зеленом фоне подсветки рядовой Сверкович увидел силуэт водителя, метавшегося возле горящего бензовоза. Трудно было понять его хаотичные, скованные страхом, действия: судя по всему, парень впервые попал в такой переплет и попросту растерялся. Уложить его, как заядлому охотнику куропатку, ничего не стоило.
Что-то кричал на своем языке Исмаил. По жестам Сергей понял: он велел стрелять. И Сверкович, не целясь, нажал на спусковой крючок.
Спланированный расстрел колонны тем временем продолжался. Этому никак не мог воспрепятствовать единственный бронетранспортер, гулко огрызнувшийся парой коротких очередей и неизвестно почему надолго умолкший. Может, перекосило пулеметную ленту, что нередко случалось, или же патроны закончились, а взять их дополнительный запас экипаж не удосужился, понадеявшись на пресловутое славянское "авось". Теперь такая беспечность может стоить не одной жизни.
Душманам удалось поджечь еще три бензовоза, пламя которых хорошо осветило дорогу. Вскоре они взорвались. Между выстрелами слышны были русские матерные крики: кого-то, видимо, ранило, а кто-то таким образом преодолевал страх. Если вам скажут, что под обстрелом не страшно, не верьте таким "смельчакам": они и близко там не были.
С соседнего поста, услышав канонаду боя и увидев зарево, уже отправили на выручку погибающей колонне несколько танков. Тягаться с ними в планы банды Саида не входило, и главарь подал условный сигнал зеленой ракетой к отступлению. Сверкович оглянулся и увидел наставленный на него автомат Исмаила. Всем своим видом он говорил: "Не балуй, парень, от меня только мертвым уйдешь".
"Духи" вернулись на базу, никого не потеряв. А передовой группе, подобравшейся к самой дороге, удалось даже захватить в качестве живого трофея тяжелораненого солдата-водителя.
Резкий удар кулаком в лицо - такую премию "выписал" Сверковичу одноглазый Саид, когда обнаружил четыре неизрасходованных патрона. Его заместитель угрюмый Анвар смачно добавил от себя. Из разбитого носа хлынула кровь. Но Сергей понял, что это только начало экзекуции. "Сегодня они меня, не прошедшего проверку боем, точно прикончат, - тревожно стучала в висках одна и та же мысль. Не понимая, о чем говорят "духи", он уже готовился отправиться на тот свет. - Лишь бы не пытали. А одного выстрела в голову или сердце вполне достаточно, чтобы не стало на земле "бульбаша" Сереги Сверковича, в общем-то, неплохого парня, хотя и далеко не героя".
На плохом русском ему объяснили: даем тебе последний шанс спастись и встать на путь истинный. Решай, кому предназначена пуля Аллаха: тебе или этому недобитому русскому солдату. Захваченного в плен водителя, уже почти не подававшего признаков жизни, не было никакого смысла тащить на себе по горам, в лагерь. Потеряв слишком много крови, он, так и не придя в сознание, в любую минуту мог умереть. Поэтому у Саида родилась иезуитская мысль: заставить Сверковича прикончить своего соотечественника, навсегда повязав его кровью.
Сергею вновь дали "снайперку", только уже с одним патроном. Подвели к приставленному к скале полуживому водителю, стонавшему от боли. Если бы тот мог говорить, наверняка, попросил бы смерти, чтобы не мучаться. Когда минуты сочтены, уже неважно, сколько остается жить: час, два или день. Сергею даже показалось, что парень прошептал ему: "Стреляй".
В ожидании развязки моджахеды, еще не отошедшие от боя, что-то горячо обсуждали, полукругом обступив своих жертв - двух русских, над которыми нависла смертельная угроза. Один из них, чтобы спасти свою шкуру, должен убить другого, который, правда, по-любому обречен.
"Для них, бородатых палачей, очередная казнь - это всего лишь развлекательное шоу, которое быстро забудется, а мне с этим потом жить. Смогу ли? Ведь во все времена считалось большим грехом - лишить жизни человека. Но почему тогда бог афганцев Аллах не накажет их за братоубийство, ведь у того же Саида руки по локоть в крови, в том числе и мусульманской?.. А может, все эти легенды о боге выдумка, плод чьей-то фантазии? Ведь еще древние люди, не зная, как объяснить грозу, землетрясение или иное природное явление, сочиняли разные мифы о злых силах и духах". Сергей лихорадочно обдумывал свое незавидное положение, отгоняя прочь саму мысль об убийстве парня. Он даже не знает, как его зовут, откуда родом. А вдруг земляк, белорус? А может, он уже умер? Вроде не слышно стонов? Так было бы лучше всего. Нет, тяжело, но дышит. А бородачи уже толкают в спину стволом Калашникова: давай, чего медлишь. Плохо, что у него всего один патрон. Был бы рожок от автомата, он мгновенно разрядил бы его в эту озверевшую толпу, забрав с собой на тот свет не одного душмана.
Из полумрака вынырнул главарь Саид с перекошенным от злости лицом. В руках у него был длинный нож, тот самый, которым он на глазах у Сергея обезглавил солдата-афганца. Приставив его к горлу Сверковича, как змея, прошипел: "Считаю до трех. Не выстрелишь - зарэжу!"
Что произошло потом, он плохо помнит. Последние ощущения, отложившиеся в памяти: чужие пальцы до боли сжимают кисть правой руки, державшей винтовку, и помогают нащупать и нажать спусковой крючок.
- Поздравляю, тэпэр ты настоящий моджахед. Как придем на базу, обязательно отметим это событие, - будто сквозь сон услышал обескураженный Сергей, только сейчас осознавший весь ужас произошедшего. Теперь ему точно нет дороги назад. Из без вести пропавшего солдата он превратился в преступника.
Принятие ислама
В горах раньше обычного выпал снег, значительно осложнивший жизнь моджахедам. Теперь им приходилось экономить запасы продовольствия, гранаты и патроны. Их доставка затруднена, так как закрылись до весны перевалы и многие караванные пути. Зимой в горах, когда свирепствуют морозы и снежные бури, не усидишь, поэтому на собрании боевиков Саид объявил, что скоро они спустятся в долину, в кишлаки, где всего будет достаточно - продуктов, тепла, в том числе и женского. Там они как следует отдохнут, поправят здоровье, залечат раны. Чтобы весной с новыми силами продолжить джихад (священную войну против "неверных", гарантирующую доступ в рай. - Авт.).
За недели, проведенные в отряде, Сергей постепенно привык к новому для себя образу жизни. На рассвете, когда моджахеды совершали утреннюю молитву - намаз, он разводил костер и приступал к приготовлению пищи. В этом ему помогали самые молодые "духи" таджик Рахмон и афганец Ситдик. С ними он уже мог немного разговаривать на дари. С ровесниками, пусть и другой веры, всегда проще найти общий язык. Что же касается рецептов восточной кухни, то освоить их оказалось не так уж и сложно.
Держать русского в тылу, при кухне моджахедам, видимо, было выгодней и спокойней. Незамеченным покинуть лагерь почти невозможно. Впрочем, Сергей уже и не предпринимал таких попыток. Он понимал, что далеко по заснеженным горам не уйдет, тем более что своих поблизости нет.
От слова "свои" его слегка покоробило. Вся загвоздка в том, что он уже наполовину чужой. И, наверное, прав Саид, утверждающий, что назад ему теперь дороги нет. По законам военного времени, за убийство, пусть даже исполненное под принуждением, его ждет трибунал.
Странно, но все реже вспоминались ребята с "Утеса", Боровая, мама с отцом - они остались в каком-то другом, недосягаемом мире, словно на другой планете. Где-то там и Наташа, которая уже не снилась, как раньше, по ночам. Выйдя замуж, она словно умерла для него.
В простой афганской одежде, с бородкой Сергея уже не сразу и отличишь от моджахедов. Правда, выдавали славянские черты лица и еще что-то едва уловимое в походке, улыбке, жестикуляции. Да, еще, может быть, грусть в глазах, независимо от того, улыбались они или тосковали.
Когда спустились с гор, в кишлак, в бытовом плане стало намного легче и комфортнее. Сергея вместе с Рахмоном и Ситдиком поселили в просторном доме местного мельника. Так что под рукой всегда была мука, из которой выпекали горы вкусных лепешек, хлеб-лаваш на весь отряд. Правда, он наполовину уменьшился: Саид отпустил многих на зимние каникулы, к своим семьям. Но по первому зову те обязаны были собраться здесь же. Невозвращение приравнивалось к предательству, за которое карали смертью. Именно такое наказание в прошлом году понесли молодые моджахеды Ильяс и Анвар, решившие после зимнего отдыха зачехлить ружья и заняться торговлей. Через неделю их только открывшийся магазинчик был сожжен, а изрешеченные пулями трупы парней нашли на базарной свалке. То была жестокая месть тех, с кем они еще недавно воевали против русских.
Иногда месить тесто и выпекать хлеб им помогала жена мельника Оливия с дочкой Лейлой. На вид ей было лет тринадцать. Но в этом подростке уже угадывались черты будущей женщины - стройной красавицы. На Востоке девушки взрослеют быстро, чему способствует сама природа, уклад жизни. С раннего детства дети в афганских семьях приучены трудиться. Девочки - первые помощницы мамы в домашнем хозяйстве: от нее они перенимают не только привычки, характер, но и умение готовить, шить, ткать ковры. Лейла росла любопытным ребенком. Она сразу обратила внимание на русоволосого Сергея, почти всегда молчавшего. "Он что, немой?" - удивленно спросила у мамы. На что та холодно буркнула: "Он русский". Кто такие русские, девочка уточнять не стала. Но по недовольному маминому тону поняла, что они плохие люди.
В один из вечеров в дом мельника наведался Саид с ближайшим окружением. Хозяин, попросив у Аллаха прощение, заискивающе выставил пару литровых бутылок афганской самогонки - шаропа, достал разнообразную и сытную закуску. Сложив в углу оружие (даже здесь, в кишлаке, полностью подконтрольном им, моджахеды, как истинные горцы, не расставались с винтовками и автоматами Калашникова китайского производства). Застолье мало чем отличалось от славянского, разве что непродолжительной молитвой, которую перед трапезой совершили гости. После нескольких чарок, смачно выпитых со словами "Аллах акбар", заменившими традиционный тост, захмелевшие моджахеды запели. Да так душевно и складно, что можно было принять собравшихся за народный хор. Обычно суровые лица бородачей смягчились в улыбках, посветлели, словно их озарили солнечные лучи.
Сверкович, сидевший в сторонке, встрепенулся, когда услышал голос Саида:
- Плохо, что ты с нами не поешь. Тебе надо быстрее учить язык. Каждый мусульманин должен его знать.
Все притихли. А главарь моджахедов, окинув их одним своим глазом, после паузы молвил: "Я не оговорился. Сергей скоро примет ислам, Аллах даст ему новое имя. Потом мы найдем парню хорошую жену: Саид слов на ветер не бросает".
Моджахеды, подогретые шаропом, загудели, как пчелиный рой, обсуждая услышанное. Не все, похоже, были согласны, но вслух перечить своему командиру никто не решился. У самого Сергея, оказавшегося вдруг в центре всеобщего внимания, кошки на душе скребли. Он, крещенный в детстве в православном храме, должен сменить христианскую веру на чужую, мусульманскую, только для того, чтобы спасти себя от смерти. Но как жить потом, с не своим Богом в сердце? И защитит ли он когда-нибудь в суровую минуту опасности, не отвергнет ли в час испытания как инородное тело?
После того разговора Сергею было велено срочно штудировать Коран - священную книгу мусульман. Из нее он узнал, что необходимо следовать пяти основным "столпам" и обязанностям. Главный догмат ислама кратко изложен в 112-й суре Корана: "Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Скажи: Он, Аллах, един, Аллах вечный; не родил и не был рожден, и не был Ему равным ни один!"
Первая обязанность мусульманина - верить в то, что Аллах единственный истинный Бог, а Мухаммед его посланник. Вторая обязанность - пятикратная молитва (салят, намаз), которую ежедневно нужно совершать в любом ритуально чистом месте. В пятницу мусульмане посещают соборную мечеть. Третьей ритуальной повинностью является строгое соблюдение поста (саума) в месяц рамадан. Согласно преданию, первое откровение было ниспослано Мухаммеду именно в этот месяц, вот почему пост воспринимается как телесная форма служения Богу.