Затем почти сразу - душевный разговор. Захаров быстро вошел в роль следователя, проявил себя тонким психологом, знатоком солдатской души, пообещав за откровенность достойно поощрить каждого. Возвращаться с войны домой с плохой характеристикой да еще в последнюю очередь, понятно, никому не хотелось. И некоторые "дембеля" перестали играть в молчанку. По крупицам, отдельным сведениям к концу дня сложилась у офицера более-менее цельная картина произошедшего в роте неуставняка, получившего столь широкую огласку. Идею проучить "правильного" Гвоздева, у которого даже нашлась заступница, первым озвучил Коновалов, которого поддержали Дмитрук и Немиров. Эта троица, накурившись трофейного чарса, и устроила прямо в палатке в полночь показательную экзекуцию с целью перевоспитать строптивого "черпака", позорящего разведку. Он попытался оказать сопротивление, за что и получил по полной программе. В суматохе да темноте не сразу поняли, что Гвоздев отключился, потерял сознание. Хорошо, что сосед по койке однопризывник Рябушев это заметил, забил тревогу. А то окоченело бы тело к утру. Сейчас есть надежда, что врачи спасут парня.
Известие о повторном, еще более жестоком избиении Гвоздева повергло Ольгу Рязанцеву в шок. Узнав, что он в реанимации, она не смогла справиться с нахлынувшими эмоциями и по-бабьи от бессилия расплакалась. У нее не укладывалось в голове: как можно до полусмерти избивать своего же соотечественника, сверстника-однополчанина, с которым завтра идти в бой?
Опытные военные врачи спасли жизнь рядовому Гвоздеву. Через месяц его выписали из госпиталя, но в свое подразделение он уже не вернулся. Оказался в комендантской роте в хозяйственном взводе. Тут служба совсем другая, да и физические нагрузки несравнимо легче.
Столовая - один из объектов, за которым закрепили хозвзвод. Как же она обрадовалась, вновь увидев своего Василька! Вместе с несколькими солдатами, выделенными в помощь, он таскал со склада продукты, три раза в день мыл посуду, убирал столы (официантки были только в офицерской столовой). Когда выпадало свободное время, заходил к ней, в варочный цех, поболтать. Им было хорошо вдвоем. Вася интересовался кулинарными рецептами: ему нравилось самому готовить. Поэтому, как ребенок, радовался, когда изредка выпадала такая возможность. А однажды признался:
- Знаешь, какое любимое блюдо было у меня в детдоме? Обыкновенная яичница-глазунья. Может, потому, что давали нам ее почему-то очень редко.
Так, невзначай, Ольга узнала, что нету Васи Гвоздева на белом свете никого. Распутная мать, нагуляв наследника фамилии, оставила мальчика на произвол судьбы в роддоме. Словно почувствовав себя брошенным, рос он болезненным ребенком. А мамой по очереди называл заботливых детдомовских теть - нянь и воспитательниц.
После школы окончил ПТУ, получил специальность газоэлектросварщика. С охотой пошел в армию, в которой надеялся найти опору в жизни. Когда услышал в военкомате, что включен в команду, которая направляется в Туркестанский военный округ, было все равно. После "учебки" оказался в Афганистане. И начались суровые будни в разведроте.
"Мир и впрямь тесен, коль мы, оба с Урала, в Афгане встретились, - удивлялась про себя Оля. - А ведь она хоть и не детдомовка, но также одинока. Ни мужа, ни детей нет. Мать пять лет назад тяжело заболела и умерла, а у отца давно уже другая семья".
- А ты, Ольга, как я погляжу, все со своим солдатиком воркуешь. Как, первое блюдо у нас готово? - откуда-то из-за спины пробасил прапорщик Квасов, которому, похоже, не терпелось снять пробу с борща. А может, и не только с него. До женского полу начальник столовой был охоч. Как-то пробовал найти индивидуальный подход и к Рязанцевой, да только отшила она его быстро. Теперь в прапорщике, видимо, проснулась мужская ревность.
Вася другой, кристально-чистой души человек. Он еще наивный мальчишка, по сути, только вступающий в самостоятельную жизнь. Ему еще предстоит многое узнать, в том числе и в отношениях с женщинами. Тут он вообще профан. Но эти уроки постигаются быстро: было бы желание.
Он даже целоваться не умеет. Вечером, перед закрытием, когда они в столовой остались совсем одни, Василек робко чмокнул ее в щечку и покраснел, как рак.
- Да ну тебя, - улыбнувшись, притворно отмахнулась от приятных приставаний ухажера Оля.
В другой раз он поцеловал ее уже в губы, слегка дав волю рукам. Нежное прикосновение к груди неожиданно взволновало ее плоть.
Ничего больше она ему не позволяла, хотя завистливые бабы, судача по углам, уже уложили их в постель. А иные чересчур любопытные и бесцеремонные, не стесняясь, о свадьбе спрашивали. Ох уж эти, шурави-ханум, злилась в душе Оля, кого хочешь десять раз на день поженят и разведут. Сплетничают же потому, что каждой хочется быть хоть чуточку любимой и счастливой. Вот и сочиняют всякие истории.
С Васильком они теперь виделись каждый день. Солдатская столовая, ее работа, стала местом их встреч. От присутствия рядом любимого человека повару Ольге хотелось летать. Она боялась только одного: командирского решения о переводе рядового Гвоздева на какой-то другой участок. Впрочем, служить ему оставалось недолго: до весны. Она еще ничего не решила, как и он. Осторожно, чтобы ненароком не вспугнуть прилетевшую к ним птицу счастья, заговорили о ближайшем будущем.
- Я ведь старше тебя аж на тринадцать лет. Это много для женщины.
- Разве чувства возрастом измеряют? - возражал ей Вася и выдвигал свою теорию: мол, главное, чтобы люди нашли свою половинку, родственную душу, тогда брак будет скреплен на небесах, и ему ничто не грозит.
- А тебя не смущает возможный матриархат в семье? Все-таки у меня больше житейского опыта, не заметишь, как подкаблучником станешь.
- Оля, ты мой генерал. Причем любимый. Служить тебе - одно удовольствие.
- Тогда, товарищ рядовой, слушай приказ: без опозданий прибыть сегодня на домашний ужин. По случаю моего выходного дня.
- Есть, товарищ полковник.
- Как, меня уже понизили в звании? За что?
Со стороны наблюдая за этой парой, нетрудно было догадаться, что так ведут себя безмерно счастливые, по-настоящему влюбленные люди. Случайно однажды встретившиеся и не желающие больше расставаться.
…Оля и Василек, как и планировали, уехали в Советский Союз, на родной Урал вместе. Не расписанные, но уже помолвленные Афганистаном.
2. Двое на необитаемом острове
Двадцатипятилетняя Инна Нестеренко не скрывала, что приехала в Афганистан заработать денег на кооперативную квартиру. Личная жизнь как-то не сложилась, от распавшегося брака остался малолетний сын, который жил у бабушки, Инниной мамы, под Киевом. Когда она, собрав чемодан, по народной традиции, присела в прихожей перед дальней дорогой, Ромка, до этого спокойно игравший, вдруг обхватил ее шею ручонками и расплакался. Он не хотел, чтобы мама надолго уезжала.
- Сыночек, я же не насовсем, поработаю немного и вернусь к тебе с бабушкой. Привезу много-много подарков и твоих любимых машинок. Знаешь, какие они там большие и красивые!
Напоминание об игрушках успокоило малыша, и он уже согласился с неизбежным маминым отъездом.
- Ох, дочка, лучше бы ты дома оставалась. Чует мое сердце, что ничего хорошего тебя там не ждет.
- Мама, ты опять начинаешь? Хватит уже брюзжать, - рассердилась Инна. - Раз я решила, так тому и быть.
Теперь она жалела, что в минуту расставания не нашла более теплых слов для своих самых родных людей, на чьи фото, стоявшие на прикроватной тумбочке, не могла наглядеться.
Месяц в Афганистане пролетел незаметно. Не зря у военных день службы здесь засчитывается за три. На гражданских специалистов эта правовая норма не распространяется, так как считается, что они участие в боевых действиях не принимают. Но когда вчера, ближе к вечеру, душманы внезапно обстреляли военный городок, то падавшие где придется мины не различали, кто с погонами на плечах, а кто без них. Смерть и впрямь слепа и безразлична при выборе своих жертв.
Запросто ведь могла и в полковой штаб заглянуть, скорее всего, именно он и был самой желанной целью моджахедов. Даже одной мины хватило бы, чтобы нанести существенный урон беззащитному сборно-щитовому сооружению и людям, в нем находящимся. Когда рядом со свистом разорвался душманский подарок, Нестеренко по иронии судьбы как раз допечатывала приказ начальника штаба об усилении подразделений боевого охранения и караула. Что делать в этой ситуации, она не знала, поэтому, как и все женщины, осталась сидеть на месте. Хотя и испугалась, но ей психологически было легче находиться внутри помещения.
Обстрел, к счастью, закончился быстро, чему способствовали заработавшие в ответ "Грады". Эти реактивные установки, эффективно бившие по площадям, наводили на моджахедов панический страх.
- Ну что, с боевым крещением вас, Инна Николаевна.
По раздавшемуся от дверей басу она не сразу определила, кто это впервые здесь назвал ее так уважительно, по имени-отчеству. Повернув голову, увидела начальника штаба майора Игоря Селиванова. "Он, наверное, подтрунивает над ней. Хотя лицо, как всегда, серьезное, будто каменное. Неужели он никогда не улыбается на службе? Впрочем, глупо было бы веселиться, когда мины рвутся за окном".
- Не сильно испугались?
- Есть немного, я такая трусиха. Но все уже прошло.
- Как видите, у нас тут не курорт. "Духи" не дают расслабиться. Но ничего, мы их тоже щедро огоньком угощаем.
С тем и ушел: непонятно, зачем вообще заглянул. Неужели только захотел убедиться, что все служащие на рабочих местах, а не разбежались в страхе кто куда?
Должность машинистки не бог весть какая важная, поэтому Инна нос не задирала: с девяти до восемнадцати с двухчасовым перерывом на обед и жару исправно стучала наманикюренными пальчиками по клавиатуре. Начальник штаба претензий к ее работе не имел: печатала она приказы, распоряжения и другие документы быстро и грамотно.
Когда же проскочила та неуловимая искра симпатии, обдавшая ее приятным теплом? Инна заметила, что при появлении майора Селиванова ее глаза становятся непослушными, так и норовят оторваться от рукописного текста, лишь бы увидеть стройную, подтянутую фигуру офицера, его аккуратно выбритое, гладкое лицо, всегда пахнущее свежим одеколоном. Как-то начштаба двое суток отсутствовал: проверял сторожевые посты и заставы, а она не находила себе места, переживала, как бы чего не случилось в дороге. Никто ведь не застрахован от обстрела, подрыва на мине. Дурные мысли Инна старалась гнать прочь из головы. И сама не замечала, что волнуется за офицера, как за близкого, родного человека. Таким он был в ее мыслях, женском воображении.
"Да ты, подруга, никак влюбилась в начальника штаба, - иронично удивлялась самой себе. И как в большой тайне признавалась по "секрету" себе: - А если и так, то что тут плохого?"
Нестеренко от штабных женщин немало узнала о Селиванове. И то, что он, единственный из командования полка, хранит верность жене и за год так и не завел себе любовницы, хотя стоило лишь пальцем поманить, и многие из женщин с удовольствием заполнили бы вакансию. Бабы судачили еще, что начштаба карьерист, фанатично предан службе, поэтому на амурные дела у него просто не остается времени. Если это правда, то оно, может, и к лучшему. Зачем ей лишние душевные страдания, переживания, не девчонка ведь уже? Да и не за этим она сюда ехала. Но чем настойчивее внушала себе не думать о майоре Селиванове, тем явственнее перед глазами вставал его облик. И с этим она ничего не могла поделать.
Близился Новый год, который впервые в жизни Инна встречала столь экстравагантно: вдали от дома, в мусульманской стране, без традиционной елки: здесь, в горно-пустынной местности, это непреодолимый дефицит. Майор Селиванов добровольно взял на себя обязанности Деда Мороза и по-военному скупо поздравил с праздником всех штабных работников, в том числе четырех женщин. Начштаба подарил Нестеренко чуточку больше внимания и даже слегка улыбнулся. А может, это ей только показалось?
…В новогоднюю ночь в полку случилось ЧП: ночью пропал автомат с двумя снаряженными рожками. Как еще не утащили вместе с оружием уснувшего на посту часового - неясно. Вот это обстоятельство больше всего и озадачило тех, кто проводил расследование. "Духи" вряд ли пощадили бы безалаберного солдатика и либо унесли бы его с собой в качестве живого трофея, либо вонзили бы нож в сердце. Подозрение пало на своих, в частности на "дембелей": за проданный афганцам автомат можно выручить неплохие деньги, которых не на одни джинсы хватит. Но сколько ни "копали" под эту версию следователи прокуратуры, так никаких доказательств и не добыли. Из штаба округа в полк в середине января прислали комплексную комиссию во главе с первым заместителем члена Военного Совета. Она должна была поставить точку в зашедшем в тупик расследовании, а также заодно разобраться с анонимной жалобой на аморальное поведение командира полка подполковника Алексея Кудрявцева, поступившей неделей раньше в политуправление.
Генерал, формально выслушав на КПП доклад комполка, не только не подал руки, но в качестве приветствия даже не кивнул встречавшим его офицерам головой. Такое показательно-холодное обращение высокого гостя не сулило ничего хорошего.
- Бордель какой-то, а не боевой полк! - в праведном гневе рокотал генерал. - Какой вы пример показываете подчиненным, товарищ подполковник?! Никого не стесняясь, с любовницей ночуете в женском модуле, которая, по нашим сведениям, уже забеременела. Замполита тоже втянули в блуд, с ним у меня будет отдельный разговор. Потому и пропадают у вас автоматы, - без всякой логической связи перескочил на недавнее ЧП первый заместитель ЧВС округа.
Попытка подполковника Кудрявцева оправдаться мгновенно была пресечена еще более резкой руганью. Стало ясно, что молчание действительно золото.
Через двое суток высокая комиссия убыла в Кабул, а оттуда - в Ташкент. Перед отъездом генерал на служебном совещании огласил приговор: командира и замполита полка временно отстранить от должности. Начальнику штаба за упущения в организации службы войск объявить о неполном служебном соответствии. Поиски бесследно пропавшего автомата приказано продолжать. Уснувший на посту солдат отправлен на гауптвахту, на него заведено уголовное дело.
Внезапный приезд начальства и суровые оргвыводы стали темой номер один в женском общежитии. Тем более что некоторых его обитателей она непосредственно касалась. Вечером в бытовой комнате было не протолкнуться. Состоялся своего рода женсовет. Неформальный лидер сообщества продавщица военторговского магазина Света Разумкина, как обычно, за словом в карман не лезла:
- Девки, ну так же нельзя! Кому наш Кудрявый не угодил? Нормальный мужик, командир, хорошо к нам относится. А какая-то стерва, которая сейчас, возможно, стоит здесь и в душе радуется, решила сломать человеку карьеру. Позавидовала она чужому счастью, кляузу в политуправу настрочила, для убедительности сочинив байку про беременность. Узнать бы, кто на такую подлость способен…
Любовницы командира симпатичной тридцатилетней официантки Вали здесь не было. Она, закрывшись в своей комнате, никого не хотела видеть, затаив обиду на всех. Вот ведь как бывает: их интимные отношения ни для кого не были тайной, но никто ни командира, ни официантку Валю за глаза не осуждал. А вдруг у них настоящая любовь? Да, подполковник Кудрявцев официально женат, но кто, кроме него самого, знает, насколько счастлив он в браке. Да и семейное положение Валентины до конца неопределенное - то ли разведена, то ли все еще стоит формальный штампик в паспорте. Наверняка так и дальше встречались бы они как гражданские муж и жена, не выйди эти неузаконенные отношения за КПП полка. И тут средь бела дня грянул запоздалый гром с начальственными молниями, под их воздействием в политотделе уже требуют заклеймить позором аморальное поведение коммуниста и комсомолки… Еще немного, и можно будет грешников по афганским средневековым законам публично казнить физически. А пока разрешено в упор расстреливать души.
Когда эту мысль вслух произнесла хохлушка Инна Нестеренко, некоторые девки ей, как в театре, зааплодировали. Она, не ожидавшая такой реакции, слегка смутилась. Просто высказалась откровенно. Почему люди не могут обходиться без зависти, кляуз? Насколько ведь дышалось бы и жилось легче…
ЧП и последовавшее за ним строгое взыскание майор Селиванов принял близко к сердцу. Он, и без того не особо разговорчивый, еще больше замкнулся в себе, ходил мрачнее грозовой тучи. Вечерами подолгу засиживался в кабинете: корпел над бумагами, кого-то вызванивал по телефону, уточняя обстановку, а ближе к ночи шел проверять караул и только после этого направлялся в свою отдельную комнату в офицерском модуле. Такой сверхурочный график изматывал физически, но он же притуплял боль от учиненного начальством разноса. Майор Селиванов считал его лишь отчасти справедливым. Если бы не этот злосчастный автомат, поиски которого так ни к чему и не привели, полк по-прежнему был бы на хорошем счету. И про личную жизнь командира никто бы не трезвонил. А теперь во всех смертных грехах обвиняют, что было и чего не было приписывают. Но у Селиванова совесть чиста: ни в чем постыдном, недостойном звания офицера он не замешан. Служба, как и полагается, на первом месте. Как в песне о летчиках из популярного кинофильма: "Первым делом, первым делом самолеты, ну а девушки, а девушки потом".
Кстати, о девушках. Эта новенькая машинистка с Украины ничего: симпатичная краля. Всегда опрятно одета, пунктуальна в работе. А улыбка у нее, как у Джоконды: загадочно-обворожительная. Глаза же - с грустинкой, светло-голубые, как у Маши - жены. Как там она? Трудно ей, конечно, с двумя пацанами управляться, да еще уроки вести. Просил в письмах временно оставить школу, но разве ее, педагога-фаната, переубедишь? Мысли о жене, любимых сыновьях-погодках, Коле и Сереже, без пяти минут первоклашек, но уже умеющих читать и писать, развеяли грусть и наполнили душу теплом, спокойствием. Эти три родных живых существа - главный его резерв в жизни, крепкий тыл, с которым никакая война не страшна. Так должно быть у каждого человека, претендующего на звание счастливого.
…Инне приснился странный сон. Будто после кораблекрушения попали они с майором Селивановым на необитаемый остров. Робинзоны по несчастью оказались перед выбором: погибнуть порознь или спастись, став одним целым. И тогда перед лицом смертельной опасности поклялись они всегда быть вместе, скрепив обещание жарким и до бесконечности долгим поцелуем.
В сладостной истоме она и проснулась. Как жалко, что это был всего лишь мираж, фантазия во сне, невозможная в действительности. А может, Афганистан и есть тот необитаемый остров - риска для жизни, настоящих испытаний здесь с лихвой на всех хватит?
В четверг после обеда майор Селиванов загрузил ее по полной программе: на следующий день он ехал с обстоятельным докладом в штаб дивизии. Требовалось напечатать кучу документов и справок. Инна, заваленная работой, едва успевала справляться с ними. Поэтому не сразу заметила появившегося в дверях начальника штаба.
- Инна Николаевна, мне что-то нездоровится. Пойду к себе. Когда закончите, принесите, пожалуйста, бумаги в модуль. Я еще с ними поработаю.