Во время керенщины Петров вначале отошел от активной политической деятельности. Он уже настолько разбирался в политических вопросах, что сразу отверг программы меньшевиков и эсеров. В то же время программа большевиков еще казалась ему слишком радикальной. Не отрицая, что большевики имеют наиболее логически последовательную программу революционных преобразований, Петров считал преждевременными, до окончания войны, раздел помещичьих земель и рабочий контроль на заводах. Единственное, в чем Петров сразу согласился с большевиками, - это заключение немедленного мира. Он выступал в воинских частях с речами о необходимости такого мира, и его, как сочувствующего, большевикам, снова арестовали. Он просидел около двух месяцев под арестом, пока солдаты силой не освободили его. Выйдя на свободу, Петров узнал о победе пролетарской революции…
Будучи сторонником немедленного мира, Петров в то же время понимал пагубность начавшейся стихийной демобилизации армии. Вместе с группой большевиков он старался по возможности сохранить бросаемую на произвол судьбы военную технику, винтовки, пушки, патроны, взрывчатку. Только после полной демобилизации своей части он вернулся в Питер.
Работы на Стальном заводе для него не нашлось, но Петров часто бывал там по просьбе Блохина, обучал заводских красноармейцев.
Но даже и теперь Петров не решался связать судьбу Раи со своей, считая личное положение непрочным и заработок необеспеченным…
Об этом и думал Петров, сидя у Семеновых за обедом, состоящим из жидкой ушицы и жареной воблы. Нарезанный тонкими ломтиками черный хлеб с примесью соломы и кружочки тощей колбасы из конины дополняли скудную еду.
За столом все оживленно беседовали и в то же время с аппетитом проголодавшихся людей поглощали скромный обед.
- На нашей пище ты скоро отощаешь, Аркаша. - Лучистые серые глаза Раи с ласковой заботой устремились на тонкое, худощавое лицо жениха.
- Последнее время и на фронте приходилось изрядно голодать, но, конечно, не так сильно, как здесь, в Петрограде, - вздохнул Петров.
- И долго это будет продолжаться? Царя скинули - думали, сытнее жить будем, а вышло еще хуже, - покачала головой Марфа Силовна, ввалившиеся глаза и побледневшее лицо которой ясно говорили о длительном недоедании.
- Зато власть стала своя, рабочая. Ни царя, ни фабрикантов не стало. Во всем свобода - что хочу, то и делаю! Хочу - работаю, хочу - на печи лежу, - покручивая свои усы, иронически заметил Семенов.
- Ты не прав! У большевиков твердо положено: кто не работает, тот не ест, - возразила Рая.
Марфа Силовна положила Петрову кусок костлявой воблы и спросила:
- Почему в городе появилось так много пленных немцев? На каждом шагу натыкаешься на них. Привезли, что ли, их сюда из Сибири? Ведь там хлеба хватает, а здесь, в Питере, и мы живем впроголодь…
- Почуяли, что немец идет сюда, ну и сами заторопились ему навстречу, - сердито пробасил фельдшер. - Да и кое-кто из наших этому потворствует. Пусть, мол, немцы наведут здесь свой порядок! Немало еще в России сухомлиновских корешков осталось…
- Избави нас бог от этой напасти! Пусть голод, пусть холод, пусть даже смерть, только бы не ходить нам под немцем, - заволновалась Марфа Силовна.
- Дело-то на фронтах совсем швах! Солдаты бегут, а наши делегаты в Бресте дурака валяют - мира не заключают и войны не ведут. Что же сейчас у нас - мир или война? По-моему, просто чепуха, - нахмурил седеющие брови Лаврентий Максимович.
- Это действительно черт знает что! Я слыхал, наши делегаты нарушили приказание Ленина обязательно подписать мир и самовольно уехали из Бреста. Если это так, то, по-моему, это прямое предательство и измена со стороны Троцкого, - заметил Петров.
- Таких делегатов, которые власти не слушают, не только гнать надо ко всем чертям, но, быть может, и расстреливать. Рабочий народ нутром чувствует, что творится неладное… - решительно заявил Лаврентий Максимович.
В передней раздался резкий звонок. Рая побежала отворять дверь.
- А! Маркел Яковлевич! Яков Станиславович! Филипп Иванович! - приветливо проговорил хозяин дома, пожимая руки вошедшим. - Каким ветром занесло вас в нашу берлогу?
- Шли на завод, там опять будем митинговать. Вот и решили немного отдохнуть - на минутку забежали к вам на огонек! - проговорил секретарь заводского партийного комитета Прахов - высокий, лысоватый, лет за сорок, с большими очками в металлической оправе.
Его спутник - мастер мартеновского цеха Крупович - среднего роста, плотный человек, чисто выбритый, с чуть заметной первой сединой в волосах, в аккуратной, ладно сшитой куртке и начищенных сапогах, молча пожал руку хозяину дома.
- Ну, Маркел Яковлевич, рассказывай последние новости. Ты, верно, прямо из Смольного? - спросил Семенов Прахова.
- Присаживайтесь! Могу предложить по тарелке ухи из соленой воблы да по кусочку жареной рыбы, - захлопотала Марфа Силовна, усаживая гостей за стол.
- Хотел было отказаться, да, по совести говоря, уже с неделю горячего в животе не было, а ел не то вчера, не то позавчера, - потирая озябшие руки и улыбаясь, признался Прахов. - За делами даже забыл когда… Если не разорю, отведаю вашей ушицы!
Марфа Силовна усадила Круповича как почетного гостя рядом с собой. Прахов поместился около Петрова рядом с Блохиным. Серое, плохо выбритое лицо Маркела Яковлевича выглядело усталым, глаза блестели от возбуждения.
- Прямо с заседания Петросовета! Началось заседание еще вчера, и прозаседали больше суток. Все решали - надо ли заключать мир с немцами или вести войну?
- Какая уж тут война, коль армия разбегается! - зло бросил Семенов.
- А есть дурачки из левых эсеров и так называемых "левых" большевиков, которые твердят о войне. Призывают с топорами и вилами идти на немецкие пулеметы и пушки. С ними целую ночь и проспорили…
- Значит, с немцем скоро будет мир? Дай-то господи! - обрадовалась Марфа Сил овна.
- Не совсем мир, - вмешался Крупович. - Чтобы защитить Петроград от наступающих немецких частей, объявлена общая мобилизация рабочих, и сегодня проводится день Красной гвардии: собираем силы для отпора немцам…
- Не пойму я вас - войны не хотим, а рабочих на войну мобилизуем… - пожала плечами Марфа Силовна.
- Мы предлагаем немцам заключить мир, а они не хотят. Наступают по всему фронту, надеются захватить Петроград, - пояснил Блохин. - Чтобы защитить город, и приходится объявлять мобилизацию рабочих. Владимир Ильич ясно объяснил, что без передышки мы не сумеем сохранить Советскую власть, что мириться с немцем надо во что бы то ни стало. Поднялись на нас враги извне и изнутри. Волей-неволей приходится заключать грабительский, унизительный, пусть распохабный, но все же мир. Надо сначала в своем доме порядок навести, окрепнуть немного, сил набраться…
- Пока еще Советская власть наберется сил… - заметил Семенов. - До того, времени мы все ноги протянем.
- Очень даже вы ошибаетесь, Лаврентий Максимович, - живо отозвался Крупович. - Советская власть семимильными шагами распространяется по стране. Киев в руках Советской власти. Рада бежала. На Дону сорок шесть казачьих полков восстали против Каледина, и его песенка спета. В Оренбурге победила Советская власть. Главарь уральских белоказаков Дутов разбит и бежал. В соседней Финляндии положение рабочего правительства быстро укрепляется. Белая гвардия бежит на север. За границей тоже дела идут на подъем: в Германии правительство дышит на ладан, в Берлине забастовки и создан Совет рабочих депутатов. Не сегодня завтра Карл Либкнехт выйдет из тюрьмы и станет во главе революционного правительства Германии. В Вене тоже образованы Советы рабочих депутатов.
- Так-то оно так, но мы по-прежнему сидим на четвертушке хлеба в день, - вздохнула Марфа Силовна.
- К нам в Питер прибыло несколько эшелонов с хлебом, - выкладывал свои новости Прахов.
- Хорошо, если так, но пока мы этого не видим, - с сомнением проговорил Семенов. - Где он, тот хлеб?
- У нас в Союзе социалистической молодежи выступали делегаты, приехавшие из Бреста. По их словам, как только узнают немецкие солдаты, что мы войны не ведем, сами перестанут воевать, - горячо проговорила Рая.
- Здорово вам мозги закрутили! - Блохин прищурил глаза. - Не пойдут, воевать не станут! А немец взял да и пошел забирать наши города и села!.. Немцы еще вполне боеспособны, я был в Бресте на переговорах, знаю.
- Как вы думаете, товарищ Петров, смогут наши рабочие красногвардейцы воевать с немцами? - спросил Прахов.
Инженер задумчиво провел рукой по безусому лицу.
- Я полагаю, что отряд Стального завода сумеет дать отпор даже регулярной части немцев, - ответил он. - Военная подготовка рабочих шла довольно успешно, пока не появился этот демагог - матрос Фомин. О боевой подготовке он имеет смутное представление, а шуметь горазд, - с раздражением продолжал Петров.
- Откуда к нам попал этот Фомин, Маркел Яковлевич? - спросил Крупович.
- Прислан из районного штаба Красной гвардии на должность инструктора по военному обучению.
- Тоже из "леваков", агитирует против "позорного" мира и за "революционную" войну. Голыми руками зовет бить вооруженного до зубов немца, - возмущенно проговорил Крупович.
- Надо будет приглядеться, что за птица к нам залетела, - пометил что-то себе в записной книжечке Прахов.
За разговором гости незаметно покончили с ухой и жареной рыбой. Марфа Силовна подала морковный чай. Прахов с удовольствием отхлебнул из стакана.
- Зашел я вчера к себе, а там грязно, темно и холодно, - снова заговорил он. - Дочка-то с мужем уехали в деревню спасаться от голодухи, сын где-то пропадает, дом совсем заброшен. А я оказался бобылем, в полном одиночестве. Сплю где попало, когда ем, а когда и вовсе не ем по нескольку дней. Одна забота - как бы выполнить все поручения Смольного.
- Жениться вам надо, Маркел Яковлевич. Человек вы не старый, из себя видный… С покойницей своей четверть века прожили душа в душу, значит, человек вы семейный, а не ветрогон какой, - заговорила Марфа Силовна.
- Кто же за такого непоседу, как я, замуж пойдет? - засмеялся Прахов. - Особенно сейчас. Женщины любят, чтобы мужья и дети были при них…
В передней раздался резкий звонок.
- Кого это еще бог послал? - забеспокоилась Марфа Силовна.
Рая поспешила открыть дверь.
- Прахов здесь? - спросил охрипший мужской голос.
- Здесь. А вы откуда узнали? - удивилась Рая.
- Соседи видели, как он с Круповичем к вам зашел.
- Никак, Орехов с Войковым вернулись из Смольного? - догадался Прахов.
В комнату вошли двое молодых людей в длинных, до пят, кавалерийских шинелях, подпоясанных ремнями с подсумками для патронов. У обоих в руках кавалерийские карабины.
- Здравствуйте, - кивнул Орехов - высокий шатен, с умным волевым лицом. - Мы прямо из Смольного к вам, товарищ Прахов. Есть секретное дело!
- Раз дело секретное, значит, надо идти на завод. Того и гляди, из Смольного позвонят. Пошли, Яков Станиславович. Благодарим хозяев за хлеб да соль, - поднялся из-за стола Прахов.
За ним встал и Блохин.
- Мне тоже надо к себе. Под Нарвой встретимся.
Поднялся и Крупович. Через минуту в передней хлопнула дверь.
- Большие, видно, дела затеваются вокруг Петрограда, коль из Смольного прямо на завод распоряжения присылают, - заметил Семенов.
Откуда-то издалека донесся прерывистый унылый рев заводского гудка. К нему присоединился второй, третий. Резко загудели паровозы.
- Раиса, выйди во двор, послушай, где гудят, - произнес Семенов.
Девушка бросила взгляд на Петрова и торопливо накинула шубку. Инженер схватил шинель и выбежал из комнаты вслед за Раей.
- Тревожно у меня на сердце. Вдруг немец заберет Петроград! - вздохнула Марфа Силовна, прижимаясь плечом к мужу.
- Того быть не может, мать, чтобы немцу отдали Питер, - уверенно ответил старый фельдшер.
Совсем близко раздался знакомый резкий гудок.
- Наш, Стальной! - тревожно выкрикнул Семенов, вскакивая со стула.
Когда Рая и Петров вышли на улицу, мглистый морозный воздух, казалось, дрожал от тревожных гудков. Они доносились сначала откуда-то издалека, затем были подхвачены ближними заводами. Гудел "Треугольник" на Обводном канале, за ним паровозы Балтийской и Варшавской железных дорог. Затем тревожные гудки перебросились на Нарвскую заставу, на Охту, Выборгскую и Петроградскую стороны, Васильевский остров, в Гавань. Весь огромный город наполнился тревожным гулом. На улицы выбегали встревоженные люди, с минуту прислушивались к гудкам и скрывались в домах. Хлопали двери, форточки, трещали телефоны… Город зашевелился, как встревоженный муравейник.
- Мне даже жутко, Аркаша! Случилось что-нибудь очень страшное, коль так встревожились все заводы, - зябко передернув плечами, проговорила Рая.
- Что именно произошло, сказать трудно, но надо быть готовым ко всему. Смотри, как забеспокоился народ, - со сдержанной тревогой ответил инженер.
По тротуарам торопливо бежали к трамвайным остановкам рабочие с винтовками за плечами, перепоясанные пулеметными лентами. Их напутствовали взволнованные жены, совали в руки кульки с продовольствием, свертки с бельем, сдерживая слезы, спрашивали отцов, мужей, братьев, когда они вернутся. Мужчины пожимали плечами.
До отказа переполненные трамваи, скрипя и скрежеща на поворотах, усиленно звоня, мчались по рельсам.
- Надо и нам торопиться, - проговорила Рая. - Ты ведь отправишься на фронт вместе с рабочими, Аркаша?
- Конечно, если только они примут меня в свой отряд. Возможно, мне не доверяют, как бывшему офицеру…
- Тебе об этом беспокоиться незачем. На заводе тебя знают не первый день, - ответила Рая.
- Хорошо, если так, - взволнованно вздохнул Петров и обнял за плечи девушку.
Глава 2
Ворота Стального завода были широко открыты. Со всех сторон к ним стекались люди в шинелях и папахах, в пальто и полушубках. Сплошным потоком двигались рабочие и к площадке перед зданием заводоуправления, на балконе которого стояла группа людей. На площади вновь прибывающие сразу же начинали искать товарищей по цеху.
- Мартенщики где?
- Прокатчики, сюда!
- Новомеханический, к нам!
Толпа оживленно гудела, переговаривалась, стараясь выяснить, что случилось. По какому поводу объявлена тревога? Кто-то уверял, что опять восстали юнкера.
- Не в том дело! - сказал высокий, сухой рабочий в папахе. - Слыхал я, будто немцы заняли Псков. Но так ли, не знаю.
- Да мы ж им объявили, что войны больше не ведем! - развел руками широкоплечий литейщик. - Чего же они лезут?
- Войны-то не ведем, но и мира не заключаем. Они и посчитали, что раз мира нет, то, значит, война продолжается, можно кое-чем поживиться…
- Становись! - раздалась чья-то зычная, властная команда. - Каждая рота особо. Надо посчитать, сколько всего пришло людей.
Рабочие стали торопливо строиться в две шеренги.
- Транспортный цех - тридцать один человек! - громко выкрикнули из рядов, по привычке называя цех, а не роту.
- Надо называть роту! - строго поправил командир.
- Третья рота, прокатный цех, - пятьдесят пять человек.
- Первая рота, орудийная мастерская, - сто человек!
- Ого, сколько привалило пушкарей! - одобрительно воскликнул кто-то на балконе.
- За один сегодняшний день в Красную гвардию записалось по заводу добровольцами больше, чем за все время с пятнадцатого января, когда начался набор. Чует рабочий, что на фронте неладно, и идет защищать свою власть, - говорили в толпе.
Рабочие орудийной мастерской стояли позади всех, выстроившись в четыре шеренги, чтобы меньше занимать места. Перед ними медленно расхаживал Блохин, уже в шинели и папахе, с винтовкой за спиной. Он внимательно осматривал выстроившихся красногвардейцев и на ходу делал замечания командиру роты.
- Проверь подсумки - у всех ли достаточно патронов, загляни в вещевые мешки - есть ли сухари или другая еда да смена белья.
Ротный - тоже из бывших солдат - только поддакивал на ходу:
- Слушаюсь, товарищ Блохин, будет сделано!
Третьей ротой командовал Крупович. Он был в штатском пальто, перехваченном командирскими ремнями.
- В моей роте все в полном порядке, товарищ командир. Не пришло только трое больных.
- Новых-то много?
- Вчера записалось двадцать человек. Трое совсем не умеют стрелять, остальные проходили военное обучение, - ответил Крупович.
Когда Блохин закончил обход красногвардейцев, к нему подошел коренастый матрос в черном бушлате и папахе. Папаха была лихо сбита на затылок, рыжий чуб падал на широкий лоб, светлые холодные глаза дерзко смотрели из-под темных бровей.
- Я не успел всех новичков обучить стрельбе, - доложил он. - Да ладно, на фронте обучатся!
- А Петров всех своих обучил! - возразил Блохин.
Матрос пренебрежительно сплюнул в сторону:
- Он только голову морочит да мой авторитет подрывает. Разве для того, чтобы обучать стрельбе, нужно самому метко стрелять? Мы таких офицериков давно рыбам на корм пустили. А вы чего-то с ним возитесь!
- Я давно его знаю, помогал он нам кое в чем… И военное дело он хорошо усвоил, - нахмурившись, возразил Блохин. - Сам проверял, как он проводил обучение, - толково, и ребята им довольны. Тебе, Фомин, самому не мешает поучиться у Петрова!
- Ученого учить - только портить! А контрикам у нас нечего делать. Шкодить только будут, - мрачно бросил матрос.
Блохин молча взглянул в дерзкие глаза матроса и направился к зданию заводоуправления. Уже в дверях кто-то окликнул его:
- Товарищ Блохин!
К командиру отряда торопливо подбежал Петров.
- Разрешите мне, товарищ Блохин, присоединиться к заводскому отряду? - явно волнуясь, спросил он.
Блохин остановился.
- Я не возражаю, но надо посоветоваться с Праховым и другими товарищами. Обождите в приемной, ответил он.
Блохин побежал вверх по лестнице.
- Аркадий Васильевич! - окликнул Петрова мягкий баритон.
Откуда-то из глубины полутемного коридора вышел инженер Гарин. Он был одет в форменное пальто с блестящими пуговицами, на голове красовалась фуражка с кокардой, которую приказано было снять. Всем своим видом Гарин подчеркивал свое враждебное отношение к происходящим событиям.
- Я случайно слышал ваш разговор с Блохиным и крайне удивлен и возмущен им, - продолжал Гарин. - Вы, инженер, член Всероссийского союза инженеров…
- Я не состою в этой организации, - сухо перебил его Петров.