- В ночь с 28 на 29 декабря была произведена очередная заброска английских парашютистов, - ответил Абендшен. - Парашютистов - это я так полагаю. Северо-западнее Ждирца высадку заметили, и при приземлении был задержан радист и взята рация. Они утверждают, что больше никого кроме радиста не было. Может, оно и так. Вполне логично предположить, что этот радист предназначался Моравеку-Тюммелю, но тогда не понятно, почему его выбросили так далеко от Праги.
- Вы допросили радиста? - оживился Франк.
- К сожалению - нет, - покачал головой Абендшен, - его ранили при задержании, и к моему приезду туда он уже скончался. Сами они его тоже допросить не успели.
- Черт! - выругался Франк. - Я там с них всех головы поснимаю! Каждый раз на том же месте! Дальше?
- Меня заинтересовал путь этого английского самолета над территорией Протектората, - ответил Абендшен. - Я только что вернулся из ПВО, поэтому еще не успел составить его точного маршрута. Могу сказать только, что он пролетал очень близко от Праги. И вообще, сделал довольно большую петлю над нашей территорией. Боюсь, что он произвел еще одну или несколько выбросок.
- Ускорьте эту работу, - приказал Франк, - Можете подключить к ней любых наших сотрудников.
- Количество людей здесь не поможет, - покачал головой Абендшен, но потом подумал и добавил: - В принципе, я сегодня ночью закончу с вычислением маршрута самолета, а завтра утром разошлю младшие чины по всем местным отделениям гестапо на этом маршруте. В местных отделениях могли и не обратить внимания на какие-нибудь мелкие странности.
- Хорошо, - кивнул Франк, - если встретите какие-нибудь трудности, можете пользоваться моим именем, а при необходимости - обращайтесь прямо ко мне.
В кабинет Абендшен вернулся, прихватив по пути у дежурного горячий кофейник. Он подозревал, что спать ему доведется лечь только под утро и то в собственном кабинете.
Прага, Высочаны, 2 января 1942 года
Приемные часы уже подходили к концу. Доктор встал и выглянул в приемную, там сидел единственный пациент пан Пискачек. Они с Пискачеком были знакомы довольно давно и находились, если не в дружеских, то в приятельских отношениях. Познакомились они еще тогда, когда Пискачек занимал высокий пост в спортивном обществе "Сокол", а сам доктор был моложе и занимался спортом. Но потом "Сокол" стал слишком политически активным, выступал против отделения Судет, и доктор перестал ходить на стадион. Несколько дней назад Пискачек привел ему странного пациента, молодого парня с вывихом большого пальца на правой ноге. Визит этот доктору очень не понравился. Дело в том, что когда было предложено сделать рентген ноги, парень наотрез отказался. Складывалось такое впечатление, что у него не все в порядке с документами.
- Здравствуйте, пан Пискачек, - поздоровался доктор, - как наш больной.
- Спасибо, доктор, ему уже намного лучше, - ответил Пискачек. - Ходит почти не хромая. Мазь и компрессы очень помогли. Я, в принципе, к вам и пришел по поводу этого парня и его друга. Видите ли, у них нет трудовых книжек, а без них, сами знаете, сейчас никуда. Даже рентген не сделать. Не поможете ли вы оформить им трудовые книжки и вписать там какую-нибудь болезнь, чтобы их не взяли на трудовую повинность.
- Вы понимаете, что вы мне предлагаете? - возмутился доктор.
- Понимаю, - вздохнул Пискачек, - но на данный момент мне больше не к кому обратиться. Если потребуются какие-то расходы, то мы готовы их оплатить.
Доктор прошелся по приемной, потом снова остановился перед посетителем.
- Я даже не знаю, как вам помочь, - сказал он, - я могу, конечно, написать какой-то вымышленный диагноз, но и только. Трудовые книжки и освобождение от трудовой повинности дает страховое агентство. У меня есть там один хороший знакомый, но я даже не знаю, как обратиться к нему с такой просьбой.
- Поймите, доктор, - настаивал Пискачек, - для них сейчас это вопрос жизни и смерти.
- Ну, хорошо, я попробую поговорить со своим знакомым, но ничего обещать не буду. Зайдите ко мне… - доктор что-то прикинул в уме и после паузы закончил: - через два дня.
Подебрады, 2 января 1942 года
Около городского отдела гестапо со скрипом затормозил небольшой черный "Опель". Из него вышел высокий худой гауптштурмфюрер и поспешно направился к входной двери. Войдя в дежурное помещение, он небрежно ответил на приветствие вытянувшегося по стойке "смирно" дежурного гауптшарфюрера и спросил:
- Где ваш командир?
- Унтерштурмфюрер Линц в своем кабинете, - ответил застигнутый врасплох дежурный, за всю его службу в этой медвежье дыре ими впервые заинтересовалось хоть какое-то начальство.
- Очень отрадно слышать, что он находится на рабочем месте, - хмыкнул гауптштурмфюрер, - но меня интересует, где находится его кабинет.
- Второй этаж, третья дверь направо, - отчеканил дежурный.
В кабинет начальника отдела Абендшен влетел так же стремительно и, не слушая доклада ошалевшего молоденького унтерштурмфюрера, спросил:
- Где парашюты и сумка?
Унтерштурмфюрер поспешно провел его в коридор и из кладовки вытащил скомканные грязные еще не просохшие парашюты и сумку. Гауптштурмфюрер присел на корточки и внимательно изучил лежащее перед ним снаряжение. Особого его внимания удостоилась холщовая сумка.
- Да, - пробормотал он, - в ней была рация, - потом указал на пришитые к стенке ремешки, - а здесь была саперная лопатка. Где она?
- Не… знаю, - растерянно проговорил унтерштурмфюрер.
- Хорошо, - кивнул Абендшен, - пройдемте к вам в кабинет, и вы мне подробно расскажете, как все это к вам попало.
Когда они вернулись в кабинет, унтершарфюрер хотел было уступить свое место за столом приезжему начальству, но Абендшен расстегнул свой блестящий плащ из кожзаменителя, сел на стул у стенки, скрестил на груди руки и коротко приказал:
- Рассказывайте.
- Эти вещи нашел один местный житель и пришел спросить у нас, может ли он их взять, чтобы сшить рубашку, - улыбнулся унтерштурмфюрер.
- Выдайте ему премию, так, чтобы хватило на десяток рубашек, - заметил Абендшен, - и в рейхсмарках.
- Но… - начал было унтерштурмфюрер.
- Бумагу составите, пока я здесь, и я подпишу, - понял замешательство гауптштурмфюрер.
- Мы, конечно, конфисковали у него это, выяснили, где он это нашел, и прочесали весь район, - продолжил унтерштурмфюрер, - Потом мы опросили местное население. Но больше ничего не нашли и не узнали.
- Посторонние в городе были? Особенно 29 декабря? - спросил Абендшен.
- В принципе, как всегда, - пожал плечами унтерштурмфюрер. - А 29 декабря были замечены двое, но их видели уже вечером. Мы старались выяснить про тех, кто появлялся утром.
- Разумно, - согласился Абендшен, - А еще?
- Больше, можно считать, никого. Приезжали, как обычно, за продуктами.
- Что значит "приезжали за продуктами"?
- Люди из городов приезжают и ходят по деревням в попытке купить разные овощи и так далее.
- И таких бывает много?
- Не очень. Торговля продуктами идет вяло.
- А вы проверяете у них документы? - поинтересовался Абендшен.
- У некоторых: мы ведь не патрулируем постоянно.
- Покажите мне тот район, где все это было найдено, - попросил Абендшен.
Унтершарфюрер подошел к висящей на стене карте и начал показывать место находки и район поиска. Абендшен внимательно следил за его пояснениями.
- Очень хорошо, унтерштурмфюрер, - сказал он, наконец, - а что вы скажете о второй половине рощи?
- Вторая половина рощи не входит в мой участок, герр гауптштурмфюрер, - развел руками молодой человек. - Я позвонил в тот район и предупредил их о моей находке. Это все, что я мог сделать.
- Соедините меня, пожалуйста, с этим районом, - попросил он унтрештурмфюрера, и тот сразу бросился к телефону.
Через минуту он протянул трубку Абендшену.
- Гауптштурмфюрер Абендшен, Пражское управление - представился тот. - Вам несколько дней назад сообщили о находке парашютов, и прочесали примыкающую к этому району часть леса? - последовала пауза, - Нет? Так сделайте это немедленно!.. А кто вам может приказывать? Если вы хотите, чтобы вам позвонил группенфюрер Франк, так он это сделает через пятнадцать минут, только я бы не хотел услышать то, что он при этом скажет! Выполняйте немедленно. Завтра рапорт о результатах должен лежать у меня на столе.
Он с раздражением бросил трубку.
- А вы, оберштурмфюрер Линц…
- Я унтерштурмфюрер, - смущенно поправил молодой человек.
- Считайте себя оберштурмфюрером, а в приказе успеете расписаться и завтра, - пояснил Абендшен, - Берите машину и отправляйтесь туда. Проконтролируйте выполнение моего приказа. Завтра отправите мне рапорт. Возникнут трудности, звоните мне, я через два часа буду на месте, - он взял листок, записал телефон и передал его молодому человеку. - В крайнем случае, можете позвонить прямо группенфюреру Франку и сказать, что делаете это по моему приказу. До свиданья.
Абендшен вышел так же резко, как и вошел.
Пардубице, 3 января 1942 года
Когда в комнату вошел Франта Гладена, Бартош лежал на койке и читал какую-то книжку, а Потучек стоял у окна и курил.
- Ребята, быстро собираемся, одеваемся и отправляемся на вечеринку, - объявил Франта.
- Какая еще вечеринка? - недовольно оторвался от своей книги Бартош, - Ты с ума что ли сошел? У нас и нормальных документов-то нет. Да и приехали мы сюда не веселиться.
- Ничего, иногда можно немного и повеселиться, - возразил Франта. - К тому же это веселье мы соединим с делом. А еще вас там ждет один приятный сюрприз.
- Что еще за сюрприз? - насторожился Бартош.
- Слушай, Фреда, - с обидой в голосе проговорил Гладена, - мы здесь тоже дурака не валяем. Если бы в этом не было необходимости, я бы спросил, хочется тебе идти, или нет. А тут я говорю "одевайся и идем".
Бартош с недовольным видом начал подниматься с кровати.
Они подошли к старому четырехэтажному коммерческому дому. Привратник в парадной кивнул Франте, как старому знакомому, об остальных он даже не спросил. Они поднялись на третий этаж, и Франта позвонил в обшарпанную дверь.
Им открыл мужчина лет пятидесяти в толстых очках. Он был невысокого роста, очень сутулый с заметной лысиной на макушке. Мужчина, близоруко прищурившись, посмотрел на Франту, потом заулыбался и сказал:
- А мы вас уже заждались. Стол давно накрыт, а вас все нет и нет.
Все трое вошли в прихожую, разделись, но когда Бартош попытался зайти в комнату, то так и застыл в дверях.
За накрытым столом, лицом к двери сидел Вальчик.
Наконец, Бартош пришел в себя от неожиданности, прошел в комнату, сел напротив Вальчика и сказал:
- А рация?
- И рация здесь, - засмеялся Вальчик.
Наконец вокруг стола собрались и остальные.
- Рассказывай, как ты здесь очутился, - попросил Бартош.
- Наверное, так же, как и ты, - ответил Йозеф. - В общем, приземлился я в том лесу у дороги. Еще в воздухе я заметил один парашют и старался держаться к нему поближе. Его я нашел довольно скоро - это был грузовой, с рацией. Потом пошел искать вас, но ни вас, ни ваших следов так и не нашел. Смотрю, уже рассветает. Пошел прятать парашюты и рацию. Сначала я хотел закопать рацию вместе с парашютами, но меня словно остановил кто-то. Нет, думаю, перетащу-ка я ее поближе к дороге. И как позднее оказалось, правильно сделал. Потом пошел к деревне, дошел до указателя и понял, где я нахожусь.
- Во сколько это было? - поинтересовался Бартош.
- Наверное, где-то полшестого, а что?
- Мы с тобой разошлись минут на пятнадцать, - прикинул Бартош.
- Ну вот, прошел я эту деревеньку и пехом направился в Подебрады. Пришел туда около восьми. Взял такси и поехал на явку в Хрувим. И опять мне повезло. Подхожу к явке - нет никаких условных сигналов. Ни что явка действует, ни что явка провалена. Смотрю, дом вроде как кто-то и навещает, но не живет. Побоялся я туда идти. Да и машина там поблизости странная стояла - черный "Опель". Помнишь, как нас на курсах этими "опелями" пугали? Пошел в Микуловице, на запасную явку. Там пешком не очень далеко. Пришел я к пану Швадленке. Ну, наш первый диалог я тебе после как-нибудь расскажу. Умора полная. Я ему и пароль, и все остальное, а он мне - докажи, что ты парашютист. Тут, говорит, провокаторы стаями шляются, может и ты один из них. В конце концов, уговорил я его. Накормил он меня и уложил спать. Я так до следующего утра и проспал.
- К какому же времени ты туда добрался? - удивился Бартош.
- К какому добрался, не помню, - признался Вальчик, - а вот спать завалился в три часа дня. Наутро встал, и пан Швадленка отвел меня сюда, в Пардубице, к учителю Яначеку. Вот он сидит перед вами, - Йозеф кивнул головой в сторону хозяина квартиры, - Устроили мы тут военный совет - как нам перевезти рацию. За рацией поехали на следующий день все трое. Приехали в Подебрады, купили там санки и пошли за рацией. По дороге еще купили мешок картошки, чтобы спрятать в нем рацию. Это все мы заранее продумали. Пришли на место, откопали рацию, спрятали ее в мешке. И тут я пошел перепрятать парашюты. Даже не перепрятать, а просто проверить, надежно ли они спрятаны. Может что подправить. Прихожу - а парашютов-то там и нет. Вот тут-то я и закрутился.
- Как нет? - насторожился Бартош.
- Так и нет. Вырыл их кто-то. Я быстрей обратно и говорю: "Надо быстрее отсюда сматываться". Мы обратно вернуться хотели на поезде, но тут я говорю: "Нет". Если парашюты нашел кто-то из местных и прибрал их в хозяйство - это одно. А вот если их нашли немцы, то поезда наверняка прочесывают мелким гребешком. Оставили мы пана Яначека с картошкой в корчме, а мы с паном Швадленкой побежали в Подебрады за такси. На такси и сюда вернулись. Потом спрятали рацию у пана Швадленки. А сегодня узнал, что и вы здесь объявились. Вот и все мои приключения. А как вы здесь очутились?
- Ты сам только что сказал, примерно так же, как и ты. Не найдя ни тебя, ни рации, мы решили уходить. До деревни мы дошли тем же путем. А вот дальше я не рискнул сразу идти на явку, и пошли мы в дом к учителю и попросили у него приюта. Поесть, обогреться и немного поспать. Учитель оказался человеком неплохим: вопросов не задавал, накормил, обогрел и уложил спать. А часов пять вечера мы от него ушли. Пошли мы в одну деревушку около Гержманов-Местеца. Там у меня живут еще довоенные знакомые, а дочка у них до войны работала в Пардубецах. Вот я и подумал, попрошу у них ненадолго остановиться, а заодно узнаю обстановку и здесь. Ну, а вчера перебрались сюда.
Лондон, 10 января 1942 года
Полковник Моравец шел быстрым шагом по огромному залу радиостанции и почти не видел сидящих по обе стороны машинисток, что-то читающих или пишущих корреспондентов, разговаривающих за стеклянными перегородками дикторов. Он направлялся в отдел связи разведки, расположенный в самом конце зала. Там, в небольшой комнатке с мощными приемниками и передатчиками сидело всего три человека. Он подошел к старшему, Вацлаву, мужчине средних лет с одутловатым, нездорового цвета лицом и спросил:
- Вы меня сегодня чем-нибудь порадуете?
- К сожалению, нет, - покачал головой Вацлав, - ни один из "Сильверов" на связь так и не вышел. Во вчерашних передачах на Прагу мы опять несколько раз вставляли условные фразы, чтобы дать им понять, что мы их не слышим.
- Продолжайте слушать, - приказал полковник, - и фразы продолжайте передавать.
- Может быть, фразы уже лишнее? - высказал свое предположение Вацлав. - Они и так понимают, что мы их не слышим. А как только выйдут в эфир, то связь установится.
- Нет, передавайте, - строго сказал Моравец, - Мы не представляем, какая у них там обстановка. Может быть, они так до сих пор и не установили связь с подпольем. Тогда у них просто нет возможности ни развернуть свою рацию, ни слушать ваши передачи.
- Я все это понимаю, - согласился Вацлав, - но и они должны учитывать фактор времени.
- А если они чинят рации и проверяют их работу по нашим фразам? - выдвинул очередную версию Моравец.
- Обе сразу? - засомневался радист.
- То, что они оба сразу провалились, вы считаете вполне возможным, а то, что у них у обоих одновременно отказала рация, вы считаете нереальным, - уже с раздражением сказал полковник, - Где тут логика?
- К сожалению, вероятность провала намного больше, чем вероятность отказа рации, - вздохнул Вацлав, - Я тоже за них переживаю, но при этом стараюсь оставаться реалистом.
- В общем, делайте так, как я вам сказал, - приказал Моравец и, не прощаясь, развернулся.
Больше его ничего не интересовало: остальные новости он прочитает позже из полученного стандартным путем рапорта.
Богданече, 12 января 1942 года
В дверь постучали условленным образом: три точки и тире. Потучек встал с койки, отложил книжку и пошел к двери. На пороге стоял Бартош.
- Не ожидал тебя так рано, - улыбнулся Иржи. - Проходи, раздевайся, а я сейчас кофе сварю.
Бартош разделся, прошел в комнату, а когда появился с кофе Потучек, выложил из кармана на стол завернутый в газету пакет.
- Что это такое? - спросил Иржи.
- То, что просил, - улыбнулся Бартош. - Детали к твоей рации.
- Так скоро? - просиял Иржи. - И где, если не секрет, ты их достал?
- Это не я доставал, - покачал головой Бартош, - это местные ребята постарались. Говорят, что из полиции, правда, чешской.
- Отлично, - воскликнул Иржи, развернув пакет и посмотрев на содержимое.
- Теперь дело за тобой, - посерьезнел Бартош. - Связь нам нужна, как воздух. Лондон каждый день в радиопередачах напоминает нам, что он нас не слышит.
- Сегодня же и займусь, - пообещал Потучек, - если больше ничего не полетело, то завтра, в крайнем случае, послезавтра связь будет.
- Это хорошо, - кивнул Бартош. - Как ты тут обустроился? Все нормально?
- Нормально. Только вот рацию я хочу переместить в каменоломню.
- В какую каменоломню? - нахмурился Бартош.
- Здесь недалеко есть заброшенные каменоломни. Пещеры с несколькими выходами. Вести оттуда передачи будет безопасней. Ни один пеленгатор близко к тому месту не подъедет. Всех, кто туда приближается, можно заблаговременно заметить. А здесь на квартире - пеленгатор будет под самым носом, а ты и не заметишь. И дом незаметно окружить можно без особого труда.
- Пожалуй, ты прав, - согласился Бартош.
- А вы как там устроились? - полюбопытствовал Потучек.