1945 год. Бортстрелок ночного бомбардировщика Королевских ВВС Великобритании Алекс Шеллен летит бомбить Дрезден.
Город, в котором он родился и вырос. Ему предстоит выбрать между верностью его новой родине, присяге и королю - и жизнями друзей и родственников, которые могут погибнуть от его бомб.
Алекс Шеллен сделает свой выбор.
И дорого заплатит за это решение.
Олег Курылев.
Победителей не судят
Кто проявляет жалость к врагу, безжалостен к самому себе.
Фрэнсис Бэкон
Только с третьей или четвертой попытки "Гном" смог окончательно оторваться от земли. Перед этим последним подскоком он взревел всеми своими "Мерлинами", сумев, наконец, зависнуть в полуметре над полосой. Пилоты включили форсаж, Алекс почувствовал толчок и увидел, как земля стала медленно уходить вниз и блекнуть, тут же затягиваясь мутной пеленой. Ангары, пакгаузы, мачты радиолокационной станции, колонна бензовозов, растянувшаяся вдоль кромки поля, - все это по мере удаления теряло четкость и цвет, поглощаемое белым слоистым туманом. Через некоторое время внизу были видны только две длинные огненные цепочки мазутных горелок, жаром которых предполагалось подогреть воздух и развеять туман над взлетной полосой.
Алекс посмотрел на часы: семнадцать сорок пять. Он снова прильнул к колпаку своего пулеметного поста. На высоте трехсот футов форсаж был выключен, но выхлопные патрубки еще некоторое время светились. Внизу в разрывах тумана проплывали заснеженные поля Средней Англии с темными массивами лесов и серыми пятнами вересковых зарослей на холмах и болотах охотничьих угодий. Стало светлее. По мере удаления от земли сверху опускалась бескрайняя плита из сплошных облаков, которые вот уже много недель в несколько слоев накрывали и остров Британия, и Северное море, и всю Центральную и Северную Европу.
Позади, в просвете между широко расставленными плоскостями киля Алекс видел идущий следом самолет их эскадрильи. "Каракатица Дороти" или "Шаловливая русалка", - подумал он, припоминая, кто именно пристроился за "Гномом" во время рулежки. Сегодня после долгого вынужденного перерыва они вместе с десятками бомбардировщиков на других аэродромах центральных графств выруливали на старт и взлетали по отмашке старт-офицеров, державших в одной руке флажок, а в другой хронометр. В назначенные час и минуту им, двумстам сорока пяти тяжелым ночным бомбардировщикам 5-й авиагруппы предстояло построиться над Ридингом в маршевую колонну и взять курс на давно уже лежавший в уродливых развалинах рейх.
Флаинг офицер Алекс Шеллен, бывший истребитель и по совместительству воздушный разведчик, а ныне старший бортовой стрелок бомбардировщика, всматривался вдаль сквозь полусферу своего колпака. Полгода назад этот "Авро Ланкастер" собрали на "Виктори эаркрафт" в Мальтоне. Из штата Огайо в числе многих других его перегнали в Англию для пополнения 98-й Ванкуверской эскадрильи "следопытов", прозванной "Линкольнширскими браконьерами" и претендовавшей на звание лучшей в канадских ВВС. Алекс был четвертым офицером в экипаже "Гнома" вместо положенных по штату трех. Двое его подчиненных - сержанты Джек Лонгмор и Билли Йонес - находились сейчас на своих турелях в носовом и хвостовом колпаках. Колпак Шеллена располагался на спине фюзеляжа ближе к хвосту. На всех троих приходилось восемь пулеметных стволов Браунинга и сто двадцать восемь тысяч патронов.
Мимо с огромной скоростью понеслись бело-серые клочья. Через несколько секунд резко потемнело - они вошли, наконец, в нижний слой.
- Всем внимание! - раздалось в наушниках.
Алекс поймал себя на том, что вместо того, чтобы всматриваться в окружающее пространство, он вяло крутится в своем кресле, думая о посторонних вещах.
Весь сегодняшний день не задался с самого утра. Тринадцатое число - даром что не пятница. Сначала телеграмма о новой болезни отца. Из телефонного разговора с троюродной теткой он узнает, что старик снова простудился и требует его - Алекса - срочно приехать для решения вопросов по завещанию и получению последних (в который уже раз) указаний. Алекс мчится на телеграф и шлет своему другу в Сток-он-Трент - хорошему терапевту - просьбу навестить отца и по возможности взять его болезнь под контроль. Затем он на попутке возвращается в часть, но прямо на КПП ему передают приказ срочно явиться в кадровое управление авиагруппы. При этом транспортом никто обеспечивать и не думает. Как назло все машины, включая мотоциклы и бензовозы, если и едут, то не туда, куда нужно. И вообще, начинается какая-то суматоха, как перед крупной операцией, хотя при такой погоде самой крупной операцией могла быть расчистка снега или внеплановый подвоз боеприпасов из Глостера. Уже за полдень он добирается в управление и целый час ждет, когда кто-то там освободится. Усевшись на стул в коридоре, Алекс прибегает к методу самоуспокоения: сегодня спешить ему некуда - "Гном" становится на замену двигателя, и в любом случае он сможет отпроситься на несколько дней.
В кабинете, на дверях которого не было никакой таблички, его встретил худой и почти совершенно лысый верзила в форме сквадрон лидера. Удостоверившись, что перед ним именно тот, кто нужен, штабист извлек из небольшой стопки на краю стола папку и принялся ее просматривать. Иногда он вскидывал глаза на стоявшего посреди комнаты Шеллена и всякий раз, казалось, оставался чем-то неудовлетворен.
- Как по-вашему, во сколько нам обходится один самолетовылет на Германию? - неожиданно спросил он, жестом предлагая Алексу сесть.
- Думаю, что недешево, сэр, - растерянно пробормотал тот. - Одного бензина…
- Бензина, - хмыкнул штабист. Он встал, подошел к окну и, заложив длинные угловатые руки за спину, повернулся к Алексу спиной. - Мы скрупулезно, с точностью до секунды рассчитываем каждую операцию, - забубнил он, глядя в окно, - затрачивая на ее реализацию миллионы человеко-часов на фабриках, рудниках, транспорте. Тысячи человек обеспечивают ее успех на земле и в воздухе. Но есть те, кому до всего этого мало дела. Они считают себя летчиками, а сами думают только о том, как бы поскорее избавиться от груза и лечь на обратный курс. Вы понимаете, о чем я говорю?
Алекс понимал. Штабист говорил о "кроликах". Маршал авиации сэр Харрис применил этот синоним слова "трус", сделав его почти официальным термином по отношению к тем, кто бросает бомбы, не долетев до цели. В последнее время даже началась негласная кампания по выявлению "кроликов", и главным инструментом ее реализации должны были стать информаторы, прозванные в среде летных экипажей "лисами Харриса".
- Сэр, разрешите вопрос… почему я?
- Что ж, поясню, - повернулся офицер. - Во-первых, вы стрелок и сами не несете никакой ответственности за качество бомбометания. Во-вторых, у вас, я имею в виду бортовых стрелков вообще, не так много хлопот в последнее время. В-третьих, ваш послужной список…
"Сейчас будет гундеть про долг, гражданскую ответственность и прочее, - думал про себя Алекс. - Ну нельзя было хоть не сегодня. Нет, все в одну кучу…"
Что до послужного списка флаинг офицера Шеллена, то он был не очень длинным. За ним числились две личные победы, две победы в паре и в тройке и три сбитых ракеты "Фау-1". Впрочем, третья "Фау" едва не стоила пилоту Шеллену жизни…
- Простите, сэр, но мы ведь бомбим ночью. Что можно увидеть ночью, да еще когда тебя слепят прожекторами?
- Если вы ничего не видите, офицер Шеллен, то что вы вообще делаете в самолете? - язвительно спросил штабист. - После серьезного ранения вам пошли на уступку и удовлетворили вашу просьбу. Вас приняли в бомбардировочную авиацию, в лучшую эскадрилью, вы пользуетесь льготами…
"Сволочь, - негодовал Алекс, - теперь будет попрекать льготами и ставить условия".
- …Вы ведь, кажется, немец?
- Только на восемьдесят процентов, сэр! - Алекс нарочито вытянулся и чуть ли не щелкнул каблуками. - Вероятно, поэтому меня не взяли в инженеры. - Он намекал на то, что в канадских эскадрильях все бортинженеры были исключительно англичанами.
"Если выгонят, вернусь обратно в говоруны", - решил он.
После выписки из госпиталя, когда ему было отказано в практической авиации, Алекс устроился в особую и весьма засекреченную группу радиодезинформаторов, базировавшуюся в Кингстауне. Он и десятки (а может, и сотни) его сослуживцев, владевших безупречным немецким, в соответствии с программой "Корона" обрушивали в эфир горы правдоподобного вранья с целью запутать немецких летчиков и операторов на постах наведения истребительной авиации. Если лондонские дикторы из "Голоса Британии" обрабатывали немецкое население, то "говоруны" из Кингстауна были нацелены исключительно на германскую ПВО. Во время операций британского бомбардировочного командования они передавали неверные метеосводки, предупреждения о надвигающихся тучах, туманах, циклонах, резком усилении ветра и тому подобном, заставляя немецких ночных истребителей совершать вынужденные посадки. Подделывая голоса и манеры радистов "вюрцбургских" радаров, не менее тысячи семиметровых тарелок которых все еще были расставлены по всему рейху, они пытались сбить с толку посты наведения, передавая неверные координаты своих атакующих группировок. В конце концов, они просто засоряли эфир ненужной информацией, действуя подчас настолько изощренно, что даже свои "слухачи" из Хай-Уайкомба часто путали их с немецкими радистами.
- Поймите, офицер Шеллен, в современной войне нужно располагать данными не только о враге, но и о своих. Мы не собираемся никого наказывать и выгонять. Сведения, полученные от… - штабист замялся, не находя подходящего слова, - от ответственных членов экипажей будут обрабатываться, и на их основании мазил, недолетчиков и просто неопытных пилотов переведут в хвосты колонн или в группы второго удара, для которых ПВО противника будет уже подавлена. Что, по-вашему в этом нет рационального зерна? Разве этого не вправе потребовать сотни тысяч мужчин и женщин, производящих боеприпасы, тысячи моряков, с риском для жизни доставляющих снаряды через океан?
Алекс молчал.
- Что это у вас за кольцо на руке? - неожиданно спросил штабист, взглядом показывая на правую руку Алекса.
- Какое? Ах, это! Немецкое кольцо, сэр, называется "Мы идем против Англии!".
- Теперь что, мода такая - носить вражеские кольца? Ладно, идите и подумайте. Я жду вас через два дня и надеюсь, вы примете правильное решение. Что касается нашего разговора, то о нем не должен знать никто. Будут вопросы, скажете, что вас вызывали на медицинское освидетельствование.
Резко посветлело. Алекс зажмурился от внезапно ударившего в глаза света, отраженного от высоких кучевых облаков среднего яруса. Они выбрались, наконец, из сумеречных масс нижнего слоя и некоторое время летели по его верхней кромке, врезаясь в холмы и утесы из искрящегося ледяными кристалликами тумана. Прикрыв глаза рукой, Шеллен наблюдал, как один за другим из окрашенных в вечерний розовый цвет облаков выныривали идущие следом самолеты. Позади них он впервые за много последних дней увидал край заходящего за облачный горизонт февральского солнца.
В наушниках раздался голос командира:
- Внимание экипажа! Через двадцать минут начинается слаживание группы.
Алекс взял бинокль и принялся осматриваться по сторонам. Самолеты, ведомые радиолучами навигационной системы "Джи", должны были собраться в тридцати милях западнее Лондона.
Вернувшись из штаба, он направился в столовую, но был перехвачен сержантом Йонасом:
- Офицер Шеллен! Слава богу! Насилу вас нашел. Получен приказ.
- Какой приказ? - Они быстро пошли в сторону летного поля, над которым висели пласты довольно плотного тумана. "Немного ветра сейчас бы не помешало", - подумал тогда Алекс.
- Приказ на вылет. Пилоты и штурманы уже прошли инструктаж. Мы заканчиваем погрузку.
- А как же ремонт?
- Отложен. Не хватает машин. Сегодня были два спеца по моторам, погоняли нашу "четверку", поковырялись в карбюраторе, промыли топливопровод и заявили, что все параметры в пределах допуска.
- А наш инженер? С его мнением уже не считаются?
- Он написал рапорт, да что толку.
Они вышли на летное поле и пошли вдоль одной из труб противотуманной системы "Фидо". Навстречу им попались несколько техников-обходчиков, проверявших горелки, фланцы и насосы. Возле размытых силуэтов бомбардировщиков, поочередно выплывавших из тумана, виднелись тени людей и заправщиков. Грузовики подвозили боеприпасы. Алекс и Йонас не подозревали тогда, что в эти часы на полутора десятках авиабаз грузилось более тысячи бомбардировщиков одних только Королевских ВВС, не считая нескольких сотен американских "Крепостей".
- Куда летим?
Неподалеку взревел мотор, и Алекс смог разобрать лишь слово "Кассель".
- Пилоты недовольны, - кричал Йонас, - говорят, это был не инструктаж, а непонятно что. Навигаторам даже не раздали аэрофотоснимки.
- А что синоптики?
- Не знаю. Только я слышал, что американцы сегодня утром отменили свою операцию из-за погоды. Говорят, они уже запускали моторы.
Им самим не раз приходилось не только запускать моторы, но и взлетать, и даже выстраиваться в боевые "коробки", распределяясь по этажам и горизонталям, после чего следовал приказ возвращаться на базу. Сколько проклятий в такие минуты сыпалось с небес на головы синоптиков, командования и вообще всех тех, кто находился внизу! Эти проклятия летели десятками из каждого самолета, особенно если экипаж его состоял из недавно прибывших новичков. Правда, потом, когда эти рвущиеся в бой новобранцы совершали свои первые два, три или четыре боевых вылета (из положенных им тридцати), приходило некое понимание. "Господа, - докладывал офицер штаба на очередном разборе полетов, - по данным воздушной фоторазведки, авиационный завод в… (скажем, Дребеденьсдорфе), бывший целью нашей атаки третьего дня, несмотря на все ваши (здесь явно подчеркивалось местоимение "ваши") усилия увеличил-таки свои производственные показатели. Но есть и ободряющие новости: популяция лягушек в болотах севернее (скажем, Хреньбергсбурга) резко уменьшилась благодаря двум тысячам тонн сброшенных вами туда бомб". Так что к десятому боевому вылету самый тупой сержант понимал, что плохая погода в районе цели - это стопроцентный провал операции. А вместе с этим приходило осознание важности работы синоптиков, хотя проклятий по поводу отмены вылета при уже запущенных моторах не становилось меньше. Удачным был боевой вылет или провальным, он одинаково засчитывался, увеличивая шанс летчика дожить до окончания своего цикла, получить крест за летные заслуги и при желании отправиться на покой.
Они поравнялись с бомбардировщиком, под окном пилотской кабины которого была нарисована смешная каракатица (или осьминожка) в тапочках. В женских тапочках с помпончиками, одетых на каждую щупальцу. Рядом большими буквами было написано "Дороти". Следующий самолет украшало изображение уродливого карлика в огромной дырявой немецкой каске с рожками. Это был их "Гном" (а также, если угодно, "Карлик", "Мерзкий карлик" и т. п.).
- Офицер Шеллен, где вас черти носят?
Пайлэт офицер Джон Хокс, их командир (личное прозвище - Дю), раздраженно засовывал в планшет карту и какие-то бумаги.
- Меня вызывали в штаб, сэр. Я думал, вы в курсе.
Голова командира была сейчас занята другими вещами.
- Вы собираетесь лететь в таком виде? Быстро переодевайтесь.
Алекс бегом бросился в общежитие. Времени в обрез: десять минут туда, потом десять обратно. В комнате он столкнулся с их бортинженером Энди Лиоттой.
Они успели сдружиться. Лиотта был американским итальянцем, работал автомехаником в нью-йоркском таксопарке, потом переехал в Канаду, где закончил летную школу. Он сильно картавил и вообще мало походил на бравого летчика, хотя провел в воздухе уже более двухсот часов.
- Представляешь, - говорил сержант-инженер, когда Алекс натягивал на себя два комплекта теплого белья, свитеры, джемперы и прочее, - они же знают, что нам не взлететь без форсажа. Нас зарузили так, что трещат шпангоуты. 3350 галлонов бензина! Все три дополнительных бака под крышечку. Пришлось подкачивать колеса. Если "четверка" хотя бы чихнет при взлете, мы грохнемся и спалим половину графства. Они не понимают, что "Мерлин" - это не "Зигмар". Ну ничего, я написал рапорт и указал их имена. В случае чего эти умники не отвертятся.
- Это успокаивает, - натягивая куртку с электроподогревом, констатировал Алекс. - А если мы свалимся на нацистов, нас впишут в боевые потери, и все будет чики-чики.
- Ну уж нет! - кипятился Лиотта. - Если четверка откажет там, я пойду под суд, но нарушу радиомолчание и сообщу командору, что мы падаем исключительно по вине техслужбы.
Они заперли комнату и бегом бросились к самолету.
Собравшись над Ридингом, группировка королевских ночных бомбардировщиков, продолжая набирать высоту, растянулась тридцатипятимильной змеей над Суссексом и, пройдя чуть восточнее Брайтона, загудела своей почти тысячей моторов над невидимыми под облачным покровом водами Ла-Манша.
Всему этому предшествовали весьма непростые маневры, когда одни самолеты - те, что прибыли к месту сбора на несколько минут раньше, совершали резкие повороты, с тем чтобы опоздавшие, срезая углы, могли их догнать и занять свои места. При всем при этом необходимо было распределиться по маршевым группам (или боевым коробкам), состоявшим из нескольких десятков машин, а в каждой группе занять один из трех ярусов. Затем начиналось уплотнение колонны, когда самолеты сближались друг с другом до уровня допустимой безопасности. Сомкнутым строем было легче отбить атаку вражеских истребителей. Остается добавить, что все маневры и перестроения производились в режиме абсолютного радиомолчания. Только визуальное наблюдение за ближайшими соседями, переговоры с которыми можно было вести с помощью световой морзянки лампами Олдиса. Время от времени, правда, с земли поступали шифрованные сообщения, адресованные командующему операцией или лидерам эскадрилий, но они оставались безответными, так что о продвижении группировки в штабе бомбардировочного командования узнавали в основном из донесений радиолокационной службы и из перехвата немецких радиопереговоров.
- Ну вроде порядок, - по интеркому послышался уверенный голос командира. - Эскорта у нас, как вы знаете, не будет, так что, парни, палите во всех, кто приблизится, - это касалось стрелков. - Пока пойдем на девяти тысячах, потом придется подняться повыше. Проверьте маски. Шеллен, обойдите все посты, проверьте шланги, переносные баллоны и электроподогрев. Особое внимание перчаткам. И не забывайте слушать, о чем они там говорят.
Последнее относилось к радиопереговорам противника.
- Мистер Лиотта, как насчет кофе?