Еще они расходились вот по какому вопросу. "Тот не моряк, - говорил Боцман, - кто под парусом не хаживал". А Штурман, большой знаток и поклонник современной техники, отвечал: "Можно и на бревне верхом плавать. Да только задница мокнет".
Боцман до войны ходил на парусниках и в сердце своем сохранил к ним любовь.
- Парусник - чистый корабль, - говорил он. - Волна да ветер - вот его механизмы.
Попав на подлодку, он своей волей внес в ее распорядок те правила и принципы парусного флота, которыми гордился, которые свято выполнял.
- Главное качество корабля, - повторял Боцман, - чистота и порядок. Нет чистоты, нет порядка - не будет победы в бою. Из ржавого ружья не стрельнешь, на хромой кобыле до врага не доскачешь.
На боевых кораблях вообще-то всегда порядок. Чистота стерильная. Регулярные приборки. А уж на подлодке - особенно. Там ведь, в брюхе у нее, теснота. Поэтому очень важно, чтобы всякая вещь свое место знала. И не покидала его своевольно.
Боцман даже прихватил на лодку главный боцманский такелажный инструмент. Тут были и трехгранные парусные иглы, и кожаные подушечки на ладонь, чтобы этими иглами справно орудовать, и свайки, и мушкель, и лопаточка, и драек. И клубочек парусных ниток. Все это он бережно хранил в рундуке. Не только как память, а также и как запас на крайний случай.
Вот и нагрянул этот случай. Невиданное дело - парус для подлодки!
Боцман быстро разбил экипаж на три команды. Одна распарывала и сшивала под его доглядом брезентовые чехлы. Другая клепала из подходящих железок реёк для паруса. Третья тем временем сноровисто крепила к перископу стальные тросы, натягивала их винтовыми талрепами.
А лодку несло и несло к берегу.
- Шибче, шибче, ребята! - подгонял свои команды Боцман.
Уже кровоточили ладони у "парусных мастеров", уже закоченели лица и руки у матросов, работавших на палубе, под ледяным ветром, шквальным снегом, обжигающими холодом брызгами. Реёк собирать также пришлось наверху - иначе его не удалось бы вытащить через люки на палубу.
Пришнуровали верхнюю кромку паруса к рейку, подняли его, закрепили нижние - шкотовые углы. Парус надулся, затвердел под ветром…
Штурман вызвал на палубу одессита, вручил ему чурочку и секундомер: определить скорость хода старинным методом. Он простой, применялся, когда еще не было ни обычного лага, ни электрического. Стоя на носу, бросал матрос в воду чурочку и от считывал секунды, за которые чурочка до кормы доберется. Зная длину судна, нетрудно и его скорость подсчитать. Наш-то лаг еще помалкивал - мала была скорость для его шкалы.
Но Одесса-папа отличился. Волновался сильно. Вместо чурочки за борт секундомер бросил. Штурман его обругал, но пристойно - он неприличные слова не любил. Даже в тяжелую минуту не употреблял.
Спустился в лодку и очень скоро поднялся на мостик, повеселевший:
- Порядок, Командир! Лаг защелкал! Три узла к "норду" даем!
Командир спустился вниз, отогреваться. А вот отогреться уже не получалось. Лодка остывала, выстуживалась. Поверх бушлатов натянули шинели. Поверх пилоток - ушанки. Руки - в рукава. Кок на спиртовке сделал горячий кофе. Боцман, с согласия Командира, "раздал по чарке".
А лодка медленно, но послушно, покачиваясь на волне, уходила на север. Под парусом.
Через час берег скрылся за пеленой снега.
Штурман определился, нанес на карту наше место. Вместе с Боцманом они прикинули, учитывая слагаемое ветра и течений, наш возможный курс.
- На Викторию несет, - пришли они к общему выводу и доложили о нем Командиру.
Остров Виктория был нашим по праву, хотя и находился не в наших водах. Как заметил Командир, это самое крайнее западное владение СССР в Арктике. С 1926 года, согласно Декрету СНК.
Скалистый, покрытый редколесьем, он был необитаем и, со стратегической точки зрения, не представлял интереса ни для нас, ни для противника. Командир, видимо, об этом и подумал.
- Это радует, - сказал он. - Там отстоимся, подремонтируемся, такелаж поправим.
Командиру было труднее всех. Ему одному решать, ему одному брать на себя ответственность за это решение.
Что дальше? На что способна лодка? Двигатели исправны - и дизеля и электромоторы. Но без винтов лодка что машина без колес. К тому же необходимо восстановить ее электрообеспечение хотя бы для того, чтобы можно было в ней существовать людям. В условиях холодного северного моря. Ранней весной.
Все это нужно было решать Командиру…
К полудню ветер упал. Только ходило море крутыми валами. Хоть за весла берись. Но, к счастью, мы попали в течение, которое со скоростью узла в два влекло нас к острову. Море было пустынно. В небе мелькнул вдалеке самолет-разведчик. И исчез в облачной мути.
Капитан не уходил с мостика. Мы тоже находились на палубе. Лодка переваливалась с борта на борт. Кивала то носом, то кормой. Самая дурная качка - и бортовая и килевая одновременно. Ее даже самый закаленный моряк нехорошо чувствует.
Я-то ведь морской болезни очень поначалу подвержен был. Било меня море нещадно. Для всех всплытие - праздник, для меня - мука. Даже в штиль мутило и слабость нападала. Уже хотели было меня списать на берег как безнадежного, да Боцман вылечил.
Где-то в районе мыса Харбакен сделали мы неудачную атаку, едва ушли из-под бомбежки, отошли миль на тридцать, осмотрелись, всплыли для зарядки. А тут - шторм налетел. Да такой сильный, что Командир аврал объявил. "Все наверх!"
Все-то все, да не все. Я в кубрике остался, валяюсь на койке, зеленый весь, с ведром в обнимку.
Тут-то меня Боцман и прищучил:
- Болеешь, салага? Травишь?
Что-то я промычал в ответ и опять - мордой в ведро.
- Ладно, - сказал Боцман, - сейчас помогу, я средство знаю. Не умирай пока. - И ушел на камбуз.
Вернулся с ломтем черного хлеба, густо посыпанным солью:
- Ешь! Самое верное средство. Еще с парусного флота. Мы им курсантов лечили. Ешь!
Ешь… Я его видеть не могу, подумать муторно, чтобы кусок в рот взять. А Боцман не отстает. Взял меня за воротник и сует хлеб под нос.
- Ешь, салага! Пересиль себя - как рукой снимет.
Ну что? Давился, кашлял, слезы из глаз - а съел!
- Вот так, да? - заорал Боцман. - Как жрать, так мы всегда готовы. А как аврал - тут-то нас и нету. А ну марш на палубу, сачок! Подтянешь леера с правого борта. - И сует мне ключ разводной с веревочной петлей. Это чтобы не выронить его, чтобы он за борт не булькнул.
Поднялся я, ключ на шею повесил, поплелся к люку. А швыряет здорово - я тогда все бока об переборки да об койки отбил.
Выполз на палубу, разве что не на четвереньках. Мама моя! Что на море делается! Бурлит море как суп в котле. Лодку валяет, волна ее бьет, через палубу переваливается.
Обвязался я страховочным концом, перебрался на правый борт. Леера - это стальные тросы такие, для безопасности, на стальных же стойках. В носу такой трос мертво закреплен, а в корме - винтовой талреп. Для натяжения.
Добрался до кормы - мокрый насквозь. Начал работу. Вернее, две работы. Одна - как на борту удержаться, чтобы в море не смыло, а другая - тяжелым ключом гайку талрепа вертеть, трос натягивать.
Вскоре меня так поглотили эти заботы, что я и думать забыл про свою морскую болезнь. И понял навсегда, что лучшее средство от нее - тяжелый и опасный труд моряка. Кстати, леер вовсе не надо было натягивать, леера нам ремонтники обтянули перед рейдом. И, как ни странно, морская болезнь ко мне не вернулась.
Да, такая вот была у нас в ту пору на флоте, как сейчас говорят, дедовщина.
Показался остров Виктория. Сперва верхушками корявых деревьев, потом мокрыми скалами и пенистым прибоем.
Боцман колдовал парусом.
- Правый шкотовый угол подтяни! - командовал он матросам. - Левый - трави!
И вот так, меняя положение паруса, он ухитрялся придавать лодке нужное направление. Стоило это больших усилий, многих хлопот, но цель была достигнута. Где-то в кабельтове от берега Боцман освободил парус, и он бесцельно заполоскался на ветру. Легли, как говорится, в дрейф.
- Смотри, Боцман, - сказал Командир, - на камни не посади. - И приказал отдать якорь.
- Нам бы шлюпку. - Боцман стер с лица соленые брызги.
- И что?
- Отбуксировали бы лодку. Тут что-то вроде заливчика есть, на западном краю. - Боцман сдвинул пилотку на нос, поскреб затылок. Приказал спустить на воду спасательный плотик.
- И что? - спросил Командир.
- Мне нужно пять человек в распоряжение. Тросы, два блока. Бурлачить станем.
- Хочу напомнить, - ехидно сказал Штурман, - наша лодка имеет на плаву водоизмещение 572 тонны.
- Проигрываем в расстоянии, - ехидно ответил Боцман, - выигрываем в силе. Вы в школе-то, товарищ старлей, учились?
Короче говоря, наш Домовой наладил на борту систему тросов и блоков. "Эй, ухнем! Сама пойдет!" Выбрали якорь.
- Ну, бычки в томате, взяли!
Тросы заводили за деревья, оснащали блоками и хотите верьте, хотите нет, а часа за четыре перетянули лодку, загнали в бухточку, ошвартовались.
- Ну, Менделеев! - не совсем понятно, но горячо высказался Штурман. - Ты прямо Ломоносов!
Боцман столь очевидное не стал отрицать.
- Вот что, Командир, - сказал он. - Если мы хотим вернуться в базу, нужно "Щучку" по-настоящему парусами оснащать. По науке и по правилам. Так, чтобы ею можно было управлять.
Штурман хмыкнул:
- Ага! Чтоб даже против ветра шла!
Боцман кивнул серьезно:
- И против ветра пойдет. Галсами.
Командир же в этом деле полностью Боцману доверял. Он и сам в училище под парусами ходил и в идею Боцмана поверил.
- Действуй. А вы, старший лейтенант, вместе с Инженером составьте дефектную ведомость и доложите ваши соображения по ремонту и переоборудованию лодки.
Прежде всего подготовили к зарядке аккумуляторы. А затем, по примеру "Сибирякова", заполнили балластом носовую цистерну, обеспечили дифферент на нос. Лодка глубоко окунула форштевень и высоко задрала корму. Руль, винты, пробоина - все стало доступно для осмотра и условного ремонта.
Сняли изуродованные взрывом винты, чтобы они не тормозили движение, выправили стальную обшивку, где-то проложили герметику. В общем и целом седьмой отсек привели в относительный порядок и снаружи и внутри. "Щучка" оправилась, стала пригодной к дальнему переходу. Только она еще не знала, что переход этот будет делать под парусами.
Подводная лодка под парусом! Древнейший в истории мореплавания движитель - парус имеет своей опорой перископ - современное сложное оптико-механическое устройство.
Но никто из нас тогда об этом не думал. У нас была конкретная задача - сделать обездвиженное судно мореходным. И боеспособным. Никто из экипажа, кстати, не забывал, что мы не только должны были добраться до базы, сохранив свой корабль, мы были должны на этом пути еще и драться. Драться с хорошо вооруженным, маневренным противником.
А для этого надо подготовить корабль. Лодка ведь тоже корабль. Что значит корабль на морском языке? Это боевое судно. Судно ведь бывает разное: транспортное, пассажирское, исследовательское, развлекательное. Это все - суда. А корабль есть корабль. Он предназначен охранять от врага морские границы государства всеми средствами, которыми его это государство вооружило.
Нашу лодку государство вооружило способностью плавать под водой, поражать врага мощным торпедным зарядом, палубными орудиями, пулеметами. Силами экипажа.
Так вот, всеми работами по переоборудованию подводного корабля в парусный и по восстановлению его боеспособности руководил наш Инженер-механик.
Инженер-механик на корабле - очень значительная фигура. Он знает, что и как нужно делать, чтобы безупречно работали все его механизмы. И он знает, что и как нужно сделать, чтобы заработали все механизмы, разбитые боем.
Когда было принято решение об оснастке лодки парусами, он вместе с Боцманом взял на себя не только теоретическое, но и практическое решение этой задачи.
- Так, поврежденные кормовые горизонтальные рули поставить вертикально. Они будут выполнять роль шверцев.
Шверцы - это у некоторых парусников бортовые кили. Их опускают с бортов, чтобы уменьшить под действием ветра боковой дрейф. Иными словами - чтобы судно шло туда, куда направляет его кормчий.
- Командир, я бы носовые горизонтальные рули чуть приподнял. Тогда лодка, идя под парусами, будет легче всходить на встречную волну.
Боцман, да и все мы, слушали нашего Инженера, как школьники учителя. Он в экипаже помимо должности еще как бы имел звание комиссара. Как говорил Одесса-папа, совмещал в себе двух специалистов: политического и технического.
Надо сказать, что в походе Инженер-механик проводил политбеседы, комментировал сводки Совинформбюро, а вот на отдыхе вроде бы как лекции нам читал по истории подводного флота. Конечно, мы сначала позевывали, не разжимая губ, на этих лекциях, а потом увлеклись. Он ведь не какую-нибудь нудятину тянул, а очень интересные факты рассказывал. Например, об истории возникновения и развития подводного флота, о создании первых подводных лодок, рисовал в кубрике на стене их устройство, обращая наше внимание на те узлы, которые используются и в наше время, на наших лодках.
Я вот, к примеру, не знал, что первую подводную лодку построил для забавы один голландский врач еще аж в 1620 году. О ней, конечно, мало что известно. Но кое-какие сведения сохранились в истории. Лодка деревянная, обшита для герметичности кожей. Шесть пар весел, пропущенных через кожаные манжеты. Двенадцать гребцов, восемь пассажиров. Применялась на ней и какая-то система регенерации воздуха.
Но самое главное - она погружалась и плавала под водой на глубине пятнадцати футов. И этот врач катал на ней желающих под водой реки Темзы. Даже прокатил короля Якова с его свитой. Не побоялся, стало быть, король.
А вот первая в мире боевая подводная лодка была построена сто лет спустя у нас, на Руси, при Петре I, простым мужичком - крестьянином Ефимом Никоновым. Он придумал "потаенное" судно и подал челобитную государю, в которой уверял, что "сделает к военному случаю на неприятелей угодное судно, которым в море будет из снаряду забивать корабли". Петр, вообще чуткий и прозорливый на всякие новшества, оценил замысел.
Наш Инженер даже нарисовал на стене углем эту первую в мире боевую подводную лодку.
Неказиста она была, что и говорить. Большой просмоленный бочонок из дубовых клепок, схваченных по окружности для прочности толстыми веревками. К заднему днищу приспособлена рулевая доска, от переднего идет гибкая кишка на поверхность, где поддерживается на воде поплавком - для дыхания. С боковин бочонка торчат весла, загерметизированные кожаными сальниками. Но самое трогательное - лодка имела иллюминатор в виде окошка деревенской избы, обрамленного резным наличником.
"Потаенное" судно было построено и спущено на воду. Погрузилось, однако так "зело крепко" стукнулось в грунт, что получило сильную течь. И судно, и его создателя спасли, царь Петр повелел, чтобы ему "никто конфуза не чинил и в вину не ставил", и приказал мастеру укрепить корпус лодки. Однако при жизни Петра лодка исправлена не была и сгнила в заброшенном сарае. Первая в мире боевая подлодка.
А ведь этот мужик Ефим Никонов даже по нашим временам гениально проблему решил. То, что он почти триста лет назад придумал, на нынешних лодках применяется. И самое-то важное: погружение за счет принимаемого водяного балласта; всплытие за счет воздуха, нагнетаемого в лодку мехами (насосом, стало быть).
Этот Никонов и вооружение для своего "потаенного судна" изобрел, и днища у бочки предусмотрел выпуклой формы. "Так оно прочнее будет", да и форма получается обтекаемая.
Толковый мужик, вроде нашего Трявоги. Оказывается, он и первый водолазный костюм придумал и соорудил. И смело опускался в нем под воду. "Одежа из кожи, рубаха и порты заодно сшиты, по швам смолою мазаны. На голове бочонок с окошками против глаз, с толстыми стеклами, дабы не выдавило. К спине же груз подвешивать, свинец либо мешок с песком". Воздух водолазу подавался по кожаной кишке прочными кузнечными мехами. Предусмотрел изобретатель и выпускной клапан в бочонке в виде деревянной затычки.
"В оном снаряжении, - уверял он, - разные полезные работы совершать можно на дне гаваней и рек, исправность свай у мостов и причалов проверять, днища кораблей осматривать, сымать с затонувших судов полезные вещи и наверх доставлять. А также повреждать потаенно неприятельские корабли".
Мы вообще во многом первыми были. Только вот не всегда это первенство вовремя закрепляли. Нерасторопность наша, российская. Ведь сколько наших изобретений под чужое имя ушло.
Вот, надо сказать, и первый подводный ракетоносец - наше создание: еще в 1834 году российский генерал Шильдер сконструировал первый военный металлический корабль. Вроде бы и примитивный по нынешним меркам, чудной даже, а в его конструкции были такое находки, которые только в наше время по-настоящему оценены. Во всем мировом флоте.
Это была стальная подводная лодка. Под водой она передвигалась на ручном приводе, который соединялся с веслами в виде утиных лап. Потом на лодке установили водометный движитель - "водогон" он тогда назывался, тоже работавший на мускульной силе экипажа.
Там же Шильдер установил свое устройство для наблюдения за противником из подводного положения. Которое потом стало современным перископом. Для поражения кораблей нос лодки был сделан в виде гарпуна с подвешенной к нему миной. Тактика простая была. Подкрадывалась лодка к кораблю, вонзала гарпун в его подводный борт и пятилась задним ходом на длину электропровода. А потом давали ток - мина взрывалась. Но самое интересное - вооружение лодки предусматривало зажигательные и фугасные ракеты. Для их запуска имелись пусковые установки, которые действовали от гальванических батарей. Ну прямо подводный ракетоносец.
А ракетоносец этот в надводном положении ходил под парусом. На его палубе для этого крепилась стальная разборная мачта.
Мы посмеивались, конечно, над этим чудом. И никто из нас не знал, да и не мог знать, что очень скоро и наша "Щучка" пойдет в надводном положении под парусами… Так что не мы тут первыми оказались.
И вовсе не для общего развития читал нам наш Инженер свои "лекции" - он старался внушить нам, что подводная лодка - сложнейший тип корабля. Что в ее конструкции нет мелочей. И что от каждого из нас зависит ее боеспособность и живучесть.
Он постоянно твердил:
- Каждый из вас должен знать не только свое дело, обслуживать не только свой пост. Моторист, если вдруг надо, должен заменить торпедиста. Радист - гальваниста. Боцман - электрика. Вот тогда мы будем непобедимы.
- Только вот гитариста некем у нас заменить, - с хвастливой гордостью замечал Одесса-папа.
И он оказался прав. Так же прав, как и наш наставник.
Как-то мы получили простое задание: доставить нашему десанту боеприпасы и бензин. Подошли к точке ночью, стали разгружаться. До света не успели. Выгрузку пришлось прекратить. Легли на грунт, дожидаясь следующей ночи: немец тут очень внимателен был. В воздухе постоянно висели его разведчики.
Летний день долог. А на грунте он еще длинней. И получилось нехорошо. Пары бензина стали поступать в отсеки. И постепенно оказались мы ровно в огромной бензиновой бочке. Да еще и с тоннами взрывчатки на борту.