- А, бедный Отто! Да, немало таких, что хотели разгадать, за что когда-то били еретиков, да сами себе мозги и вышибли. А вы и в Юсса про него спрашивали? Ну, тогда понимаю, почему они от вас избавились! Но вы не бойтесь, все, что я про него знаю, я вам расскажу. Теперь смотрите: вот ваш ключ. Душ в конце коридора, рядом с туалетом. В восемь увидимся!
Ле Биану не пришлось жалеть, что он задал щекотливый вопрос. Он стал осматриваться в комнате. Над кроватью висела картина: не девушка с ведром, а крепость, выплывавшая из облаков, словно каменная ладья, подвешенная между небом и землей. К рамке была прибита медная табличка с гравированной надписью: "Крепость Монсегюр".
ГЛАВА 18
День клонился к вечеру. Пикап быстро катил по сельской дороге. Он уже проехал Нио, Капуле, Кабр и находился недалеко от знаменитой доисторической стоянки Викдессос. За всю дорогу два человека в кабине не перемолвились ни словом. Первым нарушил молчание водитель:
- Еле выпутались!
- Ничего подобного, - отозвался пассажир, не отрываясь от газеты. - Все у нас под контролем.
- Я вот что хотел сказать: появись мы там чуть позже, он бы успел с ним заговорить.
- Ну и что? - ответил пассажир и свернул газету. - Ты пустил бы не одну стрелу, а две - и все в порядке.
Шофер пожалел, что завел этот разговор. "Этому всегда надо поддакивать, - подумал он. - Возражений он не терпит".
- А тебе - браво за меткость. Стрелок ты отличный, что говорить!
- Ага, - буркнул водитель. - Так он нас и будет заставлять пользоваться таким оружием, а я все буду играть в Робин Гуда.
- Это по уставу, ты же знаешь.
- Ну да…
Пикап послушно петлял среди гор. Когда дорога опять стала попрямее, водитель посмотрел на товарища:
- Тебе что-то не нравится, или мне показалось?
- Я не понимаю, почему он так настаивает, чтобы мы тому сохраняли жизнь.
- Правильно делает. Он хочет, чтобы тот думал, будто поступает по своей воле, а на самом деле исполнял бы план, который задумал.
- А я говорю, что этот план слишком сложный, что у нас будут из-за него неприятности. Чтобы убрать паразитов, ничего нет лучше снайперского выстрела, даже не спорь.
- Я этого не слышал.
- Боишься?
- Нет, только лучше бы ты перестал его дразнить. Он у нас главный; мы только потому и дотянули до нынешнего дня, что соблюдали чинопочитание. И он тебе не позволит подрывать свой авторитет.
- За меня не бойся: нас связывает больше, чем братство. Эту связь ничто никогда не разорвет. Смотри, нам сюда!
Сразу за урочищем Сюк грузная "четверка" Рено резко свернула направо и поехала по грунтовой дорожке, испытывая свои рессоры на прочность.
- Вот тут стой, - велел пассажир.
Машина остановилась. Люди вышли из нее и осмотрелись удостовериться, что вокруг никого нет. Убедившись, что никто за ними не следит, они открыли заднюю дверь пикапа. Внутри лежал большой дерюжный мешок.
- Хорошо нагрузил? - спросил пассажир.
- Килограмм тридцать булыжников насовал, - ответил водитель.
- Отлично. Понесли.
- Интересно, какая физиономия была у нормандца, когда он туда вернулся - а никого нет.
- Будь моя воля, был бы он сейчас в этом же мешке с другим предателем!
Они подняли тяжелый груз и прошли метров двести по тропке, которая становилась чем дальше, тем каменистей. Шатаясь и чуть не падая, они все-таки дошли до колодца, накрытого деревянной крышкой.
- А он точно заброшенный? - спросил шофер.
- Сюда никто никогда не ходит, разве что бродячая собака забежит. И получит наш дражайший брат заслуженный вечный покой.
Они поставили мешок на землю и взялись за крышку. Поднять ее оказалось труднее, чем они думали: дерево пропиталось водой, набухло и покрылось осклизлым мохом. Поднапрягшись, они все-таки справились. Пассажир достал фонарик и посветил вниз.
- На глаз метров двадцать будет. Давай, да и дело с концом!
Они подняли набитый камнями мешок с трупом, положили на край колодца, подтолкнули. Еще усилие - и мешок полетел в глубокую черную дыру. Через пару секунд раздался глухой звук, словно на землю швырнули куль с картошкой. При падении камни, наложенные в мешок, раздавили тело в лепешку.
Когда в двухстах шагах оттуда вновь завелся мотор, в горах было уже совсем темно.
ГЛАВА 19
В столовой гостиницы "Альбигойцы" стояло с десяток столов; сегодня почти все они были свободны. Главной достопримечательностью комнаты были большие часы в футляре из светлого дерева; их тиканье громко раздавалось в полупустой комнате, иногда перебиваясь звоном вилок постояльцев - их было всего четыре. Жорж Шеналь сдержал свое слово: под конец ужина он вручил Ле Биану карту окрестностей с размеченными маршрутами. На дорожной карте были четко обозначены крепости Монсегюр, Керибюс, Пюилоран и Пейрепертюз, пещеры Ломбрив и Нио. Хозяин не пропустил ни малейшей подробности: отметил природные достопримечательности, пешеходные тропы, а вдобавок еще адреса хороших ресторанчиков. Доев десерт, Ле Биан продолжал разглядывать карту. Тут Шеналь подсел к нему:
- Я вам не помешаю?
- Как раз наоборот! - оторвался от карты Ле Биан. - Я хотел поблагодарить вас. Вы точно угадали те места, где я хотел бы побывать.
- Хитрость невелика, - засмеялся Шеналь. - Все, кто сюда приезжает, хотят видеть одно и то же - это классика. Но пошагать вам для этого придется. Если это вам в помощь, могу одолжить "двушку" моего сына. Он сейчас работает в Тулузе и навещает меня только в раз месяц, а машина стоит в гараже и пылится.
- Как мило с вашей стороны! - воскликнул Ле Биан. - Но я не могу принять такое одолжение.
- Ничего, ничего, мне это будет очень приятно. И машине тоже ни к чему без дела стоять. Платите только сами за бензин, и будем в расчете.
- Я вас угощу после ужина? - спросил Ле Биан. - А то я у вас в долгу.
- Это пожалуйста, - ответил Шеналь и протянул руку в знак того, что они договорились. - Только вы сами не увлекайтесь: вам в поход завтра вставать рано, я думаю. Мартина, не подашь нам кальвадоса?
- Начну, пожалуй, с Монсегюра, - сказал Ле Биан и показал точку на карте.
- Отлично решили! Только вот что: не ошибитесь, как все ошибаются. Всегда путают современную крепость и ту, где случилась трагедия катаров. Ту стерли с лица земли, когда сдались еретики. Потом Ги II, сеньор Леви, получил от короля поручение построить новый замок для обороны французской границы. Хорошо, Мартина, спасибо.
Жена Шеналя принесла бутылку кальвадоса и две рюмки, а заодно убрала посуду со стола. Она держалась скромно, занималась как будто только своим делом и уж точно была не так говорлива, как ее муж. Хозяйка улыбнулась Ле Биану, и тот заметил, что она гораздо моложе хозяина. Шеналь налил постояльцу настойки и продолжал:
- Возьмите в библиотеке все книги, какие вам нужны; можете захватить с собой и почитать на месте. Там роскошный пог - сами увидите.
- Пог? Что такое?
- Так здесь называют гору, похожую на сахарную голову, прямо над Монсегюром. Если хотите разгадывать загадки катаров, надо и языку нашему учиться - а как же!
Ле Биану не терпелось перевалить через этот пог и добраться до самой крепости, от одного названия которой у него разыгрывалось воображение.
- А еще вы мне обещали что-то рассказать про Отто Рана…
- Э, да от вас так просто не отделаешься! - воскликнул Шеналь и налил гостю вторую рюмку. - Вообще это какая-то дурацкая история, и никто ничего в ней не понимает. Был такой немец, совершенно сдвинутый на оккультизме и на катарах. Приехал он в наши края в начале тридцатых годов и собирался вести свои секретные разыскания.
- Секретные?
- Ну да, говорили, что он напал на след Грааля. Сам-то я не знаю, я его видел раз или два всего, он мне не рассказывал, чем занимается, а люди говорят, что так. В общем, ему понравилось в наших дивных местах; он даже завел здесь гостиницу. Когда это было? в тридцать третьем? Нет, в тридцать втором.
- "Каштаны"?
- Точно так. Только искать старые тайны Ран умел лучше, чем управлять гостиницей. Быстренько разорился, даже суд был - много шума здесь наделал. Гостиничное дело знать надо - а вы как думали?
- А потом?
- Потом? - переспросил Шеналь, выпятив нижнюю губу. - Потом не очень понятно, что с ним было. Он уехал, а после, я думаю, вернулся. Иные говорят, что он был вовсе никакой не историк, а немецкий шпион.
- Шпион? Здесь? Зачем?
- Вот вы ехали по железной дороге, а она прямо ведет в Испанию. Для наци она стратегически была очень важна. А затем, я думаю, он записался в СС. Уверяли даже, что он был близкий человек к Гиммлеру.
- Гиммлеру? Так, значит, он был и в Аненербе!
- Ох, - удивился Шеналь, - так и вы слыхали про эту банду полоумных? Доказать-то я не могу, только, наверное, немцы поверили его байкам про катаров и про огромное сокровище где-то под спудом. А еще он в то время книжку издал. Как же она называлась, погодите минутку? Ах да, "Суд Люцифера". Чушь собачья, если хотите знать мое мнение!
Ле Биан был, в общем, такого же мнения, но хотел узнать еще что-нибудь о жизни Рана.
- И что с ним потом случилось?
- Умер он, перед самой войной. Вот только как умер - тоже непонятно. Кто говорит, застрелился, кто-то даже думает, что убили его. Я вам честно скажу: ничего я не знаю. Ладно, пора мне на кухню, а то от Мартины влетит!
Ле Биан попрощался с хозяином и вышел из столовой. Он пошел в библиотеку искать книгу про Монсегюр, но думал совсем не о том. Что же здесь нужно было Аненербе?
ГЛАВА 20
Для подготовки к завтрашней поездке Ле Биан остановил выбор на толстом томе в твердом переплете с любопытным, как ему показалось, названием: "Трагедия Монсегюра". Ложась в постель, он бросил взгляд на маленький будильник, с которым никогда не расставался: оказалось, времени всего половина одиннадцатого. Историк был очень рад, что час-другой может еще спокойно почитать. Но как только он открыл книгу, в дверь стукнули и раздался голос жены Шеналя:
- Господин Ле Биан? Вас к телефону в холле!
Пьер слез с кровати и открыл дверь. Перед ним стояла кроткая и улыбчивая, как всегда, госпожа Шеналь.
- Простите, пожалуйста, - сказала она, - только у нас трубка всего одна. В холле.
- Да нет, это вы простите, - ответил Ле Биан. - Очень странно: кто может мне звонить в такой час? И ведь я никому не говорил, что остановлюсь у вас!
Ле Биан сошел вниз и схватил телефонную трубку. Хозяйка тем временем принялась расставлять в столовой завтраки.
- Алло?
- Здравствуйте, мессир Ле Биан!
О этот голос! Его невозможно ни с кем спутать!
- Филиппа, это вы? - переспросил историк.
- Извините меня, я не могу говорить очень громко. Они здесь рядом. Вы должны прийти нам на помощь. Вы уже решили поехать в Монсегюр?
- Да-да! - воскликнул Ле Биан. - Я там буду завтра утром. Но вы-то… где вы? Кто вы?
- Тогда, - продолжала Филиппа, не отвечая на вопрос, - ровно в полдень будьте в цистерне в нижнем этаже главной башни. Стойте непременно у северо-западного окна.
- Почему вы не отвечаете? - возмутился Ле Биан. - Кто вы? И кто был тот человек в Юсса? Что они сделали с его телом?
- Наш добрый муж не получил утешения. Мы усердно молимся за него.
Ле Биан нервничал. Сколько он ни задавал вопросов, ни на один не было ответа.
- Филиппа! - сказал он еще более сердито. - Если вы не скажете мне, кто вы и чего хотите, я завтра не буду встречаться с вами. И все сообщу в жандармерию. Вам понятно?
- Нет, ни в коем случае! Никакой полиции! - В голосе Филиппы вдруг появился страх. - О, они идут! Простите меня! Верьте мне! Будьте милостивы! Помогите нам!
- Ту… ту… ту…
Филиппа повесила трубку. Ле Биану опять не удалось ничего выяснить. По крайней мере - сегодня. Но он постарался удержать в памяти два словечка, прозвучавших в течение короткого разговора. Во-первых, "добрый муж". Он уже прочитал, что этим довольно распространенным в Средние века обозначением катары называли монахов. И другое слово: "утешение", оно тем более разжигало зуд любопытства. Снова открыв книгу о катарах, Ле Биан стал искать, где об этом написано, и без труда нашел: слово это обозначало единственное таинство, признававшееся катарами. Его совершали над новообращенными, но полный смысл его открывался при совершении над умирающими. Утешение давало им "благоприятную кончину", иными словами - спасение, и совершалось в виде елеепомазания, которое очищало от грехов и спасало душу. По всей очевидности, бедняга, пронзенный стрелой, не имел возможности получить это таинство.
Ле Биан продолжал читать, и на память ему пришел голос Филиппы: нежный и чистый, будто хрустальный:
- Вы добрый муж, я уверена…
Она говорила словами простыми, иногда устаревшими, но не на языке ок древних времен. По всей видимости, девушка, называвшая себя Филиппой, играла какую-то роль, как в театре. Но с какой целью? А главное - чего она так боится? Ле Биана начинало влечь к себе это чарующее видение, появлявшееся тогда, когда его меньше всего ожидаешь…
ГЛАВА 21
Берлин, 1938
Дорогой Жак.
Как ты знаешь, я всегда ненавидел тех историков - педантов и рационалистов, - которые упрямо желают смотреть на вещи только через призму своих высокомерных предрассудков. Слава богу, тот, кого я почтительно назвал Хозяином Грааля, не из таких. Антонен Гадаль, не щадя сил, стремился разгадать тайны, остававшиеся неразрешенными в течение долгих веков.
Он показал мне удивительную пещеру Ломбрив, вход в которую величественно высится над поселком Юсса-ле-Бен. Она не расписана доисторическими рисунками, но в ней есть другие сокровища. Мой вожатый нашел там много человеческих останков. Так он получил доказательство, что некогда там совершались черные мессы. Кроме того, он записал многочисленные надписи, оставленные несчастными изгнанниками, из века в век прятавшимися там. Нужно углубиться в этот каменный коридор, встать перед окаменелым водопадом и таким образом понять, какое чудо с самых древнейших времен завораживало людей. Показал он мне и тысячеколонный зал - удивительный природный собор, - причем сказал, что в пещере отыскал еще много предметов, которые принес к себе в домашний музей.
Сам я пришел к выводу, что пещера Ломбрив, без всякого сомнения, служила некогда приютом для катаров, стремившихся скрыться от своих палачей. Эти люди, поклонявшиеся миру и справедливости, ненавидели насилие и бороться с врагами могли только пламенем своей веры. Гадаль любил делиться своим увлечением, но он умел быть и скрытным, когда считал это необходимым. Он лишь очень немногое рассказал мне о том, какие предметы нашел в пещере, а когда я произнес роковое слово "сокровища" - расхохотался. Сокровища там, конечно, есть, ответил он мне, только все зависит от того, какое значение мы вкладываем в слово "сокровище".
Этот разговор у нас случился, когда мы вышли из пещеры. Я был тогда и возбужден, и уязвлен. У меня было ясное впечатление, что при всем нашем единомыслии он говорил мне не все, что знал. С этого дня, чтобы раскрыть глубочайшую тайну катарского наследия, я мог рассчитывать лишь на самого себя. Когда мы спускались к дороге в село, мой взгляд остановился на большом белом доме прямо у шоссе. Я спросил Гадаля, кто там живет; он ответил мне: это гостиница, но сейчас у нее нет хозяина. Я заметил, что из сада за домом можно подняться к пещере так, что этого никто не заметит. И я решил узнать об этом деле все, что можно.
Преданный тебе
Отто Ран.
ГЛАВА 22
Первым чудом этого дня было то, что машина Шеналя-сына завелась. Мотор заурчал, и Ле Биан пустился по арьежским дорогам на приступ древней крепости. Именно такой несколько высокопарный образ возник в его уме, когда он выехал из Сен-Поля-де-Жарра. Ле Биан надеялся, что голос Филиппы - странного призрака, всю ночь снившегося ему, - наконец соединится с каким-нибудь внешним обликом. Он представлял ее себе в самых разных видах: как высокородную средневековую даму, как преследуемую монахиню, как графиню в роскошном наряде… Лица у нее тоже были самые разные: прежде всего, конечно, лицо любимой Жозефины, но и Эдит, и других женщин, возникавших в его жизни за последние годы. В конце концов он решил, что Филиппа должна блистать всеми возможными достоинствами. Она была отважна, нежна, умна и, уж конечно, чиста, как все катары, боровшиеся со своими гонителями.
Итак, ум его блуждал вокруг обольстительного образа Филиппы, а глазам открывались тем временем виды горного Лангедока. Он проехал деревеньки Селль и Фрейшене, залюбовался видом ущелья Лоз. Довольно было вида этих гор, чтобы понять, о чем могли мечтать люди в этом глухом уголке Французского королевства, что возвышало их дух. Лангедок место не заурядное, не из тех, к которым привыкаешь с первого взгляда. Путника здесь встречают гигантские скалы, словно бросая ему грозный вызов. Арьежский край суров, и только поднявшись высоко вверх можно увидеть его таким, каков он на самом деле. Ле Биан ощущал странную робость. Проехав Монферье, уже недалеко от Монсегюра, он чувствовал себя как мальчик по дороге на первое свидание. А вдруг у него не получится? Что скажет Филиппа, если он не сможет оправдать ее надежды?
"Вера наша не может погибнуть…"
Утреннее небо голубело. Лишь ватные хлопья двух-трех облачков оттеняли эту яркую синеву. Лучшего времени для поездки Ле Биан и выбрать не мог. Он подъехал к подножью пога, и дивно чистые хлопья потемнели, посуровели. Но решимость историка было не смутить такой малостью. Он улыбнулся, подумав, что готов быть достойным Монсегюра, какова бы ни была тому цена. Он даже пожалел, что вожделенный миг достанется столь малым трудом. Ле Биан припарковал машину под высокой скалой, высившейся над округой Ольма, и огляделся. Нигде не было ни души - лишь деревушка Монсегюр притулилась у подножья пога, словно кладбищенская собачонка у огромного каменного памятника. К своему великому удовольствию, Ле Биан убедился, что никаких удобств для туристов здесь нет. Только еле видная за кустами стрелка указывала на крутую тропку, ведущую в крепость. Ле Биан пошел по ней, не раз и не два споткнувшись о камни, катившиеся из-под ног.