* * *
Не только Модель переживал внутренний душевный разлад и беспокойство, столь обычные у людей, предчувствующих свою гибель. Душевный разлад и тревожные, хотя и глубоко скрытые мысли беспокоили многих немцев. Так было в 1944 году.
А до этого?
…Когда еще вермахт под прикрытием эскадрилий люфтваффе шествовал триумфальным маршем, занимая города и страны, когда с наступлением сумерек прерывались военные действия и солдаты шли на ужин, а потом на заслуженный отдых, никто не сетовал на войну: германские генералы, офицеры и солдаты упивались успехами, в рейхе радовались военным трофеям и рабам из покоренных стран. Но все это изменилось уже на второй год войны с Советским Союзом.
Правда, в течение первых десятков дней войны советско-германский фронт отодвинулся на 350–600 километров в северо-восточном и восточном направлениях. Однако за каждый километр в глубь России немецкие войска расплачивались убитыми, ранеными и уничтоженной техникой.
Уже в конце ноября наступление немецких войск на Москву было остановлено. С этого времени наступательные действия и боевые марши "непобедимых" гитлеровских армий на многих участках фронта утратили силу и размах, превратившись в оборонительные бои. План "молниеносной войны" потерпел крах. Несмотря на территориальные успехи, достигнутые ценою огромных потерь, военные действия не приносили Германии долгожданной победы. А в тылу ее армий все большую роль начало играть польское и советское партизанское движение, которое наносило врагу тяжелые потери.
В январе контрнаступление советских войск под Москвой превратилось на многих участках в общее наступление, и уже в феврале фронт продвинулся далеко на запад от столицы Страны Советов. Эта победа имела всемирное значение: гитлеровские войска потерпели первое стратегическое поражение в ходе осенне-летней кампании. Перед союзническими народами открылась реальная перспектива победы над третьим рейхом. Год спустя советские армии разбили немецкие войска под Сталинградом, на Северном Кавказе, под Курском и вышли к Днепру. Резкий перелом в ходе войны повлек за собой изменения и в настроении многих до тех пор спесивых и уверенных в победе немецких генералов, офицеров и солдат. Как же могло быть иначе, если в ходе этих кампаний немцы потеряли свыше ста дивизий?
Одержанная победа позволила Советской Армии провести в 1944 году ряд крупных наступательных операций, а их успехи, несомненно, повлияли на решение правительств Соединенных Штатов и Англии об открытии второго фронта в Европе, что заметно ухудшало экономическое, военное и политическое положение Германии.
Но не будем забегать вперед - второй фронт был создан лишь 6 июня 1944 года. Теперь же стоял только конец марта, на многих участках советско-германского фронта было затишье. Так было в Полесье и на Волыни, дальше на север и немного южнее фронтовых районов Белоруссии и Украины, что значительно ободряло фельдмаршала Моделя. Он знал, что 2-й Белорусский и 1-й Украинский фронты Советской Армии, которые сейчас находились перед его армиями - 9-й общевойсковой, 1-й и 4-й танковыми и 1-й венгерской, а также перед армиями фельдмаршала Буша на почти 500-километровой полосе фронта, - не были пока в состоянии продолжать серьезное наступление. И если он говорил Кейтелю, что "советские войска залечивают раны, собирают силы, подтягивают тыловые части", то имел основания для такой оценки. Слова же Гитлера о новых видах оружия и пополнении потрепанных в боях передовых войск укрепили его в убеждении в том, что необходимо стоять на месте и ждать… Какая цена будет заплачена в этом случае, никого не интересовало.
* * *
Первые золотистые лучи солнца появились над восточной частью горизонта, куда продолжал лететь "кондор" под прикрытием истребителей. Ночные тени еще мелькали над землей, но здесь наверху, среди идеально чистого неба, самолеты одиноко купались в блеске встающего дня. Серп луны становился все бледнее. Летели навстречу красному шару. Модель с интересом смотрел через маленькое круглое окошко на редко наблюдаемое явление - как земля словно бы наклоняется к солнцу. Сбоку, примерно в нескольких стах метров от "кондора", плыл в воздухе истребитель, сверкающий серебристыми крыльями. Модель улыбнулся, увидев черный крест на металлическом корпусе. Он был спокоен: такой же летит с правой стороны, а третий - сверху. В узких креслах спали офицеры из штаба 9-й армии. Фельдмаршал Модель решил тоже немного вздремнуть и задернул занавеску иллюминатора.
Самолеты летели над Польшей.
* * *
…Шли. Над ними мигали звезды, и месяц плыл по бескрайнему небу. Шли ночами. Днем отдыхали, прячась от разведывательных самолетов врага. На заре ложились кто где мог, а засыпая, наблюдали еще за стаями диких уток, которые с криком тянулись над болотами. Глаза партизан угрюмо смотрели вверх, никто не стрелял по жирным птицам - помнили приказ командира. Знали также, что враг прислушивается, ищет их. А между тем пустые желудки давали о себе знать.
Дни стояли ясные, теплые. Казалось, сама природа хочет помочь партизанам пережить горечь поражений и потерь, залечить раны, забыть погибших товарищей. Далеко позади оставили они места последних боев: под Тужиском, Туропином, Замлыном, Чмыкосом, Штунем, Пустынной, Владимиром, Ягодзином, Соколом, Голядыном - места, через которые пробивались из шацких лесов, оставляя холмики партизанских могил…
* * *
Много этих безвестных могил бойцов за свободу Родины осталось на пути боев 27-й Волынской пехотной дивизии Армии Крайовой с момента, когда немцы, остановив наступление советских войск на Ковель, организовали мощный удар, чтобы очистить тылы…
Правда, до 2 апреля, во время боев под Любомлем, Замлыном и Чмыкосом, гитлеровцы понесли большие потери: свыше 180 убитых, много раненых, 90 пленных. Кроме того, в руки партизан попало 9 станковых, 7 ручных пулеметов, свыше 150 винтовок, много боеприпасов, более десятка транспортных машин… Однако радовались партизаны недолго.
9 апреля в боях за Пустынку гитлеровские штурмовики прикрыли действия своей пехоты, а их танки прорвались к штабу дивизии, и только благодаря помощи, оказанной 54-м и 56-м полками 13-й кавалерийской дивизии Советской Армии, партизаны восстановили положение. Не удался также удар на Владимир и Овлочин, организованный 11 апреля силами 23-го полка капитана Гарды и батальона "Тшаск" при взаимодействии с 56-м советским кавалерийским полком. Контрудар 4-го бронетанкового дивизиона СС остановил эту атаку; хуже того, немецкие войска приступили к действиям, чтобы замкнуть кольцо… В течение шести дней отряды партизанской дивизии Армии Крайовой вместе с 54-м и 56-м полками Советской Армии боролись в окружении. Тогда-то под хутором Добрый Край 18 апреля погиб подполковник Олива. Командование дивизией принял майор Жегота. После продолжавшихся несколько дней боев в ночь на 21 апреля под Ягодзином отряды вырвались из неприятельского кольца и форсированным маршем направились к шацким лесам и болотам в верхнем течении Припяти. Перед этим еще были бои за Замлын и за переход через Неретву…
Не всем удалось выйти: было 90 убитых, много раненых и пропавших без вести. Был разбит батальон поручника Ястреба и часть батальона поручника Сивого. Оставили весь обоз, много станковых пулеметов, запасные радиостанции и почти всех лошадей.
Полоса поражений продолжалась… Шацкие леса не дали уставшим польским и советским партизанам возможности укрыться и отдохнуть. Здесь же были и партизанские отряды имени Куйбышева из соединения Буйного - майора Андрея Грабчака (включавшие группу поляков), конный отряд майора Леонида Иванова и польские партизаны из бригады имени Ленина (брестская группировка) и польская рота из советского отряда имени Г. Жукова под командованием Чеслава Шеляховского. А штаб группы армий "Северная Украина" внимательно следил за ними и уже готовил партизанам новые испытания.
Фельдмаршал Модель приказал создать второй котел, чтобы завершить ликвидацию дивизии Армии Крайовой и советских партизанских отрядов. В борьбу опять вступили немецкая 211-я пехотная дивизия и 4-й танковый дивизион СС, разведывательные самолеты и штурмовики. В последующие дни к операции дополнительно подключились две дивизии из резерва группы армий.
20 мая гитлеровские войска наступали в направлении Орехова, Мельника и Гуты Ратненской. Направление удара указывало на то, что гитлеровцы хотят столкнуть польские и советские партизанские отряды в болота у Лисовского канала.
Вновь начались ожесточенные бои, особенно тяжелым было положение 27-й Волынской пехотной дивизии Армии Крайовой. Так, в 24-м полку осталось всего лишь около 44 процентов состава, в 50-м полку в двух батальонах по 50 процентов, а остальные два батальона погибли под Замлыном… Многих партизан мучила малярия, другие болели тифом. В боях дивизия потеряла уже свыше полутора тысяч человек, все тяжелое оружие, обозы, полевой госпиталь. Положение становилось трагическим. У дивизии остался единственный шанс на спасение - пробиться через фронт на советскую сторону. Майор Жегота принял такое решение 21 мая. Он доложил о нем главному командованию Армии Крайовой, но, не ожидая ответа, приказал пробиваться на север к Дывину. Местом сосредоточения назначил район Коширского Камня. Дивизия выступила, разделившись на три колонны: 33-й пехотный полк под командованием капитана Гарды, к которому присоединился конный отряд майора Иванова, колонна 50-го пехотного полка, а также штаб дивизии и тыловые подразделения.
Решение о переходе дивизии на советскую сторону не было одобрено "верхушкой". Для главного командования Армии Крайовой оно означало исключение этих отрядов не только из плана "Буря", но и вообще из рядов Армии Крайовой, поскольку в районе Гадомич находилась 1-я армия Войска Польского…
22 мая майор Жегота получил срочную радиограмму. Командующий Армией Крайовой приказывал: "Со всеми силами дивизии перейти за Буг, на Люблинщину".
Однако менять решение было уже поздно. И вот теперь польско-советская партизанская группировка капитана Гарды и майора Иванова общей численностью свыше семисот человек шла в сторону фронта, к Припяти, в район Ратны…
* * *
Уже несколько ночей подряд плелись партизаны через леса, подмокшие луга и глинистые поля, по трясине и топям. Брели, вытаскивая из болота раскисшие сапоги, размокшие башмаки или чаще всего босые ноги. Болото, заросшее скользкими, змеевидными растениями, затрудняло продвижение вперед. Водяные растения переплетались с размешанным ногами людей илом. А под водой зачастую скрывалось болото. Смерть подстерегала каждого, кто пытался сворачивать вбок, чтобы найти лучшую дорогу.
С упорством, шаг за шагом брели вперед партизаны - серые сгорбившиеся фигуры с заросшими лицами и лихорадочно пылающими, покрасневшими от недосыпания глазами.
Ночи были прекрасные. Потоки лунного света заливали окрестности, превращая листья желтых кувшинок в серебряные диски, а длинные перья тростника в блестящие султаны. Кое-где среди трясины сверкал как серебро папоротник. Часто из-под ног выскакивали вспугнутые лягушки и тут же исчезали в болотной трясине. Нечем было защититься от комаров, которые лезли за ворот, в рукава гимнастерок, попадали в глаза, уши, нос, безжалостно кусали шею и щеки.
- Эх, кровопийцы, словно фашисты, чтоб их… - сетовали и чертыхались партизаны, отмахиваясь от назойливых насекомых.
Шли, глядя под ноги, до боли всматриваясь в темноту уставшими глазами. Время от времени кто-нибудь ронял то угрожающие, то жалобные слова…
- Хоть бы этих швабов никакая зараза не минула, чтоб их черти побрали…
- Ребята! Этим болотам, пожалуй, нет конца…
- Тебе болота не нравятся? - иронично спрашивает кто-то. - Молись, дорогой, чтобы гитлеровцы нас не нашли… Эти болота тебя приютят и прикроют…
- Тише там! Заткнитесь, болтуны, - шипит кто-то сердито - очевидно, какой-то офицер.
- Ему все мешает.
- Он прав.
Где-то сбоку раздался треск автоматов. Темноту ночи разрезали трассирующие пули. Это охранение столкнулось с невидимыми постами врага.
И опять тяжелое пыхтение людей, хлюпающее болото и приглушенные голоса.
- Выслеживают и преследуют… Чтоб им сдохнуть…
- Пес! Не накликай беды.
- А мы? Бредем как волки, голодные и преследуемые…
- Не разговаривать! Хотите, чтобы нас пощупали из пушечек?
Голоса замолкли, и только продолжительное кваканье лягушек сопровождало облепленных грязью партизан. Шли в истертых, прокопченных у костров лохмотьях, за спинами висели пустые мешки и ранцы, а в них - крохи хлеба, картофеля, моркови или свеклы.
Вышли на сухую полоску земли. Замертво падали от усталости. Но командиры бдительно следили:
- Не садиться! Вперед, марш…
Над горизонтом взлетела в небо ракета. И еще одна, и еще… Ночь проясняется. Ракеты гаснут. Опять темнота.
- Вперед, вперед! - продолжают раздаваться команды по-польски.
- Вперед, друзья, скорее! - вторят голоса по-русски. Как ленивая змея, тянулась партизанская колонна.
Твердые ремни и холщевые пояса впивались в плечи, спины гнулись под тяжестью боевого снаряжения: ручных пулеметов, автоматов, сумок с боеприпасами и гранатами. Тащили разобранные станковые пулеметы. На носилках несли несколько раненых, пострадавших от налета врага, когда выходили на эти пустынные места. Все надо было нести на собственных спинах. Кони из партизанского отряда майора Иванова и разведэскадрона полка, которых не успели оставить в придорожных дворах, утонули в болоте, несколько были убиты, порублены на куски, а мясо сварено и выдано как паек на дорогу. Порции были небольшие. На третий день похода от них уже ничего не осталось.
И опять рассвет. Вверху, как всегда с утра, слышался глухой рокот. Это "рама" - фашистский разведывательный самолет.
Ряды партизан облетают приказы - останавливаться, расползаться в поисках сухой земли. Командиры рот расставляют охранение. Бдительность прежде всего. Враг может быть очень близко!
Капитан Гарда с майором Ивановым проверяют подразделения. Партизаны смертельно утомлены, запавшие глаза горят голодным блеском, пронизывает холодным ветром, но разжигать костры запрещено. Впрочем, что жечь? Все мокрое, прогнившее и зловонное. Гарда приказывает делать подстилки из ивовых прутьев и тростника и класть их слоями. Партизаны выполняют приказ и укладываются спать.
Командиры рот идут на совещание. Капитан и майор выслушивают доклады о ночном рейде, отдают распоряжения на день отдыха и следующую ночь. До цели недалеко. Офицеры расходятся по подразделениям, сбрасывают верхнюю одежду, с трудом стягивают размякшие сапоги. Гарда с Ивановым роются в картах.
- Надо поторапливаться, - беспокоится майор. - За нами может быть погоня… - Иванов отбрасывает со лба пряди слипшихся от пота волос, расстегивает выцветшую тиковую гимнастерку, ослабляет ремень, на котором висит тяжелый маузер в деревянной кобуре. - Как думаешь, Ян?
Гарда вытирает платком вспотевший лоб и шею.
- А может, гитлеровцы поджидают нас при выходе из этой ловушки, вот здесь? - Говоря это, Ян указывает на зеленое пятно на помятой и потертой штабной карте.
- Если так, то надо как можно быстрее вырваться отсюда. Пока фрицы не приготовятся, - не сдается майор.
- Но люди выбиваются из последних сил. Они будут нужнее там… - Капитан протягивает руку вперед.
Разговаривая, офицеры затягиваются дымом махорки из козьей ножки.
И так каждый день с тех пор, как они вырвались из шацких лесов. Словно забыли об усталости, натруженных ногах и недоспанных ночах. Партизаны крепко спали, а эти двое обменивались замечаниями, советовались… Во время трагического отступления и прорыва за линию фронта встретились их пути - поляка и русского.
- Хорошо, что идем вместе, - говорил Гарда, выпуская изо рта клубы дыма.
- Эх, брат! Жаль, что мы не встретились раньше. Задали бы фрицам перцу… Боевые у тебя люди, охотники за швабами. Видел я их в бою, знаешь, в феврале… Забыл название этой местности, несколько километров севернее Владимира…
- Водзинов.
- Точно. Водзинов. Мы поехали туда, когда моя разведка донесла о немецкой пехотной колонне. Я уже хотел ударить, когда твои ребята "поприветствовали" их из засады. И как! Даже кавалерия атаковала. Я едва своих удержал, у них тоже руки потянулись к саблям.
Улыбка осветила уставшее лицо Гарды. Ему была приятна похвала опытного командира партизанского кавалерийского отряда. Он знал, что майор Леонид Иванов участвовал не в одном сражении с гитлеровцами.
- Моя группировка обложила шоссе Владимир-Устилуг-Хрубешув, - объяснил Гарда. - Это, очевидно, обеспокоило немецкий гарнизон во Владимире, откуда вышла их разведка силой до роты, усиленная пулеметным взводом. И именно под Владимиром один из постов "поприветствовал" их огнем… Гитлеровцы не отступили. У меня с постом была телефонная связь. Я выслал на помощь батальон подпоручника Леха и кавалерийский эскадрон. Прямо из саней ребята бросились на немцев… Захватили телегу, полную боеприпасов, два станковых пулемета, много оружия и гранат. Немцы оставили много убитых… А спустя сутки, на рассвете, на два подразделения Леха вышли два батальона пехоты вермахта, поддержанные несколькими танками. К сожалению, это не было их последним словом, - рассказывал Гарда. - Когда эти подразделения были скованы, из района Пятыдня началась вспомогательная атака 55-го венгерского полка… Я приказал командиру конного эскадрона подпоручнику Ярославу ударить по гитлеровским тылам. Ну и что же? Атаковали, как их когда-то учили. Оставили несколько убитых, но немцы не удержали местности.
- Я видел, как они шли в атаку. Это настоящие орлы.
- Почти, - поддакнул Гарда. - У нас сабля словно срослась с ладонью.
- Вы и сейчас были сильно к ней привязаны. А между тем решающей для победы является техника.
- Это так, ты прав, Леонид. Когда в Германии в массовом количестве выпускали танки, у нас увеличивали количество кавалерийских бригад… Кавалерию называли богиней войны.
- А как к этому относилась общественность?
- Верила в ту армию, какая была, и не знала, что в случае войны противник будет укрываться за стальной броней… Геройству нашего солдата гитлеровцы противопоставили новейшую военную технику. В сентябре оказалось, что наши лошади были ничем по сравнению с механическими конями врага.
- Вы выдержали дольше, чем другие европейские народы, на которые напала Германия.
- Это небольшое утешение. И поэтому нас волнует вопрос, как могла страна дойти до столь трагического финала. Что из того, что наши войска решительно сражались? Пехота и кони не могли справиться с танками и самолетами. А может, не было соответствующих стратегических планов?
Майор Иванов внимательно всматривался в усталое лицо своего собеседника. Гарда, сказав несколько слов горькой правды, понуро рассматривал свои промокшие сапоги. Наступило молчание. Прервал его Иванов:
- Стратегические планы! Когда-нибудь мы узнаем обо всем подробно. Мне кажется, Ян, что они существовали, но ориентированы были на другое направление… восточное!
- Вполне возможно. - Гарда махнул рукой. - Я думаю, наше правительство не донимало политических целей Гитлера. Вера в мощь наших войск не позволяла ему трезво оценивать реальную ситуацию.