Дэви стоило только вспомнить о Вики, чтобы понять, какие чувства взволновали Кена, когда он услышал нежный смех Марго; но ему было ничуть не жаль Кена – сейчас он его ненавидел. И, должно быть, ненавидит уже давно, все эти трудные месяцы. Дэви опустил глаза, но даже если б он совсем зажмурился, ему не удалось бы скрыть от себя эту мучительную правду.
Вошла Марго; щеки её разгорелись, глаза блестели.
– Ну что ж, теперь всё в порядке? – с угрюмой насмешкой спросил Кен.
– Всё прекрасно. Я больше там не работаю.
– Что ты выдумываешь? Стала бы ты так ворковать, если б ушла от него!
– И всё-таки я ушла.
– Но почему? – К злости его примешивалось удивление.
– Почему? – Марго замялась, потом вдруг вспыхнула. – Неужели так трудно понять, что я не желаю брать деньги у человека, с которым предпочитаю чувствовать себя свободно и поступать, как мне нравится?.. Ну ладно, садитесь и давайте ужинать.
– Я его готовил, этот ужин, а есть не обязан! – в запальчивости выкрикнул Кен уже явную бессмыслицу. – Деньги? Всю жизнь твоим единственным стремлением были только деньги. В детстве ты играла в богатство, как другие девочки играют в куклы.
– Кен, прекрати! – Казалось, Марго вот-вот расплачется.
– И не уверяй, будто ты это делаешь ради нас, – продолжал Кен. – Ты нас стыдишься. Каждую свою девушку я приводил сюда знакомить с тобой, и Дэви тоже. А ты хоть раз привела его к нам или нас к нему? И всё из-за его паршивых денег! Ну ладно, раз так – я докажу, что мы в его деньгах не нуждаемся. Через два года мы будем по уши в деньгах, как и он. К черту всякие приличия! И к черту сантименты! Мы выставим Карла в один момент, он и опомниться не успеет. Мы используем Брока, а потом и его турнем ко всем чертям. Не бойся, тебе не придется нас стыдиться. Мы дадим тебе то единственное, что ты способна любить, чему ты можешь предаться душой и телом…
Дэви, почти не помня себя, выскочил из-за стола и схватил Кена за ворот.
– А ну, перестань! – крикнул он. – Это же твоя родная сестра, о которой ты обязан заботиться! ещё слово – и ты получишь в зубы.
Кен растерянно замолчал, ошеломленный неожиданной яростью Дэви, который в эту минуту не только заступался за Марго, но и готов был убить его за Вики.
Тяжело дыша, Кен высвободился из рук Дэви и сел на место. Его охватил такой стыд, что он не мог поднять глаз. Набив полный рот котлетой, он жевал медленно, как ребенок, еле сдерживающий слезы. Через секунду он схватил свою тарелку и сорвался с места.
– Котлеты совсем остыли, будь они прокляты, – сказал Кен, повернувшись спиной к Марго и Дэви. – Кто хочет горячих – могу заодно подогреть.
Никто не ответил. Кен стоял у плиты и молча плакал над шипящими на сковородке рыбными котлетами.
Контора адвоката Стюарта помещалась в одном из закоулков Дома администрации штата. Это была маленькая, тесная клетушка, для которой два просторных окна, выходящих на площадь, служили спасением, – иначе стены давно разлетелись бы на куски под напором сгущенной атмосферы гнева и обид. Из местного Капитолия, находившегося по другую сторону площади, сюда забегали политики потолковать о том, по чьей указке Джон сегодня выступил так, а не иначе, или о том, что, хотя старый Чарли – симпатяга и, безусловно, стоящий парень, всё же на его место в округ необходимо посадить этого паяца на веревочке.
Здесь член приходского управления церкви святого Варравы, человек средних лет, поносил последними словами своего покойного отца, оставившего наследство младшему сыну, прижитому от потаскушки, с которой он обвенчался на склоне лет; здесь некий делец выбивался из сил, стараясь вдолбить вдове своего компаньона, что она не имеет никаких прав на долю своего мужа в фирме, но что он, пожалуй, мог бы уделить ей на бедность пятьсот долларов. "Пожизненно?" – сердито спрашивала вдова. Стюарт, сын фермера, много лет живший на диете злобных страстей, превратился из юного чернявого клерка в черствого седовласого мужчину. Только слабые отражения происходивших здесь драм фиксировались на бумаге и складывались в картотеки как напоминание о том, что все люди способны на добрые чувства, но с возрастом меняются и зачастую смешивают с грязью тех, с кем когда-то были заодно. Это была диета, рассчитанная на то, чтобы сделать человека усталым, бесстрастным и осторожным, научить его убийственной рассудительности, свойственной тем, кого уже ничто не берет за душу.
Дэви понял всё это по спокойным замечаниям Стюарта и по тому, как он терпеливо пожимал плечами, пока Кен и Бэннермен орали в его конторе, ожесточенно нападали друг на Друга.
– …и притом самый подлый тип паразита! – кричал Кен. – Во всем этом вы видите только возможность обжулить людей, приманку для тех, кого вы называете простаками. Черта с два мы вам позволим! Вам никогда не понять, что значит эта работа для нас с Дэви. Вы рассчитываете на то, что мы не в силах бросить её, даже если захотим, и вы получите всё даром…
– Хорошенькое "даром" – три с половиной тысячи! – завопил Бэннермен.
– Если вы не дадите пяти тысяч, как вы гарантировали, значит, даром, – отрезал Кен. – Мы вам сразу назвали эту сумму и можем повторить это двадцать раз. А вы нас время от времени только похлопываете по спине. И вам ли плакать о трех с половиной тысячах? Вы уже нажили на нас чистых пять тысяч.
– Подождите, сынок, – вмешался Стюарт, раскачиваясь в вертящемся кресле, так что спинка его коснулась выцветшей карты штата, висевшей на стене позади стола. Тыча указательным пальцем в Кена, Стюарт по привычке заговорил тем грубовато жестким тоном, который появлялся у него, когда он устраивал своим клиентам так называемые "перекрестные допросы": – Контракт в нашем государстве…
– Бросьте! – оборвал его Кен. – Я вам не "сынок" и ждать не намерен. Наши права нам известны. Через два года вы до нас рукой не достанете. Наше дело верное. Приберегите ваши речи для всяких Бустеров, Ротэри и прочих торговцев липой. Вот сейчас, здесь, в этой комнате, мы говорим о фактах, а факты заключаются в том, что наш контракт яйца выеденного не стоит, он юридически недействителен. – Кен крупными шагами подошел к двери и распахнул её настежь. – Хотите подавать на нас в суд – подавайте, черт с вами! Пошли, Дэви.
Дэви даже не шевельнулся.
– Я не собираюсь уходить, Кен, – спокойно ответил он. – ещё не всё сказано.
– Ну так сам и говори, – заявил Кен. – Я выложил всё, что думаю по этому поводу, и буду стоять на своем.
Дверь за ним захлопнулась, и Дэви, оставшись один, лицом к лицу с двумя разозленными людьми, гораздо старше и опытнее, чем он, вдруг оробел. Он не решался прервать затянувшуюся паузу. Ему было страшно.
– У вас не найдется сигареты. Карл? – наконец спросил он, похлопав себя по карманам. Бэннермен бросил ему пачку сигарет, но от прежней любезности маленького толстяка уже не осталось и следа. Это был человек, защищающий свои кровные интересы: он считал, что его надули, и твердо решил не отступать ни на шаг. Пять тысяч долларов прибыли – это ведь далеко не миллион.
– Кто вы такие, черт вас возьми, чтобы посылать мне подобные письма?! – накинулся он на Кена и Дэви, едва они успели переступить порог конторы Стюарта. Кто бы мог подумать, что в этом грубом, резком голосе некогда звучала отеческая гордость, как в тот день, когда братья выступили перед комиссией с докладом, или щедрая покровительственность, как в тот вечер, когда они праздновали это событие. – Ей-богу, одного этого письма достаточно, чтобы я всю жизнь преследовал вас судебным порядком за клевету! Имейте в виду, я буду охранять свои вполне законные деловые интересы. Я был вам другом, черт возьми! Но раз вы написали такое письмо, раз вы грозитесь порвать со мной, если я не вышлю остальные деньги обратной почтой, то вы, молодые люди, потеряли во мне друга! Я вам скажу напрямик, как я это понимаю. Судя по всему, вы добились того, что ваша штуковина, дьявол её знает, как она там называется, наконец заработала. И только благодаря моим деньгам! А теперь вы хотите отделаться от меня, чтобы не делиться барышом. Только, видите ли, это старый прием, меня вы на этом не поймаете! Контракт правильный, не так ли, господин адвокат? Ладно. Вот я с него и не сдвинусь! – Бэннермен заерзал на стуле. – П-ф! А я-то говорил – кристально честные, благороднейшие, стопроцентные ребята! Жулики паршивые, вот вы кто!
– Минутку, Карл, – предостерегающе сказал Стюарт.
– Ещё чего! – Бэннермен обернулся к Кену. – Что вы можете сказать в свое оправдание, речистый Мэллори? Эй вы, блондинчик! Я вам говорю, вам, университетский вундеркинд, король электронов, что вы на это скажете?
Кен в ответ разразился не менее злобной речью, а теперь, когда он ушел, Бэннермен молча ерзал на стуле, устремив на Дэви уничтожающий взгляд. Кен, громко хлопнув дверью, как бы окончательно отрезал все пути к отступлению. Дэви безмолвно курил и выжидал, пока сердце его перестанет стучать так сильно, а ярость Бэннермена постепенно утихнет. Стюарт наблюдал за ними, положив подбородок на переплетенные пальцы. Наконец Дэви потушил сигарету.
– Мне очень жаль, – медленно сказал он. – В самом деле, очень жаль. Пожалуй, вся вина лежит на мне, потому что я затеял это, и я очень огорчен…
Бэннермен, попавшись на удочку, нетерпеливо перебил:
– Можете не огорчаться…
– Я огорчен тем, что вы такой безмозглый негодяй! – докончил Дэви. – Вы умудрились до того исковеркать всё дело, что впору растрогаться, глядя на вас! Кен неправ. Но если уж он неправ, то для ваших поступков и слова не подберешь. Вы же своими собственными руками перерезали себе горло. Карл! Слушайте, мистер Стюарт, я не могу поручиться, что предложения, которые я собираюсь внести, будут приемлемы для моего брата. Ну, а этот субъект так взволнован, что ничего уразуметь не сможет. Скажите ему, пусть погуляет по площади, а мы с вами тем временем постараемся найти общий язык.
Стюарт неодобрительно поджал губы.
– Мой клиент имеет все основания волноваться, когда его деловым интересам грозит опасность.
– Да ничего им не грозит, – нетерпеливо возразил Дэви. – И я докажу вам, почему. Мы можем уладить дело в десять минут.
– Я готов вас выслушать, но и только, – продолжал Стюарт. – Мы с вами можем побеседовать, но ограничимся тем, что обсудим положение, так сказать, пообточим свои мысли. Договорились? Вы не возражаете. Карл?
Бэннермен ушел. Дверь опять захлопнулась со стуком, только на этот раз атмосфера несколько разрядилась. Стюарт смотрел на Дэви с добродушной хитрецой. Должно быть, через руки адвоката прошло так много подобных дел, подумал Дэви, что всё это кажется ему совсем обыденным. Всё же Дэви заговорил горячо и убежденно.
– Судя по тому, что вы мне говорили в прошлом году, – сказал он, – этот контракт ни черта не стоит, пока не будет получен патент.
– О, что вы, я уверен, что не мог позволить себе таких выражений. – Стюарт держался благожелательно и вместе с тем настороженно.
– Но, конечно, подразумевали именно это. Партнерами можно быть лишь в том случае, если речь идет о чём-то материальном – о реальной собственности. Идея – не собственность. Идея, ставшая реальностью в форме патента, – это уже собственность.
– Ну-с… – неторопливо произнес Стюарт, не выражая ни согласия, ни одобрения.
– Ладно, идем дальше. Участие Карла в этой сделке заключалось в том, что он должен был обеспечить нас деньгами, чтобы превратить нашу идею в реальность. Ни один из нас до сих пор не выполнил своего обязательства: Карл не обеспечил нас обещанной суммой и мы до сих пор не превратили нашу идею в реальность.
Стюарт задумался.
– Но почему же вы сваливаете всю вину на Карла?
– Потому что нам необходимы деньги, чтобы выполнить наше обязательство. А он лишает нас этой возможности.
– Вы уже советовались с юристом?
– Кроме вас, ни с кем.
Стюарт откинулся на спинку скрипучего вертящегося кресла.
– Откуда мы знаем, что вы ещё не превратили вашу идею в реальность? Мы не имеем возможности пойти в мастерскую и проверить, ибо в вашей воле показать нам то, что вы найдете нужным.
– Это верно, – согласился Дэви. – Мы, как специалисты, сами должны решать, когда нам следует обращаться за патентом. Если мы обратимся прежде, чем разработаем правильные схемы и чертежи, то нам откажут, так как изобретение будет практически неприменимым. А мы только раскроем наш замысел всем, кто этим заинтересуется. Но я хочу знать вот что: какие у вас основания обвинять нас в задержке? Ведь вы же не выплатили нам сумму, необходимую для того, чтобы добиться определенных результатов. Вам не за что зацепиться.
– Я не говорю, что вы правы, и не говорю, что вы не правы. Я только слушаю, прошу вас помнить это. Ну, так к чему же вы клоните?
– Я не согласен с Кеном, что Карла следует выставить вон. Кен очень расстроен, и я его вполне понимаю. Из принципиальных соображений я хочу, чтобы Карл остался участником в этом деле соответственно с той суммой, которую он вложил.
– Сколько он вложил?
Дэви пристально поглядел на Стюарта.
– Пока что он вложил три с половиной тысячи долларов, и ради пущей ясности я готов забыть пять тысяч долларов прибыли. Вероятно, нам понадобится в десять-пятнадцать раз больше, чтобы довести работу до конца. Я вам скажу, что я намерен делать. Если наше дело окупится, я готов согласиться на то, чтобы Карл получил тысячу процентов прибыли, то есть двадцать пять тысяч долларов.
Стюарт взглянул на него с любопытством.
– Первые же двадцать пять тысяч, которые вы получите?
– Э, нет. Мы будем выплачивать ему десять процентов с каждой полученной нами суммы, пока не выплатим все двадцать пять тысяч. Чем меньше мы получим, тем меньше достанется ему; но мы имеем право в любое время приобрести его долю за двадцать пять тысяч долларов.
– Дэви, сколько денег у вас в кармане вот сейчас, сию минуту?
Дэви покраснел.
– А что?
– Да так просто. Ну, скажите, сколько?
– Доллар и семьдесят два цента. – Дэви поглядел на монетки. – Семьдесят три.
Стюарт захохотал.
– Я чуть было не попался: вы так небрежно говорили о двадцати пяти тысячах. Знаете, мальчик, вы действовали точно прожженный деляга. Вы позвякивали этими тысячами, как приманкой, а на деле предлагаете Карлу урезать его долю с пятидесяти процентов до десяти. Даже меньше того, раз вы устанавливаете предел в двадцать пять тысяч.
– Это лучше, чем другое решение вопроса.
– Давайте, я слушаю вас.
– Другое решение заключается в том, что Карл не получает ничего. Ни гроша. Сейчас объясню, почему. В нашем договоре говорится о некоем изобретении, основанном на принципах, о которых мы докладывали комиссии в июне месяце. Ладно. Мы с Кеном можем переключиться на работу над другим изобретением, основанным на других принципах. Это вполне возможно, сами понимаете. Не в одном только месте можно перебросить мостик через реку, и не один только тип моста существует на свете. Мы найдем новую систему и всё-таки будем гарантированы от всякой конкуренции, даже если кто-то изобретет нашу нынешнюю систему, потому что она уже зарегистрирована и, следовательно, наш приоритет обеспечен. Вот вам простой факт, мистер Стюарт. Это изобретение значит для нас гораздо больше, чем деньги. Не знаю, как объяснить, но только дороже всего для нас сама работа, и она всегда будет нам дороже, до тех пор, пока мы не добьемся успеха. Но это не только чисто научная проблема. Тут замешан и денежный вопрос, поэтому нам приходится говорить о деньгах. А теперь вы можете выбрать любое из двух решений. Третьего не существует. Постарайтесь растолковать это Карлу.
Дэви вышел на Кэпитол-сквер. И здесь чувствовалась весна: апрель был на исходе. Дэви медленно брел по пустынному тротуару, гадая про себя, куда пошел Кен. Он мог зайти в книжную лавку, чтобы излить остатки своего гнева и вызвать сочувствие в Вики, но это вряд ли. И уж наверняка он не пошел к Марго. Со времени последней ссоры Кен всячески избегал сестру, как будто сознавая, что после той безобразной сцены нечего и надеяться на прощение. В последние недели Кен держался неприступно. Он замкнулся в себе вместе со своей тайной печалью, и ему казалось, будто он и этот черный призрак сидят в заточении, тоскливо созерцая друг друга и недоумевая, кто из них узник и кто – тюремщик.
Вопреки установленному закону, в переговорах со Стюартом главная роль выпала на долю Дэви. Сейчас он решил и дальше действовать по возможности самостоятельно. Он свернул с площади и быстро пошел по Стейт-стрит к банку. Здесь тоже в мягком воздухе веяло весной.
Письменный стол Брока помещался посреди обширного пустого зала. Границы кабинета отмечал широкий четырехугольник зеленого ковра. Когда Дэви вошел, у стола, склонясь к Броку, стояла секретарша с какими-то бумагами, но Брок, заметив Дэви, сделал ему знак подойти. Указав на стул возле стола, Брок снова принялся быстро проглядывать лежавшие перед ним бумаги, одну за другой передавая их секретарше и бросая краткое "да" или "нет" или называя какую-нибудь цифру. Наскоро переговорив с секретаршей, банкир повернулся к Дэви, и в его глазах блеснули смешливые искорки.
– Ну, сынок, – протянул он, имитируя популярного комика, – что слышно насчет вдовы?
Дэви слабо улыбнулся.
– Она ещё не вдова, мистер Брок, но уже бегает по городу, запасаясь траурной одеждой.
Брок громко расхохотался. На нем был темно-серый костюм с белым кантом на жилете и черные лакированные штиблеты на шнурках, с серым замшевым верхом. Брок откинулся назад, скрестив ноги, и на его щиколотках Дэви увидел складки длинных, заправленных в шелковые носки теплых кальсон.
– Направьте эту даму ко мне, – с лукавой галантностью сказал Брок, – здесь она может приобрести всё самое лучшее. Между прочим, её здесь ждет брачный контракт на пятьдесят тысяч долларов.
– Что?.
– О, сумма, как раз подходящая. Я просматривал ваши счета вместе с Чарли Стюартом; при темпах, какими вы тратите деньги, вам понадобится никак не меньше, а работа займет ещё годика два. Вам не обойтись без поверенного для получения патента и без двух помощников, словом, это будет настоящее первоклассное предприятие, основанное на деловых принципах. Поймите, мальчик, вы вступаете в борьбу с великанами, которые засели там, на востоке страны. Библейский Давид ещё мог идти на Голиафа с пращой, но сейчас у нас тысяча девятьсот двадцать шестой год от рождества Христова, и перед нынешними великанами Голиаф – просто креветка.
– Вы говорите, вы обсуждали это с мистером Стюартом? – помедлив, спросил Дэви.
– Он будет представителем компании, поскольку многие проблемы ему уже знакомы. Чарли – мой старый Друг, понимаете. Откровенно говоря, – понизив голос, добавил Брок, – он уже читал мне завещание покойного супруга. Чарли представлял интересы Бэннермена, но в конце концов не обязан же адвокат добывать деньги клиенту, если тот обанкротился.
– В таком случае, почему вы не перекупите пай прямо у Бэннермена? – поинтересовался Дэви.
– Брок пожал плечами.