- Вы что, командир, ездили по плохой дороге?..
Еще раз забегая вперед, следует признаться, что я постоянно тренировался в стрельбе из пушки и НАР, и постепенно - к осени 86-го, достиг неплохих результатов. Из пушки одним снарядом мог попасть и разнести на куски трехметровый валун с расстояния до двух километров. А неуправляемыми снарядами в небольшую площадную цель попадал с дистанции три-четыре километра, что в два раза превышало максимальную прицельную дальность стрельбы из этого оружия.
Не пройдет и шести месяцев, как эти навыки спасут жизнь мне и моему штурману Валерке…
* * *
Ранним октябрьским утром нагоняю у КП командира ведомого экипажа Грязнова и, легонько шлепаю ладонью по плечу. Тот оборачивается, пытается изобразить улыбку.
- Вот и сбылась твоя мечта, Андрюха! - нарочито включаю таинственный пафос.
- Какая именно? - сонно бубнит он. - У меня их семь.
- Почему семь?
- Долго объяснять. Так какая сбылась-то?
- Думаю, главная - твоя мечта о профилактории!
Грязнов с трудом глотает вставший поперек горла ком:
- Шутишь?
- С чего бы!? Прохоров сейчас сказал.
- Что сказал?
- Андрюха, ты глаза продрал или сон про седьмую мечту досматриваешь?!
Друг не нашелся, что ответить и растерянно хлопает ресницами. Приходиться "разжевывать" - медленно и с расстановкой пояснить:
- Нашу пару отправляют на отдых в Союз. На две недели. Дошло?..
Согласно медицинским нормам того времени, летный состав, выполнивший определенное количество боевых вылетов, отстранялся от полетов и в добровольно-принудительном порядке отправлялся для отдыха в СССР. Наверное, мы Андреем покривили бы душой, заявив, что здоровье основательно подорвано, нервы безнадежно расшатаны, а от усталости систематически падаем в обмороки. Нет, все у нас, слава богу, было в порядке, кроме, пожалуй, одного - страсть как хотелось выспаться. А поездка на родину давала возможность не только исполнить это заветное желание, но и встретиться с родственниками, друзьями. Ну и, конечно же, просто перевести дух.
- Охренеть! - мгновенно улетучилась сонливость Грязнова.
Похоже, он совершенно забыл, как в конце сентября распинался о предельном количестве вылетов, о положенном профилактории. Или тогда мне действительно удалось убедить его в том, что на войне эти нормы не действуют.
- Пошли-пошли, - увлекаю я друга к модулям, - надо успеть собрать вещи.
- А когда вылетаем?
- Сегодня. Сейчас.
- Сейчас?! На чем?..
- Ан-12 летит в Союз.
- Вот так дела! А какой Ан-12? Тот, что привез продукты для столовой?
- А ты видел на аэродроме другой? - не удержавшись, смеюсь над его ошарашенным видом.
Через полчаса мы выходим из модулей и направляемся к транспортному самолету. А чего нам собираться? Ополоснулись от въевшейся пыли, оделись в чистенькую форму, побросали в сумки самые необходимые вещи. И весело шагаем по бетонке…
Путь предстоит неблизкий. Вылетев с аэродрома Джелалабада, Ан-12 пересекает государственную границу и берет курс на Мары…
До чего ж хорошо летать на военных самолетах!
Во-первых, интересно. Никаких тебе "пристегните ремни", "просьба оставаться на своих местах до набора заданного эшелона…" Захотел - встал, прогулялся по салону. Захотел - заглянул в кабину пилотов.
Во-вторых, быстро, бесплатно и без унизительной толкотни в очередях за билетами. Чиркнули твою фамилию в список пассажиров полетного листа, и вперед - занимай любое место.
Четыре движка натужно гудят под крыльями, за иллюминаторами величаво проплывают белоснежные облака. Согласно полетному заданию, самолет совершает промежуточные посадки в Кызыл-Арвате, Карши и, наконец, около двух часов дня приземляется на полосе военной базы Ташкента.
В столице Узбекистана группа офицеров-авиаторов рванула в гражданский аэропорт. Там мы разделяемся: половина летит в Белоруссию - в родной гарнизон, где остались семьи; остальные берут билеты в различные города Советского Союза.
Я же сажусь в пассажирский самолет, следующий рейсом до Киева…
Аэропорт Жуляны встречает отменной погодкой. Осень в этом году выдалась теплой; широкие листья каштанов только тронула легкая позолота.
До рейса на Ровно полтора часа. Я неторопливо обедаю в кафе, прогуливаюсь по тихим аллеям вдоль привокзальной площади. Душа полнится предстоящей встречей с родителями, с живущей по соседству Ириной. А еще удивляет тишина с безмятежностью, от которых я попросту отвык.
После нескольких насыщенных месяцев командировки, мирная жизнь на родине, почему-то кажется вялой, непривычной, чужой.
Нервозная веселость счастливых пассажиров. Печаль провожающих родственников. Затаенная радость встречающих. Скучающие таксисты в машинах. Подсчитывающие выручку дородные продавщицы мороженого. Молодые мамаши, умиленно поглядывающие на детвору… Все это представляется странным.
"В полутора тысячах километров отсюда идет жестокая война, и каждый день сотнями погибают люди, - не перестаю удивляться я, посматривая по сторонам. - А тут о ней будто и не знают. Или не желают знать. Странно. Неужели им до этого нет никакого дела? Но ведь там могут быть их отцы, братья, сыновья…"
* * *
Родной дом на улице Парижской коммуны, неизменно навевавший воспоминания о детстве, находился по соседству со штабом 13-й Армии. Уютное пятиэтажное здание из красного кирпича, где в основном проживал руководящий состав Армии и гражданские специалисты из различных армейских структур. Со стороны фасада в густой зелени утопала детская площадка, справа виднелось кафе военторга. А параллельно "тылу" тянулся кирпичный забор штаба Армии.
"Все по-старому. Все как прежде", - с удовольствием отмечаю я, сворачивая с улочки во двор. И в который раз ощущаю сильнейшее волнение: воздуха не хватает, точно грудь стягивают крепкие ремни; а сердце заходится в неистовом ритме.
Вечер. Двор полон ребятни, на лавочках сидят пожилые обитатели нашего дома. Знакомая старушка из последнего подъезда, опираясь на палочку, останавливается посреди тропинки; всматривается в мою фигуру подслеповатым взглядом, напрягает память…
- Здравствуйте, баба Варя, - говорю я, поравнявшись с ней. - Как ваше здоровье?
- Здравствуй, сынок, - смешно наклоняет она голову, силясь припомнить, где и когда меня видела. - По всякому бывает. Скрипим вот понемножку, гуляем, воздухом дышим…
Не узнала. Иначе бы непременно задержала и засыпала вопросами. Она любит поговорить…
А вот и мой второй подъезд.
Вхожу. И сразу узнаю до боли знакомый запах. Но бог с ним - с запахом. Скорее на свой этаж!
Влетаю по ступенькам до нужной площадки. На секунду замираю, прежде чем нажать на кнопку звонка…
И вот он долгожданный счастливый миг - за дверью слышаться торопливые шаги. И родной голос ничего не подозревающей мамы:
- Кто там?.. Подождите секундочку - сейчас открою…
Встреча с родителями как всегда очень теплая и трогательная.
Особенно суетится и волнуется мама - Берта Степановна, работавшая учительницей младших классов в ближайшей школе. Мой отец - Анатолий Иванович, занимает должность заместителя командующего 13-й Армии по авиации. Пожилой полковник старается сдержать эмоции, но даже сквозь завесу сдержанности видно, сколь велика его гордость за приехавшего на побывку сына. А также за его однокашников, несущих службу в подчиненных вертолетных частях: в Бродах, Жовтневом и Дубно.
Мама, конечно же, кидается накрывать на стол. Отец надевает лучший костюм и степенно отправляется созывать гостей: ближайших друзей и соседей. К счастью не забывает и про Ирину - симпатичную девушку с густыми светло-каштановыми волосами, жившую этажом ниже. Ее отец - полковник Хромых Виталий Васильевич был назначен заместителем главного военного советника начальника войск связи Вооруженных сил Афганистана. Супруга, разумеется, оправилась с ним в Кабул. А поступившая в ВУЗ дочь осталась в Союзе.
Ирине только что исполнилось восемнадцать.
Мне давно нравится эта независимая, самостоятельная и очень красивая девушка. Мы неизменно встречаемся во время моих отпусков, однако отношения развиваются медленно и осторожно из-за боязни случайно разрушить хрупкую, незримую связь. Иногда я вижу и отчетливо понимаю: она с неимоверным трудом вуалирует радость от редких свиданий. Тянусь и я к ней: всякий раз попадая в родной город, с невероятным волнением представляю скорую встречу.
Вот и в этот короткий отпуск я чуть не каждый день забегаю к Ирине в гости, приглашаю в кино или на прогулки по осеннему городу…
- Скажи, Костя… - подбирает девушка красный кленовый лист; задумавшись, долго его рассматривает. Потом тихо шепчет: - Скажи, там, в Афганистане, очень опасно?
Мы стоим посреди городского парка, на пустынной аллее, сплошь усыпанной опавшей листвой. До конца моего отпуска остаются считанные дни, скорое расставание неизбежно…
- Сюда долетают самые жуткие новости, - осторожно обнимаю ее за плечи. И вижу, что вопрос - не праздное человеческое любопытство, не дружеское сопереживание. В нем нечто большее. Ирина бледна и взволнована; пухлые губки подрагивают. Кажется, она готова расплакаться. Успокаиваю: - На самом же деле все гораздо проще. Обычная служба…
Не знаю, верит ли моим спокойным и даже немного беспечным фразам. Но ее обескураженный вид взволновал меня не меньше. И я решаюсь. Решаюсь признаться в своих чувствах.
Замерев и позабыв о желто-красной кленовой "ладони", она слушает…
Вдруг замечаю в ее влажных глазах счастливые искорки. Ира отвечает на мой робкий поцелуй и шепчет слова любви…
Боже! Я на седьмом небе! Мое чувство взаимно!..
Отпуск пролетает мгновенно, - я даже не успеваю опомниться.
В обратный путь собираюсь с тяжелым сердцем.
Во-первых, мама очень переживает из-за моего пребывания в Афганистане. За минувший год она поседела и сильно сдала. В 13-ой Армии отлично знают о боевых потерях наших войск, знает о них и она.
Во-вторых, теперь в Ровно остается моя любовь. За день до отъезда я отважился и на другой экспромт, сказав себе: "Штурмовать, так до полной победы!" И предложил Ирине стать моей женой. Она согласилась. Свадьбу решили сыграть после окончания командировки…
В аэропорт приезжаем вчетвером: мама, отец, я и моя невеста. Погода испортилась и в точности соответствует нашему дурному настроению: моросит мелкий дождь, холодный осенний ветер норовит сорвать с головы фуражку.
Ира передает небольшую сумку с какими-то вещами для своих родителей в Кабул. И молчит, не в силах перебороть душащие слезы.
Наступает тягостная минута прощания. Я тяжело вздыхаю, по очереди обнимаю родителей. Подхожу к девушке.
Поцеловав ее, шепчу на ушко:
- Не грусти, Ирочка. Все будет хорошо. Вот вернусь и…
А при этом думается и другое: "Если вернусь…"
И, не оборачиваясь, стремительно иду к объявленному для посадки сектору.
Через сорок минут рейсовый гражданский самолет медленно отрывается от бетонной полосы и, набирая заданный эшелон, берет курс на юго-восток.
К концу дня планирую добраться до Ташкента. К утру с любым военным "транспортником" мне надлежит прибыть в Кабул. А доложить командиру эскадрильи о возвращении из профилактория я должен в течение следующих суток.
Глава четвертая
Афганистан, район джелалабадского аэродрома
Пакистан, учебный лагерь в городке Чаман
Сентябрь 1986 г
Пора отдавать команду расчетам!
Но Гаффар не тропится.
Он ждет. Ждет и наслаждается незабываемыми минутами. Как-никак, сейчас произойдет первое использование "Стингеров" против реального противника. Об этом тоже предупреждал американец.
По рассказам молодого инструктора, ПЗРК поступил на вооружение в Германию в 1981 году, а ровно через год - в 82-ю воздушно-десантную дивизию США. Вторгаясь на Гренаду в октябре 1983 года, американцы имели "Стингеры", но ни разу их не использовали - какая уж там авиация у жителей небольшого островного государства, почти не имеющего армии?!
И вот, наконец-то, настал момент истины. Момент, в котором буквально все зависит от него - от Гаффара.
Выходец из бедной семьи сузил темные глаза, наблюдая за вертолетами…
Нервы напряжены до предела, ладони судорожно сжаты в кулаки. А в памяти, словно кадры из документального фильма мелькают эпизоды короткой и полной лишений жизни: тяжелая учеба, изнурительная работа инженером гидроэлектростанции, жена и юные сыновья; внезапный налет боевых вертолетов на душманов, обосновавшихся в кишлаке. В кишлаке, который он вскоре покинул вместе с остатками небольшого отряда; участие в войне сначала рядовым бойцом, затем полевым командиром…
Да, ныне он командир группы боевых расчетов современного ПЗРК "Стингер". Три наводчика, уложив на плечи трубы пусковых устройств, ждут именно его команды.
И он готов отомстить русским за смерть своих близких…
Три стрелка ожидали команды Гаффара. Нажать на пусковые скобы они должны были друг за другом - с небольшим интервалом, предварительно выбрав каждый свою цель.
Прицеливание и выстрел сложности не представляли. Стрелок устраивал на плече пусковую установку, состоящую из "ложа" и тубуса с ракетой. Включал в работу электронную систему и производил прицеливание с помощью обычного открытого прицела.
Ракета ПЗРК "Стингер" оснащалась инфракрасной тепловой головкой самонаведения, способной поражать низколетящие реактивные самолеты, даже если они летят точно на стреляющего. Боевая часть ракеты весьма внушительна, а электроника наведения мало восприимчива к контрмерам. Единственная возможность избежать захвата "Стингером" твоего воздушного судна - либо находиться слишком высоко для поражающих возможностей ракеты, либо отстреливать противоракетные ловушки с умопомрачительной частотой.
В данном случае с восьми приближающихся вертолетов не было отстрелено ни одной тепловой ловушки - вероятно, никто из летчиков не подозревал о засаде, устроенной вблизи аэродрома.
Три стрелка в напряжении ожидали команды Гаффара.
Когда ведущий вертолет снизился до высоты двести метров, он крикнул:
- Пуск!
Одна за другой из пусковых установок под дружные выкрики моджахедов "Аллах Акбар" вылетели три ракеты. Две взмыли в небо, третья, не сработав, упала всего в нескольких метрах от расчета.
Две, настигнув свои цели, взорвались. Пораженные вертолеты, задымив, резко пошли к земле.
И тотчас между номерами огневых расчетов произошла дикая потасовка - каждый, спешно перезаряжая пусковые устройства, хотел выстрелить снова. Гаффару пришлось прикрикнуть на подчиненных. Подействовало мгновенно, ибо полевой командир крайне редко выказывал эмоции и повышал голос. Гораздо чаще он пребывал в невозмутимой задумчивости…
Еще две ракеты ушли в воздух. Одна угодила в борт уже падавшего на летное поле вертолета. Другая, увы, прошла мимо - в считанных метрах от вращавшегося винта успевшей произвести посадку "вертушки".
И все-таки победа! Пять выпущенных ракет - две пораженных цели. Моджахеды торжествовали.
Переполненный восторгом оператор бегал среди своих соплеменников и пытался снимать происходящее на камеру…
- Собрать тубусы! Разбить неразорвавшуюся ракету! - отдавал четкие команды Гаффар.
В обычном бою использованный после выстрела тубус просто выбрасывался. Но американский инструктор строго-настрого наказал собрать и возвратить все тубусы на базу.
Во-первых, по соображениям безопасности - до сего дня "Стингер" оставался чрезвычайно засекреченным ПЗРК. Во-вторых, эти пустые и ненужные трубки служили доказательством того, что отправленные на операции отряды действительно произвели выстрелы, а не продали или не спрятали где-нибудь ценное вооружение. И, наконец, в-третьих, без пустых тубусов заокеанские поставщики не соглашались восполнять боеприпасы.
Люди Гаффара послушно исполнили приказы: собрали тубусы и, разбив камнями отказавшую ракету, спрятали ее в приямок, хорошенько присыпав светлой почвой.
- Отходим. Живо отходим! - торопил моджахедов командир.
И группа, не потеряв ни единого человека, быстро исчезла в направлении ближайшего селения, окрестности которого были испещрены темными дырами кяризов.
Незамедлительной реакции на операцию группы близ джелалабадского аэродрома со стороны русских не последовало. То ли действия Гаффара были тактически безупречны, то ли спас оперативный отход с позиции с последующим исчезновением в запутанных подземельях.
Лишь через полчаса моджахеды услышали гул разрывов реактивных снарядов советских систем залпового огня. Но было поздно - последний воин Аллаха проворно исчез в вертикальной норе.
В душной прохладе глубоких колодцев Гаффар планировал отсидеться до наступления темноты, а за ночь намеревался преодолеть около сорока километров в сторону ближайшего участка границы с Пакистаном. В Пакистане его группу ждали представители службы безопасности, и кто-то из американских советников.
Сердце в груди полевого командира еще долго отбивало бешеный ритм. И вовсе не от быстрого бега, и не от сумасшедшего спуска по узлам уходившей во мрак веревки. А от осознания успешно выполненной операции: всего лишь час назад его группа впервые за историю последней войны в Афганистане уничтожила новейшим ПЗРК "Стингер" два русских вертолета…