К тому моменту, когда они туда добрались, началось общее отступление. Нападение на казарму закончилось провалом, и калабасарцы, так и не вступив в контакт с Фиделем, покинули район Монкады.
"Додж", в котором сидело девять человек, начал кружить по городу, в котором никто из них раньше не бывал. Долго так продолжаться не могло: подозрительную машину задержали бы рано или поздно. Решили разбиться на небольшие группы. Триго, Флорентино, Эрнесто Гонсалес и еще несколько человек вышли и продолжили путь пешком. Перед ними стояла нелегкая задача - выбраться из города, где на каждом шагу их подстерегала смертельная опасность. Кинтела вместе с оставшимися в машине подпольщиками должен был прорваться через армейские кордоны, расставленные на всех выездах из Сантьяго.
Триго и его товарищи пустились бродить по пустынным улицам города. На Флорентино была военная форма, другие переоделись в гражданское платье прежде, чем выйти из машины. Чтобы не привлекать внимание, группа разделилась: Флорентино пошел в одну сторону, Триго и остальные подпольщики - в другую. Неизвестно, сколько времени они бы еще бродили, если бы на их счастье мимо не проезжал междугородный автобус Сантьяго - Гавана. Триго поднял руку, и водитель затормозил рядом с ними. Внутри, кроме водителя и кондуктора, сидело трое пассажиров.
- Куда едете? - спросил Триго.
Кондуктор подошел к окну и внимательно оглядел стоявших на обочине людей.
- В Гавану.
Калабасарцы торопливо вскочили в открывшуюся дверь, и автобус тронулся. Триго достал из кармана деньги, переданные ему братом при расставании, - вот когда они пригодились - и заплатил за проезд всей группы.
Подпольщики расселись по разным местам; Триго устроился у окна и устало закрыл глаза, однако тут же открыл их, услышав над ухом голос кондуктора, который тихо, но настойчиво сказал:
- Приведите себя в порядок и волосы причешите.
Триго молча повиновался. Через некоторое время кондуктор снова подошел к нему и сунул в руки какой-то пакет.
- Слушайте меня внимательно, - произнес он еле слышно, - наш автобус отошел от станции в пять пятнадцать утра, потом мы услышали выстрелы и вернулись обратно. Было шесть тридцать, когда мы выехали снова. В случае чего вы скажете, что сели в автобус на конечной станции в пять пятнадцать и там же купили этот хлеб.
Триго взглянул на кондуктора и, ничего не ответив, взял пакет с хлебом. Какое-то мгновение он колебался, не зная, как поступить: то ли поблагодарить этого человека, то ли остановить поскорее автобус и выскочить на шоссе. Будь что будет, решил он в конце концов и снова закрыл глаза.
У поселка Эль-Кобре автобус остановился, и к нему подошел необычно одетый человек - в брюках от военной формы и рубашке каких-то невообразимых цветов. Вид у него был совершенно измученный.
- Куда идет этот автобус? - спросил он кондуктора.
- В Гавану.
- А куда я смогу доехать за четыре песо?
- До Баямо.
- Ладно.
Человек в пестрой рубашке поднялся в автобус и сел сзади. Это был Хенеросо Льянес. Из калабасарцев только Эрнесто Гонсалес знал его. Он подошел к Триго и сказал:
- Нужно купить ему билет до Гаваны. Если он выйдет в Баямо, ему крышка.
Триго подозвал кондуктора. Тот молча взял деньги и понимающе кивнул.
На въезде в Баямо шоссе было перекрыто. Автобус остановился, и к нему приблизился солдат с винтовкой. Мрачно глядя на кондуктора, он потребовал у него информацию об автобусе. Кондуктор спокойно ответил, что они отправились от станции в пять пятнадцать, но, услышав выстрелы, вернулись и в шесть тридцать отъехали снова.
- А эти? - Солдат описал стволом винтовки полукруг в сторону пассажиров.
- Все они сели в автобус на конечной станции в пять пятнадцать, - невозмутимо ответил кондуктор.
В Гаване Триго вышел на Агуа-Дульсе, его товарищи поехали дальше. Закрывая дверь, кондуктор сделал прощальный жест рукой и негромко сказал:
- Счастливо.
Триго проводил благодарным взглядом его фигуру, удалившуюся в глубь салона, и вскочил в подошедший маршрутный автобус. На нем он добрался до Виборы, где пересел на другой автобус до Калабасара.
* * *
"В десять утра, - продолжает вспоминать Мельба, - они нашли нас в детской палате, схватили и отправили на машине в казарму. Там нас заперли в большой комнате. Это был, наверное, офицерский клуб - помню, там еще стояло несколько биллиардных столов. Здесь мы увидели наших товарищей; многие из них лежали все в крови прямо на полу, вымощенном каменными плитками. Их выводили по четыре человека, пытали и притаскивали в бессознательном состоянии обратно, потом уводили следующих…"
* * *
Вечером 27 июля Роландо Сантана, живший в доме 403 между улицами 0 и 25, спустился в вестибюль, где встретился с пареньком, работавшим в доме уборщиком.
- Кто бы мог подумать, доктор, - обратился он к Сантане, с серьезным видом глядя ему в глаза.
- А что такое? - не понял Сантана.
- Представляете, оказывается штурм Монкады возглавлял тот высокий человек с сигарой, он еще всегда носил под мышкой книги. Помню, он всякий раз спрашивал у меня разрешения пройти, когда я убирал.
- Это кто же?
- Ну тот самый, который часто навещал жильца на шестом этаже, серьезного такого молодого человека в очках.
- Погоди, неужели тот, который бывал у Абеля?
- Он самый и есть.
Подошел сосед с развернутой газетой в руках.
- Удивительно, какое самопожертвование! - воскликнул он, обращаясь к обоим. Сантана никак не мог оправиться от удивления: он никогда не замечал, чтобы в квартире 603 происходило что-либо необычное. Он медленно вышел на улицу, задумчиво повторяя: "Такой серьезный молодой человек, сразу видно, настоящий мужчина".
* * *
"Снова раздалась пулеметная очередь. Я бросилась к окну, следом за мной подбежала Мельба. Я почувствовала ее руки, сжимавшие меня за плечи. Какой-то человек подошел ко мне и сказал: "Твоего брата убили". Руки Мельбы сжали меня еще сильнее. В ушах продолжал стоять грохот выстрелов. Каким-то чужим голосом я спросила: "Убили Абеля?" Человек не ответил. Руки Мельбы крепко держали меня. "Который час?" - "Девять", - ответила Мельба".
* * *
"Абель сказал нам в больнице, что умрет, но это его не пугает. Самое важное, - добавил он, - чтобы не умерло то дело, которое мы начали".
3
При раздаче оружия Хенеросо достался дробовик. Хенеросо был доволен - он хорошо владел им, постоянно стрелял из него на тренировках да и раньше частенько ходил с ним на охоту. Он неизменно предпочитал его другим, более совершенным видам оружия, таким как, например, самозарядные винтовки "М-1" и "Спрингфилд". "Кому-то сегодня крепко не поздоровится", - подумал он, крепко сжимая дробовик в машине, увозившей его с фермы "Сибоней" в сторону Монкады. Позже, когда стало ясно, что захватить врасплох гарнизон казармы не удастся, Хенеросо укрылся за невысокой каменной стеной, приготовившись вести огонь по выбегавшим из крепости солдатам. Прямо на него выскочил разъяренный солдат с винтовкой наперевес. Хенеросо неторопливо вскинул дробовик и в тот момент, когда солдат в него прицелился, нажал спусковой крючок. Грохнул выстрел, и солдат рухнул на землю как подкошенный.
Когда прозвучал приказ об отступлении, Хенеросо начал отходить в сторону городских улиц. Присоединиться к возвращавшимся на ферму повстанцам он не успел и теперь оказался один в незнакомом городе, да еще в солдатской форме. Он сумел выйти живым из боя, но впереди его на каждом шагу подстерегала опасность. Сейчас нужно было подумать о том, как избавиться от военной формы. Его одежда осталась на ферме "Сибоней", однако дорогу туда он не знал. Помочь вернуться могли только его товарищи, но чтобы разыскать кого-нибудь из них, пришлось бы пойти назад к Монкаде. Хенеросо замедлил шаг, не зная, куда идти и что делать. Правой рукой он продолжал бессознательно сжимать дробовик. В конце улицы он заметил небольшой гараж, где копались с машиной двое людей - высокий тучный мулат и худенький парнишка. Хенеросо подошел к ним и с крестьянской прямотой попросил рубашку. Те двое удивленно переглянулись.
- Даже не знаю, как тебе помочь, - сказал паренек, - рубашка моего приятеля тебе будет слишком велика, а моя на тебя не налезет.
Огорченно вздохнув, Хенеросо собрался идти дальше, но парнишка удержал его;
- Погоди, на вот, бери, - протянул он ему рубашку, всю разрисованную яркими цветочками. Хенеросо поспешно скинул солдатскую гимнастерку и натянул рубашку. Она оказалась ему настолько тесной, что ее с трудом удалось застегнуть на две верхние пуговицы. Он подумал, что этим людям можно доверять и решился обратиться к ним еще с одной просьбой:
- Не поможете мне выбраться на Гаванское шоссе?
- Ладно, доброшу тебя на нашем "джипе", - согласился парень.
Вскоре они были за пределами города. Высадив Хенеросо на обочине Центрального шоссе, юноша прощально махнул рукой и уехал. Хенеросо перелез через проволочную изгородь и пошел полем.
Через некоторое время он набрел на одиноко стоявшую крестьянскую хижину. Осторожно приблизившись к ней, Хенеросо увидел хозяина, пожилого крестьянина, который гостеприимно пригласил его на чашку кофе. Немного приободрившись, Хенеросо продолжил путь, держась направления вдоль шоссе. Ему было хорошо видно, как в сторону Сантьяго то и дело проезжали грузовики с солдатами. Хенеросо ускорил шаг, хотя толком не знал, куда идет. Неожиданно он услышал за спиной чье-то сопение. В нескольких метрах от него стоял огромный бык, свирепо глядя на него налившимися кровью глазами. Еще мгновение - и бык бросился на него. Хенеросо со всех ног понесся к стоявшему неподалеку дереву и с молниеносной быстротой вскарабкался на него. Разъяренный бык несколько раз обежал дерево и затем принялся бодать ствол рогами. Хенеросо уцепился за ветки и, притаившись, стал ждать, когда животное утихомирится. Прошло не менее получаса, прежде чем бык снял осаду и, сердито фыркая, удалился. Хенеросо, едва живой от напряжения и голода - уже восемнадцать часов, как он ничего не ел, - слез на землю и вышел на шоссе. Он зашагал по обочине, глубоко дыша всей грудью, чтобы прийти в себя. В воздухе не было ни малейшего ветерка, листья деревьев поникли от полуденного зноя. Сзади раздался шум. В голове Хенеросо промелькнула мысль о быке, и он инстинктивно бросился в кювет. Мимо промчался автомобиль, водитель которого, очевидно, намеревался сбить его на полной скорости. Когда Хенеросо выбрался из кювета, автомобиль уже превратился в стремительно удаляющуюся маленькую точку. Он провел языком по пересохшим губам и решил продолжить путь по тропинке на дне кювета. Прошагав несколько минут, он увидел затормозившую рядом с ним машину. В ней сидели два солдата, лейтенант и человек в гражданском.
- Куда направляешься? - спросил лейтенант.
- Да вот, в гости собрался, - ответил Хенеросо. Он был уверен, что сейчас его арестуют.
- Садись, - сказал лейтенант и распахнул дверцу. Гражданский, оказавшийся врачом, подвинулся, и Хенеросо устроился рядом. Солдаты продолжали разговаривать, не обращая на него внимания. "В Моикаде произошла перестрелка, - донеслись до него слова, - говорят, что-то серьезное". Хенеросо сидел молча. В машине стоял густой запах перегара. Солдат за рулем, державший между коленями бутылку рома, взял ее и протянул Хенеросо.
- Глотни-ка, нужно спрыснуть это дело, - произнес он заплетающимся языком.
Хенеросо так и не понял, какое дело ему предлагалось спрыснуть - карнавал или неудачное нападение на Монкаду, но отказываться не стал. Запрокинув голову, он сделал длинный глоток. Ромом обожгло горло, и почти сразу же Хенеросо почувствовал прилив сил. Глотнув еще раз, он вернул бутылку и молча откинулся на сиденье.
У въезда в Эль-Кобре солдат, угостивший его ромом, вновь обратился к нему:
- Если хочешь, оставайся с нами в казарме, - предложил он, пьяно ухмыляясь.
- Да нет, мне дальше надо.
Машина обогнула здание казармы и остановилась на выезде из поселка. Хенеросо вышел и постоял с минуту, глядя вслед удалявшейся зигзагами машине. Затем обследовал свои карманы. Четыре песо - все, что у него было. Предстояло преодолеть еще 967 километров - ровно столько оставалось до Гаваны.
4
После штурма несколько врачей, сотрудников Красного Креста, могильщиков оказались свидетелями зверской расправы, учиненной военщиной над участниками нападения на Монкаду. Ниже мы приводим показания некоторых из них:
"Меня зовут Хосе Мануэль Дьес. В то время я был радистом и в ночь на 26 июля 1953 года нес дежурство на радиостанции министерства связи. Дежурство начиналось в одиннадцать вечера и заканчивалось в семь утра. Без двадцати семь я услышал, что с улицы меня кто-то зовет. Я выглянул на балкон. "Дьес, спускайся вниз!" - крикнули мне. Я вышел на улицу, где мне сказали, что в Монкаде солдаты устроили между собой перестрелку. Следует сказать, что на меня были возложены обязанности коменданта Красного Креста и мне подчинялись все провинциальные бригады. Кроме того, в моем распоряжении находилась санитарная машина, стоявшая в гараже на первом этаже. Я сел в нее вместе со всей моей командой, и мы поехали в Монкаду. На углу казармы, там, где проходит улица Марти, нам закричали: "Красный Крест, назад!" Повсюду раздавались выстрелы. Я объехал казарму кругом и попытался проникнуть в нее с другой стороны, но безуспешно. Стрельба стояла просто невообразимая - прямо кромешный ад. Я возвратился в помещение Красного Креста, где снова получил приказ ехать к Монкаде от председателя Красного Креста Ориенте Хосе Адсуара. В конце концов мне: удалось туда попасть. Я постучался в дверь кабинета полковника Чавиано. Полковник спросил, кто я такой и что мне нужно. Комендант Дьес, сказал я, из Красного Креста. Дверь открылась, и я увидел внутри двух девушек (Мельбу и Айдее) и нескольких молодых людей, обнаженных по пояс, они сидели на полу рядом со столом. Я отдал Чавиано сверток с патронами и несколькими солдатскими формами - все это было найдено на улице неподалеку от казармы. Когда я уже собрался уходить, Чавиано сказал: "Вы поступаете в распоряжение майора Переса Чаумонта". Я спустился вниз и разыскал Чаумонта, который приказал мне ехать с санитарной машиной в составе готовящейся к отправлению колонный "Куда мы едем?" - спросил я майора. "Это военная тайна". - "Я задаю этот вопрос потому, что моя машина не. заправлена". - "Мы выезжаем в сторону фермы "Сибоней". На ферме, служившей пунктом сбора повстанцев перед нападением на Монкаду, мы никого не застали. Дом был брошен в полном беспорядке. Чаумонт немедленно распорядился допросить жившего по соседству старика испанца, звали его Нуньес. Из части солдат сформировали группу поиска и отправили ее по следам повстанцев, ушедших с фермы кратчайшей дорогой в горы. Помню, возглавлявший группу офицер сказал перед отправлением солдатам: "Думаю, вам не надо объяснять, что на нас возложена особо ответственная задача. С ранеными много возни, их нужно будет тащить и все такое… С мертвыми проще, их съедят стервятники. Надеюсь, вы меня хорошо поняли".
Затем меня вызвали в Монкаду, и на ферму я больше не возвращался. Войдя в военный госпиталь, расположенный рядом с казармой, я увидел гору трупов. У всех убитых руки были связаны галстуками от военной формы, в которую повстанцы были переодеты во время штурма. В четыре часа дня мне приказали отобрать несколько наименее обезображенных тел и разбросать их по Монкаде. Потребовалось создать видимость, что все они были убиты в бою.
* * *
Как потом стало известно, захваченных в плен раненых расстреливали по очереди целыми группами. Множество мертвых тел поспешно разложили по всей крепости, куда вскоре должны были приехать на пресс-конференцию журналисты - для них, собственно, и устраивался этот спектакль. Работа была нелегкой: сорок восемь трупов лежали вповалку точно дрова; лица у многих были покрыты запекшейся кровью, которую приходилось отмывать. С мертвых повстанцев сняли обувь, рубашки, часы, вытащили из карманов ценные вещи, деньги. Офицеры и солдаты имели вид обезумевших от крови диких зверей. Из города привезли большие ящики из-под холодильников и запихнули в каждый из них по семь-восемь трупов".
"Что делали с ними там, за дверьми? Нам так и не удалось это узнать; им повыбивали все зубы прикладом, и они были просто не в состоянии сказать нам что-либо, лишь раскрывали рты с окровавленными деснами, пытаясь произнести какие-то слова, которые нельзя было разобрать".
5
Так и осталось невыясненным, где был и что делал Хулио Триго между девятью часами 25 июля, когда он расстался со своими товарищами, и пятью утра 26 июля - в это время его встретили в городской больнице люди Абеля. Существует ряд противоречивых версий на этот счет. Одни говорят, что он провел всю ночь в доме своего приятеля; тот же утверждает, что Хулио у него не был. Другие выдвигают предположение, что он заночевал на автобусной станции; третьи считают, что он остался на улице Сельда, 8. Кто-то вроде бы видел его на улицах Сантьяго бродившим в ожидании начала выступления, участвовать в котором он решил вопреки приказу Абеля. Достоверно известно лишь то, что Хулио Триго не вернулся в Гавану, как думали его товарищи.
На следующий день в пять пятнадцать утра он был в больнице. Как он там оказался? Возможно, у него вновь открылось кровотечение и он обратился туда за помощью. Так, по крайней мере, утверждает Мельба Эрнандес: "В больнице нам встретился юноша, одетый в белоснежную гуаяберу. Судя по всему, он пришел сюда за медицинской помощью. Увидев нашу группу, переодетую в военную форму, он посмотрел на нас с глубоким презрением - принял нас за солдат. Это был Хулио Трйго".
Педро, брат Хулио, и Кинтела считают, что повторного приступа у него не было, просто он находился неподалеку от больницы, томимый желанием участвовать в штурме. Когда начали стрелять, он вбежал в больницу в там остался. Так или иначе, в пять пятнадцать Хулио Триго был в больнице. Он разделил судьбу повстанцев, захвативших больницу. Правда, о нем рассказало, быть может, чуть больше, чем о других людях Абеля. Вспоминает Мельба: