Весь дальнейший период отношений между Рюриковичами и Пястовичами может служить классическим примером сосуществования соседних средневековых феодальных держав. Одни и те же князья на протяжении десятилетия успевают повоевать, помириться, переженить детей и снова начать войну. После смерти князя Болеслава Кривоустого (1138 г.) "лядская земля" окончательно впала в период феодальной раздробленности. Здесь поневоле напрашиваются параллели с событиями, развернувшимися на Руси со смертью Ярослава Мудрого или Владимира Мономаха. Четверо старших сыновей Болеслава хоть были и братьями не только по отцу, но и по матери (их матерью была Збислава, дочь киевского князя Святополка Изяславича), получив по завещанию свои уделы, начали ожесточенную междоусобную борьбу. К моменту битвы на Калке по своему внутриполитическому устройству средневековая Польша представляла собой уменьшенную копию Киевской Руси: страну объединяли в единое целое Краков как политический и Гнезно как религиозный центры (оба города входили в удел старшего Пяста), а также общее династическое происхождение князей, которые практически все были близкими родственниками Рюриковичей. Поэтому в междоусобных войнах русские князья довольно часто выступали союзником "лядских" князей в борьбе с братьями или племянниками, и наоборот.
Отправляясь в роковой поход на Калку, его организаторы явно не опасались краковских, мазовецких, сандомирских князей и прочих соседей-родственников. Историкам неизвестно и о попытках подключить к походу кого-либо из польских князей или вербовать в их владениях наемников. Впрочем, отправляющееся в степь войско и так выглядело более чем внушительно. Да и с самими кочевниками польские земли непосредственной границы не имели. Куда больше их правители были озабочены мощнейшей германской экспансией, уже лишившей племена лабских славян независимости, и появлением в Прибалтике немецких рыцарских орденов, не постеснявшихся бы захватить и вполне католические польские княжества.
С Великой степью куда больше и исторически, и территориально был связан другой сосед Руси – Венгерское королевство. Как известно, само появление венгерских кочевых племен в Европе стало итогом событий, развернувшихся в Хазарском каганате в IX в. По сути, два столетия это государство служило своеобразным щитом, не пропускавшим в Европу азиатских кочевников. Население Хазарии становилось все более оседлым, возводились крупные города и крепости, а государственной религией стал иудаизм. Его принятию способствовали как сугубо политический расчет, так и национальный фактор. Хазарская знать мечтала видеть свою страну "третьей силой", равнозначной Византии и Арабскому халифату. Иудейская религия с ее развитым богословием и богатой традицией выглядела для этого вполне подходящей. Решающим стал наплыв в города Восточной Европы евреев из-за неблагоприятной обстановки, сложившейся в Византии и Иране, особенно когда последний захватили мусульмане. Еврейские купцы взяли под контроль основу хазарской экономики – транзитную торговлю, а раввины, не вдаваясь в этнические предрассудки, запросто объявили тюркское племя хазар одним из колен Израилевых. Вскоре Великую степь от Урала до Дона охватила междоусобная война. Вряд ли причиной тому было принятие иудаизма правящей верхушкой, а тем более антисемитизм или засилье евреев в городах. Скорее, и рядовые кочевники, и значительная часть племенной верхушки не очень-то и мечтали осесть и жить земледелием и торговлей. Обитавшие на окраинах каганата кочевые племена стали косо смотреть на своих осевших земляков, да еще и исповедующих абсолютно несовместимую с язычеством религию. Кочевники или полукочевники составляли значительную часть населения Хаз арии. По-своему уникальный, задуманный тюркскими ханами и еврейскими книжниками цивилизационный проект, кажется, был обречен с самого начала. С востока приходили все новые и все более дикие тюркские орды, а отсутствие внешней угрозы совсем не способствовало консолидации населения каганата. Могучая Хаз ария стала жертвой своеобразного "принципа домино" – каждая приходившая с востока орда, занимая степи, вытесняла оттуда предыдущую. В 898 г. огромная венгерская орда повергла в ужас киевлян, пройдя у стен города (в Киеве тогда правил Вещий Олег). Но, как оказалось, венгры не пришли штурмовать Киев, а спасались от еще более грозной орды – печенегов.
Печенеги на полтора столетия заняли причерноморскую степь, почти полностью уничтожив земледельческую колонизацию между Доном и Дунаем. Злейшие враги хазарского государства, они, похоже, больше других кочевников испытывали патологическую неприязнь к оседлой цивилизации. Сменившие их половцы застали в степи жалкие остатки городов и затерянные в приречных лесах деревушки.
Но вернемся к венграм. Спасаясь от печенегов, семь венгерских племен по Верецкому перевалу (ныне Закарпатская и Ивано-Франковская области) перешли Карпаты и обрушились на славянское государство Великую Моравию (ныне территория Венгрии, Чехии, Словакии, южной Польши и Закарпатья). Начиная с этого времени орды венгров стали терроризировать почти всю Европу. Отдельные отряды доходили до Апулии, Прованса и даже Испании. Европейские источники называли появившихся неизвестно откуда кочевников не иначе как "бичом Божьим" и "новыми гуннами" (слово "гунны" повлияло и на правописание названия венгров в романских и германских языках). Приютом пришельцев, как и положено, стали степи среднего Дуная (совр. Венгрия) – самый западный участок Великой Евразийской степи, отделенный от нее грядой Карпат. Казалось бы, оказавшиеся в своеобразной изоляции кочевники рано или поздно были обречены на поглощение соседними народами, как это уже случилось на этих землях с известными аварами (обрами). В 955 г. в ожесточенной битве на реке Лех (ныне около Аусбурга в Германии) венгерская орда была наголову разгромлена германским императором Оттоном I. Кочевое скотоводство едва могло прокормить людей, грабеж соседей постепенно прекратился, и начался процесс, названный позднейшими венгерскими историками "обретением родины". Со времен Древнего Рима Паннония была страной развитой культуры, и хотя после заселения ее славянами общий уровень земледелия упал, кочевникам ничего не оставалось, как осесть и перенять образ жизни покоренных народов. Судя по всему, количество венгров было весьма значительным. Во всяком случае, в отличие от болгар, они не ассимилировались славянами, а сами навязали новым подданным собственный язык. Как известно, прародиной венгров считается бассейн реки Камы, а их язык принадлежит к угро-финской группе, остальные носители которой – некочевые народы. Скорее всего, кочевниками венгров сделало изменение климатических условий на Урале и влияние ираноязычных соседей. Однако ко времени битвы на Калке все это было уже в прошлом, и в глазах жителей Руси-Украины Венгерское королевство было близким христианским государством. Династия Арпадов вела свое происхождение от сына хана Альмоша, который и привел орду за Карпаты. Около 974 г. ханы Геза и Михай приняли христианство (их крестили немецкие миссионеры), и Венгрия прочно вошла в европейскую семью народов. На "гуннов" стали смотреть как на обычный европейский народ. В 1001 г. князь Стефан Святой получил от Папы Римского королевский титул. В XI–XIII вв. в древнерусских летописях под словом "король" вообще подразумевается венгерский монарх.
Стефан не оставил наследников, и все последующие венгерские короли являются потомками его двоюродного брата Вазула, сын которого Андрей женился на дочери Ярослава Мудрого Анастасии. И в дальнейшем у многих венгерских королей кто-либо из детей сочетался браком с Рюриковичами. Не удивительно, что время от времени у венгерских принцев возникал соблазн занять удел своего дяди или деда по матери. Причем, похоже, что и в самой Руси на эти безуспешные попытки смотрели скорее как на "домашние дела", чем нашествие иноземцев.
К 1223 г. огромное Венгерское королевство, несмотря на свою полиэтничность, пусть и с огромным трудом, но оставалось более-менее единой державой. Королю Андрею II удавалось пресекать центробежные тенденции (например, в присоединенной еще в 1102 г. Хорватии). В то же время серией междинастических браков своих детей он укрепил международное положение своего государства. Король был сватом Мстислава Удатного (дочь которого Мария-Елена вышла замуж за королевича Андрея) и дядей Анны, матери Данилы Романовича (дочери византийского императора Исаака II Ангела и сестры короля).
Венгрия поддерживала тесные контакты и с половцами. Наемные половецкие отряды широко использовались в многочисленных войнах (особенно на Балканах), венгерские аристократы, как и древнерусские князья, вступали в браки с половчанками, а дочь короля Мария вышла замуж за болгарского царя Ивана II (из половецкой по происхождению династии Асеней). Неудивительно, что в 1237 г. западные половцы во главе с ханом Котяном бросились бежать в Венгрию. Но в походе на Калку венгерские войска участия не приняли. То ли здесь сыграла роль обида на Мстислава Удатного за поражение под Галичем, то ли половцы не просили, то ли сам король не считал приход монголов серьезной опасностью. Андрею II не довелось увидеть крах своей державы, он умер за несколько лет до нашествия Батыя, от которого Венгрия пострадала почти так же, как Русь. Есть версии, что монголы вообще планировали истребить венгров и занять паннонские степи. И только географическая отдаленность венгров от Великой степи позволила им сохранить, а затем и возродить свое королевство (хоть и с пришлой анжуйской династией).
Об отношениях Руси-Украины с другим юго-западным соседом – влашскими племенами – известно гораздо меньше. К началу XIII в. предки современных румын еще не создали своего государства, однако и не попали в прямое подчинение к кому-либо из своих могущественных соседей. После Великого переселения народов латинизированные племена римской провинции Дакии оказались оторванными от других романских народов. Интересно, что и на Руси, и в Польше "волохами" называли как соседний романский народ, так и древних римлян и даже кельтов. Нашествия булгарской, а за ней венгерской орд заставило влашские племена уйти в горы. Там незаметно, не заявляя о себе так громко, как соседи, формировался будущий румынский народ. О миролюбивых земледельцах-волохах древнерусские летописи упоминают очень скупо. Даже промышлявшие на Днестре, Пруте и Дунае "галицкие выгонцы", "берладники", "бродники" и прочие искатели приключений особых конфликтов с местным населением, похоже, не имели. Вообще, волохов, находившихся под сильнейшим влиянием славян, сами славяне считали близким народом, незлобивым и христианским (они находились в подчинении болгарской церкви).
Куда больше, и чаще всего в негативных выражениях, летописи упоминают о других соседях Руси – литовцах. В эпоху раннего средневековья балтским племенам (предкам современных литовцев и латышей) пришлось испытать колоссальное давление со стороны более многочисленных и развитых соседей – славян и германцев. Не вызывает сомнений, что в начале нашей эры балты занимали гораздо большую территорию. Ко времени битвы на Калке балтские племена были полностью вытеснены из плодородных земель в леса на юго-востоке от Балтийского моря. Подобный образ жизни не способствовал культурному развитию, но воспитал из литовцев стойких, находчивых и жестоких воинов, своего рода "лесных викингов". Учитывая, что тогда самые освоенные земли Восточной Европы были покрыты дремучими лесами, неудивительно, что литовские отряды умудрялись нападать даже на Малую Польшу и Черниговскую землю. Уже после монгольского нашествия сохранившие независимость племена создадут могучее государство, которое заставит считаться с собой и немецких рыцарей, и своих славянских соседей. Более того, в западной Руси князей "Рюрикового дома" почти повсеместно заменят потомки литовского князя Гедимина – Гедиминовичи, – а через 14 лет после смерти последнего Пяста королевский трон в Кракове займет литовский князь Ягайло. Но во время битвы на Калке в литовских язычниках еще видели враждебную, коварную и опасную силу. Строго говоря, из южных княжеств только Волынское непосредственно соприкасалось с землями балтов – ятвягов, оттесненных славянами в леса между Неманом и Беловежской Пущей. Ожесточенное сопротивление храбрых и свободолюбивых ятвягов сломили походы галицко-волынских и мазовецких князей и тевтонских рыцарей уже после монгольского нашествия.
Таким образом, ни один из князей, отправляясь в поход на монголов, не имел особых внешнеполитических проблем и мог выставить все свои силы. В конце апреля объединенное войско разбило лагерь возле города Заруб в 80 км к югу от Киева. Здесь, рядом с так называемым Варяжским островом, располагался удобный брод через Днепр (сейчас эта местность лежит под водами Каневского водохранилища). Хотя река в это время была полноводна, князья хотели держать под контролем стратегически важный пункт и не допустить переправы монголов на правый берег. К тому же рекой было гораздо проще и быстрее перебрасывать пехотинцев, фураж и снаряжение.
Монголы действительно вскоре появились, но это были всего лишь десять послов. Тактика их была уже традиционной: стремясь сыграть на давней вражде Руси и половцев, они утверждали, что поход их носит сугубо карательный характер и занимать причерноморские степи у них и в мыслях нет. Лукавые монгольские послы с ходу попытались расколоть союзников, предлагая князьям либо бросить половцев, либо вообще самим на них напасть и забрать всю добычу себе. Интересно, что самих половцев монголы рассматривали не как отдельную сторону, а как своих бывших подданных, этаких перебежчиков или сепаратистов. Переговоры закончились трагически – послов убили.
Часто в литературе это называют страшной ошибкой. Действительно, согласно Ясе Чингисхана, убийство посла не прощалось в принципе, никаких переговоров после этого монгольские командиры вести были не вправе – оставалась только месть немедленная или отсроченная на годы, но в любом случае обязательная. Но с другой стороны, можно не сомневаться, что монголы вели подобные переговоры и с половцами, причем играя на той же вражде с точностью до наоборот – говоря о кочевом братстве, как это уже случилось на Кавказе. Наверняка монгольские лазутчики вели пропаганду и среди рядовых половецких воинов, натравливая их на собственную аристократию и обещая золотые горы. Можно уверенно сказать, что в методах пропагандистской войны и шпионажа монголы во многом предвосхитили будущее. Повсюду монгольские дипломаты и купцы нахально вмешивались во внутренние дела государств, занимались интригами, провоцировали сепаратизм. Не отсутствием "благородства" у других народов, а как раз именно этим объясняется настоящая эпидемия истребления монгольских дипломатов и купцов от Руси до Египта и от Венгрии до Китая. Причем ханская ставка закатывала истерики даже тогда, когда монголов просто высылали из какой-либо страны. Так что малопривлекательный поступок князей был вызван скорее не самоуверенностью, а простым инстинктом самосохранения. Весьма показательно и то, что следующее посольство, прибывшее объявить войну, три Мстислава отпустили целым и невредимым.
Войско двинулось вниз, вдоль правого берега Днепра, в то время как галицкие отряды, спустившись вниз по Днестру на ладьях, вдоль побережья Черного моря дошли до устья Днепра и поднялись вверх по течению до острова Хортица. Командовали этой необычной операцией воеводы Юрий Домажири и Держикрай Владиславич – опытные воины и мореходы. Севернее Хортицы начинались пороги, плыть было опасно, к тому же рядом с островом находился известный Протолчий брод, необходимый для переправы на левый берег огромной массы лошадей. Поэтому основные силы также направились ниже порогов и в середине мая достигли острова Хортица, где одноименная река впадает в Днепр. Здесь отряды союзников соединились. О численности объединенного войска можно судить только приблизительно. Более-менее уверенно мы можем представить лишь количество воинов, переброшенных морем. Они прибыли на тысяче ладей, и если учесть, что одна такая ладья-однодревка вмещала 40–60 человек, общее их количество составляло порядка 5 тысяч.
При этом галицкая "морская пехота" была далеко не самым многочисленным контингентом войска союзников. Киев, по словам летописца, выставил больше всех и уж явно больше, чем галичане. Так что общее количество княжеских войск к моменту переправы на левый берег должно было составлять около 25 тыс. воинов, приблизительно 15 тыс. всадников выставили обескровленные уже на тот момент половцы, которыми командовал не престарелый Котян, а молодой энергичный Ярун.
Монголы с левого берега Днепра спокойно наблюдали за переправой огромного войска. Но уже на следующий день то ли Мстислав Удатный, то ли Данило Галицкий с тысячей отборных всадников атаковал передовой монгольский отряд. Первая стычка с доселе не известным противником превзошла все ожидания: монголы были полностью разбиты и бежали в степь. Мстислав долго гнался за врагом, но основные силы монголов так и не встретил. Зато был взят в плен командир разбитого отряда Гемя. Вероятно, он был ранен, поэтому подчиненные спрятали его в яме, присыпав землей с половецкого кургана. Пленного отдали половцам, то ли по их требованию, то ли желая проверить, что же с ним сделают не слишком надежные союзники. Привязав Гемя к лошадям, половцы разорвали его на части, чем, безусловно, приободрили русских военачальников. А вот оценка боевых качеств нового противника вызвала горячие споры. Молодые князья заявили, что монголы "простые люди, хуже половцев". Старые воеводы, Юрий и Держикрай, наоборот, посчитали их "добрыми воинами". Судя по всему, особенно мрачное впечатление на них произвели кавалерийская тактика противника и необычайно высокое проникающее действие монгольских луков. Так или иначе, по наведенному лодочному мосту вся армия переправилась на левый берег Днепра и углубилась в степь. Для половцев это была родная страна, они прекрасно знали местность, но по пути союзникам встречались только разрозненные монгольские отряды. По всему было видно, что враг отступает на восток – к Дону.
Объединенным войском командовал совет князей и половецких ханов, формально возглавляемый старейшим по титулу (да и по возрасту) Мстиславом Романовичем киевским. Но наибольший авторитет как полководец имел, конечно, Мстислав Удатный – галицкий. Третий Мстислав – черниговский – и двадцатидвухлетний князь Данило больше прислушивались к их мнению. Мстислав Романович с самого начала призывал к осторожности, предлагая вообще не пересекать Днепр на виду у врага, чтобы не выдавать тем самым свою численность. Он считал, что лучше самим заманить монголов в глубь половецкой территории и ни в коем случае не выдвигаться далеко в степь.