Когда-то Йоги играл центром нападения, и война была для него во многом похожа на эту игру - довольно мерзкая штука. Когда получаешь мяч, надо лечь ничком, раскинув ноги, и, держа его перед собой на земле, ждать сигнала, вспомнить, что он означает, и сделать соответствующую передачу. Только об этом и приходится все время думать. А пока твои руки держат мяч, центр нападения противника стоит напротив тебя. И, когда ты хочешь сделать передачу, он бьет тебя по лицу, а другой рукой хватает за подбородок или под мышку и норовит оттащить тебя вперед или оттолкнуть назад, чтобы освободить себе проход и перебить твою игру. И ты должен броситься вперед с такой силой, чтобы вывести его из игры и вместе с ним повалиться на землю. Все преимущества на его стороне. Тут, как говорят, не до шуток. Пока мяч у тебя в руках, все преимущества на его стороне. Единственное утешение в том, что, когда мяч получит он, ты можешь так же грубо нападать на него. Значит, шансы выравниваются, и порой к этому даже привыкаешь. Футбол, как и война, - омерзительное дело, но если немного пооботрешься, он захватывает тебя, и тогда трудней всего, кажется, удержать в памяти эти сигналы. Йоги имел в виду войну, а не просто службу в армии. Он имел в виду бой. Служба - совсем другое дело. Там ты можешь крепко держаться в седле, лишь бы только не дать лошади стать на дыбы и сбросить тебя на землю. Служба в армии - чепуха, а вот война - это да.
Йоги не преследовали призраки людей, которых он убил на войне. Он знал, что отправил на тот свет пятерых. А может, и больше. Он не верил в то, что убитые тобой люди не дают тебе покоя. После двух-то лет на фронте? Какое там! Большинство из тех, кого он знал, даже себя не помнили от радости, когда убивали впервые. Только и забот было, чтобы не давать им слишком-то распускать руки. А попробуй-ка отослать пленного в тыл, где его ждут, чтобы установить личность. Посылаешь солдата с двумя пленными, или, скажем, двух солдат с четырьмя пленными. И что же? Солдаты возвращаются и докладывают, что пленных убило заградительным огнем. На самом же деле они сами пыряют пленного штыком пониже спины, а когда тот шарахается в сторону, кричат: "Ага бежишь, сукин сын!" - и всаживают ему пулю в затылок. Им нужно знать наверняка, что они убили человека. К тому же не хочется возвращаться под этим проклятым заградительным огнем. Нет, сэр, дудки! А привычек таких они понабрались от австралийцев. Впрочем, что им эти германцы! Какая-то чертова немчура. Теперь даже само слово "немчура" звучит потешно. Вот и все благородство и праведность. Где уж там после двух лет на фронте! Правда, со временем они становились мягче. Каялись, что были слишком жестоки, и начинали запасаться добрыми делами. чтобы самим уберечься от смерти. Но это была уже четвертая ступень солдатской службы - миротворческая.
С хорошим солдатом на фронте водится так: сначала ты храбрый, потому как считаешь, что пуля тебя обойдет, что ты не такой, как все, и не можешь умереть. Но потом начинаешь понимать, что это не так. Тогда тебя охватывает настоящий страх, но, если ты хороший солдат, ты выполняешь свои обязанности так же добросовестно, как и прежде. Потом, когда тебя ранит, но не убьет, и новое пополнение проходит уже известную тебе стадию, ты закаляешься и становишься настоящим, железным солдатом. А со временем ты снова выходишь из строя, теперь уже на дольше, чем в первый раз, и тогда ты начинаешь творить добрые дела, подражая юному сэру Филипу Сидни и накапливая нетленные сокровища, которые зачтутся тебе на небе. Тем временем ты, конечно, по-прежнему выполняешь свои обязанности. Точь-в-точь как в футболе.
А вот писать о войне, если ты не знаешь о ней даже понаслышке, нечего! Ведь литература имеет немалое влияние на людей. Когда американская писательница Вилла Кэсер опубликовала книжку о войне, где вся последняя часть взята из "Рождения нации", ей привалила куча писем со всех концов Америки: бывшие солдаты сообщали ей, что они обо всем этом думают.
Один индеец заснул. Он как жевал табак, так и остался - с губами, сложенными трубочкой. Голова его лежала на плече товарища. Тот показал на спящего и покачал головой.
- Ну, как вам моя речь? - спросил Йоги бодрствующего индейца.
- У белого вождя ума палата, - ответил индеец. - Он, видно, страх как образован.
- Благодарю, - сказал Йоги. Он был тронут. Только здесь, среди простых туземцев, среди этих коренных американцев, он встретил полнейшее понимание.
Индеец смотрел на него, заботливо придерживая рукой спящего товарища, чтобы тот не опрокинулся на занесенные снегом бревна.
- Белый вождь был на войне? - спросил индеец.
- Я высадился во Франции в мае тысяча девятьсот семнадцатого, - начал было Йоги.
- Вот я и подумал, что белый вождь, вероятно, и сам воевал, раз он так хорошо все знает, - сказал индеец. - Вот этот… - он приподнял голову спящего товарища, так что последние лучи заходящего солнца отразились на его лице. - Он получил крест Виктории. А я - орден "За отличную службу" и Военный крест с отличием. Я был майором в Четвертом канадском карабинерском.
- Рад познакомиться с вами поближе, - произнес Йоги. Он вдруг почувствовал себя уязвленным.
Смеркалось. Над озером Мичиган, там, где небо соприкасалось с водой, рдела сплошная багряная полоска заката. Йоги смотрел, как эта полоска все больше темнела и суживалась, пока не стала тоненькой черточкой и наконец совсем погасла. Солнце скрылось за озером. Йоги поднялся с бревен. За ним поднялся и индеец. Он разбудил своего товарища. Тот тоже встал и посмотрел на Йоги Джонсона.
- Мы в Петоски, вступать в Армию спасения, - сказал тот, что был повыше, тот, который не спал.
- Белый вождь пусть тоже идет, - предложил другой, поменьше, тот, который только что проснулся.
- Я пойду с вами, - сказал Йоги. Кто были эти индейцы? И что они для него значили? После захода солнца оттаявшая за день дорога начала твердеть. Снова подмораживало. Впрочем, может, это еще и не весна. Может, и то, что ему не хочется женщины, - не так уж страшно? Теперь, когда он видел, что весна еще не настала, все казалось не столь уж определенным. Вот он пойдет с этими индейцами в город, отыщет там какую-нибудь красивую женщину и постарается возжелать ее. Он вышел на обледеневшую дорогу. Оба индейца шлепали сбоку. Все трое двигались в одном направлении.
2
Было уже совсем темно, когда наша троица, топая по скользкой дороге, вошла в Петоски. За все это время никто не обмолвился ни словом. Слышен был только скрип льда под башмаками. Время от времени Йоги ступал на тонкую ледяную корочку и проваливался в воду. Индейцы проворно обходили лужи.
Они спустились с пригорка, миновали фуражную лавку и ступили на мост через Медвежью, гулко стуча по мерзлому настилу, а затем потащились вверх по склону, который тянулся мимо дома доктора Рамси и чайной "Уют" к бильярдной. Перед бильярдной оба индейца остановились.
- Белый вождь гоняет шары? - спросил высокий.
- Нет, - ответил Йоги Джонсон. - На войне мне покалечило правую руку.
- Не повезло белому вождю, - сказал низенький. - А может, все-таки сыграем партию?
- Ему под Ипром оторвало обе руки и обе ноги, - шепотом сказал высокий, повернувшись к Йоги. - Он очень чувствительный.
- Ну ладно, так и быть, - согласился Йоги. - Одну можно.
Они вошли в теплую, прокуренную бильярдную. Заняли свободный стол и взяли с полки у стены кии. Когда низенький индеец потянулся за кием, Йоги заметил, что обе руки у него искусственные: сделаны из коричневой кожи и пристегнуты пряжками у локтей. Они начали играть на гладком зеленом сукне, ярко освещенном электрическими лампочками. Через полтора часа Йоги обнаружил, что должен низенькому индейцу 4 доллара 30 центов.
- Вы здорово играете, - заметил он своему партнеру.
- Не та уже у меня рука, что перед войной, - отозвался тот.
- Белый вождь хочет немного выпить? - спросил высокий индеец.
- А где вы достаете? - поинтересовался Йоги. - Мне приходится ходить аж в Шебойган.
- Пусть белый вождь идет с красными братьями, - ответил высокий индеец.
Они оставили бильярдный стол, положили кии на место и, расплатившись у стойки, вышли в ночь.
Темными улицами украдкой разбредались по домам мужчины. К ночи ударил мороз и сковал все вокруг. Значит, чинук все же был не настоящий. Весна еще не наступила, и те, что пустились было в разгул, протрезвели от холодного воздуха и поняли, что чинук был чистейшим обманом. "Ну и попадет же завтра мастеру!" - подумал Йоги. А может, все это подстроили хозяева фабрики, чтобы выгнать мастера с работы? Иногда и такое бывает. Крадучись в ночной тьме, мужчины кучками расходились по домам.
Два индейца шагали по обе стороны от Йоги. Они свернули в боковую улочку и остановились перед строением, похожим на конюшню. Собственно, это и была конюшня. Индейцы открыли дверь, и Йоги зашел следом. У стены оказалась лестница, которая вела наверх. В конюшне было темно, но один из индейцев чиркнул спичкой и показал Йоги дорогу. Низенький индеец ступил на ступеньку первым, металлические шарниры его протезных рук тоненько поскрипывали. Йоги двинулся за ним, а второй индеец лез позади, присвечивая Йоги спичками. Добравшись до самого верха, низенький индеец постучал в потолок. В ответ послышался такой же стук. Низенький индеец отозвался тройным прерывистым стуком. Наверху поднялась крышка, и они попали в освещенное помещение.
В одном углу находился бар с медными поручнями и высокими плевательницами. За стойкой висело зеркало. По всей комнате были расставлены легкие кресла, а в центре стоял бильярдный стол. На жердочках у стены были развешаны иллюстрированные журналы. На другой стене, в рамке, украшенной американским флагом, виднелся портрет Генри Водсворта Лонгфелло с автографом. Несколько индейцев сидели в креслах и читали. Небольшая группа собралась у бара.
- Неплохой клубик, правда? - к Йоги подошел один из индейцев и пожал ему руку. - Я почти ежедневно вижу вас на помповой фабрике.
Это был рабочий, который трудился за одним из соседних с Йоги станков. Подошел еще один индеец и тоже пожал Йоги руку. Он тоже был с помповой фабрики.
- Ну и обделались мы с этим чинуком, - сказал он.
- Да уж куда больше, - отозвался Йоги. - Ложная тревога.
- Пошли выпьем, - сказал первый индеец.
- Я не один, - ответил Йоги. А кто они, собственно, эти индейцы?
- Так берите и своих товарищей, - сказал первый индеец. - Места всем хватит.
Йоги огляделся. Двое индейцев, что привели его сюда, исчезли. Куда же они подевались? Наконец он увидел их. Они стояли у бильярдного стола. Индеец, с которым только что разговаривал Йоги, высокий и с хорошими манерами, перехватил его взгляд и понимающе кивнул.
- Это лесовики, - извиняясь, пояснил он. - А мы тут большей частью городские.
- Да, конечно, - согласился Йоги.
- Тот низенький здорово отличился на войне, - заметил высокий индеец с хорошими манерами. - Да и второй тоже, кажется, был майором.
Индеец подвел Йоги к бару. За стойкой стоял бармен. Негр.
- По стаканчику "Собачьей головы"? - спросил индеец.
- Ага, - ответил Йоги.
- Два эля, Брюс, - бросил индеец бармену. Бармен хихикнул.
- Чего ты смеешься, Брюс? - спросил индеец. Негр отозвался резким неудержимым смехом.
- Я так и знал, масса Красный Пес, - утихомирился он наконец, - что вы опять закажете "Собачью голову".
- Он у нас весельчак, - сказал индеец Йоги. - Я забыл представиться. Меня зовут Красный Пес.
- Моя фамилия Джонсон, - сказал Йоги. - Йоги Джонсон.
- О, ваше имя мне знакомо, мистер Джонсон, - улыбнулся Красный Пес. - Позвольте познакомить вас с моими друзьями - мистером Сидячим Быком, мистером Отравленным Бизоном и вождем Быстроногим Скунсом-Задом-Наперед.
- Имя Сидячий Бык я слышал, - ответил Йоги, пожимая руки новым знакомым.
- Нет, я не из тех Сидячих Быков, - сказал мистер Сидячий Бык.
- Прадед вождя Быстроногого Скунса-Задом-Наперед в свое время продал весь остров Манхэттен за несколько ниток бус из ракушек, - сообщил Красный Пес.
- Как интересно, - сказал Йоги.
- Дорого же они обошлись нашей семье, - скорбно улыбнулся Быстроногий Скунс-Задом-Наперед.
- У вождя Быстроногого Скунса-Задом-Наперед до сих пор немного осталось. Взглянете? - спросил Красный Пес.
- Еще бы!
- Они, собственно, ничем не отличаются от любых других, - с вызовом заметил Быстроногий Скунс-Задом-Наперед и, вытащив из кармана нитку ракушек, подал ее Йоги.
Йоги с интересом разглядывал бусы. Подумать только, какую роль сыграли эти нанизанные на нитку ракушки в истории нашей Америки!
- Хотите взять парочку на память? - спросил Быстроногий Скунс-Задом-Наперед.
- Что вы, как можно? - заколебался Йоги.
- Ерунда, они же сами по себе ничего не стоят, - пояснил мистер Скунс, снимая с бус две ракушки.
- Для семейства Быстроногих Скунсов они дороги лишь как память, - добавил Красный Пес.
- Чертовски мило с вашей стороны, мистер Скунс-Задом-Наперед, - сказал Йоги.
- Пустое, - отвечал Быстроногий Скунс. - И вы бы сделали для меня то же самое.
- Очень мило с вашей стороны.
Бармен Брюс подался вперед и наблюдал из-за стойки за тем, как бусы переходят из рук в руки. Его черное лицо так и сияло. Вдруг ни с того ни с сего он залился неудержимым и пронзительным смехом. Черным негритянским смехом.
Красный Пес взглянул на него.
- Послушай, Брюс, - резко сказал он. - Твое веселье немного не ко времени.
Брюс перестал хихикать и отер лицо полотенцем. Потом, как бы извиняясь, закатил глаза к потолку.
- Ой, не могу, масса Красный Пес. Как увижу, что мистер Быстроногий Скунс-Задом-Наперед показывает эти ракушки, смех так и разбирает. Продать этакий городище Нью-Йорк за какие-то ракушки. За ракушки! Смотреть на них не могу!
- Брюс у нас чудила, - пояснил Красный Пес. - Однако бармен превосходный, да и сердце у него доброе.
- Тут вы правы, масса Красный Пес, - отозвался бармен. - Сердце у меня - ну прямо золото.
- И все-таки он чудак, - извинился Красный Пес. - Совет нашего клуба все время настаивает, чтобы я подыскал другого бармена, но я очень расположен к этому человеку, как это ни странно.
- Я человек надежный, босс, - сказал Брюс. - Вот только как увижу что чудное, не могу не засмеяться. Да вы же знаете, босс, что у меня на уме никогда ничего дурного.
- Конечно, Брюс, - сказал Красный Пес. - Ты человек честный.
Йоги Джонсон оглядел комнату. Индейцы, что стояли группой у бара, уже отошли от него, и Быстроногий Скунс-Задом-Наперед показывал свою реликвию нескольким облаченным в смокинги индейцам, которые только что появились в клубе.
Два лесных индейца все еще играли в бильярд. Они поснимали верхнюю одежду, и металлические шарниры на протезных руках низенького индейца поблескивали в свете ламп, висевших над бильярдным столом. Он как раз примерялся стукнуть одиннадцатый шар кряду.
- Из этого малого вышел бы исключительный игрок, кабы не война, - заметил Красный Пес. - Хотите осмотреть наш клуб?
Он взял у Брюса чек, подписал его, и Йоги пошел за ним в соседнюю комнату.
- Тут заседает наш совет, - сказал Красный Пес. На стенах висели обрамленные фотографии с автографами вождя Бендера, Фрэнсиса Паркмана, Д. Г. Лоуренса, вождя Мейерса, Стюарта Эдварда Уайта, Мэри Остин, Джима Торпа, генерала Кастера, Гленна Уорнера, Мейбл Додж, и большой, в полный рост, портрет Генри Водсворта Лонгфелло, писанный масляными красками.
За комнатой совета была раздевалка с ванной, или, скорее, купальным бассейном.
- Все это, конечно, смехотворно мало, если говорить о клубе, - сказал Красный Пес. - Но в общем, уголок уютный, сюда можно заглянуть вечерком, когда станет скучно. - Он улыбнулся. - Знаете, мы называем его вигвам. Это моя выдумка.
- Чертовски милый клуб, - с энтузиазмом сказал Йоги.
- Записывайтесь, если хотите, - предложил Красный Пес. - Вы какого племени?
- Что вы имеете в виду?
- Ваш род. Кто вы - из сауков или фоксов? Или оджибвей? Или, может, из племени кри?
- А-а, - понял Йоги. - Мои родители приехали из Швеции.
Красный Пес внимательно посмотрел на него. Его глаза сузились.
- Вы не смеетесь надо мной?
- Нет. Они откуда-то оттуда - не то из Швеции, не то из Норвегии, - ответил Йоги.
- Мне еще показалось, будто в вас что-то есть от белого, - сказал Красный Пес. - Хорошо, что все своевременно выяснилось. А то было бы шуму! - он схватился рукой за голову и крепко сжал губы. - А ну, ты! - он вдруг повернулся и сгреб Йоги за грудки. Йоги почувствовал, что в живот ему уперся ствол пистолета. - Пройдешь тихонько через клуб, возьмешь пальто и шляпу и удалишься, будто ничего и не случилось. Вежливо попрощаешься с каждым, кто заговорит с тобой. И никогда больше сюда не суйся. Понял ты, швед?
- Да, - сказал Йоги. - Уберите свой пистолет. Я его не боюсь.
- Делай, как тебе говорят, - приказал Красный Пес. - Что же касается этих двух бильярдистов, что привели тебя сюда, они у меня отсюда живо вылетят.
Йоги вернулся в ярко освещенную комнату, глянул на бар, откуда на него смотрел Брюс, взял пальто и шляпу, пожелал покойной ночи Скунсу-Задом-Наперед, который поинтересовался, почему это он так рано уходит, и Брюс поднял дверцу. Когда Йоги уже спускался по лестнице, негр опять залился смехом.
- Я так и знал, - не унимался он. - С самого начала знал. Старого Брюса ни один швед не проведет.
Йоги обернулся и увидел в освещенном прямоугольнике раскрытого люка ощерившееся черное лицо негра. Оказавшись внизу, Йоги огляделся. Он был один. Старая солома на полу конюшни смерзлась и скрипела под ногами. Где же он был? Ужель и вправду в индейском клубе? Что все это значит? Может, это конец?
В потолке над ним сверкнула полоска света. Но ее тут же загородили две темные тени: послышался звук пинка, удара, потом целой серии тумаков - то глухих, то громких, и по лестнице с грохотом скатились две человеческие фигуры. Сверху доносились неудержимые переливы черного негритянского смеха.
Оба лесовика встали с соломы и заковыляли к двери. Один из них, тот, что поменьше, плакал. Йоги вышел следом за ними в холодную ночь. Было холодно. Ночь стояла ясная. Светили звезды.
- Черт бы его побрал, этот клуб! - сказал высокий индеец. - И что в нем только хорошего!
Низенький плакал. При свете звезд Йоги увидел, что тот лишился одной из своих протезных рук.
- Не играть мне больше в бильярд! - всхлипывал низенький индеец. Он погрозил оставшейся рукой в направлении окна, обозначившегося во тьме тоненькой полоской света. - Проклятый клуб!
- Не горюйте, - сказал Йоги. - Я помогу вам поступить на помповую фабрику.
- Пошла она к дьяволу! - отозвался высокий индеец. - Мы все вступим в Армию спасения.
- Ну, не плачьте же, - сказал Йоги низенькому. - Я куплю вам новую руку.
Но тот был безутешен. Он сел прямо на занесенную снегом дорогу.
- Раз мне уже не играть в бильярд, плевать я хотел на все.