- Вы хорошо сделали, что пришли к нам. Представьте себе, что все ваши предположения и подозрения имеют под собой какую-то почву… Бывает, что случайное знакомство со случайным человеком тянет за собой большую цепь событий. Для того, чтобы мы могли вмешаться в эти события, нужна помощь… Иногда достаточно простого сигнала… Ну, что ж, спасибо вам за сигнал… У вас ко мне больше ничего нет?
- Нет, товарищ полковник, я, кажется, все рассказала.
- Тогда нашу первую беседу можно считать законченной. Если вы мне понадобитесь, я вас приглашу еще раз.
- Пожалуйста, я всегда готова…
Дымов подписал пропуск и протянул его вместе с паспортом Липатовой.
- Хорошо, что пришли, очень хорошо! - повторил он еще раз. - О нашей встрече рассказывать никому не следует. Через несколько дней я вам позвоню.
Провожая Аню до дверей кабинета, Сергей Сергеевич как бы невзначай спросил, не заметила ли она каких-либо особых примет у Сиротинского? После короткого размышления девушка отрицательно покачала головой.
- Нет, никаких…
Проводив Липатову и еще раз напомнив ей о необходимости весь их разговор держать в секрете, полковник опустился на диван и задумался.
"Случайные встречи на улице возле института, знакомство в театре, исключительный интерес к Барабихину. Странно… Очень странно… Нет, человек, назвавшийся Сиротинским, неспроста сбежал от рассерженной девушки…"
Дымов медленно, в раздумье, зашагал из угла в угол. Перед ним сразу встали десятки вопросов, на которые надо было найти ответы. И среди них главным был вопрос: откуда и как могли просочиться сведения о лаборатории, об изобретении Барабихина? Небольшой коллектив сотрудников института, занятых выполнением специального правительственного задания, тщательно проверен. Это дружная семья талантливых молодых специалистов, в большинстве участников Великой Отечественной войны.
Сергей Сергеевич налил в стакан остывшего крепкого чая и залпом выпил его. Постояв в задумчивости около стола, он решительно снял телефонную трубку, соединился с дежурным и предупредил, что уходит на несколько часов.
Выйдя на улицу, Сергей Сергеевич не спеша пошел к станции метро. Бесконечным потоком текла человеческая толпа. На площади уже вспыхнули фонари. У красного глаза светофора скопилось много машин. Мгновение!.. Зеленый свет словно пробудил их от секундной спячки и, подобные разноцветным жукам, машины, большие и малые, разлетелись в разные стороны. Многочисленными огнями сверкала площадь Свердлова.
Дымов на секунду задержался на краю тротуара. Мимо шли, спешили, торопились люди - десятки, сотни, тысячи… У каждого свои заботы, свои радости и тревоги. У каждого своя жизнь - маленькая частица большой жизни Родины. В этом непрекращающемся движении чувствовался пульс столицы - работающей, дерзающей, творящей…
Вглядываясь в людей и, по давней привычке, угадывая их профессии, Дымов подумал о том, что, может быть, в этой толпе, здесь, рядом, невидимый и незнаемый проходит кто-то чужой, враждебный, с ненавидящим взглядом и черной совестью. И может быть, именно ему, Дымову, волей партии поставленному охранять мирный труд народа, придется встретиться лицом к лицу с врагом и схватить его занесенную для предательского удара руку…
Сергей Сергеевич ускорил шаги и быстро вошел в вестибюль метро.
В авиационном институте полковник Дымов задержался куда дольше, чем предполагал. После короткого разговора с начальником института и секретарем парткома он уединился в предоставленной ему для работы маленькой комнатушке и углубился в чтение архивных материалов. Незаметно шло время. Тишина нарушалась только шелестом переворачиваемых страниц и однотонным стуком стенных часов. Часы показывали двенадцать, когда Дымов прекратил чтение. Он откинулся на спинку стула и некоторое время сидел неподвижно, закрыв глаза. Потом решительно поднялся и потянулся до хруста в костях.
В длинном коридоре, куда он вышел, было полутемно. Только из кабинета начальника института пробивался свет.
- Зачитался, товарищ полковник? - приветливо встретил его начальник - невысокий сухощавый человек, известный всей стране ученый. Он уже не раз встречался с Дымовым и знал, что тот зря не будет терять дорогого времени. Хитро улыбнувшись, добавил:
- Этаким запоем можно читать только приключенческие романы, а не архивные материалы… Хотя, как сказать, ведь вы читатель особого рода.
Он молодо рассмеялся и протянул руку к телефону:
- Сейчас домой или в министерство?
- В министерство, - ответил Дымов. - Да вы не беспокойтесь! Я доберусь.
- Где уж там, на ночь глядя, пешком идти?
Набирая номер, начальник института сосредоточенно смотрел в трубку. Дав распоряжение о машине, он спросил, не возражает ли полковник, если по дороге шофер подбросит домой и майора Барабихина. Майор еще в институте.
Дымов охотно согласился. Спускаясь по широкой институтской лестнице, он подумал, что вообще-то получилось очень удачно. Ведь он только что, знакомясь с личными делами и архивными материалами здесь, в научно-исследовательском институте, твердо решил пригласить к себе Ивана Васильевича Барабихина и побеседовать с ним. И сейчас Дымов был доволен, что знакомство с майором Барабихиным начнется не с официального приема в кабинете, а с совместной поездки в машине.
"Победа" уже стояла у подъезда, но Барабихина еще не было. Он пришел через несколько минут, слегка запыхавшись, и извинился, что заставил себя ждать.
- Вы что же, каждый день так поздно задерживаетесь? - поинтересовался Сергей Сергеевич, когда они уже сидели в машине и первое знакомство состоялось.
- Поздно? - удивился Барабихин. - Что вы, товарищ полковник. Сегодня Тася, моя жена, удивится, что я так рано приехал. Обычно, - он посмотрел на часы, - я засиживаюсь куда позднее.
Машина вынырнула из переулка и, набирая скорость, неслась по широкой улице. Шофер отлично знал маршрут. Видно, ему не впервые приходилось отвозить инженер-майора домой.
Сергей Сергеевич искоса поглядывал на соседа. Ему положительно нравилось открытое простое лицо Барабихина, освещенное маленькой кабинной лампочкой. Широкий выпуклый лоб, серые глаза, слегка навыкате, по-видимому близорукие, и какой-то забавный, по-детски слабо очерченный подбородок.
- Иван Васильевич! - вполголоса обратился Дымов к майору. - Мне бы хотелось побеседовать с вами, не здесь, конечно, а в более подходящей обстановке. Вы не смогли бы завтра зайти ко мне? Я вам закажу пропуск.
- Завтра? - Иван Васильевич потер лоб, припоминая распорядок завтрашнего дня, и удовлетворенно кивнул головой. - Завтра - пожалуйста. В котором часу? В четыре? Явлюсь!
Машина плавно катила по асфальтированной мостовой. Спокойные, тихие переулки и улицы окраины города, откуда они ехали, постепенно сменялись все более людными улицами, ведущими к центру, к широким московским площадям и магистралям.
- Далеко вам приходится ездить, - заметил Дымов. - Хорошо, что есть машина, а то пешком такая прогулка на час, не меньше.
Он вытащил папиросу и приготовился закурить.
- Ничего! - Иван Васильевич молодцевато тряхнул головой. - Легкий кросс по городу. Он с успехом заменяет мне физкультзарядку.
- А сердце позволяет? - Дымов с интересом посмотрел на майора.
- Сердце? - удивленно переспросил Барабихин. - Да оно у меня как выверенные часы. Никаких перебоев.
- Это хорошо!
Сергей Сергеевич зажег спичку и закурил.
- Очень хорошо! А то я сегодня случайно наткнулся на ваше личное дело и прочитал в нем рапорт. Вы его еще в сорок восьмом году писали, тогда у вас крепко пошаливало. Пришлось из-за сердца раньше времени из Берлина вернуться.
Едва уловимая тень промелькнула на липе Ивана Васильевича. Он молча посмотрел на Дымова и сразу отвел глаза. Наступило молчание.
Шофер резко затормозил. Машина остановилась у дома, в котором жил инженер-майор Барабихин.
Глава четвертая. Признание инженер-майора Барабихина
Жаркие дни стояли в конце июля. Солнечные лучи настойчиво пробирались в комнату и ничто - ни шторы, ни вентилятор - не спасали от зноя и духоты.
Время клонилось к вечеру. Сергей Сергеевич Дымов в легкой летней рубашке с расстегнутым воротом сосредоточенно писал за своим большим столом. На диване, истомленный от жары и жажды, сидел капитан Уваров Алексей Петрович, помощник и ученик Дымова. Он только что кончил докладывать и сейчас жадно поглядывал на нераскупоренную бутылку фруктовой воды, стоявшую на маленьком столике.
В тишине слышен был скрип пера. Полковник работал.
- Да-а! - медленно протянул Уваров и горестно вздохнул. - Вот она - инквизиция-то. Самая настоящая!
Дымов поднял голову и рассмеялся.
- Воспитывай волю, товарищ капитан. - Он взял со стола бутылку и потряс ею над головой. - Уже четыре часа с искушением борюсь и ничего - выдерживаю.
Уваров недоверчиво посмотрел на начальника.
- Ну, прямо отец Сергий у Льва Николаевича Толстого. Что ж, и имя у вас подходящее. Менять не надо.
Капитан решительно встал с дивана.
- Разрешите отлучиться, товарищ полковник. Пойду напьюсь.
- Да ладно уж, пей! - смилостивился Дымов. Он медленно открыл бутылку, наполнил стакан ароматным шипучим напитком и протянул Уварову. Потом тяжело вздохнул, вытащил из ящика стола второй стакан, налил его до краев и с наслаждением стал пить короткими глотками.
- У, искуситель! - глянул он на помощника.
Глаза капитана смеялись. Утолив жажду, он облегченно вздохнул и как ни в чем не бывало, деловито осведомился:
- Товарищ полковник, может, поиски Сиротинского прекратить? Несуществующего человека ищем. Ни в Москве, ни в пригородах Владимир Владимирович Сиротинский не значится. Чего же зря время терять?..
- Прекратить?! - Сергей Сергеевич удивленно посмотрел на помощника. - Прекратить только потому, что человек назвался вымышленным именем и фамилией? Да ты что?.. - Он хотел сказать что-то резкое, но сдержался. - Не прекратить, а усилить поиски, человек не иголка, найдется!
Дымов внимательно смотрел на Уварова. Алексей Петрович стоял, упрямо наклонив голову и покусывая губы.
Полковник хорошо знал характер своего помощника. В недавнем прошлом комсомольский работник, ныне способный молодой чекист, Уваров был на редкость настойчив и прямолинеен.
На оперативных совещаниях он смело отстаивал свою точку зрения, нередко идущую вразрез с мнением руководства. Вот и сейчас вся поза капитана выражала несогласие с решением начальника, и Дымов решил поговорить начистоту.
- Садись! - скомандовал он. - Выкладывай все свои сомнения!
Алексей Петрович пожал плечами, сел и начал говорить, не ожидая повторного приглашения.
- Мы разыскиваем, извините меня, мифическую личность. Давайте разберемся, товарищ полковник. Что у нас есть? Какими данными мы располагаем, чтобы бить тревогу и собирать материал о человеке с вымышленной фамилией? По-моему, - никаких. Вы можете сказать: а сообщение комсомолки Липатовой? Извините, Сергей Сергеевич, но я считаю, что это сообщение мало убедительно. И я докажу это. Что особенного рассказала Липатова? Видите ли, она познакомилась и начала встречаться с тридцатилетним мужчиной. Ну и что из этого следует? Парень попался пройдоха. Небось, и жену, и детей имеет, а ей представился одиноким, холостым. Таких сукиных сынов еще немало. А чтобы она проверить не могла, он назвался вымышленным именем. Ни адреса, ни телефона не дал. Может быть такое дело? Вполне!
Пойдем дальше! - Уваров загнул палец. - Встречались они часто… В конце концов не все же о нежных чувствах говорить, есть и другие, более серьезные темы. Наверное, Липатова рассказывала об институте, о знатных людях института, о большой работе, которая у них ведется. Возможно, что и фамилию Барабихина в связи с этим называла. Парня все это заинтересовало. Он же техник. В клубе института, куда Липатова его пригласила, он увидел людей науки, внимательно слушал доклад, может быть, из-за этого своей спутнице недостаточно внимания оказывал… А тут еще два-три вопроса о работе Барабихина задал, ну, девушка и рассвирепела. Чуть ли не в шпионских намерениях обвинила. Знаете, Сергей Сергеевич, - капитан мотнул головой, - не каждый такое стерпит. Другой, посмелее да почестнее, так тот на место поставит, пристыдит, извинения потребует… А наш герой просто удрал, смылся. Небось, решил - подальше от греха. Фамилию наврал, имя наврал, как бы чего не вышло. Все они, донжуаны, такие! - категорически закончил Алексей Петрович и для большей убедительности махнул рукой.
Дымов посмотрел смеющимся взглядом на помощника и, хитро прищурившись, не без ехидства заметил:
- Здорово ты донжуанскую психологию изучил. Наверное, большой опыт имеешь?
- Сергей Сергеевич!.. - возмутился Уваров, но полковник продолжал уже вполне серьезно, без тени шутки.
- Доводы твои, Алексей Петрович, были бы убедительны, если бы они не страдали одним крупным недостатком.
- Каким, Сергей Сергеевич?
- Недостаточным знанием психологии советского человека… Настоящего советского человека.
Сергей Сергеевич закурил папиросу и, задумчиво глядя куда-то за плечо помощника, продолжал медленно, будто разговаривая с самим собой.
- Ты дал неправильную характеристику Липатовой и отсюда вся порочность твоих предположений и умозаключений. Давай на все известные нам факты взглянем другими глазами и оценим их по-иному. Аня Липатова - простая, честная советская девушка. Сиротинский ей нравился, это бесспорно. Он сумел войти в доверие, прикинулся искренним, влюбленным. Больше того, человек, назвавшийся Сиротинским, знал, что Аня очень хорошо к нему относится. И вот, зная это, он перестал с ней церемониться. Он, очевидно, спешит и поэтому решил напролом идти к намеченной цели. Такой вариант вполне возможен.
Сделав глубокую затяжку, Сергей Сергеевич продолжал:
- А торопится по той причине, что работа лаборатории "С" и самого Барабихина близится к концу.
И обрати внимание, капитан, в большинстве случаев враги срываются именно потому, что не могут понять и разобраться в советских людях. Не могут понять, что чувство чести и долга перед Родиной для советского человека всегда являлось и является главным из всех его чувств и переживаний. Это полностью может быть отнесено и к Липатовой. Прежде чем прийти и рассказать о Сиротинском, эта девушка много пережила и много передумала… И пришла, потому что не могла не прийти.
Телефонный звонок прервал Дымова. - Да, да. Пропустите! - сказал он в трубку и, поднявшись из-за стола, коротко сообщил: - Пришел инженер-майор Барабихин.
Алексей Петрович был явно раздосадован. Он дорожил такими разговорами с полковником, любил поспорить с ним, иногда - это случалось не часто - доказывал свою правоту. Не беда, что в их словесных поединках почти всегда победителем оставался Дымов - сказывался огромный опыт, больший политический кругозор, способность глубоко проникать в психологию людей.
Капитан Уваров нехотя поднялся и спросил:
- Мне уйти?
- Оставайся, если хочешь. Может быть, услышим что-нибудь интересное.
Сергей Сергеевич убрал со стола бумаги, и почти в тот же момент в дверь кабинета сильно постучали.
Дымов встретил Барабихина на пороге комнаты. Они поздоровались как старые знакомые. Иван Васильевич с изумлением огляделся вокруг.
- У вас очень уютно! Вот уж никогда не подумал бы… даже цветы!
Сергей Сергеевич рассмеялся, но ничего не ответил. Он познакомил инженер-майора со своим помощником и пригласил к столу. И здесь произошло нечто неожиданное. Протерев очки (сегодня Барабихин был в очках) и не дав ни слова сказать полковнику, майор заговорил сам, заговорил взволнованно и торопливо.
- Мне бы хотелось, товарищ полковник, до начала нашего делового разговора кое-что рассказать вам. Я займу очень немного времени. Разрешите?
Дымов не выразил никакого удивления.
- Прошу вас, Иван Васильевич!.. То, что вы хотите рассказать, касается, видимо, вашего пребывания за границей?
- Да. То есть, вернее, моего преждевременного отъезда оттуда.
Иван Васильевич помолчал, собираясь с мыслями, и начал говорить.
- Когда вчера мы ехали в машине, вы поинтересовались моим сердцем. Здоровое сердце у меня, вполне здоровое, а вот в 1948 году сдало, крепко сдало… и нервы сдали. И дело-то вроде как пустяшное произошло, а переволновался и передумал я немало.
Барабихин снова помолчал и продолжал уже более спокойно.
- Должен вам сказать, что уже давно, с группой товарищей, я проектирую самолет новой конструкции. В 1947 году я опубликовал теоретическую статью на эту тему в одном журнале и, собственно, с этого времени началась моя практическая работа в лаборатории. В 1948 году я выехал в Германию в командировку.
Иван Васильевич нервно забарабанил пальцами по краю стола и торопливо продолжал, словно боясь, что его перебьют.
- Я поехал вместе с женой… до этого мы недавно поженились. Она работала машинисткой. Родители ее погибли во время войны, единственный брат, моложе ее, учился в военном училище.
Сразу же по приезде в Берлин я с головой ушел в работу. Жена целыми днями оставалась одна. Молодая, неопытная, вначале она почти все время сидела дома, скучала, плакала, просилась обратно, а потом, по совету приятельниц и хозяйки, пожилой немки, - мы остановились на частной квартире - жена стала посещать магазины, модные ателье, кино. В общем, как говорится, начала быстро осваиваться в новой обстановке. В доме у нас появились изящные безделушки, хрусталь. Жена стала красиво и модно одеваться.
Вначале я как-то не обращал на это внимания. Жили мы скромно, думал - жена выкраивает кое-что из денег, которые я ей даю на расходы. Но однажды, как сейчас помню, это было вечером, пришел я с работы домой и вижу: у нас в комнате стоит замечательное пианино, отделанное под орех, фирмы Стенвей, одной из наиболее дорогих фирм. Откуда, думаю? Знал, что такое пианино много денег стоит. К жене: где достала? Говорит, купила в комиссионном магазине. Сколько стоит? Назвала большую сумму. Я даже растерялся. Откуда у тебя появились такие деньги? Сначала она отнекивалась, пыталась превратить все это в шутку, заявила, что мне, мужчине, незачем вмешиваться в женские, хозяйственные дела. В общем, честно говоря, хотела скрыть. Но я был буквально взбешен и даже - впервые за время нашей совместной жизни - накричал на нее. Она испугалась, расплакалась, а потом стала успокаивать себя и меня: "Пожалуйста, не волнуйся, Ваня, господин Штрумме - владелец комиссионного магазина - настолько любезен, что предоставил мне долгосрочный кредит. Я у него не первый раз в кредит покупаю. Он только просил никому, даже тебе, об этом не говорить. Хотя он тебя очень хорошо с моих слов знает".
Услыхал я такое, товарищ Дымов, в глазах у меня потемнело. Понял я, что большую ошибку совершил, не интересуясь времяпрепровождением жены, затратами, которые она делала, людьми, с которыми она встречалась.
Барабихин сделал паузу, откинулся на спинку кресла и расстегнул верхний крючок на воротнике офицерского кителя. Видимо, инженеру было душно.
Через секунду он продолжал свой рассказ;