Возбужденная, Тася направилась домой. У самого подъезда она столкнулась с племянником соседки Анны Андреевны.
- Володя, вы к нам? - спросила Тася, приветливо улыбаясь юноше.
- К вам, Таисия Игнатьевна, - ответил он, показывая пачку книг, которую нес подмышкой. - Экзамены на носу… Какой у вас замечательный букет!.. - Володя восхищенно смотрел на цветы. - Подарок?
- Много будете знать - скоро состаритесь, - рассмеялась Тася.
- А я думаю наоборот, - покачал головой юноша. - Знать больше буду - молодеть начну.
Перебрасываясь шутливыми фразами, они вошли в квартиру и разошлись по своим комнатам.
О встрече с Рущинским Тася мужу ничего не сказала. Почему? На этот вопрос, пожалуй, она сама бы не смогла ответить. Возвращаться к разговорам о сумочке ей не хотелось, а знакомство с Рущинским сразу же, помимо ее воли, приобрело какой-то личный, интимный характер. Ведь завтра она опять увидит его. Что же, о завтрашнем дне тоже рассказать? Нет, не стоит, не к чему…
На следующий день к рынку цветов Тася подходила с двойственным чувством: ей хотелось, чтобы Рущинский не пришел и на этом знакомство с ним оборвалось; и вместе с тем ей хотелось, чтобы он был здесь, ждал ее, говорил с ней.
Высокую фигуру Рущинского она увидела еще издали. Он поспешил ей навстречу и протянул небольшой, но отлично подобранный букет цветов.
- Вчера вы подарили мне розу в знак награды за спасение вашей сумочки, - сказал он, широко улыбаясь. - А сегодня примите этот скромный букет от меня в знак нашего знакомства и будущей дружбы.
Он долгим взглядом посмотрел на молодую женщину, и Тася зарделась, поблагодарила и взяла букет. Ведь она любила цветы и отказаться не могла.
В этот день они расстались не сразу: долго бродили по Ленинградскому шоссе, а когда проголодались и Тася устала, зашли на стадион "Динамо" и пообедали в открытом ресторане. За этой встречей последовала другая, третья. Они встречались ежедневно. Рущинский был неизменно корректен, весел и щедр на расходы. Они бывали в кино, бродили по аллеям Парка культуры и отдыха имени Горького, катались на лодке.
Тасе было приятно проводить время с новым знакомым. Она могла с ним болтать о чем угодно. Он не сковывал ее мыслей, слов, был похож на тех, которых она знала давно, до своего замужества. Рущинский охотно говорил на любые темы… По-видимому, он много читал, много перевидел в своей жизни. Но странное дело, знания его были какие-то книжные. Он рассказывал Тасе, что часто и подолгу ездит по стране, однако ничего красочного, запоминающегося о людях, о местах, в которых побывал, рассказать не мог. Правда, Тася и не особенно этим интересовалась. С ним было приятно, а главное - весело. Однако если бы кто-нибудь сказал Тасе, что она влюблена в Рущинского, она бы искренне рассмеялась. О нет! Любит она одного Ваню - умного, серьезного, а это просто так, приятное времяпрепровождение, не больше.
А дома все шло по-прежнему. Как раньше, Иван Васильевич поздно возвращался со службы. Работа близилась к концу. Теперь чаще, чем когда-либо, после торопливо съеденного ужина он спешил к своему письменному столу и почти до самого утра продолжал писать, чертить, рассчитывать. Рабочего дня не хватало.
Так же, как и раньше, ежедневно в квартире появлялся в дневные часы племянник Анны Андреевны - Володя, с обычной пачкой книг в руках. Он неслышно проходил в комнату тетки, где тоже занимался, работал, читал.
Тася не раз собиралась, но никак не могла найти времени куда-либо пригласить юношу. Она почти все дни проводила вне дома. Однако при случайных встречах с Володей, когда он неизменно дружески приветствовал ее, она чувствовала некоторые угрызения совести: все-таки следовало бы развлечь юношу, показать ему Москву.
Иногда, поздно вечером, когда муж работал в соседней комнате, Тася, забравшись с ногами на диван, пыталась анализировать свои чувства и поступки. Она успокаивала себя тем, что в сущности встречами с Рущинским заполняет свободное время, а любит она все-таки только своего Ванюшку. И не рассказывает ему ни о чем, потому что не хочет тревожить. Ведь ничего, кроме флирта, нет…
Да и сам Рущинский ведет себя очень сдержанно и никаких попыток к более близким отношениям не проявляет. Правда, он часто расспрашивает, как живется Тасе, какие у нее отношения с мужем, что он делает, когда приходит домой, рассказывает ли ей о своей работе, о своих изобретениях. Все эти вопросы не что иное, как признак внимания к ней и уважения к ее милому Ване - талантливому инженеру, изобретателю. Рущинский ей как-то сказал, что однажды в научных кругах слыхал отзывы о Барабихине, как о талантливом конструкторе с большим будущим. И Тася была благодарна Рущинскому за эту похвалу.
В общем, Тася решила, что ее совесть перед мужем чиста и упрекать себя ей не в чем.
…Ближайший воскресный день выдался на славу солнечный, жаркий. На небе - ни облачка. Еле ощутимый ветерок чуть-чуть покачивал листву деревьев, протянувшихся вдоль улицы.
Иван Васильевич Барабихин поздно ночью уехал из Москвы. Предстояли серьезные испытания новой машины. Андрей еще раньше предупредил, что в воскресенье он с утра отправляется к Зое, пробудет у нее весь день и, если забежит к сестре, то поздно вечером…
Тася встала рано. У нее предстояла встреча С Юрием (так она уже называла Рущинского), а до встречи с ним надо было зайти в парикмахерскую сделать маникюр.
Когда Тася вышла в коридор, соседка Анна Андреевна хозяйничала в кухне. На вопрос Таси, будет ли она дома, Анна Андреевна сказала, что скоро уйдет к знакомым.
- В таком случае не забудьте взять ключ от входной двери. Я приеду поздно…
Последние слова Тася произнесла уже за дверью.
По дороге к месту свидания (сегодня это был вестибюль станции метро "Сокол") Тася думала о том, что она все же очень мало знает Рущинского. Где он, например, живет? На ее вопрос об этом Рущинский ответил, что его жилищные условия, к сожалению, "неблестящие". "Кочую с места на место, все жду, когда в Моссовете подойдет моя очередь на комнату". Ту, первую, встречу с Тасей он объяснил счастливой случайностью. В тот вечер он задержался у приятеля, который живет совсем недалеко от дома Барабихиных. Рущинский выразил надежду, что, когда Тася лучше узнает и совсем хорошо будет относиться к нему, Рущинскому, она примет его приглашение и навестит его друга. Есть ли у него определенные служебные часы работы? Есть, конечно, но в редакциях к таким мелочам не придираются: пиши когда угодно, но приноси готовый материал. Холостой ли он, как говорил раньше? О да, холост. Если бы он в свое время встретил Тасю или такую женщину, как она, все было бы иначе…
Рущинский уже стоял у входа в метро. На нем был светлый спортивный костюм, через плечо повешен фотоаппарат. В руках - изящная коричневая папка. Рущинский выглядел очень привлекательным, и проходившие мимо девушки украдкой поглядывали на него. Он поспешил навстречу Тасе, крепко сжал в ладонях ее маленькие руки и наклонился, чтобы поцеловать их.
- Вы опаздываете?! - с легким упреком произнес он.
- Всего на десять минут… Это не в счет, - смеясь, возразила Тася и поинтересовалась:
- Куда мы сегодня отправимся? В Химки? Давайте покатаемся на лодке… Да что с вами, Юрий, вы какой-то странный сегодня? - спросила она Рущинского.
И, действительно, всегда веселый, подвижной, Рущинский сегодня казался постаревшим, каким-то угрюмым и непонятным. Он стоял перед Тасей в напряженной позе. Улыбка исчезла с лица, на скулах выдавались желваки.
- Что с вами? - повторила Тася.
- Ничего особенного, уверяю вас, - секунду помедлив, ответил Рущинский. - Просто устал, много работал. Вот и сейчас - я сразу из редакции. - Он показал на папку и добавил: - К тому же у меня слегка разболелась нога… Что поделаешь, рана, полученная еще в сорок втором году. Но ничего, сейчас уже лучше.
Рущинский взял Тасю под руку и повел ее в сторону от метро.
- Куда же мы? - удивилась Тася. - Если в Химки, нам нужно на автобус.
- Мы поедем на такси. - Рущинский ускорил шаг, увлекая за собой Тасю.
В молчании они прошли почти квартал. "Как неудобно, мы почти у моего дома", - подумала Тася, боязливо оглядываясь по сторонам и пытаясь осторожно высвободить руку. Но Рущинский даже не заметил ее жеста. Он шел, нахмурив брови, плотно сжав губы и, казалось, думал совсем о другом.
"Фу, какой невежа!"- с обидой подумала молодая женщина. Ей стало не по себе, пропал интерес к предстоящей прогулке, и она уже пожалела, что встретилась сегодня с Рущинским.
Размышления Таси были прерваны самым неожиданным образом. Рука спутника дрогнула, он приглушенно застонал. Испуганно подняв глаза, Тася увидела искаженное от боли лицо Рущинского.
- Черт возьми… Я не могу идти, - смущенно пробормотал он. - Адская боль. Это у меня бывает. Скоро все пройдет.
Он беспомощно огляделся.
- Но я не могу стоять. Мне нужно забинтовать ногу… И… тогда будет легче.
Тася растерянно молчала… Что делать? Однако растерянность ее быстро прошла. Промелькнула мысль, что Юрий Рущинский не задумался и помог ей в трудную минуту… Почему же она?.. И Тася решилась.
- Пойдемте, - твердо сказала она. - У меня дома сейчас никого нет. Вы посидите, забинтуете ногу и все пройдет. Идемте!
- Благодарю вас, - прошептал Рущинский и шагнул вслед за Тасей.
Глава девятая. Прыжок "Ягуара"
Дни отпуска бежали быстро и весело. Химкинский пляж, стадион "Динамо", прогулки с Зоей в Серебряном бору и парках столицы, музеи, кино и, главное, никаких обязанностей! Гуляй и отдыхай вволю! И только календарь, висевший на стене офицерского общежития в гостинице, напоминал Андрею о том, как быстро летят дни.
Отпуском Андрей был вполне доволен, вся намеченная программа отдыха выполнялась почти без изменений. Даже "решительное" объяснение с Зоей получилось очень удачным и как-то естественно, просто превратилось в разговор двух влюбленных, которые в эти минуты очень мало следят за смыслом взволнованно произносимых слов, но всем сердцем, всем существом своим понимают, что отныне - они навсегда принадлежат друг другу.
В общем, все шло отлично. И только мысль о злополучном берлинском подарке нет-нет, да и омрачала настроение Андрея. За время отпуска он почти ничего нового не узнал. Однако успокаивал себя тем, что до отъезда в Берлин осталось еще много времени и что, наверное, полковник Дымов о нем не забыл и вызовет его, чтобы переговорить, объяснить…
У Барабихиных Андрей бывал редко, Тасю видел только иногда, короткие минуты; она всегда куда-то спешила, но все же упрекала брата за то, что он где-то целые дни пропадает и ни разу еще не привел к ним свою невесту Зою.
С Иваном Васильевичем Барабихиным Андрей виделся еще реже. Инженер-майор рано уходил на работу, домой возвращался поздно и зачастую, по словам сестры, уединялся в свой кабинет - святая святых! - и долго еще, сняв тужурку, работал за письменным столом. Андрею иногда хотелось зайти, поболтать с Иваном Васильевичем, пусть даже в поздний час. Но он не решался, так как, честно говоря, не только уважал, но даже немного побаивался своего ученого родственника. Неудобно как-то отрывать его от больших и важных дел.
В субботний день Андрей рано утром встретился с Зоей, которая была свободна. Они съездили за город, искупались, пообедали в маленьком, малолюдном ресторанчике, вечером побывали в театре и усталые, довольные хорошо проведенным днем, возвращались домой. Усевшись на скамейке, неподалеку от дома, в котором жила девушка, они говорили о своей будущей жизни, строили планы, которые тут же заменяли другими, и даже спорили, безобидно и весело, по разным пустякам.
Ночью посвежело. Девушка зябко ежилась и прижималась к Андрею, и он в эти минуты чувствовал себя счастливым.
В общежитие Андрей вернулся поздно. Тихо, чтобы не разбудить соседей, прошел к своей кровати, разделся и через несколько минут заснул крепким, здоровым сном.
Утром Андрея разбудил дежурный гостиницы и сообщил, что его вызывают к телефону.
Андрей сразу узнал спокойный, с легкой хрипотцой голос. Полковник Дымов просил лейтенанта Рябинина приехать к нему в министерство. Сергей Сергеевич извинился, что беспокоит в выходной день, но появилась необходимость повидаться и побеседовать.
Через полчаса выбритый, подтянутый лейтенант вышел из здания гостиницы. Воскресный день встретил Андрея Рябинина ярким солнцем, гудками машин, шумом и смехом праздничной толпы. На площади стояли такси, опоясанные шахматными клетками. Андрей подошел к крайней машине…
В министерстве царила глубокая и, как показалось лейтенанту, торжественная тишина. Сергей Сергеевич Дымов сидел за столом и писал. Он приветливо, как старого знакомого, встретил лейтенанта, пригласил сесть и протянул папиросы.
- Курите, курите! Мне осталось дописать совсем немного.
Полковник продолжал писать, а лейтенант сидел, курил и думал. Промелькнула мысль, что Дымов, как и Барабихин, большую часть своей жизни посвящает работе. Интересно, есть ли семья у полковника? Если есть, то, наверное, сейчас где-нибудь на даче. Может быть, домочадцы ждали полковника вчера, а он не приехал, и сегодня тоже не приехал. С какой-то неожиданно нахлынувшей теплотой посмотрел Андрей на склоненную седую голову Сергея Сергеевича, на его большие, рабочие, слегка дрожащие руки. - "Это от переутомления", - подумал лейтенант и отвел глаза. Окно было открыто, на подоконнике стояла ваза с увядающими цветами.
- Вот и все! - весело произнес Дымов и откинулся на спинку стула. - Признавайтесь, товарищ лейтенант, в графике сегодняшнего дня встреча со мной у вас не была предусмотрена?
Андрей не ждал такого начала и слегка смутился.
- По совести говоря, - продолжал Сергей Сергеевич, - я сам по-другому хотел провести это воскресенье. Скажу вам по секрету, чертовски люблю играть в волейбол. - Он улыбнулся и почесал затылок. - Мы в Ильинском команду из дачников организовали с грозным названием "Ильинская сборная". Что, здорово? Звучит не хуже, чем сборная "Динамо"! Вот капитан сборной. - Он ткнул пальцем в фотографию мальчишки под стеклом. - Сердитый капитан. Наверное, исключит меня за недисциплинированность. Второе воскресенье на тренировки не являюсь.
Сергей Сергеевич совсем по-детски развел руками. Андрей, улыбаясь, смотрел на него.
- Ну, а у вас все благополучно? - спросил Сергей Сергеевич.
- Все в порядке, товарищ полковник!
- Как здоровье сестры?
- Здорова! - ответил Андрей и опустил голову. Он чувствовал на себе испытующий, внимательный взгляд Дымова. Немного помолчав, полковник заговорил размеренно и тихо:
- Я очень хорошо понимаю вас, Андрей Игнатьевич.
Дымов впервые обратился к Рябинину по имени и отчеству, и это прозвучало как-то особенно дружески.
- Я понимаю вас и состояние ваше… Вы ждете от меня подробностей, объяснений. Но, хотя я кое-что вам сегодня расскажу, вы сами понимаете, что в нашей работе молчание - первое и обязательное правило. Придет время - вы все, что надо и можно, узнаете. А пока надо ждать. В этом заинтересованы все мы и в первую очередь ваша сестра… О ней в вашей голове бродят всякие предположения. Поэтому хочу просить вас: не торопитесь делать выводы. Поспешные выводы, как правило, ошибочны. Я вот совсем недавно, - Сергей Сергеевич усмехнулся, - советовал то же самое другому молодому человеку…
Дымов сделал паузу и продолжал:
- А пригласил я вас, товарищ лейтенант, вот по какому поводу. Дело, которое мы с вами начали, - серьезное дело… Затягивается тугой узелок. И я прошу вас сегодня же, под любым предлогом, переселиться в квартиру ваших родственников Барабихиных. Ну, скажите, например, что в гостинице ремонт, переселение… Придумайте что-либо и переезжайте. Кроме того, прошу вас ближайшие два-три дня не оставлять сестру одну. Понимаю, что это нарушает ваши личные планы… Но что делать, так нужно.
Рябинин недоуменно пожал плечами.
- Я готов… Но я не совсем понимаю, товарищ полковник…
Дымов развел руками:
- Поймете… потом поймете, лейтенант. Всему свое время. Надеюсь, моя просьба будет исполнена?
- Конечно, товарищ полковник.
- А теперь, лейтенант, вторая моя просьба. Дело, которое мы с вами начали здесь, будет, несомненно, иметь продолжение в Берлине. Когда вы вернетесь в Берлин, к вашей персоне, возможно, будет приковано внимание иностранных разведчиков. К вам, к вашему знакомому инженеру Костромину, к сыну фрау Гартвиг…
На лице Рябинина было написано такое искреннее изумление, что Дымов даже усмехнулся:
- Да, да, не удивляйтесь… Борьба! Враг ищет все ходы, все лазейки… Перед вашим отъездом, - я специально пригласил вас предупредить об этом, - вы должны будете навестить меня, и я вам дам некоторые советы, как вести себя, что делать в том или ином случае.
- Хорошо, товарищ полковник. Будет сделано.
- Уверен!.. Возможно, вам придется столкнуться с тем господином, которого вы видели в доме Марты Гартвиг. Так вот, могу сказать вам, что этот старик не кто иной, как владелец комиссионного магазина в Берлине, Густав Штрумме… Это, так сказать, его официальное лицо. Вот так-то.
Сергей Сергеевич постучал пальцами по столу.
- …Но, вероятнее всего, господин Штрумме не только и не главным образом коммерсант и владелец магазина. Он занимается и другими, не торговыми делами. Об этом мы тоже узнаем в самое ближайшее время, - уверенно добавил полковник.
Рябинин не выдержал:
- Значит Гартвиг!.. А я-то ей верил!
Движением руки Дымов остановил взволнованного лейтенанта.
- Я только что советовал вам, товарищ лейтенант, не делать поспешных выводов. Легче всего обвинить человека, особенно за глаза. Старая Марта Гартвиг, как мне представляется, и погибла только потому, что была честной женщиной и могла разоблачить Штрумме, а может быть, и не только его… Не так давно она потеряла мужа, потеряла братьев. Ее старший сын замучен в застенках гестапо. Оставшийся, младший, шофер берлинского такси - активист Союза свободной немецкой молодежи. Он всегда может стать жертвой подкупленных хулиганов и провокаторов. Кто знает, может быть, угрожая смертью ее единственному сыну в случае отказа, господин Штрумме вынуждал Марту Гартвиг передать подарок вашей сестре. Какова цель? Не знаю, пока не знаю… А когда все это сорвалось - ее убили, чтобы замести следы.
Сергей Сергеевич помолчал и добавил:
- К тому же подарок был совершенно безобидный, всего-навсего маленькое колечко.
- Товарищ полковник, - нерешительно и взволнованно спросил Рябинин, - но сестра, Тася, какова ее роль во всем этом деле?
В голосе Андрея звучала горечь, и Сергей Сергеевич понял, что должен как-то рассеять сомнения юноши, подбодрить его.
Сергей Сергеевич вышел из-за стола, взял за руку лейтенанта, усадил его на диван и сам уселся рядом. Долгое время молчал, потом неожиданно поднялся, подошел к окну и стал разглядывать осыпающиеся цветы.
- Забыли воду переменить и вот - пожалуйста, осыпаются! - проворчал он, бережно собирая лепестки, опавшие на подоконник.