Но комиссар, поддерживаемый бойцами под руки, вдруг улыбнулся, быть может, вкладывая в эту счастливую улыбку свои последние силы, и сказал невероятное:
- Убрать оружие! Это… Это наши.
Солдаты вышли из густого ельника к широкому шоссе. По нему нескончаемым потоком к фронту двигались войска.
Остапчук, восторженно сияя глазами на почерневшем от пороховой гари лице, прошептал:
- Вот она, пошла, Рассея!
- Ну вот, а ты спрашивал, Тарас, когда же наконец, - дрогнувшим голосом сказал Давыдов, опираясь на плечо Остапчука.
Горячая слеза застилала глаза, комиссар все смотрел и смотрел жадно, неотрывно на бесконечную грозную силу, текущую от самого горизонта, от синеющей дымки лесов. И, казалось, нет ей ни конца, ни края, как и самой России.
ЗАРУБКА В ПАМЯТИ
Приземистый "виллис" несется по проселку. Сзади на прицепе мягко покачиваются повозка с боеприпасами и две сорокапятки. Поодаль за ними следуют еще пять таких же машин: батарея противотанковых пушек полным ходом идет вдоль живописной речушки. Солдаты мечтательно смотрят на голубоватую гладь зеркально чистой воды: искупаться бы, смыть едкий пот с разгоряченных тел. Да нельзя. Бои за боями без роздыха. Вот и сейчас приказано до подхода главных сил поставить противотанковый заслон на рубеже Затурцы - Свинюха на тот случай, если враг перейдет в контратаку в направлении Луцка, подкрепившись резервом на станции Войница. Об этом сейчас и разговор в машине.
Комбат старший лейтенант Долгов сосредоточенно объясняет старшему сержанту Ефимову:
- Значит, так, Сергей. Ты занимаешь центр позиции. Я встану ближе к Затурцам. Остальные - в южном направлении. Интервал по фронту - триста метров.
Ефимов внимательно слушает, молча кивает головой. Ему объяснять долго не надо: не один танк фашистам "починил", сам два раза был ранен.
Долгов выбросил над головой и в сторону флажок, и машины с прицепами, съехав с проселка, осторожно пошли по целине, расставляя орудийные расчеты по фронту. Спешились и ефимовцы, окружив свою пушку.
Подбежал командир. Ефимова не узнать. Обычно мягкий, даже чуточку мечтательный, сейчас он резок в движениях, в голосе - металлические нотки.
- Ор-руди-е к бою! Ориентир - отдельное дерево! Наводчик Чудов, отработать прицеливание на прямой выстрел!
Голос командира орудия звучит властно. Не прошло и двадцати минут, как пушка была уже надежно замаскирована, боезапас расставлен по порядку, отрыты траншеи, и даже оборудована запасная позиция.
Пушкари взмокли. Ефимов подбадривает:
- Больше пота - меньше крови! Так, что ли, Чудов? А ну-ка, покажи, что у тебя с прицелом?..
Дима Чудов - самый молодой солдат в расчете. Только что из пополнения, и ему, как никому, нужна поддержка. Другое дело Федот Кириллович Дронов, заряжающий. Этот - бывалый солдат. Две "Славы" имеет. Еще в гражданскую пулеметчиком был. Сейчас он, поглаживая гвардейские усы, подсчитывает снаряды, что сбросил Золотов, незлобливо корит шофера:
- Пожалел еще десяток оставить, скупердяй.
- Сколько? - поинтересовался Ефимов.
- Сто двадцать, - недовольно ответил Федот Кириллович, раскладывая "огурцы" по сортам: бронебойные в одну сторону, фугасные - в другую.
Осмотрелся по сторонам, поспешно сунул два снаряда в вещмешок - на всякий случай.
…Фашисты появились внезапно: танк, две самоходки "фердинанд", за ними - несколько бронетранспортеров и грузовиков с пехотой.
- Бронебойным! Дистанция - сто метров!..
И пока до переднего танка было еще далеко, Ефимов легонько отстранил Чудова, проверил прицел.
- Молодцом, Демьян, так и держи, не выпускай… Сергей Ефимов выдержал еще несколько томительных секунд. Все притихли. Был слышен приближающийся рокот танковых моторов. Потом резко махнул рукой:
- Огонь!
С дульного среза пушки блеснуло пламя, запахло порохом. Снаряд срикошетил о верх башни, брызнув искрами.
- Чудов, бери ниже!
Снова гремит выстрел, и тут же - сноп огня и расплавленного металла вырвался из основания квадратной желто-зеленой башни, черные космы дыма поплыли над обреченным танком.
- Молодец, Дима, будет из тебя пушкарь! - похвалил Ефимов молодого бойца. Но тут же, увидев, что на них полным ходом накатывается "фердинанд", за которым вплотную идет бронетранспортер с пехотой, резко скомандовал:
- Расчет, на запасную позицию!
Это было неожиданно. Но солдаты, подхватив пушку, пригибаясь в кустарнике, быстро откатили ее в небольшую ложбину, развернули в боевое положение. И вовремя: над старой позицией раз за разом взметнулись фонтаны разрывов. Ефимов сам встал к прицелу. Ловя в перекрестие стальной борт, нажал на спуск. Удар пришелся впору. Еще мгновение - и "фердинанд" потонул в черном дыму.
- Дронов, картечью заряжай! По пехоте! - вновь звенит над полем боя голос Ефимова.
К громким хлопкам пушки дружно присоединяются раскатистые очереди автоматов: пушкари ударили по-стрелковому. Фашисты залегли. Пули щелкают о щиток пушки, тонко посвистывают над головой.
Через кусты с тыла пробрался шофер Петр Золотов. Тяжело дыша, свалился рядом с Ефимовым.
- Товарищ старший сержант, я от комбата. Приказ - держаться до последнего снаряда. С высотки нам виднее. Окружают нас, товарищ сержант.
Сергей полз на ближайший взгорок, окинул взглядом окрестность и, увидев вдали желтые коробки "фердинандов", опрометью бросился к пушке и вместе с Чудовым и Дроновым - остальные были ранены - стал поспешно разворачивать ее левее, туда, где, пытаясь обойти их, ползли три машины. Поодаль - грузовики с пехотой.
- За Родину нашу получайте, гады!
Густой пеленой расползлась по позиции удушливая гарь. Гремит, не умолкая, пушка, со звоном вылетают гильзы.
Но вот ранен и Димка Чудов: сползает под станину, на правой его ноге поверх выцветшего хэбэ расплывается алое пятно. Прижатый к земле Чудов видит, как обошедший их танк заходит с тыла. Он хочет крикнуть, предупредить товарищей об опасности, но слабый голос его тонет в грохоте боя. Чудов видит перед собой противотанковую гранату. Он протягивает руку, цепко сжимает ее теплую рукоятку и, подтягивая безжизненную ногу, боком, неловко ползет навстречу лязгающему стальному чудовищу. Кровавый след тянется за ним. Еще немного… Ну, еще…
Грянул взрыв, горячей волной обдал взмокшие спины солдат. Дронов и Ефимов обернулись к дымящемуся танку.
- Димка… - глухо выдавил из себя Дронов и снял каску.
Сергей, скрипнув зубами, навел ствол в упор на бронетранспортер, нажал спуск…
- Заряжай! - вновь властно требует Ефимов и не слышит привычного щелчка затвора. Жутковатая догадка холодит душу.
- Заряжай, говорю…
И, словно издалека, услышал хриплый голос Дронова:
- Все, командир… Кончились снаряды…
Дронов поднялся в рост, с тоской посмотрел на горизонт, откуда подступала новая волна танков и пехоты, и сказал до обидного просто:
- Все, Сережа. Против танка с автоматом не попрешь…
- Это ты брось, Федот Кириллович. Умереть всегда успеем. Ну-ка, живо за мной!
Прихватив автомат, Ефимов пополз вперед навстречу врагу. За ним последовал Кириллыч. Время от времени Сергей останавливался, поджидая Дронова, прислушивался. Далеко впереди нарастал надрывный гул приближающихся танков. Слева и справа доносились глуховатые отзвуки перестрелки.
- Слышь, Кириллыч, наши… Сейчас и мы…
- Чего сейчас? - переспросил Дронов. Подползли к "фердинанду" с перебитой гусеницей.
Вокруг перепахана земля: видать, пытался уйти, да так и застыл, развернувшись на запад.
- Ну, понял?
- Вон оно что! - обрадовался Дронов. Очутившись внутри "фердинанда", артиллеристы быстро освоились с премудростями фашистской техники: попробовали поворотно-подъемный механизм орудия, выверили прицел, покопались в затворе - все вроде понятно, а главное - все в исправности. Да и снаряды нашлись.
- Ну, Кириллыч, заряжай, - привычно сказал Ефимов и приник к прицелу, вращая рукоятки поворотно-подъемного механизма и нащупывая ногой педаль спуска.
Дронов осторожно дослал снаряд в канал ствола, высунулся в верхний люк, корректируя расстояние. Сергей, удерживая в перекрестии прицела головной танк, не спешил. Первый удар должен быть наверняка. Тем более что фашисты от своего подбитого "бегемота" никакого сюрприза не ожидают.
- Триста метров, - уточняет Дронов, - двести пятьдесят… двести…
Ефимов резко нажал педаль и, оглушенный, увидел темную отметину пробоины в основании башни танка. Оттуда потянуло сначала дымком, а в следующую секунду взрыв потряс округу: внутри танка рванули боеприпасы.
- Теперь живем, Федот Кириллович! Поворачивайся!
- Все сделаем в лучшем виде, - заверил Дронов, вгоняя очередной снаряд в канал ствола.
Однако гитлеровцы открыли бешеный огонь по самоходке. Снаряды с тяжким стоном разрывались рядом, щедро обдавая осколками броню.
- Кириллыч, дай-ка фугасный! - Ефимов уже тщательно "вгоняет" в прицел грузовик с пехотой на борту. Удар! - и тупорылая громадина разносится взрывом на мелкие щепки.
Но от другого грузовика спешившиеся автоматчики уже торопливо бегут к их самоходке. И тут на выручку приходит старая пулеметная школа красногвардейца Дронова. Кириллыч припал к танковому пулемету, привычным движением поставил его на боевой взвод и размашистой щедрой очередью хлестнул по наседавшим фашистам, круша их и прижимая к земле.
А Ефимов тем временем дослал в канал ствола новый бронебойный снаряд, вывел прицел на дальнее от них самоходное орудие. Но что это? Два танка и самоходка, не выдержав боя, повернули вспять. За ними, подгоняемые очередями Дронова, спешно засеменили пехотинцы. Ефимов, тщательно прицелившись, бьет по все той же самоходке. Но она, почуяв по близким разрывам недоброе, маневрирует.
- Ишь, танцует, - зло усмехнулся Ефимов.
Он теперь не спешит, расчетливо выносит упреждение. И вот, настигнутая очередным снарядом, самоходка словно споткнулась и, развернувшись в сторону, зачадила густым дымом…
Бойцы долго сидели в самоходке, не в силах пошевелиться от усталости. Стояла такая тишина, что было слышно, как ветер гудит в стальной антенне над "фердинандом". И все, что случилось сегодня, 12 июля 1944 года, настолько было похоже на страшный сон, что Ефимов заметил:
- Вот так, Кириллыч… Расскажи через много-много лет - и, пожалуй, никто не поверит…
Но Дронов не ответил. Он крепко спал, прислонившись к стальной стенке "фердинанда".
СТАЛЬНОЙ ГАРНИЗОН
- Да нет у меня для вас танка. Поймите же вы наконец! - сокрушался заместитель командира полка по технической части Баранов, все более удивляясь настойчивости этих трех парней во главе с младшим лейтенантом Климовым. - Вам ясно сказано - в запасной полк. И точка! - И примирительно добавил: - Отдохнете чуток, в баньке помоетесь. А там и машину новую дадут…
Последнее он сказал неуверенно, перехватив взгляд Климова, брошенный в сторону ближайшего кустарника: там сквозь ветви явственно просматривалась башня Т-34 с гвардейским знаком на ней и бортовым номером "76".
- Эта машина свое отвоевала, - безнадежно махнул в сторону тридцатьчетверки Баранов. - Участвовала в битве под Москвой, в боях на Курской дуге, дошла до Польши. Ходовая часть изношена, да и мотор барахлит. Теперь - в капитальный ремонт.
- Так мы сами этот ремонт и проведем, товарищ майор, - негромко заверил механик-водитель Гармаш, поглядывая на Климова.
Сказал свое слово и заряжающий Сенотрусов.
- Как же мы ребятам в глаза посмотрим: все - в бой, а мы - в баню.
- Да что это за разговорчики, товарищ младший лейтенант! Приказ не обсуждают!
- Мы не обсуждаем, товарищ майор, мы просим… - тихо, но твердо проговорил Климов. - Дайте нам этот танк…
Майор задумался. Молчали и танкисты. А мимо на Озенблув, натруженно урча моторами, седые от дорожной пыли, проходили последние танки полка. Там, южнее этого польского городка, ожидался контрудар немцев.
Неожиданно одна из машин резко затормозила, и в люке показался командир третьего батальона майор Алпаев. Маленький, плотный, он метнул быстрый взгляд в сторону танкистов, узнал Климова и в одно мгновение припомнил тот недавний бой, когда экипаж Климова таранил фашистский "фердинанд" и спас его, Алпаева, танк. А затем совсем не по-уставному крикнул:
- Мишка, дорогой, жив?!
- Жив, командир! - радостно отозвался младший лейтенант и, подбежав к танку, пояснил: - Только и мы тогда проглядели, товарищ майор: слева какой-то фашист нам в бок рубанул - ведущее колесо вдребезги! Теперь ходим в "безлошадных". Впрочем, "лошадка" имеется, - он скосил взгляд в сторону замаскированной тридцатьчетверки, - да вот… майор Баранов не дает. Говорит, неисправна, мол…
Алпаев поморщил лоб:
- Давай, Климов! Если сможете, доберетесь до северо-восточной окраины Озенблува, станете там в засаде. На всякий случай. Удара со стороны противника там не ожидается, да чем черт не шутит… - И Баранову: - Отдай ты им ветерана. Они его подлечат. Они могут!
- Добро… - без особого энтузиазма согласился Баранов. - Так и быть - забирайте!
Танкисты с трудом добрались до указанного места. Двигатель тянул слабо, работал с перебоями, сильно дымил, вот-вот заглохнет. К тому же при каждом повороте машины левая гусеница едва не сходила с катков. Зато вооружение было в исправном состоянии, да и боекомплект с избытком.
Остановились на пологом взгорке, укрывшись в зарослях одичавшего старого сада на окраине заброшенного хутора.
Пока Сенотрусов и Ненашев гремели ключами и кувалдами возле гусениц, а Гармаш колдовал в моторе, Михаил, развернув башню, с нетерпением вглядывался через прицел на юг, куда ушли наши танки и где уже разгоралось сражение. Климов всей душой был там. Даже в горле, как всегда перед схваткой, пересохло, кончики пальцев покалывало, словно иголками. Но, вспомнив, что приказано стоять здесь, в засаде, только вздохнул. Посмотрел на север - и чуть не вскрикнул от неожиданности: пять "пантер" с десантом на борту полным ходом шли на еще не успевшую окопаться нашу пехоту. Было видно, как немцы с ходу смяли боевое охранение и, разворачиваясь веером от шоссе, шли прямо на них, на этот единственный здесь танк с гвардейским знаком на башне.
Расчет врагов был прост: внезапным ударом прорваться сквозь наши боевые порядки, резко повернуть на юг и обрушиться таранным ударом во фланг советским танкам. От этой мысли Климову стало жарко.
- Отставить ремонт! По местам! - резко скомандовал он.
В считанные секунды танкисты заняли боевые места, приникли к приборам и щелям. Михаил успел передать по рации на КП:
- "Редут-десятый"! Я "Гранит-шестой"! Танки с севера! Принимаем бой!
"Пантеры" уже были от них в тысяче метров. Климов приник к прицелу, вращая ручки подъемного и поворотного механизмов пушки, вогнал в перекрестие головной танк.
- Николай! - крикнул он Сенотрусову. - Бронебойный!
Заряжающий дослал снаряд в ствол, щелкнул затвор:
- Есть, бронебойный!
Климов нащупал ногой левую педаль спуска пушки, рукоятками удерживая в перекрестии все ту же лобастую приземистую "пантеру". "Еще чуть-чуть…" - сдерживал он себя. И когда стальная громадина подошла на шестьсот метров, резко нажал педаль.
Облако пыли и дыма окутало немецкую машину. Она медленно закружилась на месте.
Сенотрусов снова быстро дослал снаряд. Выстрел! - и "пантера" густо зачадила смоляным дымом. Фашистские автоматчики горохом скатились с танка на землю. И тут взахлеб заговорил пулемет Ненашева.
- Так их, Сергей, - подбодрил его командир. И Сенотрусову, хотя тот и работал проворнее самого дьявола: - А ну, Микола, поворачивайся! Теперь они нас видят. Теперь - кто кого! Понял?
Вражеские танкисты действительно засекли местонахождение тридцатьчетверки: вокруг уже рвались: снаряды. Стиснув зубы, Климов вращает рукоятки подъемного и поворотного механизмов. В прицеле один за другим мелькают пятнистые с желто-зелеными разводами стальные тела немецких танков. Выстрел гремит за выстрелом, гильзы падают со звоном на днище. Пороховые газы сдавливают дыхание…
- Удар! - и еще одна "пантера", прошитая подкалиберным снарядом, замерла на месте. Затем столб, огня с оглушительным грохотом сорвал ее башню; внутри рванули боеприпасы. Но тут же мощный взрыв потряс корпус танка Климова.
- Сенотрусов! Коля, ты жив? Заряжай! - кричит" Михаил, а сам не слышит собственного голоса, только чувствует, как от ушей по шее сбегают горячие липкие струйки крови.
Сенотрусов жив, хотя тоже контужен.
Теперь Климов боится только одного - не потерять бы сознание. Сжав пальцами рукоятки, он цепко держит в перекрестии прицела очередной танк. Узнав почем фунт лиха, фашисты действуют осторожнее, маневрируют, маскируясь в лощинах, за кустами. Это им мешает вести прицельный огонь: снаряды разрываются рядом с тридцатьчетверкой, скользят рикошетом по ее наклонной броне.
До третьей "пантеры" триста метров. И заходит она сбоку, чтобы ударить намертво. Климов, задыхаясь от пороховых газов, доворачивает башню влево и почти в упор, на секунду опередив гитлеровца, бьет в бронированное чудовище. Удар пришелся впору: Михаил отчетливо увидел искры и брызги расплавленного металла под башней.
Напрягая все силы, он довернул теперь башню вправо, где, стреляя на ходу, шли на сближение два последних фашистских танка. Но не успел. От прямого попадания в бак с горючим над танком взметнулось высокое пламя.
Фашисты поняли, что путь свободен и теперь уже, не опасаясь, двинулись на тридцатьчетверку.
Но случилось невероятное. Советский танк, объятый пламенем, вдруг ожил и метким выстрелом поразил еще одну "пантеру". Танк, шедший рядом с ней, шарахнулся в сторону, стреляя на ходу. И тут явно сплоховали немецкие танкисты, подставив уязвимое место машины - бок - под огонь нашего ветерана. Снова последовал четкий доворот башни. И твердый, как алмаз, сердечник 85-миллиметрового снаряда навылет пробил броню последнего вражеского танка…
Климов вывалился через люк и, перекатываясь по земле, загасил горящий комбинезон. Вслед за командиром выскочил и Гармаш. Пламя гудело над танком, вот-вот должны взорваться боеприпасы. Надо бежать в сторону. Но ведь там, внутри раскаленного танка, раненые друзья! И Климов с Гармашем снова протискиваются в дышащую нестерпимым жаром стальную коробку, вытаскивают из нее Сенотрусова и Ненашева. И только оттащив товарищей от пылающей машины, они в изнеможении падают на землю и словно проваливаются в черную бездну…
Когда Климов пришел в себя, то первое, что увидел, - пожилого бойца-санитара, перевязывающего Гармаша.
- А где ребята? - спросил Михаил, чувствуя, как каждое слово нестерпимой болью отдается в голове.
- В медсанбате, - деловито ответил санитар. - Где ж еще им быть?
- Так значит, живы! - с радостью воскликнул Климов, но тут же от резкой боли схватился за голову.
- Живы, сынок, успокойся, - ответил боец и, подойдя вплотную к лежащему Михаилу, словно стараясь запомнить, долго разглядывал его продолговатое с выпуклым лбом почерневшее и изможденное лицо. Наконец сказал: