"Луч во тьме" - документальная повесть о неизвестных подвигах киевских подпольщиков в годы Великой Отечественной войны. Руководимые вырвавшимся из лагеря военнопленных бывшим секретарем парторганизации Наркомата финансов УССР Григорием Кочубеем, смельчаки создали широко разветвленную партийную организацию "Смерть немецким оккупантам!". Ее боевые группы действовали в ряде городов и сел Украины. Подпольщики самоотверженно борются, многие из них гибнут в смертельной схватке с врагом, но не сдаются.
Содержание:
София Яковлевна Черняк - Луч во тьме 1
Глава первая. - ТАЙНА ЧЕРНОЙ ГОРЫ 1
Глава вторая. - НЕПОКОРЕННЫЕ УСИЛИВАЮТ СОПРОТИВЛЕНИЕ 7
Глава третья. - НАДЕЖНАЯ КОНСПИРАТИВНАЯ КВАРТИРА 10
Глава четвертая. - ПОДПОЛЬНАЯ ПАРТОРГАНИЗАЦИЯ ДЕЙСТВУЕТ ВМЕСТЕ С ПАРТИЗАНАМИ 13
Глава пятая. - ДО ПОСЛЕДНЕГО ДЫХАНИЯ 17
Глава шестая. - ВТОРАЯ ЖИЗНЬ ПОДЗЕМНОЙ ТИПОГРАФИИ 21
Глава седьмая. - ЖЕРТВА ФАШИСТСКОЙ ПРОВОКАЦИИ 25
Глава восьмая. - НАВСТРЕЧУ ОСВОБОДИТЕЛЯМ 27
ЭПИЛОГ 30
Примечания 30
София Яковлевна Черняк
Луч во тьме
Пусть эта книга будет венком на неизвестную могилу моих отца и матери, погибших от рук гитлеровских захватчиков.
Автор
Залитый щедрым солнцем бульвар уходит вниз, к Днепру, и исчезает в далекой дымке.
Какой он величественный, этот новорожденный бульвар, как прекрасны современные здания, выстроившиеся вдоль широких тротуаров!
А совсем недавно здесь громоздились вековечные холмы, в глубоких оврагах звенели серебристой листвой старые клены, журчали роднички, перешептываясь с густой травой, с диким кустарником, зарослями крапивы, с шумливыми птицами, которым весело и привольно жилось на этой живописной окраине Киева. Но пришли люди, и заскрежетали бульдозеры, экскаваторы, устремились вверх могучие краны.
С сожалением наблюдала быстроногая, вездесущая детвора, как новая жизнь отвоевывала у нее овраги и холмы - места захватывающих мальчишеских игр, возбуждавшие неудержимую детскую фантазию, рождавшие крылатые мечты.
…Огромный ковш экскаватора с разгона врезался в землю и подбросил вверх веками спрессованную почву.
- Постой!
Человек в синем комбинезоне выхватил из ковша разбитую бутылку, в которой лежали пожелтевшие бумаги.
- Документы, что ли?
- Вроде…
Строители осторожно разворачивали хрупкие листки:
"…пятеро коммунистов… верим… советские люди возврат… во имя эт… вер… погибнем, передайте нашим друзьям
Прощайте, товарищи!
…Черная гора… 942 г.
Григорий… Демьяненко…
…димир Анан…"
Как святыню, рассматривают рабочие свою находку.
Отзвук какой трагедии вырвал из земли ковш экскаватора? Кто они, авторы таинственного письма? Что происходило на киевской земле в том месте, где нынче пролегла новая магистраль столицы Советской Украины - красавец-бульвар имени Ивана Лихачева?
Глава первая.
ТАЙНА ЧЕРНОЙ ГОРЫ
Григорий Кочубей устало присел на землю, холодную и неласковую. Дрожащими пальцами скрутил козью ножку.
В подземном сумраке на скамеечке мерцал самодельный фонарик, отбрасывая на стены призрачные тени.
Володя Ананьев работал, не разгибая спины. И откуда берутся у него силы? Посмотреть на парня - хилый, худой, узкий в плечах. А измученное, но все равно тонкое, красивое лицо казалось девичьим.
Володя копал, а Кочубей крепил. Землю сегодня выносил Валентин Черепанов.
Кочубей курил, наблюдая за Володей. Лом плохо слушался его, с трудом входил в твердую, как камень, землю.
- Володя, давай-ка поменяемся. Я покопаю. Тяжело же тебе…
- Не надо, Григорий Самсонович, я уже приспособился, - и, всем корпусом откинувшись назад, юноша вогнал лом в непослушную почву. К его ногам упала глыба сухой земли.
Ну и упряма же ты неподатлива, Черная гора!
Из узкого горла тоннеля выкатились два пустых ведра и показалась голова Валентина, а за ней и вся его длинная, тощая фигура.
- Докопались! Какая-то могила… Я же говорил - копать выше.
- Будет тебе ворчать, Валю-лю-ша! - звонким женским голосом пропел Володя.
Так обычно успокаивала нервничавшего Валентина его жена Клава - родная сестра Володи. Мужчины посмотрели друг на друга, горько усмехнулись и начали насыпать в ведерки землю. Приятно и в то же время тяжко было вспоминать родных, дорогих людей, с которыми их связывало прошлое, теперь такое далекое.
Неугомонный Валентин продолжал ворчать:
- Тебе бы, Володька, поползать вот так. Я сегодня сорок шесть раз туда и обратно лазил. Колени словно не мои. А во всем наш уважаемый Кочубей виноват, по его плану строим. А теперь на животе ползай…
- А тебе что - под землей дворец строить захотелось, - рассмеялся Кочубей и обнял Валентина. - Скажи-ка лучше, парень, что там на-гора? Рассветает уже?
- Там уже утро, и какое, хлопцы, утро! Небо такое розовое, что даже больно смотреть, а деревья заснежены, словно ватой окутаны. Красота!.. Вера Давыдовна зовет завтракать, картошка уже готова.
- Чего же ты молчишь? - Володя схватил ведро с землей и первый полез в тоннель.
Утро. А для них ночь. Кочубей сквозь щель ставни наблюдает за шоссе. Проехала машина с немецкими солдатами, и снова тишина..
Скоро три месяца, как он не видит солнца, людей, не дышит морозным зимним воздухом. По ночам они работают, а днем спят, плотно закрыв ставни и заперев на засов дверь.
За ширмой спят усталые Володя и Валентин, а ему не спится, не дают покоя тревожные мысли.
Еще недавно он не знал ни Володи, ни Валентина, ни Веры Давыдовны, заботливой, симпатичной и на редкость рассудительной Володиной матери. А теперь они ему словно родные.
Кочубей снова припал к окошку. Через щелку хорошо виден дом Тимченко - родителей его жены Маши. Он пришел к ним после того, как убежал из плена. Вон на крыльце стоит тесть - Петр Леонтьевич. Он, как и в мирные дни, подтянут, черное пальто застегнуто на все пуговицы. Идет на работу.
Гитлеровцам удалось пустить трамвайный завод, до войны носивший имя Феликса Эдмундовича Дзержинского. Немецкое командование обещало рабочим большие заработки и хороший паек. Кочубей уговорил Петра Леонтьевича вернуться на завод: старый кадровый трамвайщик, которого каждый хорошо знает, поможет нащупать связи с нужными людьми. Как и до войны, старик заведовал на заводе материальным складом. Петр Леонтьевич и познакомил Кочубея с Черепановым и Ананьевым, которых, так же как и его, привело в Киев военное лихолетье.
Кочубей вспомнил октябрьский дождливый день, когда Петр Леонтьевич свел его с Черепановым и Ананьевым. Хлопцы сразу же понравились Кочубею. А в людях он разбирается, хоть и не так уж давно живет на белом свете: только тридцать второй миновал… Студенты медицинского института говорили про своего молодого преподавателя политэкономии, что Григорий Самсонович как глянет на кого-либо, словно рентгеном просветит.
Между ним и его новыми знакомыми сразу установилось взаимное доверие. Они условились действовать сообща. А какие могут быть действия у коммунистов в оккупированном врагом городе - понятно: они решили искать подпольный горком партии.
Кочубей определенно знал, что подпольный горком в Киеве оставлен. Перед войной он был секретарем партийной организации Народного комиссариата финансов Украины, и ему часто приходилось бывать в ЦК партии, в горкоме, и в трудные дни, когда уже ясно было, что Киев отстоять не удастся, он узнал, что организуется киевское подполье.
Да, подпольный горком действовал. Кто же, как не подпольщики, взорвал здание железнодорожной станции Киев - Товарная, депо имени Андреева, фабрики имени Горького и Розы Люксембург? И мосты Соломянский да Воздухофлотский голыми руками никто бы не разрушил. Кое-кто из подпольщиков уже попал в руки гестаповцев.
Два дня назад старики Тимченко были на Бессарабке. На балконе здания против крытого рынка они видели повешенного молодого парня. Это проклятые гитлеровцы его повесили, а на груди прикрепили дощечку: "Так будет с каждым партизаном!".
Теща Кочубея, Оксана Федоровна, принесла с базара несколько большевистских листовок. Вообще родители Маши хорошо помогают. Благодаря им он узнавал об установленных оккупантами в Киеве порядках. Старики приносят фашистскую газетенку "Новэ украинськэ слово", которую редактировал гитлеровский наймит, бывший преподаватель университета Штепа. Тимченко наловчились незаметно срывать со стен и столбов гитлеровские приказы и объявления. Но вот аусвайса - немецкого удостоверения о месте работы, позволявшего относительно спокойно жить в Киеве, - никак не могут для него достать. А без этого удостоверения молодому человеку на улице хоть не показывайся: сразу схватят, и если не расстреляют как саботажника, то загонят в концлагерь. Об этом официально сообщил в своем приказе штадткомиссар Киева Квитцрау.
Все мысли Кочубея направлены на то, чтобы связаться с подпольем. А пока что он решил с помощью ребят прокопать от дома Ананьевых подземный ход к Черной горе и там, под горой, соорудить типографию. Вряд ли можно найти лучшее место для такой цели, чем этот глухой уголок Железнодорожного шоссе на окраине Киева.
И вот подземелье скоро будет готово. Сколько сил они потратили на это! Трудно, ох как трудно было им, голодным и истощенным, прорыть в горе шестиметровый зигзагообразный тоннель и пещеру, в которой могут работать три-четыре человека. Сколько земли вынесли ведерками! И еще нужно было следить, чтобы землю ту никто из чужих не увидел. Потому-то и работали только по ночам. Всю вырытую землю выносили в сад Ананьевых и присыпали снегом.
Хорошо помогал им и Петр Леонтьевич. Немало леса для крепления перетащил с завода тесть под видом дров.
А теперь другим озабочен Кочубей: где достать шрифт для типографии? И новых людей в их группу необходимо завербовать… Долго, слишком долго они возятся с этим подземельем. Пора уже выходить на свет божий!
Володя Ананьев рассказал, что в Броварах, рядом с детской колонией, где он до войны работал, помещалась типография районной газеты. В нее попала бомба, и от типографии остались одни лишь руины. Может, под теми руинами поискать шрифт? Но это потом… А сейчас - спать, спать, ведь впереди опять тяжелая ночь. Кочубей по-детски крепко сжал веки. Не спится. Может, посчитать до ста, как учила в детстве мать? Раз, два, три, четыре…
Как это было тогда, в октябре, под Днепропетровском? Ему с одним киевским пианистом Виктором посчастливилось бежать из плена, но перейти линию фронта им так и не удалось. Еще оставалось метров двести, а там ничейная полоска земли: тихая речушка, покрытая желтеющим камышом, за нею - свои. Кочубей уже ясно видел советские позиции, замаскированный между деревьями блиндаж. И вдруг по ним, словно гром среди ясного неба, ударил пулемет. Их заметили гитлеровцы, проезжавшие на машине. Виктор упал. Виктор, Виктор! Пуля попала ему в живот. Как страшно умирал он… Катя, ее зовут Катей, жену Виктора… Он плакал, просил помочь ей: она осталась в Киеве одна, беременная.
Виктор умер, а Кочубей бежал. Через три дня его схватили какие-то дядьки, вероятно, новоиспеченные полицаи, и потащили в комендатуру. А затем повезли куда-то поездом, и он снова бежал. Это уже было под Полтавой.
А Катин адрес он не забыл? Нет, помнит: улица Горького, 32, третий этаж, Катя Островская. Он должен найти Катю, обязан передать ей последний привет от Виктора… Страшное дело эта бессонница… А где Маша, его Марийка? Что с ней?
Вспомнилось, как в сентябре он прощался с ней на вокзале. Маша плакала, умоляла: "Гриць, береги себя!" Маша уехала на восток, в глубокий тыл. Как она устроилась там, доехала ли? Ведь фашистские бомбы падали и в глубоком тылу… Нет, лучше не думать об этом. Кочубей вскочил с постели. А ребята спят, тихо посапывают. Надо бы и ему заснуть, непременно заснуть. От этих мыслей можно с ума сойти… Один, два, три… десять, одиннадцать…
- Григорий Самсонович, вставайте! Петухи уже пропели, - Володя изо всех сил тормошит Кочубея.
Не спалось, не спалось, а как уснул, то хоть дом переворачивай… На столе горит лампа, стоят тарелки, а над ними аппетитный пар.
Опять картофельный суп. Вот уж целый месяц их потчуют этим супом. Впрочем, и за то спасибо хозяевам. Картошка эта имеет свою историю. В сентябре Валентину Черепанову, как одному из лучших машинистов Юго-Западной железной дороги, поручили вместе с товарищами ремонтировать бронепоезд. Работали днем и ночью, но не успели и застряли у оккупантов с этим бронепоездом. Валентину ничего не оставалось делать, как податься к теще на Черную гору, и тут он от нечего делать накопал в брошенных огородах изрядные запасы картошки. Теперь она их выручает.
Сейчас они поедят суп и снова полезут в подземелье. Сегодня Валентин будет проходчиком, Володя - крепильщиком, а его, Кочубея, очередь таскать землю во двор. Хоть малость подышит ночным воздухом.
- Мальчики, не задерживайтесь, суп остынет. Да и посмотрите, что за суп у нас сегодня! - Вера Давыдовна хитро подмигнула.
- Люди! У нас сегодня суп с жареным салом! - закричал Валентин.
- Мама, откуда такая роскошь? Вы, случайно, не поступили на службу к самому коменданту Киева генералу Эбергарду, чтобы подкармливать нас объедками с панского стола?
- А вам все смешки. Вам и невдомек, что из-за этого сала ваша мать чуть в беду не попала… Пошла я в очередь к спекулянту, и тот за мое праздничное файдешиновое платье отвалил целый килограмм сала! Вдруг гляжу - рядом со мной на бочку вскочил какой-то выродок усатый, в фуражке с царской кокардой… сущий идиот, какого, бывало, только в кино и увидишь. Так вот, значит, вскочил он на бочку да как завопит во все горло: "Люди добрые, украинцы и украинки, большевикам пришел конец! Никогда больше они в наш святой Киев не возвратятся, милые мои братья и сестрицы… Немецкие друзья принесли нам свободу… Спасибо Гитлеру! Хайль Гитлер!.." Истошно кричит, а люди - кто плачет, кто, вижу, насилу сдерживает себя, чтобы не заехать в морду этому предателю проклятому. И только какая-то дамочка, разрисованная, как попугай, в ладошки хлопает., Ну, как тут было стерпеть? Подскочила я к тому орателю да как крикну: "Чего разбрехался, собака!" А он: "Лови большевичку, лови!.." Люди, спасибо им, как-то скрыли меня… хорошо еще, что в этой кутерьме я сало не потеряла…
Словно оцепенелые слушали хлопцы рассказ Веры Давыдовны.
- Мама, мама… Моя умная мама! - укоризненно всплеснул руками Володя.
- Разве же вы не понимаете, что если бы вас схватили, то погибли и мы все, и задуманное нами дело! - вскочил Валентин.
- Вот тебе и раз! Вы, может, меня еще и отчитывать станете? Вот, вот, сидите подольше, дорогие герои, там, в земле, и пускай эти, с кокардами, головы людям морочат… На рынке слух прошел, будто Гитлер в Москве на Красной площади парад принимает, - и женщина неожиданно расплакалась.
Из-за стола поднялся Кочубей.
- Ну, чего привязались к Вере Давыдовне? - сказал он. - Ведь правду она говорит… Сколько можно в подземелье копаться? Пора за дело браться! Я так думаю: тебе, Валя, надо легализоваться. Ты в Киеве человек новый, никто не знает, что ты коммунист. Поступай на работу в депо. Петр Леонтьевич говорил, рабочие там нужны.
- Я не буду водить их поезда, - решительно ответил Валентин.
- И не надо, становись на черную работу. Главное, чтобы с людьми был….
- Да, конечно, пусть хоть один пошел бы куда-нибудь работать. А так и до туберкулеза доживем… Каждую ночь в подземелье, а кушать что? Ну, съедим это сало, и картошка уже кончается, а тогда что? Надо же понемногу зарабатывать и продуктовую карточку иметь, - утирая слезы, промолвила Вера Давыдовна.
- Не журитесь, мама, что-нибудь да заработаем. А по карточкам тем, сами знаете, болячку дают: двести граммов хлеба на неделю. Наешься, как же…
В комнате воцарилась тишина. Нарушил ее Кочубей.
- Разговорами делу не поможешь. Айда, хлопцы.
Вера Давыдовна печальным взглядом проводила мужчин…
И кто надумал рыть это подземелье? С тех пор как они работают там, она не знает покоя. А вдруг завалит их… Кто спасет? Ведь и людей призвать нельзя - тайна. А тут еще у соседей немецкие солдаты поселились, полдома заняли. Как бы не заметили ее хлопцев, когда они по ночам землю из своей шахты таскают… А вчера внучек соседский, бойкий такой Юрко допытывался: "Бабушка, а где ваш дядя Володя? Воюет, да?". Забилось сердце у Веры Давыдовны. "Воюет, деточка, воюет". - "И мой папа воюет, и я пойду в партизаны", - обрадовался Юрко.
И почему это мальчик вдруг про Володьку спросил? Может, кто уж приметил ее соколика? Какое горе, что он оказался в захваченном немцами Киеве.
У Веры Давыдовны опять, как и в ту октябрьскую ночь, когда тихо постучали в окошко и она сквозь стекло увидела лицо сына, пробежал по спине холодок. А что, если кто-нибудь из соседей выдаст его? Небось, все вокруг знали активного комсомольца, советского командира Владимира Ананьева.
Наверно, никто его не видел. Днем он не выходит из дому, только по ночам на какой-то часик вылезет из сарая, чтобы подышать свежим воздухом. А в город никто из хлопцев не ходит. Повсюду на столбах гестаповцы расклеили объявления, обещая каждому, кто выдаст коммуниста, командира или еврея, тысячу рублей. А кто не хочет деньгами, может продуктами получить… Разве не найдется на Черной горе предателя, который на ее Володьке тысячу рублей захочет заработать?
Вера Давыдовна услышала, как тихо щелкнула дверь. Это Кочубей, вероятно, вынес во двор землю. "Хоть немного помогу беднягам", - подумала женщина и побрела к сараю.