Забыв об усталости, он побежал по тропке к дому и с остервенением пнул ногой дверь. Незапертая, она распахнулась с громким стуком. В два прыжка сержант миновал крыльцо и вскочил в сени. И увидел хозяина дома. Полицейский лежал у самого порога передней избы, голова его была откинута далеко назад, из разрубленной шеи слабыми толчками еще пульсировала кровь; ладонь со скрюченными пальцами была тоже разрезана, как будто правой рукой полицейский неосторожно схватился за лезвие ножа…
Стараясь не поскользнуться в остро пахнущей, липкой луже, сержант шагнул в отворенную дверь комнаты. Здесь тоже все было залито кровью - похоже, хозяин был убит именно здесь, - на кровати среди разбросанных подушек лежала маленькая женщина. Лица ее не было видно, из-под кучи тряпья свешивались вниз длинные растрепанные волосы, одна рука была засунута далеко за спину, другая, сломанная, неестественно торчала в сторону.
Сержант нерешительно потянул за край одеяла. С кровати на него смотрели глаза с застывшим навсегда выражением ужаса и боли.
"Деток пощади!" - вспомнил Сашка. Он торопливо закрыл убитую одеялом, приподнял и уложил прямо свесившуюся с кровати голую ногу.
- Прости, бедолага, это все, что я могу сделать.
Выходя, он, чтобы не упасть, оперся о косяк и ощутил тот же запах - кровь была здесь повсюду.
На крыльце - впервые в жизни - его стошнило. Стрекалов присел на ступеньки, закрыл глаза. За что убили полицейского и его жену? За то, что их пощадил русский? Тогда выходит, что в их гибели косвенно виноват он, сержант Стрекалов. А если не за это? Если они снова искали и не нашли того, кого ищут? Но кого же именно? И вдруг понял: ищут его, сержанта Стрекалова с группой. Ищут не только за неожиданный уход от Алексичей и даже не за "фольксваген", ищут потому, что признали в нем разведчика. Возможно, подозревают о его намерении проникнуть к рубежу накопления… Пока ясно одно: "левша" ищет группу, не зная, что имеет дело с одним. Отсюда такая большая группа - девять человек, мотоциклы. Одного ловили бы иначе, для одного могли просто оставить засаду на хуторе. Одиночка непременно заглянет на огонек…
Сашка с трудом разлепил веки, шатаясь, пошел к выходу. Пора было исчезать.
Опасаясь засады напротив хутора, в лесу, сержант некоторое время шел целиной, утопая по колено в снегу, и только в километре от хутора вышел на большак. Засады можно было не опасаться - в стороне от Пухоти и в такой дали от объекта русским разведчикам делать нечего. Но могут наскочить патрули, едущие из Алексичей в Переходы. Стрекалов перезарядил автомат и зашагал на восток.
РАДИОГРАММА
"Командиру 412-го отдельного батальона СС штурмбаннфюреру СС Крафту
11 декабря 1943 г.
Как стало совершенно очевидно, переброска советских подразделений с рубежей обороны на берегу Пухоти в Ямск была предпринята с провокационной целью. Более того, нашими наблюдателями замечено скрытное передвижение подразделений этого полка в обратном направлении, то есть к берегу Пухоти на исходные позиции. В таком случае остается в силе наш первоначальный вариант. Разъясните солдатам, что это их последний шанс вырваться из русского мешка и что только от их стойкости зависит успех наступления.
Помните, что вы должны, несмотря ни на что, удерживать русских возле Алексичей, иначе нам Переходы не взять.
Шлауберг".
Проводив сержанта, Глеб и Сергей нехотя вернулись в землянку. Пока что на их долю выпало обеспечивать тыл командира.
- Как ты думаешь, чем он сейчас занимается? - спросил Глеб.
- Где?
- Ну там, где он сейчас. Я думаю, грузовик давно взлетел на воздух.
- Если все сделано, он возвращается, - уверенно ответил Сергей.
К землянке они подошли без особой опаски - лес вокруг был относительно знаком.
- А я уж заждался, - сказал Федя, с облегчением ставя автомат на предохранитель. - Все за каждым деревом немцы чудятся… А где товарищ сержант?
- Был, да весь вышел. - Богданов бросил автомат на солому. - Ты почему торчишь в землянке? А если накроют?
- Не накроют. В эдакой тишине за пять верст слыхать.
- Сказано, иди!
"Видно, прав сержант, - подумал Богданов, - рано еще доверять нам серьезные дела".
- Обожди однако. На пост пойдет Сергей, тебе надо быть при рации.
- Но я же…
- Рядовой Карцев! - Богданов мог, когда надо, показать свою власть. - Здесь за невыполнение приказа знаешь что бывает?
Карцев иронически глянул на товарища сквозь толстые линзы очков, но спорить не стал.
Богданов подождал, когда он выйдет из землянки, и сел к рации.
- Опять вызывали?
- Каждые полчаса, - ответил Федя, - вот опять наши позывные. Степанчиков дает. - Он повернул один наушник, чтобы Богданов мог слышать. "Заря" настойчиво требовала "Сокола" отозваться.
- Может, ответим? - с надеждой спросил Федя.
Богданов отстранил наушник.
- В данном случае мы обязаны выполнять приказ сержанта. Мы не знаем, какие у него соображения. Ты лучше перекусить организуй.
- Знаю я его соображения, - ворчал Федя, развязывая вещмешок, - не хочет, чтобы обратно отозвали. Колбасу сейчас доедим или до него потерпим?
- И правильно: нечего с пустыми руками возвращаться. А колбасу, я думаю, надо съесть. Раздели поровну и Санькину долю положи в мешок. Вернется голодный.
Остаток дня они потратили на устройство своего нового жилья или, как сказал бы Стрекалов, "наводили марафет". Очистили землянку от снега, найденной тут же саперной лопаткой раскопали и расширили полузасыпанный вход, сделали ступеньки, настлали лапника на земляные нары, даже соорудили нечто вроде таганка, возле которого можно было погреть руки. Возле землянки Зябликов обнаружил засыпанный снегом окоп и принялся его расчищать. Эту работу закончили уже в сумерках. На дне окопа лежали стреляные гильзы от винтовок и ПТР, помятые солдатские котелки, потемневшие от времени бинты, сгнившие в тех местах, где была кровь, пустая санитарная сумка, разбитый бинокль.
Окопчик был неглубок - его не успели закончить, - но разведчики были рады и такому.
- У моего отца был точно такой, - сказал Глеб, задумчиво рассматривая бинокль. - Да и воевал он в сорок первом где-то в этих местах… Вот только где погиб - не знаю.
- С чего ты взял? - спросил Федя.
- Мать в госпитале работала, так в ее палате один лейтенант лежал. Нерусский. Латыш, кажется. Услышал ее фамилию - Богданова - и стал расспрашивать. Сказал, что воевал вместе с капитаном Богдановым. Мой отец был капитаном…
- Богдановых много, - напомнил Федя.
- Да, я знаю. Только по его описанию все сходится. Имени, жаль, не назвал. А может, и не знал.
Вошел погреться Карцев, присел на корточки перед таганком. Некоторое время все молчали. Потом Сергей спросил:
- А каким был твой отец?
Глеб поднял глаза, задумался.
- Не знаю. Наверное, хорошим. Еще когда мы на заставе жили, к нам красноармейцы приходили в гости. Ни к кому из командиров не ходили, а к нам почти каждый вечер. Не считая праздников. Отец многих готовил к экзаменам. И еще он нас с мамой на руках носил. Сильный, значит…
- А у меня отец был музыкантом, - сказал Карцев, - и совсем не сильный был человек. На скрипке в оркестре играл. Так со скрипкой и на фронт ушел. Лучше бы мне оставил. Где бы он тут стал играть…
- А ты разве умеешь?
- Да нет, не в этом дело. Так, на память… А то вот только это и осталось. - Он вынул из кармана кусочек канифоли. - Сулимжанов нашел, повертел в руках и оставил…
- От других и этого не остается, - сказал Федя.
- Ну хватит! - Богданов с треском вставил магазин. - Раскисли! Не хватало еще слезу пустить. Сере-га, давай на пост!
- Жестокий ты… - сказал Карцев, не спеша подымаясь.
- Какой есть.
Ночь прошла спокойно. Последним - от четырех до шести - снова стоял Карцев. В шесть Глеб назначил подъем - надо было углубить окоп, - но в половине шестого его разбудил тихий толчок в спину.
- Глеб, - шепотом сказал Карцев, - они здесь!
Богданов вскочил, привычно взялся за автомат.
- Ты себя не обнаружил?
- Нет, что ты!
Лунный свет слегка посеребрил верхушки сосен, побурели прежде черные стволы елей, стали различимы отдельные ветви, кустарник невдалеке, зубастый пень, даже тропинка, по которой днем прошли разведчики.
- Не ко времени вылупилась! - сердито шепнул Богданов.
Однако кругом ни звука.
- Сколько их было?
- Кажется, двое, - кусая губы, ответил Сергей. - Один стоял возле вон той елки, второй - под этой сосной.
- А куда ушли?
Карцев зябко поежился.
- Понимаешь, у меня такое впечатление, что они никуда не уходили. Стояли, стояли и вдруг исчезли…
- Не болтай глупости! Как это исчезли?
- Не знаю, Глеб, - глаза Карцева беспомощно моргали, - я следил за ними, не отрываясь, а они - только что были и вдруг нет…
- Рохля ты! Маменькин сынок! - Богданов подобрал шинель, засунул полы ее за ремень, приготовил гранату. - Гляди лучше, Серега. Если увидишь кого, стреляй. - Он пополз вперед, быстро перебирая локтями. Минут через пятнадцать вернулся, убрал гранату в карман, поставил автомат на предохранитель. - Действительно, были. Только не два, а четыре. Ушли туда. - Он махнул рукой в сторону дороги. Спустившись в землянку, сказал почему-то одному Феде: - Шляпы мы! И я шляпа. Они же по нашим следам шли! Вчера мы с Серегой поленились петлять, на пургу понадеялись, думали, заметет, а оно вон как обернулось.
Федя неуверенно предложил:
- Может, мне пойти на пост? Все-таки у Сереги зрение, и вообще…
- Вообще не вообще, какая теперь разница? Будем сидеть тут и ждать гостей. Ты связь держи. В случае чего, передай "Заре" наши координаты и… привет от бывших воинов с пожеланиями долгой жизни.
- Глеб!
- Ну что, мандраж начинается? Зачем в разведку пошел?
- Я хотел сказать, Глеб, что, может, нам лучше уйти отсюда, пока есть время?
- А Сашка? Он же вот-вот явится!
- Так ведь если нас накроют, и ему будет худо. Что он один, без рации?
Богданов задумчиво тер кулаком лоб.
- Вот что, Зябликов, рацию надо спрятать.
Федя растерянно развел руками.
- Кабы лето, так в лесу бы можно, а тут…
- Кой черт в лесу! Надо так, чтобы Сашка нашел. - Глеб подошел к боковой стенке. - Сюда, в нишу, спрячь. Сашка про нее наверняка догадается. Планшетку его тоже сюда. Да не вздумай лапником маскировать. Землей надо. В общем, соображай сам, не маленький.
- Может, все-таки обойдется, а, Глеб? - в глазах радиста метался затаенный страх. Богданов, не отвечая, быстро вышел из землянки.
Прошло около часа. Еще недавно мутный проем двери просветлел, окрасились в зеленое хвойные иголки.
В землянку спустился Карцев. Длинный нос его совсем посинел от холода, на кончике висела крупная капля. Дрожащими руками он взял у Феди флягу с водкой, морщась, сделал два глотка.
- Исключительно по необходимости, - зачем-то пояснил он, - чтобы не замерзнуть окончательно.
Он посидел немного рядом с Федей, осунувшийся, похожий на кузнечика.
- Эк тебя перевернуло! - сказал Федя. Сергей бросил на него рассеянный взгляд.
- Это все чепуха. Главное то, что я здесь совсем не нужен. Некого и нечего переводить. Любой из нашего орудийного расчета был бы намного полезней. - Он мучился не только от холода, но и от сознания своей косвенной вины перед товарищами. - Стреляю я, честно говоря, отвратительно, бегаю и того хуже. Вообще, насчет физической подготовки нашей семье не повезло. Отец физкультуру не любил и меня к ней не приобщал. Особенно не мог выносить футбол. Приравнивал его к бою гладиаторов и корриде. Я тайком от него гонял мяч с ребятами… Бедный отец! Интересно, что бы он сказал, увидев меня здесь? Когда началась война, он настоял, чтобы я поступил на курсы переводчиков. У меня в школе по немецкому были одни пятерки, а отец считал, что каждый обязан делать то, в чем он сильнее других, чтобы принести Родине больше пользы. Наверное, это было правильно. Я понял это после. Недавно. Сейчас… А тогда просто записался добровольцем. Вместе со всем нашим первым курсом института.
- А меня мобилизовали, - сказал Федя. - Обыкновенно. В нашем узле связи теперь одни девчата работают. Письмо прислали, говорят, скучаем. А одна пишет, ну прямо как в романе, я, говорит, хотя и новенькая и с вами не знакомая, но много о вас слышала, так что желательно познакомиться… Не веришь? Вернемся, я тебе дам почитать.
- Да, да, непременно, - думая о другом, сказал Карцев. Он поднялся. Феде показалось, что Сергей хотел ему что-то сказать, но так и не сказал.
- Чудной он, Серега-то! - нарочито весело заговорил он, когда в землянку спустился Богданов. - Вдумчивый сильно. Вдумывается, вдумывается, а сказать толком, что к чему, не могет.
Говоря, он искательно заглядывал в глаза Глебу: авось выдаст что-нибудь обнадеживающее. Но Глеб ничего не выдал, а сидел и смотрел в угол, в нишу, где стояла Федина РБМ, все еще настроенная на волну "Зари".
Радист нехотя поднялся. Выполнить приказ Богданова означало для него не просто прекратить радиосвязь, сейчас это было равносильно заживо похоронить себя здесь, в полуразрушенной землянке среди незнакомого леса, и Федя, как мог, задерживал приближение этой минуты.
- Скоро ты? - глухо спросил Богданов.
- Антенну снять надо, - ответил радист, направляясь к выходу. Ему навстречу, обрушивая каблуками земляные ступеньки, скатился Карцев.
- Глеб! Они тут! Их много! Что нам делать, Глеб?
Богданов выскочил наружу. Автоматная очередь срезала ветку ели над его головой.
- Ложись! - левой рукой он прижал к земле выбежавшего за ним Карцева, правой выбросил вперед автомат. - Лезь в окоп! Не давай им приближаться, держи на расстоянии!
Сначала Сергей стрелял не целясь и, конечно, не попадал, потом начал понемногу успокаиваться. Увидев высунувшееся из-за дерева плечо - немец стрелял в кого-то другого и Карцева не видел, - он тщательно прицелился и нажал спусковой крючок. Человек взмахнул руками, выронил автомат и упал.
- Порядок, Студент! - крикнул сзади Богданов. - Давай следующего.
"Пожалуй, мы и вправду их одолеем", - подумал Сергей и снова увидел фашиста. Тот перебегал от дерева к дереву, приближаясь к Сергею, и оттого, что он двигался, Сергей никак не мог в него попасть. Вдруг он сам во время очередной перебежки остановился, взмахнул руками, как первый, и повалился спиной в кустарник.
- Ну ты даешь, Студент! - снова крикнул Глеб.
"Может, первого тоже срезал он, а не я?" - ревниво подумал Сергей и, чтобы лучше видеть, слегка приподнялся над бруствером. Пять или шесть человек ползли по снегу, охватывая окоп Сергея широким полукольцом.
- Зябликов! Зябликов! - кричал зачем-то Богданов.
Люди на снегу не казались страшными, наоборот, страшен, как видно, был для них он, Сергей Карцев, и поэтому они ползли медленно, зарываясь в снег по самые плечи…
- Зябликов! Зябликов! - надрывался Глеб.
"Да что он, оглох, что ли?" - подумал Сергей. Рывком выскочив из окопа, он стал за дерево впереди бруствера. Теперь враг был совсем близко, а, главное, хорошо виден. "Короткими! Короткими! - уговаривал себя Сергей, но указательный палец, будто сведенный судорогой, не мог оторваться от спускового крючка. - Ничего, - успокоил себя Карцев, - зато сразу троих…" По нему стреляли - он видел, как от соседней сосны отлетают щепки, но не испытывал прежнего, противного, щемящего сердце страха.
- Еще… еще немного, и они уйдут. Так сказал Глеб… Так сказал Глеб, - шептал он как заклинание.
Как-то неожиданно у него кончились патроны. На дне окопа лежала еще одна сумка с магазином, но пули вздымали фонтанчики снега как раз между ним и краем окопа. "Какая чепуха! - подумал Сергей. - Каких-нибудь три шага!" Он прыгнул, благополучно проскочил эти три шага и, довольный, скатился в окоп, но тут же услышал истошный крик Глеба:
- Сережка, берегись!
Какой-то небольшой темный предмет мелькнул у его плеча и ударился о заднюю стенку окопа. Сергей недоуменно повернул голову. Ослепительно яркая вспышка больно ударила по глазам, разбила очки, вырвала из рук автомат, со страшной силой врезалась в бок и только потом принесла оглушительный грохот. Вторая, менее яркая вспышка, беззвучная, как ночная лампа, возникла над его головой и, осветив на миг все вокруг колеблющимся красным светом, унеслась ввысь и там, в вышине, над вершинами сосен, распалась сначала на три, а потом на множество красных звездочек. Они, потухая друг за другом, принесли Сергею тихое забвение.