…Не в том ли письме, что пришло в первый месяц службы Воронова, разгадка всех теперешних вопросов?.. Дагаев нередко получает письма от родителей солдат, потому что сам не чурается писать первым. Разные приходят письма, а вчитаешься - очень похожие тем, что в словах и что за словами. Радость, если сын хорошо служит, обрывки вестей о жизни солдатских матерей и отцов, наказы "держать сынка построже, чтоб не разбаловался…"
То письмо было особенным, может, оттого и помнится оно почти дословно: "Толик пишет мне, что вы душевный и умный человек… Толик у нас один, и вы понимаете, конечно, как он нам дорог… Душа у него тонкая, хрупкая, и я, как мать, обращаюсь к вашему сердцу и такту, уверенная, что вы поймете меня правильно… Толик у нас развитой и разносторонний, ему в армии тяжело будет без любимых занятий. Я понимаю, там нет условий, чтобы талантливый мальчик во всем проявил себя, но что-то, наверное, сделать можно. Прошу вас, как мать, приглядитесь к нему внимательнее, поберегите, где можно… Очень надеюсь…"
Письмо неприятно настораживало, но трудно не размякнуть, если обращаются к твоим душевным достоинствам, признавая их несомненное наличие. Возможно, сам того не замечая, стал оберегать Толика от чрезмерных усилий? Или захотелось доказать: в армии, мол, тоже существуют условия для проявления всех наклонностей и талантов? И забыл, какой главный талант нужен Толику! Ни мастером спорта, ни мастером живописи, ни мастером рояля Толик не станет, если не откроет в себе таланта бойца. Где ж его открывать, как не на службе, а лейтенант Дагаев и на службе умудрился возвести вокруг Толика невидимые тепличные стенки! Такие ли уж они невидимые - разве Дагаев не слышал сегодня солдатских намеков?
Но Воронов все-таки попросился в группу. Неужто понял, что совершает ошибку, почувствовал ложность собственного положения? Или отношение других солдат стало его задевать и решил от амбиции - "вот я вам докажу!"?.. Или только славы захотелось?.. Да, он боялся вылета в тыл "противника" еще там, на построении, теперь-то Дагаев не сомневается. Слава, она жжется… Как бы там ни было, взял его не зря! Пусть парень снова показал спину, натерпевшись холода и нахлебавшись метели, - это случилось все-таки на учении, в бою с условным противником. Значит, еще не поздно…
Разведчики встретили командира вопросительными взглядами.
- Остался там, - сдержанно сказал Дагаев. - Взяли его.
Не оставляя времени для вопросов, двинулся от опушки напрямую к скале по твердому снегу долины. Заряды пурги становились слабее и короче, смутное пятно луны временами просвечивало в летящих клочьях туч; в один из таких моментов Дагаев и разглядел впереди скалу. Его догадка подтверждалась: даже с подветренной стороны скала была белой от налипшего снега. Навстречу неожиданно выдвинулась человеческая фигура и голосом Амурко потребовала пароль.
- "Мария"! - громко и с облегчением отозвался Дагаев, различив за спиной сержанта еще четверых. Значит, и они только-только пришли. Сержант докладывал, слегка наклоняясь к Дагаеву от бьющего в спину ветра: боевая группа задачу выполнила. После первого боя они, оказывается, отошли поглубже в горы, чтобы устроить новую засаду. В результате еще дважды нападали на колонны "противника" и каждый раз останавливали их. В группе потерь нет.
"Так вот почему мерещилась стрельба. Ну Амурко!.. Три боя провел!.. Мы-то, выходит, не добрали и вдобавок человека "противнику" оставили". Молча пожал руку сержанта, распорядился:
- Откапывайте палатку и провизию. Привал устроим в лесочке. Люди небось устали.
- Устали, - просто согласился Амурко. - И переволновались из-за вас. Нам-то в лесу проще было.
- Ну в этой долине негде заблудиться!
- Не скажите, товарищ лейтенант. - Сержант опасливо покачал головой. - В такой ураган можно заблудиться, не сходя с места. А где же Воронов? В секрете оставили?
- Оставили… в руках неприятеля, - хмуро ответил Денисов.
Солдаты переглянулись, комсомольский групорг взвода Седых, уходивший с группой Амурко, многозначительно обронил:
- Н-да, везет же некоторым.
"Вот оно". Дагаев внутренне напрягся, объяснил:
- Его захватили при выходе из боя. Я лично проверил - с ним все в порядке. Уехал в тягаче.
С минуту солдаты молчали, потом гранатометчик Балтрушайтис медленно произнес:
- Интересно, почему он не ушел?.. Чемпион на короткие дистанции, а в лесу только немножко оторваться - и скрылся.
- А че ему удирать? - хмыкнул Седых. - Противник-то - свои ж ребята. Бить не станут, еще обрадуются да пригреют и спать уложат. Это ж им какой плюс!
- Им-то плюс! А нам - дырка! - вспыхнул Брегвадзе.
- Не-ет, на учениях сдаваться можно.
- Кто сподличал на учениях, с тем на войне в разведку не ходи. Там расценки повыше.
- Чого мелешь? - сердито вступился Нехай. - Хто сподличал?
- Ты что, Воронова нынче первый раз увидел?
"Вот оно! - повторил для себя Дагаев. - Выходит, командир-то взвода увидел нынче Воронова в первый раз!"
- Мы ж не бачилы, як воно було у Воронова.
- То-то и дело, что не бачилы…
- Ладно вам! - оборвал разведчиков Амурко. - Выясним. И вообще… такие вещи надо говорить человеку в глаза. Лучше осмотрите оружие.
Лейтенант поманил Брегвадзе:
- Пойдете наблюдателем в засаду, место я покажу. Вы, сержант, кормите людей. Всем пока отдыхать и готовиться к маршу. Отсиживаться не будем, полночь - самое время для разведчиков.
Дагаев высмотрел на опушке удобный островок мелколесья, указал на краю его место Брегвадзе, проинструктировал и уж было кивнул на прощание, как вдруг замер, напрягая зрение. Что-то шевельнулось впереди на снегу, и он догадался - со стороны невидимой отсюда скалы двигалась белая фигура. "Ох прав майор Филин - в чужом тылу никакая предосторожность не лишняя. Накрыли бы в палатке, как куропаток…" Лейтенант сделал остерегающий жест Брегвадзе, который уже потянул затвор автомата, готовый немедленно открыть стрельбу, вполголоса распорядился:
- Быстро - к Амурко. Поднять группу и… Погоди-ка…
Белый человек приблизился, и знакомое почудилось Дагаеву в тяжелом, неосторожном шаге усталого лыжника.
- Кто идет? - окликнул негромко, но так, чтобы тот услышал. Человека словно толкнули, он качнулся назад, оступился на скользящих лыжах. Это был Воронов. - Вы? Почему вернулись?
- Утек я, товарищ лейтенант! - "Утек" прозвучало так, словно Воронов сам себе присуждал приз.
- Хорошо. Объяснения - потом. Брегвадзе, выполняйте задачу. А вы - за мной…
Едва вошли в палатку, Воронов, скидывая вещмешок, весело заговорил:
- Чего уставились, как сычи? Давно не видели, за своего не признаете? Вот так и мой знакомый, йог-любитель, явился домой из гостей за полночь, а жена двери - на запор. Что же, вы думаете, он предпринял?.. Ну кто догадливый?..
Ответом было хмурое молчание.
- Садитесь, Воронов, - устало сказал Дагаев, расстегивая полушубок и опускаясь у стенки палатки. - Рассказывайте.
- О чем, товарищ лейтенант?
- О чем, вы думаете, должен рассказывать разведчик, побывавший в руках противника?
- Так ведь какой противник!.. - Воронов осекся под ледяным взглядом лейтенанта, стянул капюшон, снял ушанку, медленно опустился на вещмешок.
Дагаев словно бы впервые рассматривал его разгоревшееся от ходьбы лицо - коротко стриженные влажные кудри, сведенные широкие брови, правильный нос, крупные губы, мягкий подбородок. Красивый ведь парень… Всегда, или почти всегда, внешность человека с первого взгляда переносят на его содержание, и в этом есть своя логика. Но как часто под привлекательной внешностью кроется душевная червоточина. Дагаев замечал, что себялюбцы обычно внешне впечатляющи, и редкий из них откажется при случае заглянуть в зеркало. Зато в таких, как Амурко, малоприметных, словно стесняющихся себя, парнях, постоянно мерцает огонь, однако увидеть его удается, когда становится темно и холодно… Дагаеву теперь почему-то вспомнилось, сколько раз он разрешал Воронову внеочередные увольнения в город, не в силах отказать его улыбчивым просьбам: "В прошлый раз, товарищ лейтенант, с хорошенькой девушкой познакомился, дал слово прийти. Ждать будет - изведется. И потом, слово солдата…"
"Слово солдата". Амурко или Денисов "словом солдата" на авось не разбрасываются… А может он, Дагаев, просто завидовал везению Воронова в сердечных делах?
- Рассказывайте при всех, - повторил лейтенант. - Да поподробнее, и не виляйте. В нашем положении секретничать не приходится.
Воронов кинул быстрый взгляд на командира, и лицо его покрылось испариной, он утерся рукавом.
- Фу!.. Забегался… Да что рассказывать! Устал до смерти. Когда лежал, ожидая горючевозы, совсем развезло меня, как на духу говорю… Потом вижу - вы отходите, а я как примерз, вот честное слово! Танк бы, наверное, на меня попер - и то не встал бы… А-а, думаю: буду вас огнем до конца прикрывать… Потом патроны кончились, а тут откуда-то сбоку - ихний лейтенант с солдатами. Окружили, говорят - вставай, мол…
- Ефрейтор Денисов! Вы были ближе всех к Воронову. Видели, что он не поднялся при отходе?
Ефрейтор метнул взгляд на Воронова, но ответить не успел.
- Да я пробовал… - Воронов смешался. - Встать, говорю, пробовал. Только на пять шагов меня и хватило… Отбежал к елочкам, которые там рядом…
- Понятно, - жестко сказал Дагаев. - Дальше.
- Капитан еще подошел, посредник… Я с ним пошел на дорогу…
- И откуда силы взялись! - съехидничал Седых.
- …Стал он меня, капитан тот, спрашивать: чьи, мол, и сколько нас, а я ничего ему не сказал, хоть он и посредник.
- Что приказал вам капитан?
- Ничего он не приказывал. Говорит, в тягач, мол, садись, довезем до ваших, они теперь на перевале… Да, он еще говорил, что в начале пурги было распоряжение из штаба: посредникам присоединять диверсионные группы к войскам. Они одну такую группу подобрали, я думал - это Амурко. А сейчас, говорит, метель затихает и трогать он нас не хочет. Иначе бы приказал вести к вам.
- Как же вы ушли?
- Да просто. Сел в тягач, тепло, спать клонит, а на душе-то скребет… В общем, выбрал момент, лыжи выбросил и сам сиганул в сугроб. Они не заметили. Может, и теперь не хватились… Нашел вашу лыжню, да и место я тут запомнил. Только у скалы немножко растерялся.
Дагаев сдержанно спросил:
- Вы понимаете, Воронов, что посредник, усадив вас в тягач, взял на себя ответственность за вас?.. И вообще, что значит на войне попасть в руки противника, вы представляете хоть по кино и книгам?..
Голова Воронова низко опустилась.
- Придется вам возвратиться в плен, - холодно сказал лейтенант.
Теперь кровь отхлынула от лица Воронова.
- Товарищ лейтенант!.. - Голос Воронова сорвался: он, вероятно, понял бесполезность слов, начал неловко натягивать ушанку, застегивать полушубок.
Дагаев, следя за его неуверенными движениями, вдруг пережил состояние солдата, когда тот оказался в плену - пусть условном, и все же в плену!
Вот отчего немилым показался Воронову теплый отсек гусеничной машины, и силы нашлись для побега, и отступил страх одиночества в ночном лесу. Дагаев представил, как Воронов мчится через темный лес, едва отбрасывая с пути колючие ветки, какой легкой кажется ему дорога в ночные зимние горы, где остались товарищи; он весь во власти свободы и готов пройти горы насквозь на одном дыхании. И ошеломление его представил, когда у скалы, на месте зарытой палатки, обнаружил полузанесенную ямку в снегу, и тревожно сбивчивые гадания - где искать?! Сообразил ведь…
- Погодите-ка, Воронов, - устало произнес Дагаев, видя, что солдат берется за вещмешок. Лейтенант обвел внимательным взглядом лица разведчиков, сказал негромко: - Не время и не место проводить собрания, но мы обойдемся без речей. Здесь, в палатке, кроме Воронова семь человек. Пятеро - комсомольцы, двое - коммунисты. Так вот, как скажет большинство, так мы и поступим - то есть отправлять вас обратно или оставить. Это мое командирское решение.
Молчание первым нарушил Нехай:
- Колы убиг до своих, нехай ще повоюе…
Казалось, добродушный басок пулеметчика настроит разведчиков на снисхождение к Воронову, но комсомольский групорг Седых прямо-таки взвился:
- Ты очень добрый дядя, товарищ Нехай. Думаешь, он тебя пожалеет при случае? Он себя одного жалеть умеет, за счет других! Я против того, чтобы Воронов остался с нами.
- Ты, комсорг, не горячись, - степенно произнес Балтрушайтис. - Остался там - один человек, вернулся - другой. Мы поговорить с ним успеем. А сейчас каждый штык на счету. Пусть останется, поучится воевать.
Воронов заметно повеселел.
- Каждый штык, говоришь? - угрюмо переспросил Денисов. - Согласен. Да только сломанный штык для дела негоден, его выбрасывают. Пусть Воронов вернется туда, где остался, да подумает обо всем хорошенько - время у него будет.
- Согласен с Денисовым! - коротко высказался пятый разведчик.
Воронов испуганно глянул на Амурко и опустил глаза. Лицо таежника казалось замкнутым, отчужденным, и только лейтенант читал затаенную улыбку в линии его плотно сомкнутых губ. Бывая в тайге подолгу вдвоем, они научились понимать друг друга без слов, и сейчас глаза сержанта говорили Дагаеву: выдворять Воронова из группы не следует, и даже те, кто под горячую руку готовы это сделать, в душе надеются на благополучное для Воронова решение; они только хотят, чтобы устроенный лейтенантом урок не прошел даром. Амурко улыбнулся и просто сказал:
- Мое мнение - пусть остается.
Голоса разделились поровну, и теперь разведчики выжидающе смотрели на лейтенанта: все-таки решать приходилось ему. Но разведчики, похоже, просчитались, думая, что командир, устроив необычное голосование, отказался от своего первого слова.
- Амурко, вы все еще не накормили Воронова, поторопитесь, - спокойно сказал лейтенант и отметил, что люди облегченно вздохнули, по-своему истолковав его распоряжение.
Чуть позже, когда разбирали лыжи, Дагаев почувствовал, как сквозь влажный снег по-весеннему запахло хвоей. Пурга совсем прекратилась, но над черными деревьями нескончаемо плыли легионы туч, они как будто даже стали ниже, и не идут ли за ними новые с нерастраченным запасом снега? Впрочем, снег замел бы их следы, а пока приходится каждую минуту ждать гостей. Особенно после того, как был взят в плен и сбежал от "противника" Воронов. Группа, конечно, сделала немало, но, пока цела, она должна воевать…
Нехай, толкнув Воронова в бок, весело прогудел:
- Так що ж вон робыл, той йог-любытель, як жинка його до хаты не приймала?
На ходу дожевывая ужин, Воронов хитро спросил:
- А ты бы что сделал на его месте?
- В мене жинки немае. Не можу знаты.
- Вот и он не знал, что ему делать. Поэтому постучался к знакомой соседке и переночевал у нее.
Снова разведчики весело смеялись, и Дагаев, против воли улыбаясь, сердился на себя и на них: "Только-только ярились на Воронова, а уж в рот ему заглядывают, готовые смеяться. "Любыма дытына"… Разве не тот же Денисов на пару с Брегвадзе чуть ли не в каждом марш-броске делят между собой груз боевой выкладки Воронова, чтоб ему полегче было? А "непримиримый" Седых сколько раз обращался к Дагаеву: "Товарищ лейтенант, Воронову надо бы на репетицию, отпустите его, а мы работу сами сделаем…" Да и другие… Вот уж точно - любимое дитя. Нет, не имеет Дагаев права сегодня менять свое решение, и, выходит, большинство голосов не в пользу Воронова… Почаще надо брать его в разведку и ничего не спускать ему, иначе этого везучего мальчика завезет когда-нибудь в скверную историю. Ведь и нынешняя не так уж безобидна. А Воронов, похоже, решил, что пронесло".
- Становись!..
Разведчики выстроились в одну шеренгу, затихли, прислушиваясь к слабеющим порывам ветра.
- Воронов!.. Дойдете до постов охранения "противника", там, где вас задержали. Передайте их старшему, что я возвратил вас. Как быть с вами дальше, они сами решат. Да пусть посредника поставят в известность.
Сутулясь, солдат медленно вышел из строя и, провожаемый молчанием, скоро скрылся за деревьями.
На миг Дагаеву показалось, что он совершает ошибку, но только на миг. Жалостью бойца не воспитаешь.
- Амурко! - сказал негромко. - Идите за ним. Проводите его до первого поста, но старайтесь не показываться. По пути передайте Брегвадзе, чтоб вернулся к палатке и охранял ее до нашего возвращения. Потом - сюда, и чтоб в одиночку никакой самодеятельности.
- Понятно. - Амурко тенью скользнул в темноту и почти мгновенно растворился в ней.
- Остальные - за мной!.. - приказал Дагаев и повел группу серединой открытой долины прямо к колонному пути - туда, где, по его мнению, диверсантов никак не ждали. Но едва минули оконечность леса, со стороны ближнего хребта блеснул трепетный свет, и люди без команды попадали в снег. Холодный белый огонь ракеты озарил низкие тучи. Встал из мрака, словно придвинулся, черногрудый лесистый склон, заискрился влажный снег, и от близкого леска упала черная колеблющаяся тень. Длинная очередь, захлебнувшись, закончилась одиночным выстрелом, словно автоматчик поставил точку, и вторая белая ракета зажглась над опушкой. Стрелял, конечно, не Амурко: у него оставалось пяток патронов - столько же, сколько у каждого в группе. У Воронова патронов совсем не было. Значит, либо напоролись на засаду, либо "противник" все-таки выслал погоню по их следу, - видно, изрядно досадили ему, и он решил расправиться с разведчиками, едва затих снегопад. У Амурко были ракеты, и не иначе это он подает сигнал тревоги. "Противнику" устраивать иллюминацию не с руки.
С Вороновым теперь ясно, но сумеет ли оторваться от них Амурко? Догадается ли захватить Брегвадзе и уйти по следам группы? Палатку им придется оставить "противнику" как трофей, и от палатки погоня бросится по пятам за Дагаевым - пошла игра в кошки-мышки. Эх, развернулась бы напоследок "Мария" да сыпанула снежку! Он только начинал понимать, какой помощницей была ему пурга в эту ночь. Если враг наступает на пятки, землетрясению обрадуешься.
Едва угасла вторая ракета, Дагаев поднял группу и, не оглядываясь, пошел вперед быстро, как только мог. Ветер порывами толкал в спину, снег был плотный, мутный свет луны пробивался сквозь тучи, позволяя вовремя замечать редкие валуны, поэтому группа скоро достигла колонного пути.
Но тут разведчики сами напоролись на засаду.
Дагаев сразу бросился в снег, увидев вспышки выстрелов над темнеющим впереди снежным отвалом, - два автомата били по ним прямо с дороги. Выходит, и здесь выставили охрану. Он не знал еще, что группа его не раз фигурировала в донесениях посредников, что "противник", потеряв несколько боевых машин, управление батальона и горючевозы, а главное - десятки драгоценных минут на стычки с засадами и расчистку пути, уже нарек это место "долиной диверсантов", и теперь редкая цепь постов охраны протянулась вдоль дороги на несколько километров. Воевать с этими постами не имело смысл. Дагаев дал команду на отход. А сзади ветер снопа донес выстрелы: вероятно, Амурко и Брегвадзе пытались задержать наседающих преследователей. Боевые удачи группы закончились вместе с пургой.