МОСКВА. ЛУБЯНКА. ЗДАНИЕ НКВД. 22 июня 1941 года…
Поздно ночью в кабинете генерал-лейтенанта Масленникова зазвонил телефон. "Вертушка!.." – подумал он, беря трубку. Это означало, что ему звонил кто-то из руководителей страны.
– Здравствуйте!.. Генерал-лейтенант Масленников у аппарата! – поздоровался он.
В трубке он услышал легкое покашливание, и затем знакомый хрипловатый голос с акцентом произнес.
– Добрый вечер, товарищ Масленников! Вы сейчас не очень заняты?
Масленников сразу понял, кто ему звонит. Он внутренне напрягся, и затем спокойно ответил.
– Нет, не занят, товарищ Сталин! Я вас внимательно слушаю…
Его собеседник некоторое время молчал и затем спросил:
– Товарищ Масленников, вы помните наш разговор у меня в кабинете четыре дня назад?
– Да, товарищ Сталин, – ответил Масленников. – Хорошо помню! Вы приказали привести нашу разведывательную сеть в приграничных районах Польши и Западной Белоруссии в боевую готовность.
Из трубки послышалось.
– Я хотел бы знать, товарищ Масленников, как обстоят дела сейчас. Готова ли ваша сеть к проведению диверсий? Генеральный штаб сообщает, что наши войска в Белоруссии попали в крайне тяжелое положение. Немецкие механизированные части продолжают быстро продвигаться вглубь нашей территории. В этой ситуации, пока подтягиваются резервы из глубины страны, надо всеми силами постараться затормозить немецкое наступление.
Масленников, собираясь с мыслями, несколько секунд молчал и затем ответил.
– Я хорошо понимаю сложившуюся в Белоруссии обстановку, товарищ Сталин. Позавчера наш связной передал приказ руководителям сети – в случае начала войны между СССР и Германией приступить к диверсиям на транспортных коммуникациях немецких войск. Но затем связного по непонятным причинам арестовала немецкая служба безопасности, а позже его освободили, как он утверждает, польские партизаны. Связной рассказал, что встреча с руководителями сети прошла успешно, а его арест связан с тем, что его опознали перебежавшие к немцам бывшие троцкисты. Он расследовал их деятельность ещё в тысяча девятьсот тридцать четвертом году. До окончательного выяснения всех обстоятельств его ареста и освобождения я распорядился задержать связного.
– Вы, что же, товарищ Масленников, не уверены в своем связном? – поинтересовался у Масленникова его собеседник.
– Уверен, товарищ Сталин! – твердо ответил Масленников. – Я считаю, его арест случайностью или провокацией немецких спецслужб и уверен, что на допросе он никого не выдал. Но на его задержании настояло мое руководство… Этот сотрудник четыре года назад был репрессирован и отсидел два года в тюрьме. У нас не хватает опытных кадров, товарищ Сталин, и поэтому было принято решение использовать его на оперативной работе в Польше.
Собеседник Масленникова после паузы снова спросил его.
– Я повторяю свой вопрос, товарищ Масленников… Вы уверены в этом человеке? Вы можете поручиться за него?
– Да, товарищ Сталин, – чуть повысив голос, ответил Масленников. – Я абсолютно уверен в этом человеке и могу поручиться за него! В противном случае я бы не стал просить наркома товарища Берию освободить его два года назад. Я лично знаю лейтенанта Горбенко много лет. Познакомился с ним ещё в Туркестане в двадцатых годах. Мы вместе громили банды "басмачей".
– Хорошо, товарищ Масленников, – послышалось из телефонной трубки. – Оставьте этого человека на оперативной работе. Но учтите, что вы несете за него личную ответственность!
– Я вас понял, товарищ Сталин, – ответил Масленников. – Я уверен, что наша агентурная сеть в Польше в безопасности и хотел бы использовать лейтенанта Горбенко для связи с ней. Он лично знает её руководителей. Кроме этого, на базе подразделений пограничных и внутренних войск, расквартированных на территории Западной Белоруссии, я предлагаю создать разведывательно-диверсионные отряды, которые будут наносить удары по тылам немецких войск. Это окажет существенную помощь нашей армии.
Собеседник Масленникова удовлетворенно сказал.
– Очень хорошо, товарищ Масленников! Это как раз то, что сейчас крайне необходимо нашей армии. Я попрошу наркома обороны маршала Тимошенко оказать вам всю необходимую помощь. Если вам что-то понадобиться, звоните мне в любое время дня ночи.
– Слушаюсь, товарищ Сталин! – ответил Масленников.
ШОССЕ "ГРОДНО – БЕЛОСТОК". 22 июня 1941 года…
Проехав ещё три километра по шоссе, Горбенко остановил машину. Вслед за ним остановился грузовик, в котором ехали сержант Миронов с бойцами караула. Посмотрев на карту, Горбенко указал им рукой на примыкающий к шоссе небольшой проселок, заросший по обочине бурьяном и чертополохом. Грузовик Миронова свернул на него и, проваливаясь в заполненные водой ямы и рытвины, вскоре исчез в ночной темноте. Горбенко выключил двигатель своей машины и, забравшись в кузов, стал в бинокль внимательно осматривать шоссе, как в сторону Гродно, так и в сторону Белостока. Вскоре он заметил в темноте несколько светящихся точек, приближающихся к нему со стороны Гродно. В ночной тишине Горбенко различил звук мотоциклетных двигателей. Он лег в кузов и снял с предохранителя автомат. "Если мотоциклисты проедут мимо, – подумал он. – То это, скорее всего, наши… А если остановятся, то наверняка диверсанты…" Головной мотоцикл, не доезжая метров триста до грузовика Горбенко, вдруг остановился. В его коляске Горбенко различил, уже знакомого ему офицера-пограничника, которого он видел в Гродно у здания городского управления НКВД. Левая рука пограничника была перевязана бинтом. Вслед за ним, остановились и другие мотоциклы. Горбенко насчитал их всего пять. В них сидели десять красноармейцев, вооруженных автоматами и ручными пулеметами. "Значит это диверсанты… – понял Горбенко. – В бой с ними мне вступать нельзя, так как из пулеметов они из меня в миг решето сделают". Офицер-пограничник вылез из коляски и, поднеся бинокль к глазам, стал внимательно рассматривать грузовик Горбенко. Горбенко незаметно выбрался из кузова и сел на место шофера. "Надо их подальше увести отсюда…" – решил он. Он уже хотел нажать на педаль стартера, как вдруг увидел впереди на дороге еще одну колону мотоциклистов. Их тоже было пять или шесть, но на этот раз они ехали со стороны Белостока. "Может быть наши!.." – с облегчением подумал Горбенко. Он поднес к глазам бинокль. То, что он увидел в нем, заставило его вздрогнуть. Он ясно различил… выкрашенные в серый цвет мотоциклы, незнакомых марок и, одетых в такую же форму, солдат в глубоких, как ночной горшок, касках. "Это немцы!.." – понял он. Горбенко неподвижно застыл на месте, не зная, что предпринять. Вдруг у него мелькнула спасительная мысль. Он еще раз прикинул расстояние до, приближающейся со стороны Белостока, немецкой мотоколоны и, плавно отпустив сцепление, нажал на педаль стартера. Двигатель грузовика глухо заревел. Горбенко включил первую передачу и тронулся с места. Его грузовик, петляя между брошенными на дороге повозками, понесся навстречу немецким мотоциклистам. В зеркале заднего вида Горбенко увидел, как офицер-пограничник сел в коляску своего мотоцикла и махнул рукой. Обгоняя его мотоцикл, за машиной Горбенко устремились другие мотоциклисты. По губам Горбенко скользнула злорадная усмешка. Он видел, как немецкая мотоколона остановилась, и солдаты стали соскакивать с мотоциклов и ложиться на землю. Поднятый грузовиком Горбенко столб пыли закрывал им его преследователей. Когда, до лежащих на дороге немецких мотоциклистов, осталось не более ста метров, Горбенко резко крутанул руль вправо. Его машина свернула с дороги, перепрыгнула через кювет и, с заглохнувшим мотором, остановилась среди поля, не скошенной ржи. Сзади себя Горбенко услышал автоматные и пулеметные очереди. Он распахнул дверцу кабины и спрыгнул на землю. Над ними огненными светлячками пронеслось несколько пуль. Горбенко, раздвигая, толстые стебли ржи, пополз от дороги. За спиной у него продолжал бушевать огненный смерч. Видимо бой на дороге разыгрался нешуточный. Когда поле ржи осталось позади, Горбенко встал на колени и оглянулся назад. На дороге он увидел несколько горящих мотоциклов. Стрельба к этому времени уже прекратилась. По дороге метались тени людей, и слышалась громкая немецкая речь. Горбенко вытащил из кармана компас и, определив направление на аэродром, заспешил в ту сторону.
БЕРЛИН. ШТАБ ОБЪЕДИНЕННОГО КОМАНДОВАНИЯ ВЕРМАХТА. 22 июня 1941 года…
Из сообщения командира танковой дивизии "Викинг"…
"Сегодня в 23 часа 15 минут головной дозор дивизии, двигавшийся по шоссе "Белосток – Гродно" был атакован неизвестными мотоциклистами, вооруженными пулеметами и автоматическим оружием. В результате боя есть потери с обеих сторон. Как выяснилось позже, неизвестными мотоциклистами оказались переодетые в советскую военную форму военнослужащие отдельного полка "Бранденбург – 800", подчиненного второму управлению "Абвера". Сообщение о данном инциденте направлено руководителю "Абвера" адмиралу Канарису…"
ГРОДНО. АЭРОДРОМ. 22 июня 1941 года…
Поздно ночью на гродненском аэродроме готовились к вылету два транспортных самолета. Взлетная полоса аэродрома была освещена заревом горящего недалеко бензохранилища и окружена обломками разбитого оборудования и авиатехники. Весь день двадцать второго июня немецкая авиация бомбила летное поле аэродрома, и на нём были уничтожены почти все истребители и бомбардировщики, располагавшиеся здесь накануне войны. Целыми остались лишь два транспортника "Ли-2", стоящие в закрытых капонирах и принадлежащие штабу третьей армии. Когда, к концу первого дня войны командующему армией генералу Кузнецову стало ясно, что немецкие танки, прорвавшиеся через государственную границу, остановить не удастся, и армии предстоят бои в окружении, он приказал отправить на уцелевших самолетах в Минск штабные документы и офицеров, временно прикомандированных к штабу армии. Среди последних, был и генерал-лейтенант инженерных войск Дмитрий Михайлович Карбышев, прибывший в штаб третьей армии в середине июня для инспектирования оборонительных сооружений, построенных в районе города Осовец. Здесь, ещё в Первую мировую войну, находился укрепленный лагерь русской армии, который, несмотря на жестокий артиллерийский огонь и газовые атаки, выдержал многомесячную осаду превосходящих сил кайзеровской Германии. Начало войны застало генерала Карбышева у самой границы. Добравшись под бомбежками, до Гродно он, получив приказ командующего армией – вылететь в Минск, категорически отказался его выполнять. Несмотря на все уговоры, генерал остался непреклонен и приехал на аэродром, чтобы проводить своих подчиненных, инспектировавших вместе с ним оборонительные сооружения в Осовце.
Горбенко удалось добраться до аэродрома за полчаса до полуночи. Увидев стоящего у шлагбаума часового, он подошел к нему и попросил отвести его к начальнику караула. Часовой отвел Горбенко в полуразрушенное здание авиационного штаба. Здесь их встретил подполковник-летчик в порванной и обгоревшей гимнастерке. Смерив Горбенко недобрым взглядом, он приказал:
– Отведите его в подвал. Утром будем разбираться, кто он такой…
Горбенко отрицательно покачал головой.
– Утром разбираться уже будет поздно, товарищ подполковник. – сказал он. – Утром здесь будут немцы. На шоссе в двух километрах от аэродрома я видел колону немецких мотоциклистов.
Подполковник с недоверием посмотрел на Горбенко.
– А ты сам случайно не из этой колоны? – спросил он. – Выправка у тебя военная, а одет в гражданское… Мы уже четырёх диверсантов сегодня поймали. Они ракетами немецкие бомбардировщики на аэродром наводили.
– Я, нет!.. – твердо ответил Горбенко. – Я прибыл сюда с командой сержанта Миронова, который должен был доставить на аэродром архив управления НКВД из Гродно. Моя фамилия Горбенко…
Подполковник ещё раз окинул Горбенко пристальным взглядом и, не сказав ни слова, ушел. Вскоре он вернулся с майором, одетым в форму НКВД.
– Вы, лейтенант Горбенко? – спросил майор у Горбенко.
– Так точно, товарищ майор! – ответил тот.
– Следуйте за мной! – приказал майор и повел Горбенко по темным коридорам штаба. Они остановились перед металлической дверью. Майор постучал в неё и затем, распахнув, шагнул в сторону.
– Проходите, товарищ Горбенко! – сказал он. – Вас ждут…
Горбенко снял кепку и вошел в комнату. За столом он увидел двух человек. Один из них, армейский полковник, Горбенко был незнаком. А в другом, он с удивлением узнал генерал-лейтенанта Дмитрия Михайловича Карбышева. Горбенко был знаком с Карбышевым ещё с середины тридцатых годов, когда тот вместе с полковником Стариновым читал курс лекций по минно-взрывному делу слушателям специальной диверсионной школы Белорусского военного округа. Горбенко был слушателем этой школы. Карбышев вместе с полковником сидели за столом над картой и что-то горячо обсуждали. Когда в комнату вошел Горбенко разговор прекратился. Увидев его, полковник встал и спросил:
– Вы, лейтенант Горбенко из управления НКВД Гродно?
Горбенко вытянул руки по швам.
– Так точно, товарищ полковник, – ответил он. – Я лейтенант Горбенко! Документов удостоверяющих личность у меня нет, так как в настоящий момент я нахожусь под следствием. Но мои слова может подтвердить сержант Миронов – начальник караула, дежурившего сегодня в здании управления.
– Я начальник особого отдела штаба третье армии полковник Первухин! – представился полковник. – Расскажите подробнее, за что вас арестовали? – приказал он.
– Я выполнял разведывательное задание на территории Польши. – пояснил Горбенко. – Вечером двадцать первого июня был незаконно арестован немецкими властями. После налета на концлагерь польских партизан мне удалось бежать. Вчера вечером меня арестовали сотрудники НКВД в Гродно и хотели отправить в Минск для расследования обстоятельств моего побега. Этому помешала война. После того, как немецкие диверсанты попытались захватить здание управления в Гродно, я помог сержанту Миронову вывести из города, хранящийся в управлении архив. Нас сопровождал майор – порученец начальника штаба армии, но, к сожалению, во время нападения на наш грузовик немецких диверсантов он погиб. Вот его документы…
Горбенко вынул из кармана красную книжечку и положил её на стол. Полковник раскрыл удостоверение и, прочитав его, спросил:
– Как выглядел этот майор? Можете его описать, товарищ лейтенант?
– Конечно, – ответил Горбенко. – Среднего роста. Полноватый. Черные курчавые волосы. Немного картавит.
Полковник кивнул головой.
– Все правильно… – сказал он. Затем, подняв глаза на Горбенко, добавил. – Приходится всех тщательно проверять. Я вас лично не знаю. Фотографии вашей у меня тоже нет. А сержант Миронов дал только ваш словесный портрет. Но теперь я вижу, что всё в порядке.
– А где сержант Миронов? – спросил с тревогой Горбенко. – И где находится архив управления?
Полковник сел за стол.
– Архив управления погружен на самолет… – ответил он. – А с сержантом Мироновым вы капитан скоро встретитесь.
– Извините, товарищ полковник, – сказал Горбенко. – Вы ошиблись… По званию я не капитан, а лейтенант.
Полковник, наклонившись над картой, ответил.
– Я не ошибся, товарищ Горбенко… Приказом командующего внутренними и пограничными войсками вы восстановлены в звании, в котором были в тысяча девятьсот тридцать седьмом году до вашего ареста. В Минск вы не полетите, а останетесь здесь. Вам поручено очень важное задание. Садитесь, пожалуйста, за стол!
Горбенко присел на стул около стола.
– Это генерал-лейтенант инженерных войск Дмитрий Михайлович Карбышев! – представил полковник сидящего за столом генерала. – По приказу наркома обороны он возглавлял группу инспекторов, которая накануне войны проверяла готовность оборонительных сооружений у границы. Несмотря на приказ командующего армией, Дмитрий Михайлович решил остаться здесь, чтобы помочь штабу армии организовать прочную оборону.
– Я знаком с товарищем генералом, – ответил Горбенко. – Он читал нам минно-взрывное дело, когда я учился в диверсионной школе Белорусского военного округа.
– Так вот откуда я вас знаю!.. – вдруг воскликнул генерал Карбышев. – А то я гляжу, лицо мне ваше знакомо капитан, но вот где я вас встречал, не могу вспомнить. Теперь припоминаю…
– Эта одна из причин, – сказал полковник Первухин. – Почему вас товарищ Горбенко и выбрали для выполнения этого задания. Вы назначаетесь командиром разведывательно-диверсионного отряда, который будет действовать на нашей временно оккупированной территории. Посмотрите на карту…
Горбенко вместе с полковником Первухиным и генералом Карбышевым склонился над картой. Первухин показал на ней город Белосток.