Первым делом готовили почву для разведывательной деятельности в хортистских воинских частях: Шипош с Фодором писали венгерские листовки. Украинские тексты для них доставляла сестра Дацюка - Христина. Дьёрдь вместе с женой отправлялись по квартирам клиентов - венгерских офицеров. А ещё любили посещать утренние киносеансы, "забывая" в полутёмных залах листовки для солдат. Сначала ходили в кинотеатр "Студио", после того зачастили в "Роке". Вскоре листовки оставляли даже в магазинах, расклеивали в подъездах среди бела дня.
Однажды на Пекарской Шипош заметил цветной немецкий плакат, на котором был изображён "гитлеровский рай". Надпись гласила: "Ты увидишь всю Европу! Поезжай к нам работать!" Сверху кто-то написал углём: "Поезжай, если хочешь подохнуть". Так возникла тема очередных листовок: писали об угнанных в рабство, рассказывали о трагической судьбе многих жителей, раскрывали глаза обманутым хортистами солдатам на преступные акции фашизма.
Поздней осенью к Дацюку, довольно потирая руки, зашёл Янош Фодор:
- Овощи уже не поступают и в немецкий магазин. Жена фельдкомиссара Шранка рассказывала, что около Золочева партизаны сожгли все фольварки, увезли приготовленный для отправки картофель, подожгли сено на платформах. Обо всём этом надо тоже написать в листовках - чтобы и наши люди, и простые солдаты почувствовали: антифашистская борьба развёртывается, и мы уже- реальная сила, к которой они могут присоединиться.
Трудно было писать от руки, но друзья проводили бессонные ночи, размножая тексты, чтобы снова утром отправиться в опасные рейды по глухому городу.
Постепенно нащупывались связи с другими подпольщиками. И через год группа интернационалистов стала настоящим боевым отрядом.
Из квартиры Дацюка одна дверь вела в подвал, а он сообщался лазом с соседним домом, где жили "братья Шипоши". Большинство встреч происходило у него, Андрея. В последний день 1942 года он пригласил друзей к себе в гости. Был в чёрном костюме, торжественно настроен:
- У нас, друзья, особый Новый год. Мы его встречаем народогвардейцами. Военный Совет "Народной Гвардии имени Ивана Франко" поручил принять от вас присягу.
И начал читать текст…
- За сожжённые города и села, за смерть наших детей, - вторил ему Юрий Мошкола, - за издевательство и насилие над нашим народом клянусь мстить врагу жестоко, беспощадно и неустанно… Кровь за кровь, смерть за смерть!
- Я клянусь, - твёрдо выговаривал каждое слово Янош Фодор, - что лучше умру в бою с врагом, чем смирюсь с тем, чтобы моих братьев и сестёр кровавый фашизм гнал в жестокое рабство…
- Я клянусь, - повторял с друзьями Иштван Шипош, - всеми средствами помогать Красной Армии уничтожать бешеных гитлеровских собак, не жалея крови и своей жизни!..
Потом будут принимать священную клятву на квартире Дацюка и другие разведчики. Будут на деле доказывать верность этой клятве…
* * *
Карабкается вверх улица Зелёная. В конце её, у самого отвеса, грузно уселся серый многоэтажный дом. Он спал в эту глубокую ночь. А в квартире, обращённой окнами к холмам, бодрствовали двое. Открыли дверцу духовки, и внутри осветилась шкала вмонтированного радиоприёмника. Один из двоих ловил нужную волну. Раздался знакомый размеренно-спокойный голос диктора. В этот час передавались материалы для областных и городских газет, выходивших на Большой земле:
- Внимание, говорит Москва… Передаём текст сводки Советского Информбюро…
Рядом с мужчиной, за машинкой - женщина. Сеанс - от 12 до 3 часов ночи.
Утром статьи и сводки были уже доставлены на другие тайные квартиры. И другие люди занялись их размножением, а затем - рассылкой со специальных распределительных пунктов.
Около полудня из дома вышел "портной" Дьёрдь. На руке висела, блестя шёлковой подкладкой, офицерская шинель. Сотруднику канцелярии губернатора майору Рашлу, ведавшему "службой порядка" в городе, и в голову не могло прийти, что его шинелью будет прикрыто несколько экземпляров партизанской газеты. Собственно, Рашлу в это время было не до обновки. Он стоял навытяжку перед разбушевавшимся комендантом Львова полковником Баухом. На щеках полковника вздулись желваки:
- Листовки на немецком языке обнаружены в трёх эшелонах, шедших на фронт. Даже в моём арсенале! Вы понимаете, Рашл, что произойдёт, если листовки окажутся и в наших казармах, если они попадут к солдатам гарнизона?..
В эти дни шеф службы СС информировал губернатора: "Пятеро рядовых 455 полка и ещё шесть рядовых 385 полка под различными предлогами уклонились от выполнения санитарных операций. При обыске служба СД указанных полков выявила прокламации… Следует заменить венгерскую охрану на посту возле Подзамче, которая, по агентурным сведениям, благожелательно относится к пропаганде большевиков…"
"Санитарными операциями" эсэсовцы называли массовые расстрелы военнопленных в песчаных карьерах, при созданных наспех пересыльных лагерях. Иштван и Янош писали листовки, в которых разоблачались действия палачей, и венгерским солдатам все более открывался смысл кровавой агрессии. Работа подпольщиков не пропала даром.
Это окрыляло, и группа Дацюка действовала увереннее. Начали подбираться к немецким частям. И вот Янош Фодор перечитал текст:
"Братья, немецкие солдаты! Гитлер и его клика - это злодеи и лгуны, каких ещё не видел свет… На их совести миллионы зверств. Гитлеровцы привели немецкий народ к смертельной катастрофе. Чтобы защитить себя, они подставляют вас под стволы пушек… Спасайте свои жизни, спасайте честь немецкого народа, переходите на сторону Красной Армии…"
Подпольщики раздобыли машинку с латинским шрифтом, переделали несколько литер, чтобы можно было печатать материалы на венгерском и немецком языках. Кроме сводок Совинформбюро они принимали по радио сообщения Национального комитета свободной Германии, да и сами сочиняли тексты, используя собственные разведданные.
Но этого казалось антифашистам мало. Они рвались в открытый бой с врагами.
* * *
На длинном столе лежало раскроенное сукно. "Модистка" Маргарет, заняв место у швейной машинки, не отрывала глаз от окна, выходившего на улицу. Это был её пост, когда Дацюк встречался с "портным".
Сейчас подводили итоги борьбы, оценивали обстановку, намечали новые задачи.
- Разгром под Сталинградом посеял среди немцев не только уныние, - говорил Дацюк. - Многие стали задумываться… Нужно ещё активнее находить пути к сердцам солдат, слепо втянутых в войну. Тогда листовки приобретут особую действенность. Но наступило время устанавливать и личные контакты. Это опасно, нелегко, но необходимо.
В прихожей раздался условный звонок. Пришёл Янош. Устало опустился в стороне на стул:
- Смотреть этим гадам в глаза, вежливо улыбаться… Я же не актёр! Жалуются мне на партизан, а я ещё должен прискорбно вздыхать!.. Есть новость. Заявилась в магазин "овчарка" - сожительница капитана из охранного батальона. Пристала - достань ей, где хочешь, лимоны. Оказывается, в Красном партизаны подожгли цистерны с бензином. Все взлетело на воздух к чертям собачьим. Капитан чудом уцелел, только обожжён. Вот она к нему в госпиталь и бегает.
- Все понятно, - резюмировал Дацюк. - Лимоны достанем. Авось появится источник информации.
Член Совета Народной Гвардии Андрей Дацюк знал многое. В Совете он отвечал за деятельность групп в городе. Но мало кто знал, что лишь один Дацюк тесно связан с группой закарпатцев-политэмигрантов и руководит их операциями. Совет очень дорожил этой боевой группой, глубоко её законспирировав.
- Кстати, нужен срочно килограмм серебра, - заметил Дацюк. - Моя сестра Христина на фабрике лакокрасок подпоила кладовщика. Тот согласился ей продать ротаторную краску. Но требует за одно кило столько же серебряных изделий. Иштван, возьми это на себя.
Шипош молча кивнул. Дацюк поправил очки:
- Так вот мы говорили о личных контактах. Вокзал обслуживают венгры. А сейчас, как воздух, нам нужны "подходы" к железнодорожникам. Скорее бы "выйти" на надёжных людей. Но не ошибиться. Иначе - конец…
Операция "Главный вокзал" была поручена Мошколе.
Перед отправлением варшавского поезда на перроне Львовского вокзала появился элегантно одетый человек. Клетчатое пальто, толстый вязаный шарф, мягкая шляпа, в руке - портфель из жёлтой кожи. Человек расхаживал вдоль поезда, поглядывая на разодетых фрау, за которыми денщики тащили тяжёлые чемоданы.
Когда поезд тронулся, он вытащил платок и начал махать. Рядом стоял венгерский офицер из железнодорожной комендатуры - весь собранный, подтянутый. Он всегда провожал мягкий вагон, в котором отъезжали высшие офицеры. Перрон постепенно пустел. Тогда элегантный человек с портфелем, приветственно коснувшись шляпы, обратился к офицеру:
- Йов напот киванок, алгаднадьур!
- Йов напот!
- Я знаю: вы - Горняк. Мне хотелось поблагодарить вас от имени господина Сильваи. Вы помогли ему отыскать багаж из Будапешта, а я в некотором смысле был в багаже заинтересован: для меня доставили в нём материал. Я - портной. Дьёрдь Шипош.
Познакомились. Дьёрдь объяснил: провожал в Варшаву двоюродную сестру, у которой тоже коммерческие дела. И бросил вскользь:
- Так, может быть, выпьем по случаю знакомства?
Горняк согласился. Зашли в ресторан. Зал был набит битком. Гитлеровцы пьянствовали перед отправкой эшелонов на восток. Горняк мрачно пробормотал:
- Этот зал не для нас. Здесь - "высшая раса".
Прошли за занавеску. Горняк подозвал смуглого официанта. Тот устроил их за маленьким столиком у раздаточной. Разговорились. Дьёрдь упомянул, что сам он из Пряшева. Горняк обрадовался: он оказался родом из Субботицы, югославского города. Сказал:
- Вроде бы земляки - славянская земля нас родила… Дьёрдю запомнилось и это.
Железнодорожный узел обслуживался специальным венгерским батальоном. Комендатура, склады - всё было здесь под его охраной. Помимо охранников, в левом крыле вокзала размещалась специальная часть связи, подчинявшаяся комендатуре. Вход туда был перекрыт. Больше месяца Дьёрдь искал "подходы". Наконец, через знакомых рабочих депо удалось нащупать вариант: попытаться выйти на Горняка. Узнал, что он серб, до войны был рабочим-инструментальщиком. Как-то здесь, в депо, сам стал за станок: соскучился по настоящей работе. Да и к ремонтникам относился не так, как другие охранники. В общем, стоило рискнуть…
В этот вечер расстались тепло. Горняк на прощание, чуть помявшись, попросил:
- Достаньте часы. Мне нужны швейцарские часы.
Дьёрдь "достал". Через неделю они уже были большими друзьями. Правда, затем пришлось "доставать" для алгаднадя и другие вещи - сапоги, плащи, даже дамские сумки. "Обмывали" все это в пивной на привокзальном рынке, где толклись обычно солдаты и унтеры местного гарнизона. Дьёрдь, притворяясь пьяным, заводил нужный разговор, но Горняк всё время обходил острые углы.
Однажды офицер пришёл мрачнее тучи. Достал бутылку водки. Пил не хмелея. Только все более бледнело его узкое лицо. Дьёрдь ждал и не ошибся - Горняк начал рассказывать:
- Ночью отправляли спецсостав. В одном вагоне были женщины из Сербии. Только женщины. Их везли в Майданек. Понимаешь? Сволочи! Хотят всю Европу упрятать в лагеря. А ты, Дюри, им костюмы шьёшь..
- Ну, а ты дорогу охраняешь. Горняк взглянул на него:
- Позор! Для всех нас…
- Позор для тех, кто мирится с ними, - прямо ответил: Дьёрдь.
Горняк промолчал. А когда допили, предложил:
- Живу я на квартире, совсем рядом. Приходи завтра утром - у меня выходной.
Дьёрдь пошёл на встречу. Говорили больше о своём довоенном шитьё. Потом, как бы невзначай, хозяин обмолвился:
- Дежурство было трудным. Всю ночь перезванивался со станцией Чоп. Там ждёт отправки эшелон: отборная венгерская часть. Добровольцев-карателей отправляют против партизан…
Мошкола его слушал будто бы рассеянно. Он перевёл разговор на коммерческие темы. Затем распрощался, ссылаясь на неотложный заказ. В центре города, на улице Коперника, заглянул в аптечный склад. Попросил аптекаря: "Срочно нужен аспирин". И, получив таблетки, поспешил домой.
А через час в двери мастерской Шипошей позвонил связной Степан Проц. Он держал под мышкой поношенный пиджак. Дверь открыл Иштван. По лестнице спускались с верхнего этажа две молодые женщины. Проц спросил:
- Можно ли у вас перелицевать пиджак?
- Если к свадьбе, то можно, - с готовностью ответил портной и впустил клиента.
Ещё через полчаса Проц, покинув мастерскую "братьев", зашёл в пассаж и позвонил по телефону-автомату. Он сообщил:
- Пиджак будет перелицован завтра. Нужно достать деньги.
Ещё через два дня в городе появились листовки подпольщиков: "29 марта на перегоне Самбор - Львов партизанами пущен под откос воинский эшелон. Смерть карателям!".
Мошкола ковал железо, пока оно было горячим. Он снова отправился на вокзал к Горняку. Тот вышел с ним на площадь. Закурили. И вдруг офицер пристально глянул в глаза Дьёрдя:
- Переполох у нас… Движение закрыли на сутки. Партизаны подорвали эшелон. Тот самый…
Тогда Дьёрдь ответил:
- Ну, что ж, не будем играть в прятки.
Горняк опустил голову.
Отправились в знакомую пивную. И тут, выпив, охранник сказал:
- Я думал вначале, что ты и в самом деле коммерсант. Впрочем, часы да барахло - не для себя брал, а коменданта ублажал. Потом решил проверить свои догадки - рассказал об эшелоне карателей.
Признался: сам давно искал связей с подпольщиками. Познакомившись с портным, он даже опасался, не подослан ли Дьёрдь тайной полицией…
- А для чего тебе был нужен комендант? - вспомнил Мошкола.
Горняк рассказал, что эрнадь Чаки, начальник комендатуры, происходил из древнего аристократического рода. Однако нёс службу отнюдь не на дворянский манер: скупал награбленные вещи, спекулировал да развратничал. После того, как его помощник алгаднадь Горняк начал "по дешёвке" доставать дефицитные вещи, Чаки ему доверил и комендатуру.
- Даже печати у тебя?
- Оставляет…
- Понимаешь, очень нужен один "аусвайс". Для "двоюродной сестры". Надёжный, настоящий.
Через день Горняк принёс готовый документ, в котором значилось: "Остбанн. Персоненаусвайс". С таким документом можно было колесить по железной дороге круглые сутки…
Договорились о связи. Дьёрдь познакомил Горняка со своим "братом" Иштваном. Решили, что встречаться будут с ним по очереди - так безопаснее. На случай необходимости была договорённость о запасной встрече - на трамвайной остановке у оперного театра: здесь, на стене дома, должен был появиться условный знак.
Однажды вечером Иштвана поджидал на остановке сам Горняк. Расхаживая, нервно курил папиросу. Когда подошёл Иштван, он шепнул:
- В восемь часов через нашу станцию пройдёт эшелон с полком итальянцев. В составе несколько платформ с танками и орудиями.
Иштван подумал и предложил:
Попытайся хотя бы на час задержать эшелон…
Два паровоза, которые прицепили к составу, оказались неисправными. Помощник коменданта бегал по перрону и грозился, потом снял машинистов и отправил под охраной в камеру. Поезд ушёл только поздно ночью с немецкими машинистами, а задержанных местных Горняк потом выпустил… Под Тернополем состав подорвался на мосту. Загорелись платформы с военной техникой. Из уцелевших вагонов жалкие остатки полка были отправлены дальше - без орудий и танков…
Получив беспрепятственный доступ к сейфам комендатуры, Горняк в течение 1943 года передал подпольщикам двенадцать "аусвайсов", с помощью которых народогвардейцы смогли готовить боевые операции под носом у врагов. Дьёрдь, получив от друга удостоверение переводчика железнодорожных частей, появлялся на станциях даже во время комендантского часа.
Масштабы операций Народной Гвардии росли. Взлетали на воздух эшелоны, исчезало продовольствие, награбленное оккупантами, освобождались из пересыльных лагерей сотни военнопленных.
* * *
По мере того, как советские воины освобождали земли Украины, фашисты все больше свирепствовали. С помощью бандеровцев гестапо напало на след нескольких групп. Были схвачены народогвардейцы, принимавшие радиосводки, - их накрыли вместе с пишущими машинками, ротаторами.
Потребовались новые источники информации. Тогда по поручению Дацюка Дьёрдь обратился к Горняку. Он уже давно "держал на прицеле" специальную радиочасть, размещавшуюся на вокзале.
- Есть там неплохой парень, - размышлял Горняк. - Старший радист Дьёрдь Брон. Сам - слесарь из Уйпешта. Я его прощупывал - он против фашистов. Отчаянный парень.
Горняк организовал встречу Мошколы с Броном. У тёзок нашлись общие знакомые по Уйпешту. Вскоре Брон стал помощником подпольщиков. Он всегда дежурил у военной рации, через него проходили секретные сообщения о передвижениях воинских частей. Подполье снова получало ценную разведывательную информацию, которой снабжались не только отряды Народной Гвардии, но и партизанские подразделения, действовавшие в западных областях.
По ночам Брон принимал на рацию и сводки Совинформбюро, и специальные передачи на немецком языке из Москвы. Обработанные Яношем Фодором и Иштваном Шипошем, его материалы потом распространялись по городу и среди воинских частей. Газеты подпольщиков продолжали питаться самой оперативной информацией о событиях на фронтах…
Как-то у трамвайной остановки Мошкола заметил два креста, нарисованных мелом. Они означали: "Срочно прибудь!". Поехал на вокзал, Брон сообщил, что разбитые итальянские части - может, те, которые когда-то проезжали через Львов, отводятся в тыл. Ночью они будут на станции в Подзамче. Брон выдвинул идею - скупить у солдат оружие.
Подпольщики не раз перекупали автоматы, пистолеты, патроны. Но то были единичные случаи. "Оптовая закупка" выглядела заманчивой. Поручили эту операцию Мошколе и Фодору. Они предложили смелый вариант: перевезти купленное оружие днём…
- Причём используем немецкую машину, - сказал Мошкола. - Есть у меня знакомый шофёр, он привозил со складов сукно. И не догадается, в чём дело.
Оружие приобрели легко. Итальянский офицер, продав им сорок автоматов и полторы тысячи патронов, предложил даже… миномёт.
- Жаль, негабаритный товар, - с сожалением отверг предложение Фодор.
Машина ждала возле пакгаузов. Подпольщики погрузили оружие в деревянные ящики из-под консервов. Янош приготовил и несколько банок итальянских сардин.
- Дали бы мне баночку, - попросил шофёр, русый немец, поглядывая на тяжёлые ящики.
- Пожалуйста, - с готовностью ответил Мошкола. - Янош, выбери шофёру пару баночек. Мы же не в последний раз встречаемся, чего ж?
Среди бела дня выехали на Академическую и в глухом Дворе выгрузили ящики… Спустя час туда заехал старик на длинной повозке-мусоровозе. Ящики спрятали на дне. Кто стал бы рыться в мусоре?
Итальянское оружие очутилось в Бродовских лесах.