Маунц не изменился в лице, но его невысокий лоб вдруг сразу сделался влажным, красными пятнами покрылись щеки и крепкая шея.
- Все, что я сказал, - правда, - процедил он сквозь зубы, бросил злобный взгляд в сторону Гилле.
- Обыщите его как следует. Прощупайте все складки и швы, - приказал я Бердникову, хотя мало надеялся на результаты нового обыска.
Сапко и Бердников сняли с немца шинель и китель и стали быстро просматривать их. В нескольких местах Сапко ножом подпарывал подкладку кителя. Маунц без шапки, в заправленной в брюки серой трикотажной нижней рубашке с короткими рукавами стоял возле и молча смотрел на их работу. Вдруг он резко сделал шаг в сторону. Сапко схватил его за руку.
- Стой! - настороженно приказал он, разглядывая полураздетого немца. - А ну, покажи, что это у тебя? Ребята, да это эсэсовец! - закричал он вдруг, крепко удерживая и выворачивая руку немца.
С внутренней стороны выше локтя на гусиной от холода коже руки четко выделялась синяя вытатуированная маленькая буква "А", обозначающая вторую группу крови. Это делалось только у эсэсовцев, у "избранных людей", дабы в случае ранения не тратить время на анализы, а немедленно оказать "избранному" помощь.
Так вот какие гости к нам пожаловали!
Эсэсовец вдруг сделал глубокий выпад, обеими руками сильно толкнул Ивана Сапко в грудь и, сбив его на землю, бросился в кусты.
Журов щелкнул затвором автомата, но я успел крикнуть "не стрелять!" - и Журов с Бердниковым бросились в погоню, за ними побежал и Сапко.
Некоторое время слышно было, как Журов громко кричал "стой" и "хальт", затем в той стороне треснула короткая автоматная очередь, и все стихло.
Я подошел к Гилле. Он лежал на земле между камнями вниз лицом. Над ним с приготовленным автоматом стоял Богданов. Гилле лежал, скорчившись от страха, втянув голову в плечи.
- Ауф! - крикнул я, но немец только вздрогнул и еще больше втянул голову.
- Вставай! - крикнул Богданов, тряхнув немца за плечи.
С поднятыми над головой руками, с искаженным от ужаса лицом Гилле поднялся на колени, уставился на направленный на него автомат Богданова, откуда, казалось, вот-вот со страшным грохотом вылетит огненная смерть.
Сзади в кустах послышался шум.
Журов, Бердников и Сапко выволокли на поляну труп Маунца, положили его возле валяющейся на земле шинели.
- Зачем стреляли? Надо было догнать, - недовольно начал я.
- Это Николай Попов, - еле выдохнул Журов, - Стоял на посту возле просеки… услыхал крики… видит - немец бежит, ну и трахнул его…
Увидев труп Маунца и окончательно одурев от страха, Гилле вдруг вскочил на ноги и с поднятыми над головой руками побежал в кусты. Богданов одним прыжком догнал немца и подставил ему ножку.
Мы все окружили лежащего.
- Что ж ты, мамкин сын, - Богданов схватил Гилле за воротник и поднял его на ноги, - торопишься на тот свет, как поповна замуж…
Гилле снова упал на колени и, протянув руки в нашу сторону, торопливо, глотая слова, забелькотал:
- Я не эсэсовец… Я все расскажу… Я не хотел… Они заставили - и Ашенбреннер и Кюнце, - он указал рукой на труп Маунца. - Я не хотел…
- Кто вас послал в лес к партизанам? - прервал я его.
Гилле замолчал, тупо уставившись на меня и ловя ртом воздух.
- Ну, ну, давай, вышпрехивай! - подтолкнул его стволом автомата Богданов.
- Генрих Ашенбреннер… штурмбанфюрер… руководитель противопартизанского отдела пардубицкого гестапо. Он и документы готовил, и всю историю придумывал вместе с Кюнце, - снова кивок в сторону трупа, - Это Кюнце придумал своих лошадей пострелять на дороге… Кюнце - эсэсовец, шарфюрер…
- Что вы должны были у нас сделать?
- Войти в доверие, узнать, кто из чехов помогает партизанам, если удастся - уничтожить руководство и радиостанцию, сообщить, где находятся партизаны.
- Кому сообщить, как?
- Сообщить в гестапо в Пардубице по телефону из любого села.
- Кто в селах связан с гестапо?
- Я не знаю. Я все рассказал. Не убивайте меня… - немец умолкает, снова протягивает к нам руки, и в его глазах слезы и такая мольба о пощаде, что я отворачиваюсь.
…Что же делать с тобой, Теодор Гилле, или как тебя там, - может быть, и для тебя это имя придумал штурмбанфюрер Ашенбреннер? Что делать? Может быть, ты еще не убивал, еще не проливал невинной крови, не успел стать палачом?
Не успел!.. А стал бы!.. Из волчонка вырос бы матерый хищник. Ты уже стал этим хищником и шел по нашему следу. Врал, изворачивался, в душе надеялся на удачу, под конец даже поверил в нее, ликовал, что сумел одурачить русских… Ты хотел принести гибель нам и многим честным людям, нашим помощникам и друзьям. Нет! Ты враг, фашист! Иначе зачем же ты пришел сюда в лес? Зачем?..
Начальник противопартизанского отдела пардубицкого гестапо штурмбанфюрер Ашенбреннер охрипшим, скрипучим голосом жаловался врачу на мучившие его всю ночь сильные боли в желудке. После такого разноса, какой учинило вчера приезжавшее из Праги начальство, не удивительно, что хроническая язва давала себя знать во всю.
- Вилли, - потребовал он наконец, - сода и твои пилюли мне не помогают. Давай морфий!
Моложавый, круглолицый врач в чуть тесноватом новом гестаповском мундире облизал языком пухлые красные губы.
- Вам, Генрих, следует поехать в Карлсбад. Кроме язвы, у вас, по-моему, и печень не в порядке, - сказал он и вынул из кармана небольшую коробочку с пестрой этикеткой.
- Какой теперь к черту Карлсбад! - Ашенбреннер со стуком бросил на стол карандаш, вспомнив, как вчера орал на него комиссар Янтур. - Что это у тебя, морфий?
- Новое патентованное средство. Моментально снимает боль. Три таблетки…
На правом настольном телефонном аппарате замигала сигнальная лампочка и чуть слышно дзинькнул мелодичный звонок. Ашенбреннер схватился за трубку.
- Алло, Генрих! - сердитый голос шефа закричал в самое ухо. - Жду с докладом по операции "Лошадь".
- Цум доннер веттер! - в сердцах выругался гестаповец, предварительно положив трубку на рыча!. Он торопливо достал из сейфа объемистую желтую папку, сунул было коробочку с пилюлями в карман, потом, мгновение подумав, бросил одну таблетку на язык, запил глотком воды из услужливо поданного врачом стакана и на негнущихся ногах вышел из кабинета.
Штандартенфюрер Фрич был мало сказать не в духе. Он весь кипел и клокотал от злости. Шефу пардубицкого гестапо тоже досталось вчера на орехи. Беседа с пражским начальством проходила на самом верхнем регистре, и Фричу было дано недвусмысленно понять: или в Пардубицком крае немедленно будет наведен жесткий порядок, или тяжелая рука обергруппенфюрера СС Мюллера обрушит на голову штандартенфюрера беспощадную кару. Шутка ли? Банды окончательно обнаглели. Каждую ночь на дорогах гремят взрывы. И где? Не в дебрях Пинских болот, а в центре Европы, на главной магистрали в Чехии, под самым носом пардубицкого гестапо. А что сделал этот болван, этот начальник противопартизанского отдела? Мастер только тянуть жилы и ломать ребра у арестованных… Самоуверенный солдафон и палач… Жалкий прожектер…
Навалясь жирной грудью на крышку стола, не предлагая сесть, Фрич долго в упор, с нескрываемым презрением и злобой рассматривал долговязую фигуру Ашенбреннера.
- Ну, - выдавил он наконец, - где сведения от Кюнце? Где скрываются бандиты? Кто им помогает?
- Герр штандартенфюрер, - начал было Ашенбреннер, - я полагаю, что Кюнце не успел…
- Ах, ты полагаешь, - прервал его Фрич. - Ты полагаешь, что русские клюнут на первый твой крючок? Вот уже десять дней ты полагаешь, что Кюнце еще жив! Идиот! Носился со своим планом, как курица с яйцом. Операция "Лошадь!" Хитромудрый "ход конем!" Болван!.. - сорвался Фрич на визг, окончательно выходя из себя и вскакивая на ноги. Да знаешь ли ты, идиот, что не сегодня-завтра к нам могут пожаловать гости из Берлина! И кто? Сам Скорцени! - окончательно выдохнувшись, Фрич рухнул в кресло, привалился к высокой спинке, несколько раз провел платком по мокрой шее.
Нижняя челюсть Ашенбреннера отвалилась. Не спрашивая разрешения, он тяжело опустился на стул, отсунул от себя по столу желтую папку, тупо уставился на шефа. Имя Скорцени как бы парализовало обоих гестаповцев. Несколько минут в кабинете царила тишина, прерываемая только тяжелым сопением шефа гестапо.
Первым пришел в себя Фрич. Отбросив влажный платок на пол, он потянулся к сифону, нацедил полный стакан содовой, жадными глотками выпил, с трудом отдышался.
- В каком состоянии находится подготовка операции "Прыжок"? - другим, упавшим голосом спросил он.
- Почти все готово, герр штандартенфюрер! - оживился Ашенбреннер, видя, что шеф уже выпустил весь свой заряд гнева. - Люди подготовлены. Часть оригинального советского десантного снаряжения получена от колинского гестапо, некоторые предметы одежды подобраны на складах трофейного управления.
- Кто разрабатывает легенду?
- Лично я, герр штандартенфюрер.
- Слушаю…
Ашенбреннер раскрыл желтую папку, взял в руки лежащий сверху исписанный мелким почерком листок, не глядя на текст, заговорил:
- Группа направлена штабом партизанского движения при 4-м Украинском фронте. Задача: организовать партизанский отряд из бежавших из плена русских солдат и местных жителей. При выброске…
- Отставить! - Фрич резко хлопнул ладонью по столу. - Это провал! Глупость! Крылов немедленно свяжется со штабом и выяснит, что такая группа не направлялась.
- Герр штандартенфюрер, - криво усмехнулся Ашенбреннер, - Крылов не имеет связи со штабом партизанского движения.
- Как так?
- Это не обычный партизанский отряд. Из опыта прежней работы в Словакии и на Украине я знаю, что партизанские отряды, имея в своем распоряжении радиостанцию, выходили на радиосвязь не чаще одного-двух раз в неделю. Здесь же совсем иное. Тут радиосеансы ежедневные, а иногда по несколько раз в день. Вот, пожалуйста, взгляните на список радиограмм, перехваченных службой подслушивания. - Ашенбреннер протянул сколотые скрепкой бумаги. - Нет сомнения, герр штандартенфюрер, что мы имеем дело с разведкой Генерального штаба русских, связанной только с Москвой или же с разведотделом фронта…
Фрич полистал разграфленные листочки с указанием даты и количества цифровых групп в перехваченных радиограммах, недовольно отбросил их в сторону.
- И о чем же тут говорится?
- Вы же прекрасно знаете, герр штандартенфюрер, что двойные шифры русских не поддаются расшифровке.
- Знаете, знаете, - передразнил Фрич, снова приходя в ярость. - А вот если вы с Фойштелем такие знатоки, все прекрасно знаете, перехватили почти все радиограммы, так какого дьявола до сих пор не засекли радиостанцию и не переловили этих бандитов?
Ашенбреннер снова покопался в папке, развернул на столе крупномасштабную карту края, почти всю вкривь и вкось исчерченную жирными красными и синими линиями.
- Вот данные пеленгации, - сказал он, взяв из высокого серебряного стакана тонко отточенный карандаш и указывал им некоторые точки на карте. - Обратите внимание, герр штандартенфюрер, радисты постоянно меняют место работы. Передачи велись из городов Высоке Мыто, Хоцень, где-то из района Замрска, Тыништко, Добжиков, Ярослав, Скоженице, Подражек и многих других мест, не говоря уже о том, что радисты, очевидно, очень часто работают в различных районах леса. Точно засечь место работы невозможно. Аппаратура наших пеленгаторов несовершенна, к тому же один пеленгатор совсем вышел из строя. Судя по позывным и почти одновременному выходу в эфир, бандиты располагают несколькими передатчиками и каждый из них ни разу дважды подряд не работал с одного и того же места. Мало того, многолетний опыт работы службы радиоперехвата подтверждает, что русские радисты всегда подолгу торчат в эфире, а здесь, как нарочно, эти мерзавцы никогда не сидят на передаче больше пятнадцати минут. Это чрезвычайно затрудняет точное определение места работы передатчиков и много раз срывало уже подготовленные нами меры для их ликвидации. Надеюсь, что агентурные данные от группы "Прыжок" в ближайшие дни помогут нам расправиться с этой бандой.
Тайна "Вува"
Уже вечерело, когда мы вдвоем с Гуго Бартельды вышли из города Хоцень и по лесном дороге направились к селу Срубы.
Днем прошел мелкий, по-весеннему теплый дождь, и в лесу стоял запах прелой прошлогодней листвы и набухающих клейких почек. Воздух был звонок и чист. Дышалось легко и свободно.
Я возвращался в лагерь после встречи с Виктором Осиповым - командиром партизанского отряда.
Гуго вызвался проводить меня до села и всю дорогу оживленно рассказывал о том, как он вместе с партизанами ходил на подрыв железнодорожного моста возле села Градники.
Партизаны уважали этого молодого чеха. Да и не только его самого. Вся семья Бартельды достойна была самого глубокого уважения. Это была семья патриотов-борцов.
Отец Гуго, Франтишек Бартельды, - старый член Коммунистической партии Чехословакии. Еще в 1940 году гитлеровцы арестовали его и бросили в концентрационный лагерь. Он был лишен права переписки, и родные не знали, жив ли он.
Мать, София Бартельдова, после ареста мужа не сломилась, не склонила головы. В 1944 году, с момента возникновения в Хоцени подпольной организации, она стала активным ее членом. Распространяла листовки, выполняла ответственные поручения по связи с подпольными группами других городов.
Сестра Гуго, Вера, печатала на машинке и на ротаторе листовки, неоднократно по нашим поручениям ездила в Градец-Кралове и Рыхнов для уточнения сведений о противнике и мастерски справлялась с этими трудными задачами.
Предприимчивый и изобретательный Гуго во дворе своего дома под полом сарая оборудовал очень удачно замаскированный просторный, приспособленный для жилья тайник, в котором долгое время укрывался руководитель подполья Карел Соботка и складывалось добытое подпольщиками оружие и взрывчатка.
Небольшой уютный домик Бартельдовых на окраине города был для нас удобной и надежной явочной квартирой, где проводилось немало ответственных встреч. Вот и сегодня приезжали к Бартельдовым командир партизанского отряда Виктор Осипов и его заместитель Михаил Савенко.
Небольшой, но очень активный отряд Осипова действовал сейчас в районе Литомышля. Осипов не имел связи с Большой землей и охотно подчинил и направил всю деятельность своего отряда на выполнение наших задач.
Сам он еще в 1944 году в составе небольшой группы парашютистов был заброшен в Чехию штабом партизанского движения при 4-м Украинском фронте для организации здесь партизанского отряда. Группу постигли неудачи. Парашютисты были обнаружены немцами. Началось упорное преследование. Из всей группы только одному Осипову удалось спастись. Раненный в ногу, он отлежался в кустах возле самой дороги и после того, как каратели, захватив с собой трупы десантников, уехали, двинулся понемногу на восток, навстречу далекому еще в то время фронту.
В лесном селе возле Полички вынужден был на несколько дней остановиться у одного чеха и подлечить рану. Здесь и пришла к нему мысль не идти через фронт, а, несмотря на разгром группы, выполнять поставленную задачу - создать партизанский отряд.
Вскоре к лейтенанту присоединились несколько бежавших из плена красноармейцев. Чехи дали русским два охотничьих ружья, с которыми отчаянные парни провели первую засаду на дороге и добыли две винтовки - свое первое настоящее оружие.
Затем мы передали Осипову несколько добытых подпольщиками винтовок и стали направлять к нему тех бежавших из плена, которых сами не могли принять. Отряд быстро вырос и окреп, и теперь у Осипова было до сотни хорошо вооруженных партизан. Они часто выполняли наши задания.
…Гуго со всеми подробностями, переживая все заново, рассказал, как был уничтожен мост у Градников, и принялся расспрашивать меня об Осипове. Он был в восторге от этого партизанского командира. Именно такими, как Осипов, по его мнению, и должны быть советские партизаны.
Наконец мы подошли к крайним домикам села Срубы. Здесь Гуго распрощался и направился в обратный путь, а я пошел к дому Инджиха Штейнера, где договорился встретиться с его братом Франтишеком - слесарем Хоценьского авиационного завода.
Франтишек уже давно пришел и дожидался в маленькой боковой комнате возле кухни. Дав мне немного осмотреться, он вытащил из-под стула потертый кожаный портфель, в каком чешские рабочие носят свои завтраки, достал из него небольшой сверток и выложил на стол десятка полтора новеньких блестящих взрывателей натяжного действия, сделанных, как видно, руками умелого мастера. Я невольно залюбовался взрывателями и выразил восхищение тонкой работой токаря.
- Это все моя работа, - спокойно заметил Штейнер. - Ночью в ремонтной мастерской выточил корпуса и ударники, а на другой день сделал все остальное.
- О, так вы, Франтишек, не только опытный слесарь, но к тому же и отличный токарь!
- А у нас, в секретном цехе, работают люди только самой высокой квалификации, - все так же буднично отозвался Штейнер.
Секретный цех! Мы были уверены, что знаем все об авиационном заводе в Хоцени, выпускавшем для гитлеровской армии самолеты-разведчики "Физелер Шторх", планеры и фюзеляжи для истребителя "Арадо". Знаем все, начиная от производственной мощности и до системы охраны завода. И вдруг - секретный цех!
- Это интересно! И что же вы делаете в своем секретном цехе?
Штейнер помолчал. Снял очки, подул на стекла, протер их тщательно платком и только после этого медленно заговорил:
- Мне стало известно, что на заводе есть какой-то специальный секретный цех. Попасть в него на работу можно лишь после очень тщательной проверки в гестапо. Каждый рабочий дал подписку, что нигде и ни при каких обстоятельствах не проговорится о том, что он делает на заводе. Работает цех в три смены. Вход только по специальным пропускам.
Вот, пожалуй, и все сведения, которыми располагал Штейнер. Самого главного - над чем работает цех - он не знал.
- В одном твердо убежден: это не детали для самолетов! - закончил Штейнер, разминая сигарету.
- Но чертежи-то вы читаете? Неужели нельзя определить по чертежам?
Оказывается, нельзя. Каждый рабочий занят одной операцией или одной деталью. Чертежи получают в начале смены и в конце сдают. Под расписку. В рабочее же время чертеж соседа не посмотришь: в цехе постоянно шныряют несколько человек из пардубицкого гестапо.