- Товарищ лейтенант, зачем пришли? - спрашивает бравый матрос у Миши Лопатко. Внешне он выглядит старше других. - Будете набирать команду?
И сразу все наперебой просят взять их, не зная еще, откуда, с какого корабля эти лейтенанты.
- Что, воевать охота? - спрашивает Лопатко.
- Раз война, то наше место - на фронте, - отвечает старшина первой статьи. Росточком он невелик, но с виду крепок.
- Кто вы такой? Где служили? - выясняет Лопатко.
- Старшина первой статьи Самохвалов, - рапортует моряк. - Был инструктором в Школе оружия Учебного отряда Черноморского флота, а до этого служил на крейсере "Красный Кавказ" артиллеристом-зенитчиком.
- О, такие нам нужны! - восклицает Лопатко. - Сам стажировался на "Красном Кавказе". А кого вы еще знаете?
- Да кое-кто вам подойдет.
- Подберите хороших ребят.
- Есть подобрать хороших ребят! - радостно откликается старшина и бежит в казарму.
Подходит старшина второй статьи, высокий, ловкий, с живыми серыми глазами - умен, видать, парень. "Этого возьму к себе! - решает Семен Хигер. - Глядит молодцом". И к нему:
- Как звать-то?
- Лебедев, товарищ лейтенант.
- Где служили?
- Я из дисциплинарного…
У Семена вытягивается лицо. "Вот так молодец, вот так умница…" - читается в его глазах.
Лебедев замечает, какое впечатление произвело его сообщение, невесело усмехается.
- Конечно, я штрафник, - говорит он, - и меня могут не взять в боевую часть. Но вот поверьте, товарищ лейтенант, что воевать я буду хорошо.
Его слова звучат так искренне, что Семен начинает колебаться.
- А за что попали в дисциплинарный?
- За пререкание. Что было, то было… А сейчас досрочно отпустили. Возьмите, обижаться не будете.
- Обождите, разберемся, - вмешивается Лопатко.
Возвращается из штаба Мошенский, в руках у него пачка каких-то документов.
- Товарищ командир, - докладывает Лопатко, - здесь есть хорошие ребята.
- Не сомневаюсь, - говорит Мошенский. - А вот вам личные дела людей и список должностей на нашей батарее, - и он передает папку с бумагами Михаилу Лопатко, тем самым выделяя его как старшего среди лейтенантов. - Поговорите с людьми и потом доложите мне…
Тут к Мошенскому подходит какой-то моряк. С виду ему лет за тридцать. Среднего роста, плечистый, в фуражке, слегка надвинутой на широкий, загорелый лоб.
- Старший политрук Середа, - рекомендуется он Мошенскому. - Я искал вас. Назначен комиссаром плавучей батареи.
- Ну вот и прекрасно! - приветливо отвечает Мошенский. - Мне командующий говорил о вас. А это наши лейтенанты, - и он называет каждого. - Выпускники Высшего военно-морского училища.
Старший политрук пожимает каждому руку, и для каждого у него находится доброжелательное слово.
- Приятно, - говорит он. - Весьма рад… Значит, вместе воевать будем…
- А я на часок отлучусь, - предупреждает Мошенский комиссара. - Вызывает полковник. Мой помощник - лейтенант Лопатко.
Когда Мошенский уходит, Михаил Лопатко устраивается во дворе у походного стола, кем-то принесенного, и начинает разбираться в бумагах. Ему помогают Семен и Николай. К ним подсаживается и старший политрук Середа. Комиссар всегда держится с людьми просто.
- Ну-ка, покажите дела, - говорит он. - Посмотрим, с кем придется бить фашистов.
Говорит он эти слова как-то по-домашнему, будто речь идет о чем-то обыденном, житейском. Никому и в голову не приходит, что этот с виду простоватый человек прошел большую жизненную школу.
Командиры работают часа три, беседуют с людьми, стараясь понять, что собой представляет человек, - ведь от каждого зависит боеспособность батареи.
Возвращается Мошенский и оформляет документы.
- Кажется, команда подобралась хорошая. Теперь пошли обедать. - Видно, старший лейтенант доволен.
Обедают в кают-компании экипажа, и за столом опять заходит разговор о плавбатарее. В конце концов, что это за батарея? Зачем она понадобилась, когда в Севастополе есть немало мощных батарей, одетых в бетон и сталь?
- Взять хотя бы нашу знаменитую четырнадцатую в Стрелецкой бухте, - напоминает Семен.
- Мы бывали на севастопольских батареях, изучая артиллерийское дело, - поясняет Мошенскому Николай.
Не только он, но и Семен, и Михаил могут многое рассказать о военном искусстве, беззаветной отваге артиллеристов батареи № 10, пятьдесят восемь орудий которой прикрывали вход в бухту, или Александровской батареи, о знаменитом Корниловском бастионе… У севастопольских артиллеристов славное прошлое…
- Мне очень приятно, что вы хорошо знаете историю - с присущей ему сдержанностью отмечает Мошенский. - Да, у нас есть с кого брать пример! - не без гордости подчеркивает он. - Но это не означает, что мы не должны использовать все возможности для усиления артиллерийского огня. Вот почему командование решило ввести в строй еще одну мощную боевую единицу - нашу плавучую батарею.
- А что она собой представляет? - допытывается Николай.
- Вот слушайте, товарищ лейтенант. Наша плавучая - это цитадель, средняя часть линейного корабля, которую отбуксировали из Николаева, где строился корабль, в Севастополь для проверки прочности конструкции линкора при прямом попадании торпед и других испытаний.
- Так она торпедирована? - не выдерживает даже уравновешенный Лопатко.
Мошенский лишь усмехается.
- Вот именно. Недели три тому назад ее вывели в море и выпустили торпеды в каждый борт. Думали - затонет, бреши получились такие, что в них прячется катер небольших размеров. А цитадель осталась на плаву, лишь дала крен градусов пять. Замечательный результат.
- Что ж тут замечательного? - разочарован Николай.
Не скрывают своего удивления Семен Хигер и Михаил Лопатко.
Мошенский, разумеется, понимает, что огорчает молодых моряков. Они ведь мечтали о службе на первоклассных советских военных кораблях.
- А это уж от нас с вами зависит, товарищи, чтобы она стала грозной для фашистов, - отвечает Мошенский. - Не скрываю, работа предстоит большая, и выполнить ее нужно в кратчайшие сроки. Но с помощью Морского завода мы оборудуем и вооружим нашу плавучую по последнему слову техники, и, думаю, врагу не поздоровится…
Видно, Мошенский уже свыкся с этой мыслью, это уже его мечта - превратить цитадель недостроенного линкора в грозную батарею, и, когда Николай спрашивает, кто все это придумал, старший лейтенант с гордостью сообщает, что переоборудование цитадели в плавбатарею предложил флагманский штурман Черноморского флота Григорий Александрович Бутаков. По его мысли, батарея должна стоять у боновых ворот, чтобы она мешала вражеским самолетам ставить мины на фарватере, преграждала путь немецким подводным лодкам, если они попытаются проникнуть на базу, и вела борьбу с самолетами, идущими на Севастополь.
- Кстати, наш Бутаков - внук адмирала Бутакова - создателя тактики парового флота, - говорит Мошенский. - Наверное, изучали?
Николай вспоминает, что на экзаменах он получил пятерку именно за эту тему. Григорий Иванович Бутаков проявил высокую отвагу и мужество в дни первой обороны Севастополя. Каждый курсант мечтал быть похожим на знаменитого адмирала. Разговор с Мошенским продолжается уже в ином ключе, более доверительном.
Приезд адмирала
Командующий Черноморским флотом вице-адмирал Октябрьский одобрил предложение Бутакова и отдал приказ оборудовать плавучую батарею за пятнадцать дней. Времени, как говорится, в обрез, и рабочие, инженеры Морского завода, которые ведут строительство, трудятся днем и ночью. Наших молодых лейтенантов постоянно можно видеть на строительстве.
Семена Хигера прежде всего интересует батарея из четырех универсальных 76-миллиметровых артиллерийских установок - он будет ими командовать, когда плавучая вступит в строй. А командир батареи зенитных автоматов - Николай Даньшин. Но это не значит, что друзья занимаются лишь своими пушками. Они отвечают за доставку на батарею необходимого оборудования. Михаил Лопатко, как помощник Мошенского, причастен ко всему, что делается на плавучей батарее, но после окончания строительства он будет командовать тяжелыми орудиями, назначение которых - поражать морские цели, прежде всего вражеские корабли.
Вот лейтенанты "колдуют" у дальномера, без данных которого невозможен прицельный огонь зенитных пушек. Во время боя дальномерщики будут непрерывно передавать данные о движении неприятельских самолетов в центральный зенитный пост. Немало забот доставляет система переговорных труб и связи, монтаж радиостанции, оборудование пеленгаторов, прожекторов, звукоулавливателей, динамомашины. Ко всем установкам тянутся кабели, и прокладка их вызывает недовольство Михаила Лопатко - их нужно спрятать под палубу, считает он.
Ежедневно приходит флагманский штурман Григорий Александрович Бутаков - продолжатель славных традиций знаменитой династии моряков Бутаковых. На протяжении века их можно было увидеть на военных кораблях Черного, Азовского, Балтийского морей, в северных широтах, на Тихом океане. Еще в первой половине прошлого столетия Бутаковы совершают кругосветные плавания - Николай Михайлович на шлюпе "Сенявин", Иван Иванович - на фрегате "Паллада", о котором писал известный русский писатель Гончаров, Алексей Иванович - на транспорте "Або". Бутаковы идут в трудные для того времени, полные опасностей кругосветки, чтобы изучить еще малоизвестные тогда окраины России. А позже Алексей Бутаков посвящает себя освоению Аральского моря. Тарас Шевченко, которому Алексей Иванович дал передохнуть от солдатчины, включив в состав экспедиции, называет Бутакова своим "другом и командиром"…
Григорий Александрович Бутаков стал на сторону народа с первых дней Октябрьской революции. В 1920 году он командует дивизионом катеров и уничтожает у Кривой косы на Азовском море белогвардейский десант. Вскоре Григорий Бутаков уже командует дивизией быстроходных катеров. Она становится грозой белогвардейских кораблей, и Врангель назначает за голову Бутакова десять тысяч рублей золотом.
Рослый моряк с обветренным лицом и раздвоенной, тщательно расчесанной бородой в проседи, Григорий Александрович Бутаков принимает живейшее участие в строительстве плавучей батареи, помогая советом и делом.
- Лейтенант, - сказал как-то Бутаков Михаилу Лопатко, - на вас жалуются инженеры завода. Они вкладывают душу в строительство вашей плавучей, а вы привередничаете…
Работы на батарее подходят к концу, рабочие и инженеры Морского завода трудятся дни и ночи - это Лопатко сам знает. Волнуясь, Михаил объясняет Бутакову, почему он требует, чтобы кабели были спрятаны под палубу, а люк снарядного погреба резали шире…
- Ладно, это сделают, - соглашается Бутаков. - Но я слышал, что вы затеяли изоляцию переборок в кубриках. Это зачем?
- Чтоб и зимой люди были боеспособны. Когда начнем отапливать кубрики "буржуйками", станут отпотевать металлические переборки, и людям будет невесело, поверьте мне, я это знаю.
- Смотри, какой знаток! - удивляется Бутаков. - Тебе-то откуда знать?
- Отец в гражданскую воевал, рассказывал, как у них бывало…
Разговор Михаила Лопатко с Бутаковым прерывается. Должен прибыть командующий, Мошенский в отъезде, и Лопатко, как помощник командира плавучей батареи, встречает вице-адмирала Октябрьского у трапа. Выслушав рапорт, командующий приказывает:
- Ну, товарищ лейтенант, показывайте батарею…
Лопатко сопровождает командующего, рассказывает о ходе строительства. Октябрьский осматривает орудия, вспомогательное оборудование.
- Так, так, - говорит он, - пушки я вижу, а как с боезапасом? - Вице-адмирала все интересует: надежность радиосвязи, непотопляемость…
- А как будут размещены люди? - спрашивает Октябрьский.
Михаил Лопатко докладывает.
- Покажите!
Михаил ведет командующего в кают-компанию, в кубрики, на камбуз…
- Хороший кок?
- Умелец, товарищ командующий.
- Отлично… Есть претензии? - наконец спрашивает Октябрьский.
Лопатко говорит о необходимости изоляции переборок в кубриках, чтоб люди не мерзли зимой.
- Почему не делают?
- Проектом не предусмотрено.
Октябрьский поворачивается к Бутакову:
- В чем дело, Григорий Александрович?
- Я договорюсь с заводом, товарищ командующий. А вот пробковую крошку для изоляции интендант не дает, считает, что это никому не нужно.
- Даст. Передайте мой приказ обеспечить… Делать нужно так, как требует личный состав батареи. В конечном счете, успех батареи зависит от боеспособности людей…
В тот же день люк в снарядный погреб режут шире, а интендантство срочно запрашивает, сколько нужно для изоляции переборок этой самой пробки, черт бы ее побрал…
Бомбы летят в море
Раннее утро девятого августа 1941 года. Старший лейтенант Мошенский перед строем зачитывает приказ командующего о включении плавучей батареи № 3 в состав Черноморского флота.
- На флаг смирно! - командует Мошенский. - Флаг поднять!
Над плавучей батареей, грозно ощетинившейся стволами орудий и зенитных автоматов, медленно поднимается военно-морской флаг. Все лица в строю обращены к нему. С этой минуты каждое утро флаг будет подниматься и с заходом солнца - спускаться…
Проходит еще неделя - и два буксира тянут плавучую батарею на рейд. С одного борта просматривается Северная сторона, с другого - Приморский бульвар. Но с каждой минутой Севастополь отдаляется все больше и больше.
Батарею ставят на якорь за боновыми воротами, в четырех милях к северо-западу от входа в Главную базу Черноморского флота. В бинокль хорошо просматривается Качинский аэродром.
Мошенский сразу же собирает командиров батареи в кают-компании. Она не велика, так как часть ее занимают лейтенантские койки.
- Прошу садиться, - разрешает Мошенский, но сам продолжает стоять - высокий, подтянутый, с белой сверкающей полоской подворотника. Его смуглое, осунувшееся за последнее время лицо очень серьезно, почти торжественно.
- Я собрал вас, чтобы сообщить о задачах, поставленных командованием перед нашей батареей, - начинает Мошенский, когда садится комиссар, а за ним и молодые лейтенанты. - Прежде всего следует вам знать, что решением Военного Совета мы включены в состав ОВРа - охраны водного района, - с присущей точностью разъясняет Мошенский. - Наша задача - всеми средствами защищать вход главной базы от проникновения неприятельских подводных лодок и пеленговать места падения вражеских мин для дальнейшего их обезвреживания…
- Если о вражеских подводных лодках до сих пор ничего не слышно, - вступил в разговор комиссар Середа, - и, возможно, пока их вообще нет в нашем районе, - то немецкие мины представляют реальную и серьезную опасность. Не так ли, Сергей Яковлевич? - повернулся он к командиру батареи.
- Безусловно, - согласился Мошенский. - Еще в ночь на 22 июня немецкие самолеты пытались заминировать выход из главной базы, и только мощный огонь, которым встретили врага наши зенитки, помешал фашистам осуществить их намерение.
- Как же! - воскликнул Середа. - С первого дня войны фашисты решили запереть корабли Черноморского флота в главной базе. Это факт. И в любой день можно ждать массированного удара с воздуха по нашим кораблям.
- Да, опасность велика, - строго подтвердил Мошенский, сдвинув густые черные брови. - Немцы всякий раз изменяют конструкцию мин.
Мошенский вспомнил, как в первый же день войны подорвался мощный буксир, тащивший на внешний рейд плавучий кран, хотя весь район до этого был протрален.
- Мины оказались неконтактными, - напомнил Михаил Лопатко.
- Верно, - подтвердил Мошенский. - Но вскоре одну из поднятых мин разоружили, секрет немцев был разгадан, а потом был создан специальный трал.
- К сожалению, - заметил комиссар, - его применение не полностью устранило опасность.
По хмурому взгляду старшего лейтенанта было видно, что минная опасность волнует его. В штабе ОВРа ему прямо сказали - особенно неблагополучны подходы к Севастополю. Но это ведь означает, что и выход кораблей не менее опасен. И как бы продолжая свои размышления, Мошенский жестко сказал, обращаясь к командирам батарей:
- Мы не в праве даже на мгновение ослабить бдительность. Бдительность - двадцать четыре часа в сутки! Прошу вас, товарищи, разъяснить это своим людям строжайшим образом.
- Будет исполнено, товарищ старший лейтенант! - поднялся Лопатко.
- И еще одна задача, вероятно, самая беспокойная, - защита Качинского аэродрома от воздушного налета и перехват вражеских самолетов, особенно миноносителей. Тут все зависит от универсальных установок лейтенанта Хигера и зенитных автоматов лейтенанта Даньшина.