- Видишь ли, официально брак мой еще не оформлен. Как-то неудобно… военное время, а тут вдруг свадьба.
- Это, конечно, не довод, - заметил Гусев. - И потом, зачем тебе два дня на один день рождения тещи?
- Помочь по хозяйству, достать кое-что нужно, - объяснил Парфенов.
Гусев задумался.
- Да, повод для отпуска, скажем прямо, весьма и весьма сомнительный. Пожалуй, тебе лучше было бы обратиться с этой просьбой к полковнику Теплову или к майору Данильцеву.
Парфенов смутился.
- Стоит ли беспокоить начальство такими пустяками? Тем более что ты можешь в любую минуту вызвать меня в часть. Я-то буду находиться в городе, так сказать, под боком.
Поколебавшись немного, Гусев уступил:
- Ладно, договорились!
Два дня не было Парфенова в школе. О том, как он провел эти дни, никто не знал. Последующую неделю группа Гусева находилась в тылу врага, а когда она вернулась, Парфенов сразу же подал рапорт на имя полковника Теплова, испрашивая разрешения на бракосочетание с гражданкой Ниной Яковлевной Шварц.
Полковник немедленно вызвал Парфенова к себе, спросил:
- Значит, экспромтом решили жениться, лейтенант?
- Нет, товарищ полковник. Я уже давно знаком с этой девушкой.
- Вот как! Почему же я узнаю о таких делах в последнюю очередь? Ведь вы не просто военнослужащий. Несете особую службу!
- Не хотелось беспокоить вас.
Полковник нервно забарабанил пальцами по столу.
- Я очень огорчен, лейтенант.
- Разве жениться воспрещается? - вспыхнул Парфенов.
- Нет, почему же! - пожал плечами Теплов. Дело тут совсем не в женитьбе. Меня огорчает то, что вы, лейтенант, забыли о своей принадлежности к особому роду войск. Кому-кому, а мне уж вы должны были сообщить заблаговременно о человеке, с которым решили связать свою судьбу в военное время, неся к тому же службу в моей части, - Взглянув на рапорт, он спросил: - Кто она, эта Шварц? Кто ее родители? Откуда они? Чем занимались до войны? И разве сама фамилия "Шварц" не вызывала у вас никаких раздумий.
- Никак нет, товарищ полковник, - ответил Парфенов.
- Это же чисто немецкая фамилия.
- Моя невеста не немка - она дочь еврея.
- Расскажите мне, как вы познакомились с ней, и вообще все, решительно все, что известно вам об этой семье.
Выслушав Парфенова, он сказал:
- Придется вам, лейтенант, на некоторое время отложить женитьбу. Почему? Я дам задание произвести проверку. Но, предупреждаю, об этом - ни слова ни вашей невесте, ни ее матери, ни даже Гусеву. Если все окажется в порядке, тогда другое дело. Сам выпью на вашей свадьбе.
Парфенов был явно удручен. Опустив голову, промолвил сдавленным голосом:
- Я никогда не думал, что дело примет такой оборот… К чему эта проверка? Ведь она оскорбительна для честных советских людей.
- Честных, то есть тех, у кого совесть чиста, она не оскорбит, - заметил полковник. - К тому же проверка будет вестись по скрытым каналам. Никто, разумеется, не будет допрашивать ни вашу невесту, ни ее мать.
- Все равно обидно, - вздохнул Парфенов. - Мне обидно. Я могу ручаться за этих людей головой. Почему вы не верите мне?
- Если бы не верил, то этого откровенного разговора не состоялось бы. Я просто-напросто умолчал бы о проверке и провел ее без вашего ведома. Понятно?
- Да, конечно.
- И надеюсь, что вы, как офицер, не нарушите нашего уговора, - напомнил полковник. - Речь идет о соблюдении строгой тайны: семья Шварц не должна знать ничего о проверке.
- Даю слово! - козырнул Парфенов.
Несколько дней группа Гусева отдыхала, потом начала готовиться к выполнению очередного задания. Парфенов почти ежедневно виделся с Ниной. Они то встречались невдалеке от школы, тогда их свидания длились не больше десяти-пятнадцати минут, то Парфенов с разрешения Гусева отправлялся на квартиру к невесте, с ночевкой.
Но вот однажды случилась беда. Одна из групп, сброшенных в тылу врага, пропала без вести. Из партизанского отряда, куда она должна была прибыть, сообщили зашифрованной радиограммой, что авиадесантники не явились к месту встречи и что партизаны, ожидавшие их там, внезапно подверглись нападению со стороны карателей.
Весть о гибели товарищей произвела на нас гнетущее впечатление. Но война есть война. Она не обходится без жертв. Пришел черед лететь моей группе в тот же партизанский отряд. Для высадки был выбран другой район, партизаны встретили нас сразу после приземления, и мы выполнили то задание, которое поручалось исчезнувшей группе, - взорвали склад горючего и авиабомб на одном из вражеских аэродромов!
Мы вернулись в школу в тот день, когда группа Гусева заканчивала подготовку к вылету. Поздно вечером ее перебросили на аэродром. Оттуда на самолете она отправилась в тыл противника. И снова несчастье. Незадолго до рассвета от радиста группы Гусева было принято тревожное, незашифрованное донесение следующего содержания: "Мы окружены, ведем бой. Пытаемся прорваться в лес" Связь вдруг прервалась, и возобновить ее уже не удалось.
А утром нам стало известно об аресте Нины Шварц и ее матери. Для нас это была поистине ошеломляющая новость. Строились самые невероятные догадки. Днем от Гусева нежданно-негаданно снова было получено донесение. Оказывается, ему, старшине Петрищеву и радисту удалось пробиться сквозь вражеское кольцо и попасть к партизанам. О судьбе Парфенова, сержанта Клепикова, и остальных бойцов группы он ничего не знал: то ли они погибли во время перестрелки, то ли были захвачены гитлеровцами.
Это случилось в среду, а на следующей неделе полковник Теплов собрал всех авиадесантников в большом зале школы и сделал тот самый доклад, о котором я уже говорил.
Предварительное следствие установило, что в провале двух авиадесантных групп и гибели наших товарищей были повинны вражеские шпионы, обосновавшиеся в городе. Накануне вылета группы Гусева наши контрразведчики запеленговали работу неизвестной рации, которая вела шифрованные передачи из городского парка. Там, в парке, в подполье пивного ларька, был захвачен вместе с передатчиком неизвестный. Арестованный долго отказывался назвать свое имя и своих сообщников, и только под утро, когда группа Гусева уже попала в засаду, удалось развязать язык предателю. Одними из первых он назвал Нину Яковлевну и Аглаю Тимофеевну Шварц. Из их допроса выяснилось, что семья Шварц была еще до войны завербована немецко-фашистской разведкой. Глава семьи - не еврей, а немец - несколько лет проработал врачом в одной из львовских больниц. Сразу же, как только началась война, он переправил семью подальше от фронта, а сам, дождавшись прихода немцев, поступил на службу в гестапо и через своих агентов установил связь с семьей.
Потерявший бдительность Парфенов стал невольным соучастником шпионской группы. Он доверчиво выбалтывал то, что она старательно выуживала. Впервые это случилось в день рождения "Аглаи Тимофеевны", когда Парфенов сообщил о подготовке группы товарищей к очередному заданию, о дате вылета и о месте высадки. Группа погибла, затем Парфенов рассказал о задании, которое получила группа Гусева… И только, кажется, об одном умолчал он: не предупредил свою возлюбленную, что полковник Теплов решил провести проверку…
- Как видите, товарищи, - сказал полковник в заключение доклада, - бдительность - это отнюдь не отвлеченное понятие. Кто теряет ее, может вольно или невольно стать предателем, как это случилось с лейтенантом Парфеновым. Встреча его со смазливой шпионкой никак не случайна. Подвыпивший лейтенант сразу обратил на себя ее внимание еще у билетной кассы кинотеатра, и Шварц, конечно же, не случайно оказалась рядом с ним в зрительном зале. Я беседовал с Петрищевым в госпитале. Он пожимает плечами: "Кто же знал, что получится такое?" Верно, не знали. И как мог Гусев давать нелегальные отпуска Парфенову, скрывать от меня и майора Данильцева историю с лейтенантом? Не снимаю вины и с себя. Получив рапорт Парфенова, я на время проверки семьи его "невесты" должен был, во-первых, отстранить самого Парфенова от разработки плана боевой операции - благовидный предлог нашелся бы, и, во-вторых, повременить с вылетом группы Гусева, поручив это задание другой группе… И вот результаты - на нашей совести гибель замечательных бойцов и офицеров, наших друзей и товарищей. Запомните этот тяжелый урок. Бдительность и еще раз бдительность…
После этого вечера прошло около двух недель. Однажды у нас в школе побывал в гостях командир партизанского отряда, прибывший на совещание в штаб армии. Партизаны этого отряда подобрали в лесу раненых Гусева, Петрищева и радиста, вырвавшихся из вражеской засады. Оказывается, Парфенов не был убит во время схватки с фашистами. Он попал в плен, в руки гестаповцев, а потом был повешен на площади небольшого белорусского местечка. Подпольщики, видевшие его казнь, рассказывали, как он, окровавленный, едва держась на ногах, уже с петлей на шее крикнул в толпу:
- Смерть немецким оккупантам!
Знал ли он, догадывался ли, по чьей вине группа попала в засаду и кто привел его к гибели на виселице?
Глава 14. БРОВАРЫ
Как-то поздно вечером полковник Теплов вызвал меня к себе.
- Хочу дать вам очень ответственное задание, - сказал он и, развернув на столе карту Киевской области, спросил: - В Киеве вы бывали?
- Бывал, и не раз, - ответил я.
- А с этими местами знакомы? - Полковник указал на поселок Бровары, обведенный на карте красным кружком.
Еще бы мне не знать этих мест! Здесь, в Броварах, работал некоторое время мой отец, и сейчас перед моим мысленным взором возникли улицы хорошо знакомого поселка, дом, в котором мы жили, заводы, раскинувшиеся вдоль широкого шоссе Киев - Чернигов. Очевидно, прежде чем вести разговор со мной, начальник школы снова заглянул в мое личное дело, где в автобиографии я писал о том, что наша семья одно время жила под Киевом. Теперь, услышав от меня, что жили мы в Броварах, полковник сказал:
- Это замечательно! Выходит, я, как говорится, попал в самую точку. - Его ладонь легла на карту. - А дело вот какое: на одном из заводов, в лесу под Броварами, гитлеровцы наладили ремонт своих танков и самолетов. Командование поручило нам лишить врага возможности ремонтировать свою боевую технику на этом заводе. И поскольку вы, Игнатов, знакомы с этими местами, вам и карты в руки. Готовьте свою группу к броварской операции. Дело это, конечно, сугубо опасное и ко всему не совсем обычное для практики нашей школы. Связь с подпольщиками уже налажена, но, как и что делать, вам придется решать на месте. Успех операции будет целиком зависеть от инициативы и находчивости членов вашей группы. Со всеми деталями - я имею в виду связь с подпольщиками, пароли, документы - вас ознакомит начальник штаба, а предварительно поговорите и посоветуйтесь со своими друзьями. Возможно, возникнет необходимость внести кое-какие коррективы в план, намеченный мною и начальником штаба.
Выслушав все это, я сказал:
- Задача ясна, товарищ полковник.
Теплов не стал больше задерживать меня, и я отправился к ребятам. Весть о новом задании, как обычно, сразу вызвала бурную реакцию.
- Эх, яблочко, о цэ дило! - воскликнул, прищелкнув пальцами, Колесов. - У самому сердци Украины побуваемо.
Бодюков взглянул на него удивленно.
- Ты же, Коля, белорус, а украинский знаешь.
Колесов улыбнулся.
- Беларусь и Украина - сэстры ридни. Наши Березина и Десна с Днепром сливаются.
- И я люблю Украину, - заметила Галя. - До чего же песни хорошие там!
- А у меня в Киеве родственники есть, - неожиданно сообщил Рязанов.
"Вот это как нельзя кстати!" - мелькнуло у меня в голове, и я поинтересовался, кто они, его родственники, и сколь близко его родство с ними.
- Тетка родная, - ответил Рязанов, - сестра матери. До замужества и мать моя в Киеве жила. Тетя Клава - учительница, а чем теперь занимается, не знаю.
- Так, может, она эвакуировалась? - вставил Бодюков.
Рязанов пожал плечами.
- Может быть, конечно, и так.
- А как, по-твоему, могла бы она помочь нам? - допытывался я.
- Если осталась там, то поможет, - убежденно заверил Рязанов. - В гражданскую войну петлюровцы расстрелять ее хотели за связь с большевиками, но друзья-подпольщики помогли ей бежать из тюрьмы. Мать рассказывала мне, что тетя Клава одной из первых киевлянок в комсомол вступила.
"На всякий случай будем иметь ее в виду", - решил я.
- Не сомневайся, Валентин Петрович, головой ручаюсь, - продолжал Рязанов. - Я ведь и адрес знаю. Только бы в Киеве она сейчас была…
- Учти, Вася, я буду докладывать об этом полковнику Теплову.
- Докладывайте. Уж кто-кто, а Клавдия Петровна нас не подведет.
Подготовка к операции велась несколько дней. Никто в школе, кроме Теплова, майора Данильцева, начальника особого отдела и, разумеется, моей группы, не знал о ней. На некоторое время, возможно даже длительное, нам предстояло играть роль людей, оставшихся на территории, оккупированной врагом, из-за враждебного отношения к Советской власти. Что и говорить, неприятная роль.
В темную ветреную ночь нас перебросили на самолете в глубокий тыл противника. Район высадки лежал среди лесов и болот, примерно в шестидесяти километрах северо-западнее Киева, между реками Здвиж и Ирпень. Хотя нас снабдили настоящими паспортами со штампами и печатями оккупационных властей, мы старались не попадаться на глаза ни гитлеровцам, ни полицаям, поскольку документы были оформлены на "мертвых душ". На дорогу от места высадки до Киева ушло двое суток. Днем мы отсиживались среди торфяных болот, а по ночам двигались на юго-восток, держась подальше от большаков, проселков и населенных пунктов.
На третий день, утром, смешавшись с сельским людом, который вез на городские рынки всякую снедь, мы вошли в столицу Украины со стороны Беличей, что лежат между железной дорогой Киев - Коростень и шоссе Житомир - Киев.
В кацавейке, широкой юбке, повязанная цветастым платком, и в стоптанных сапожках, Галя ничем не отличалась по внешнему виду от сельских девчат. Колесов, круглолицый, с обросшими колючей щетиной щеками и подбородком, обряженный в телогрейку, высокую баранью шапку и грубошерстные штаны, вобранные в чеботы, смахивал на "дядьку", прибывшего "у мисто дегтю купуваты". Он то и дело завязывал разговоры с селянами и, пересыпая свою речь смешными присказками, чувствовал себя среди собеседников как рыба в воде. Рязанов изображал из себя парубка, искалеченного хворобой, и искусно прихрамывал на левую ногу. Мы с Бодюковым - оба в старых ватниках, полотняных сорочках и дырявых кирзовых сапогах, с небольшими торбами за плечами - походили на сельских жителей, прибывших в город наниматься на работу.
Нам везло. Никто ни на окраине, ни в самом городе нас ни разу не задержал, хотя на улицах встречалось много и полицаев и немцев.
Так вместе с селянами мы очутились на базаре.
- Ну, Вася, иди к тетке, узнавай, в городе ли она, - сказал я Рязанову, - а мы потолкаемся тут, благо что базарный день. Когда вернешься, ищи нас в мясном ряду.
- А вдруг облава случится? - спросил он.
- Тогда будем ждать тебя у Днепра, на Владимирской горке…
Через полтора часа Рязанов вернулся вместе с невысокой полной женщиной в легком сером пальто и темной косынке, из-под которой выбивались тронутые сединой волосы. Подходить к ней сразу всем было рискованно. Поэтому, пока я разговаривал с ней, Бодюков, Колесов и Галя продолжали слоняться от ларька к ларьку в толпе покупателей, а Рязанов, отойдя в сторону, следил за тем, не обратит ли кто подозрительного внимания на меня и на мою собеседницу.
Клавдия Петровна держалась свободно, и в ее больших черных глазах не было ни тревоги, ни страха.
- Я сделаю все, что в моих силах, - сказала она мягким голосом, с той улыбкой, которой встречают добрых друзей. - Васю я пристрою у себя, а остальных - у знакомых и родственников. Квартира у меня просторная, можно было бы приютить всех, но вы, конечно, понимаете, этого делать нельзя. Соседи, дворник… К тому же в доме поселилось несколько немецких офицеров. Слишком много посторонних глаз. Задерживаться здесь, на базаре, тоже нельзя. Я поочередно разведу всех. Вася сам пойдет ко мне. Вы с девушкой отправляйтесь к памятнику Богдану Хмельницкому и ждите меня там. Другие два пусть следуют за мной на некотором расстоянии. Определю их, потом вернусь за вами к памятнику.
- Договорились! - кивнул я.
- Ну вот пока и все, - снова улыбнулась она. - Связь с вами и остальными установит Вася. Я сообщу ему адреса. Пора уходить.
Подождав, пока я переговорил с Колесовым и Бодюковым, Клавдия Петровна направилась с рынка в сторону Днепра. Николай и Борис последовали за ней на расстоянии около полуквартала. Вася заковылял в противоположную сторону, а мы с Галей пошли по Крещатику…
К вечеру все мы были размещены по квартирам у гостеприимных и вполне надежных людей. Они не были подпольщиками и не имели связей с народными мстителями. Никто из них, кроме Клавдии Петровны, не знал правды о том, откуда и зачем мы прибыли в Киев, но, поскольку нашим "квартирмейстером" была их близкая родственница, отрекомендовавшая нас в качестве Васиных друзей, бежавших вместе с ним из плена и вынужденных скрываться, мы нашли у них временное убежище. В тот вечер Рязанов побывал у каждого из нас, и таким образом связь между членами группы была установлена. Чтобы не злоупотреблять гостеприимством людей, приютивших нас, и не накликать на их головы беды, я на следующее же утро отправился на явочную квартиру, адрес которой сообщил мне накануне вылета с Большой земли начальник особого отдела нашей школы. Явка находилась невдалеке от пристани в недавно открывшейся частной гостинице с кафешантаном. Как и положено в подобных заведениях, в небольшом вестибюле, у входной двери, стоял швейцар в ливрее - огромный, пышноусый, с окладистой седой бородой.
Едва я переступил порог, эта туша двинулась на меня и рявкнула густым басом:
- Куда прешься, мазница?
Кроме нас двоих, в вестибюле никого не было.
- Дядя Терентий? - спросил я.
Швейцар остановился, сурово сдвинул брови к переносице.
- Проваливай отсюда поскорее, не знаю я таких племянников.
- Ну что вы, дядя! - промолвил я с обидой. - Я же Гриша, сын вашей сестры Горпыны. Не узнаете? Из Борисполя.
Глаза старика сощурились, подобрели. Быстро оглянувшись по сторонам, он улыбнулся.
- Погоди, дай разгляжу. Неужто и впрямь Гришка?
- Он самый, ей же богу! - подтвердил я. - Приехал работы искать…
Швейцар снова оглянулся, затем, кивнув на лестницу, сказал: