* * *
– Да что ж вы такое делаете-то, товарищ лейтенант?! – знакомый голос выдернул Гулькина из нежданно-негаданно нахлынувших грустных воспоминаний. Елки-палки, ну он дает – едва не задремал, пригревшись на солнышке! Даже не заметил, как Оленька подошла: хорош контрразведчик, нечего сказать! Совсем от этой тыловой жизни расслабился, хватку потерял…
Рывком сев, Александр уставился на застывшую в паре метров девушку. Выглядевшую, нужно признать, весьма решительно: руки уперты в бока, лицо раскраснелось от праведного гнева, из-под медицинской шапочки выбивается непокорная русая челка. На несколько секунд он откровенно залюбовался, хоть ситуация к подобному определенно не располагала. Ох, хороша, даже жаль немного, что жених имеется! Так бы и влюбился! Вот честное слово, взял бы – и влюбился, ей-ей! Приударил, как говорится…
– Ну, как вам не стыдно, разве можно так? – продолжила Ольга уже без прежнего возмущения в голосе. – Вам только воспаления легких не хватает! Вставайте немедленно и марш в палату! Мало того, что режим нарушаете, еще и антисанитарию разводите. Здесь лечебное учреждение, а не передовая. А еще командир, фронтовик, в особом отделе служите. Вот доложу врачу, будете знать!
– Виноват, – смущенно произнес осназовец, торопливо поднимаясь на ноги и тщательно охлопывая госпитальную пижаму, словно это могло избавить ее от микробов. А девушка, между прочим, кругом права: санэпидрежим нарушать вовсе последнее дело, в госпитале и без того инфекции хватает. Тьфу ты, стыдобища какая… – Только не нужно никому говорить, хорошо? Больше не повторится, слово офицера. Договорились? А пижаму мне сегодня все одно на смену сдавать, еще вчера предупреждали.
– Ладно уж, что с вами делать, – смягчилась медсестра, с трудом пряча улыбку. – Ишь, как покраснели, видать, и на самом деле стыдно. Но только в последний раз, вы обещали! Как нога?
– Да нормально, Оленька, честное слово! По утрам еще чуток прихрамываю, но как расхожусь – как новенькая! – излишне оптимистично заявил Сашка, скосив глаза на так и торчащий из ствола груши штык. Блин, совсем забыл! Может, не заметит?
Заметила, проследив за его взглядом. Ну, и кто из них после этого контрразведчик?
– Между прочим, оружие, товарищ лейтенант, во время лечения при себе иметь не положено!
– Да какое ж это оружие, товарищ самый главный военврач?! – делано возмутился Гулькин. – Смотрите, какой он ржавый. Так, железяка бесполезная. В траве под забором нашел, вот и решил побаловаться…
– А покажете?
– Что показать? – искренне не понял Александр. – Штык?
– Да сдался мне этот ваш нож! – с улыбкой хмыкнула девушка. – Как вы его бросаете, покажете? Интересно же. Ни разу не видала.
Не найдя, что и ответить, осназовец молча подошел к дереву и с натугой выдернул застрявший клинок. Интересно, это-то ей зачем? Неужели и на самом деле интересно? Странно все как-то. Гм, а как она его вообще в этом углу нашла? Следила, что ли? Да нет, глупости, к чему бы? Вот делать ей больше нечего, честное слово…
Провернув в ладони штык, перехватил за лезвие и расслабленно опустил руку вдоль туловища. Сделал несколько шагов и, не оборачиваясь, буркнул – ситуация, с его точки зрения, становилась все более непонятной. Если их кто сейчас заметит, объясняйся потом, что да почему.
– Скажите, когда бросать.
– А вот прямо сейчас… давайте! – азартно скомандовала Ольга.
Резко развернувшись, Сашка дернул рукой, метнув клинок из нижней позиции. Глухой стук – и воткнувшийся в дерево штык замер, слегка подрагивая. Девушка восхищенно выдохнула:
– Ух ты… Первый раз такое вживую вижу. А в немца вы так же метко попадете?
– Попаду, коль нужно будет, куда ж денусь, – угрюмо согласился Гулькин, выдергивая клинок и пряча его в дупло.
– Какой вы молодец, товарищ лейтенант! Р-раз – и в цель! Ну что, пойдемте в палату?
Пожав плечами, Александр потопал в сторону госпитального корпуса. Медсестра пристроилась рядом, порой бросая на него быстрые взгляды снизу вверх – ростом она была почти на голову ниже осназовца. Несколько секунд девушка молчала, а затем… затем произнесла то, чего он, пожалуй, ожидал меньше всего:
– Товарищ лейтенант, вы меня простите, но можно личный вопрос? Всего один?
– Э-э, можно, конечно.
– А у вас жена есть? Или невеста?
– Что?! – Сашка настолько опешил, что резко остановился.
– Просто за все время вам всего одно письмо пришло, и то с фронта, я адрес видела, – не глядя на него, глухо произнесла Оля. – Вы не подумайте, я не специально подсматривала, просто письма-то я раненым по палатам разношу. Случайно внимание обратила. Только вы это, если не хотите, так не отвечайте, – неожиданно зачастила она. – И вообще, забудьте, не интересует меня это и не интересовало никогда! Извините, глупость сморозила, теперь стыдно. Все, давайте в палату, и на этом все.
Встряхнув головой, медсестричка решительно двинулась вперед. Да так, что Гулькин, несмотря на выздоравливающую ногу, догнал ее только через пару метров:
– Оля, погоди. Да погоди ты, ну! Нету у меня ни жены, ни невесты и не было никогда. Не сподобился, сначала служба на границе, потом война. Я ответил?
– Ответили, – не останавливаясь и по-прежнему не глядя на него, едва слышно пробормотала та.
– Только это, Оль… а зачем спрашивала-то? У тебя же вроде жених имеется?
На этот раз девушка остановилась. Помолчав, медленно обернулась, встретившись с лейтенантом взглядом:
– Был жених, Федором звали. Погиб в сорок втором где-то под Москвой. Хотите спросить, зачем такие слухи распускаю? Так люди-то разные бывают, сами ведь знаете. Как увидят смазливую мордашку, так и норовят под халат залезть… впрочем, неважно это. А почему спрашивала? – она снова помолчала.
И, собравшись с духом, выпалила, густо покраснев:
– Затем, что дурак вы, товарищ лейтенант, каких еще поискать! Ничего вокруг себя не видите и никого! Нравитесь вы мне, вот и весь сказ! Как впервые вас увидела, так и…
Внезапно хлопнув себя ладошкой по губам, она торопливо отвернулась, судя по заблестевшим глазам, едва не расплакавшись:
– Вот же дура, что такое несу?! Идиотка! Все, не было ничего, забудьте!
– Оля, я…
– Забудьте, сказала! Немедленно! Ничего я вам не говорила, ни единого словечка! Послышалось вам!
И побежала, по-женски отмахивая руками, в сторону главного корпуса, оставив Александра буквально с раскрытым ртом переваривать неожиданную информацию…
Глава 17
Воронежский фронт. Конец июня 1943 года
– Глянь, командир, какая силища прет! Скоро погоним фрица обратно, точно говорю! Чую, снова с нашими старыми знакомцами пересечемся, с теми, что с "крылышками" на рукаве ходят. Недаром же нас сюда в спешном порядке отправили, да и не только нас. Будет чем заняться, к гадалке не ходи. Ну, согласен, Сашка?
– Понятное дело, – меланхолично согласился с Паршиным лейтенант и, не скрываясь, шумно зевнул. Впрочем, в гуле десятков танковых дизелей и лязге гусениц этого все равно никто не мог услышать. Мимо запыленного по самую кабину "захара" как раз шла очередная танковая колонна. В целях маскировки войска перебазировались в темное время суток, из-за чего дороги ночами были забиты бронетехникой, артиллерией и пехотой, в основном по старинке топавшей ножками. Хотя какая там ночь? Скорее, рукотворные сумерки, сизые от выхлопных газов и пыли, пронизанные узенькими лучиками фар, искрами не сгоревшей до конца солярки и алыми глазками габаритных кормовых огней. Пытаться вклиниться в эту многотонную стальную змею на хлипком грузовичке казалось сущим безумством. Мехводы устали, заснет кто ненароком да тормознет, а идущий следом вовремя газ не сбросит – и расплющит в блин. Приходилось пережидать.
– Вот только мы из-за этой силищи никак до места не доберемся, все время кого-то вперед пропускаем. Нужно было днем ехать, за одиночной машиной фрицевские летуны вряд ли станут гоняться, сейчас не сорок первый на дворе.
– Да ладно тебе, Саш, доедем, куда денемся! – не согласился товарищ, усаживаясь рядом с Гулькиным на мешки с отстиранной военной формой – попутный грузовик подобрал четверых смершевцев неподалеку от банно-прачечного отряда. Повезло, кстати, поскольку ехали с поистине царским комфортом, вольготно разместившись на мягком. Вези "захар" боеприпасы или еще какое армейское добро, все задницы б отбили, по таким-то дорогам…
Серега Максимов с новеньким, младшим лейтенантом Васютиным, приданным их группе в последний момент, в разговоре не участвовали по самой что ни на есть банальной причине – оба бойца сейчас спали. Сашке же спать особо не хотелось, спасибо проведенным в госпитале месяцам. Вроде и будят рано, а все одно выспался, казалось, на годы вперед. А Костя Паршин? Ну, вот такой уж он, видимо, человек… неугомонный.
– Немцы ведь тоже не дураки, тоже чего-то свое планируют, – продолжил меж тем товарищ, наклонив к Александру голову, чтобы не орать. – Помнишь, нам доводили – операция "Цитадель" называется? Так что ихних разведгрупп по окрестностям будет бродить как грязи. А мы их, соответственно, будем на ноль перемножать. Вот ты как думаешь, Саш, у кого сейчас сил больше? Я считаю, однозначно у нас. Нет у фрица шансов. Вообще нету, ни единого. В Сталинграде мы им морду набили? Еще как набили. Летом, правда, всякое бывало, ну да то дело прошлое. Зато сейчас окончательно придавим. А уж там и до Берлина дойдем. А?
Александр тяжело вздохнул – про себя, разумеется. Вот только хотел про Оленьку подумать – так нет, Костяна именно сейчас на разговор пробило. Теперь все равно быстро не отстанет, так что придется поддерживать разговор. Да еще и про немецкие планы, блин! Будто они этими самыми планами с самого июня сорок первого по горло не насытились…
– Слушай, Кость, ты чего от меня вообще услышать хочешь? Что мы победим? Понятное дело, победим. Переломим мы им хребет, тут и гадать нечего, скорее всего, именно сейчас, плюс-минус месяц, и переломим. Назад погоним? Тоже без вариантов. Так погоним, что они и оглядываться успевать не будут, чтобы не споткнуться ненароком. Вот только вряд ли до Берлина раньше следующей весны доберемся – позже, скорее.
– Думаешь? – перекрикивая шум танковых движков, усомнился в самое ухо товарищ.
– А ты на карту на досуге глянь, – фыркнул Гулькин, поудобнее устраиваясь на баулах с "х/б" "б/у". – Я, пока в госпитале бока отлеживал, хорошо карту Европы изучил. Времени у меня было много, а заняться нечем. Линейки, правда, под рукой не имелось, так что я так, навскидку. Вот и прикинул – допинаем мы фашиста до бывшей границы – и что? Останавливаться? Вот уж хренушки, добивать нужно, так, чтобы и камня на камне от того Третьего рейха не осталось. Чтобы на сотни лет вперед даже воспоминаний не было! А как добивать? Напрямки, лишь бы до ихнего сраного Берлина дойти? Не вариант, на Гитлера вся эта самая якобы порабощенная Европа в три смены пашет, танки строит, боеприпасы им изготавливает, продуктами снабжает. Так что придется нам, товарищ младший лейтенант, хошь не хошь, а от фрица их освобождать. Но только не торопясь, сберегая бойцов и технику. Постепенно. Вот как-то так я примерно и маракую.
Паршин на несколько минут замолчал, обдумывая услышанное. Задумчиво хмыкнул:
– Эк ты завернул, чисто товарищ комиссар… ну, в смысле, замполит. Мудрено.
– Да чего там мудреного-то, Костя? Все и так ясно-понятно, на поверхности, можно сказать, лежит! Кто, кроме нас, фрица окончательно дожмет? Союзнички, которые все второй фронт открыть не сподобятся? Ага, вот прямо сейчас. Нет, за танки с самолетами, ГСМ да тушенку и все такое прочее им, конечно, спасибо. Хоть и не задарма помогают, но все одно спасибо. Вот только поверь, они все силы приложат, чтобы исключительно к шапочному разбору подоспеть. Ослабим фрица, со своей земли выгоним – тогда они и подсуетятся. Но не раньше, верно говорю. Так что сами, все сами. Справимся, не переживай, силенок хватит. Да и не впервой нам, бывали уже в истории моменты…
– Слушай, Саш, коль мы про это поговорили, можно еще вопрос?
– Про Олю? – переспросил Александр, с ухмылкой глядя на смутившегося товарища. Ага, похоже, в самую точку попал. – Не можно. Нормально у нас с ней все, третьего дня как раз письмо получил. Будет время – отпишусь. А для себя я так решил: если выживу, тут же женюсь, без вариантов. Но не сейчас, а после победы. Работа у нас опасная, так что незачем девчонку зря обнадеживать и загодя вдовой делать. И на этом все.
– Ну, все так все… – обиженно засопел младлей. – Я ж по-дружески спросить хотел, чего ты сразу как неродной?
– Так я по-дружески и ответил. Но тему закрываем. Будет чего важного, сразу сообщу.
Грузовик едва заметно качнулся – привставший на ступеньку кабины шофер заглянул в кузов, прервав разговор:
– Товарищи командиры, вы туточки все, на месте? Полный комплект? Танкисты прошли, можно трогаться, пока следующие не догнали. Иначе снова станем чужую пыль глотать. Так чего, поехали, что ли? Можно?
– Поехали, сержант, – кивнул Паршин. И негромко пробормотал, обращаясь к Гулькину: – Полный-то полный, да только никакой не полный…
– Не трави душу, Кость, очень прошу! Лучше скажи, ты, когда меня после того взрыва тащил, точно Витькиного тела не видел?
– Так рассказывал уже, – поморщился товарищ, вздыхая. – Как тебя в лес оттащил, сразу обратно рванул. Думал Витю найти, пусть даже мертвого. Не добежал только, снова ахнуло, примерно там, где они с фрицем и лежали. Вот я обратно и повернул. До сих пор себя виню, что точно не проверил. Осуждаешь?
– Дурак, что ли? С чего бы вдруг?! Все ты правильно сделал, иначе не одного, а двоих бы потеряли. Это я тебе как старший по званию и командир группы заявляю, заруби на носу! Забыл, чему нас учили? И вообще, это я просто так спросил, уж больно Витьку жаль. Хотя не такой он человек, чтобы так запросто сгинуть. Глядишь, и сыщется еще. Меня в госпиталь отправили, вас почти сразу на новое место перевели, вот мы и потерялись…
– Конечно, найдется, Саш, я и не сомневаюсь! – торопливо согласился, отведя взгляд, Паршин. – На войне и не такие чудеса случаются…
Ретроспектива. Март 1943 года
– Значит, вы утверждаете, что являетесь простым красноармейцем, пехотинцем? Хорошо, допустим, что это и на самом деле так. Хотя мне абсолютно непонятно, что простой пехотинец мог делать за линией фронта, рядом с позициями наших войск, по которым вели огонь русские артиллеристы. При этом вы были одеты в маскировочный халат, подобные которым используют ваши разведчики. Кроме того, рядом обнаружили тело погибшего немецкого солдата из состава разведывательной группы, это установлено абсолютно точно. Его оружие оказалось разряжено, что позволяет сделать вывод о том, что он был захвачен вами в плен. Согласитесь, все это никак не может оказаться простым совпадением? Между прочим, когда вас принесли, вы находились без сознания из-за ранения и контузии. Мы оказали вам помощь, обработали раны и перевязали, чем спасли жизнь. Цените это. Итак, повторяю вопрос – вы сотрудник советской разведки? Контрразведки?
Ведущий допрос абверовец неплохо говорил по-русски. И все же произношение, акцент и построение фраз однозначно выдавали, что этот язык для него – не родной. Но он очень старался. Практически из кожи лез, сука.
– Нет, господин офицер, – с трудом разлепив спекшиеся от крови губы, глухо пробормотал Карпышев. – Вы ошибаетесь. Я простой пехотинец. Что касается маскхалатов, то у вас устаревшие данные. В зимнее время нам их тоже выдают, уже не первый год. Странно, что вы подобного не знаете.
– Относительно маскхалатов я с вами, пожалуй, соглашусь. Разумеется, мне это известно. Но насчет всего остального? Печально, что вы не хотите говорить правду. Весьма печально, – повторил немец, осторожно присаживаясь на край табурета. Протянув руку, он сжал цепкими пальцами подбородок пленного, приподняв Витьке голову:
– Вы ведь понимаете, что пощады не будет? Не станете отвечать на мои вопросы – умрете. В муках. Вас станут бить. Сильно и больно, возможно, до смерти. И вы все равно расскажете то, что я хочу узнать.
– Как?
– Что "как"? – гитлеровец непонимающе нахмурил лоб, видимо, решив, что на этот раз знание языка его подвело.
– Говорю, коль до смерти забьете, как я тогда расскажу? Мертвые не шибко разговорчивые, я уж повидал. Почему-то все больше молчат, заразы эдакие.
– Шутите? – акцент в голосе обер-лейтенанта – звание Витя определил сразу же, но вида, разумеется, не подал, продолжая называть того "господином офицером", – стал куда заметнее. Значит, волнуется, мразь. Уже хорошо, все равно не спастись, так хоть разозлит напоследок. Покуражится. – Это хорошо, значит, вы вполне в здравом разуме… э-э… уме. Хотите что-то сказать?
– Не-а, – Карпышев пожалел, что сидит на табуретке, ему б стул, сейчас бы на спинку откинуться, эдак расслабленно-пренебрежительно. Да и застывший позади верзила с лицом, не обезображенным особым интеллектом, напрягает. Похоже, прав фриц, сейчас станут бить.
– Жаль. Нет, мне правда искренне жаль. Может, все-таки передумаете? Нет? Ну, я так и думал…
Смерив пленного исполненным чуть ли не искреннего сочувствия взглядом, немец прокаркал на родном языке:
– Густав, поработай. Только аккуратно, он контужен, не перестарайся. Этот кадр нужен мне живым. Вряд ли он расколется прямо сейчас, чувствую, придется отправлять господину майору. И дорогу он должен перенести в любом случае! Если сдохнет в руках у Шульца, это уже не наши проблемы.
"А хорошо все ж таки понимать язык противника, – хмыкнул про себя осназовец. – Хоть знаешь, чего тебя ждет. А вот про дорогу – это интересно. Спасибо, фриц. Возможно, и будет шанс сбежать. Пусть мизерный, но шанс. Если здесь останусь, забьют, суки".
И расслабился, готовясь.
Долго ждать не пришлось: мощный удар в ухо, и без того едва слышащее после вчерашнего артобстрела, швырнул его на пол. Потом… потом было очень больно. Минуты с три, может, больше – время Карпышев перестал ощущать практически сразу.
В себя Витька пришел на знакомом табурете – как именно он туда попал, осназовец просто не помнил. Ватник на плечах и груди оказался мокрым, как и волосы, и лицо, на полу – здоровенная грязная лужа со следами рвоты. Значит, его еще и стошнило, то ли от контузии, то ли из-за ударов. А вон и ведерко стоит, из которого его водицей отливали, чтобы в чувство привести.
– Продолжим. Вы по-прежнему настаиваете, что простой пехотинец? Будете молчать?
– Б… ду… – Витька длинно сплюнул между коленей. Ну, как сплюнул? Скорее, выпихнул изо рта вязкий алый комок из слюны и крови. – П… шел н… хер, м… дак… Я – прс… т красн… ц. От… цеп… сь, мраз…
Обер-лейтенант притворно вздохнул:
– Очень зря. Не мучайте себя. Просто расскажите, кто вы такой на самом деле, – и все закончится. Имя, фамилия, звание, место службы, с каким заданием находились на передовой, где остальная группа. Вам окажут помощь, я даже попрошу вколоть обезболивающее. У нас есть хорошие препараты, поверьте! После этого отправим вас в лазарет. Подумайте, я не вожусь так с каждым пленным. Ну, решайте?