* * *
Перебравшись через косо торчащую изгородь, младший лейтенант Паршин пробежал, пригнувшись, еще несколько метров и опустился в снег. Хорошего понемногу, дальше только ползком. Вряд ли засевший в сарае фриц может его увидеть, но рисковать категорически нельзя. Если заметит и поднимет тревогу – пиши пропало. Немцев много, а их – мало. Единственный шанс отработать тихо – атаковать неожиданно. Сначала ему, а затем и всей группе.
До потемневшей от времени, покосившейся бревенчатой стены Костя добирался почти пять минут, если не больше. Он не торопился, поскольку торопиться их отучили еще на первых занятиях. Как говорили инструкторы, перефразируя известную поговорку, "поспешишь – врага насмешишь, а товарищей – подведешь". Потому бывший пограничник полз осторожно, периодически замирая и осматриваясь. Когда-то здесь был огород, сейчас задушенный сорняками, вымороженные стебли которых торчали на месте бывших грядок. Наиболее высокие и заметные из них приходилось обползать, чтобы ненароком не толкнуть плечом, не выдать себя. Если немец внезапно взглянет в эту сторону – а стены старого сарая зияли щелями, – сразу поймет, что что-то не так.
Добравшись до цели, Костя привалился к стене и с полминуты отдыхал, успокаивая дыхание. Прислонил к стене автомат – пока он не нужен, мешает только. По лицу тек пот; нижнее белье тоже промокло, хоть выжимай, словно на дворе стоял июль, а не морозный ноябрь. Утеревшись рукавом маскхалата, Паршин отстегнул тугую пуговку и вытащил из кобуры "ТТ". Взведя ребристое колесико курка, убрал оружие обратно, не застегивая клапан. Это на самый крайний случай, поскольку стрелять никак нельзя, категорически невозможно. Работать придется только ножом и конечностями. Ну, все, успокоился? Готов? Тогда начали потихоньку…
Зажав в ладони рукоять ножа (запасной покоился в пришитых к внутренней поверхности голенища сапога ножнах), он осторожно скользнул вдоль стены. Вжимаясь щекой в холодное дерево, едва заметно пахнущее прелью и морозом, выглянул за угол. Косо прислоненная ко входу дверь была буквально в полутора метрах. Один рывок, максимум секунда. Отбросить в сторону, ворваться внутрь и мгновенно сориентироваться. Взгляд уловил тусклый отблеск оружейной стали, и разведчик инстинктивно отпрянул назад. Уже в следующую секунду осознав, что именно он увидел. Пулемет, судя по характерному дырчатому кожуху ствола и конусообразному пламегасителю – "МГ-34". Плохо. Даже хреново. Значит, не утопили фрицы в болоте свои контейнеры, вытянули. Ну, как минимум один. И сейчас во всеоружии. Впрочем, лично для него это ровным счетом ничего не меняет. Прикрыв глаза, чтобы заранее хоть немного привыкнуть к полутьме, Паршин выждал несколько секунд и рванулся вперед. Отпихнув локтем хлипкую дверцу, ужом ввинтился внутрь. Перепрыгнул через раскорячившийся на разложенных сошках пулемет с примкнутым круглым коробом на полсотни патронов, боковым зрением заметил справа движение и начал разворачиваться в направлении опасности…
…Гаупт-ефрейтор Отто Гросс замерз практически сразу. Да и как не замерзнуть, если лежишь за пулеметом на стылой земле, едва прикрытой остатками черной, давным-давно перепревшей и превратившейся в труху соломы. Еще и в так и не просохшем до конца комбинезоне, промокшем, когда они рухнули в то проклятое болото, выглядевшее с высоты самым обычным заснеженным лужком. Впрочем, ему еще повезло, поскольку в ледяную жижу он погрузился всего лишь по пояс. Другим пришлось куда хуже – кто и по грудь окунулся, а кто, не успев вовремя погасить подхваченный ветром купол (крайне, увы, неприятная особенность их парашютов) или оступившись на склизком дне, и вовсе с головой искупался. Хорошо, хоть контейнер с оружием удалось вытащить – куда делись еще два, так и осталось тайной. То ли утонули, то ли приземлились незамеченными где-то в лесу.
На марше Гросс успел немного обсохнуть, потому герр гауптман и определил его дежурить первым, пока остальные занимаются одеждой. В принципе, пулеметному посту по уставу положено быть парным, первый и второй номер, но люди устали и вымокли, вот капитан и пошел на небольшое нарушение. Глотнув шнапса, гаупт-ефрейтор оборудовал позицию в этом дырявом сарае, продуваемом всеми ветрами, и затаился. Но уже через четверть часа под влажный маскировочный балахон и комбез начал забираться холод. Сначала по чуть-чуть, затем все сильнее и сильнее. Когда стало ощутимо познабливать, снова приложился к фляге, хоть это и могло вызвать недовольство капитана. Ничего, глядишь, не унюхает. Затем постарался согреться, делая гимнастические упражнения. Тоже не положено, конечно, но что поделать, если пальцев на ногах уже практически не чувствует, да и на руках тоже слушаются плохо? Хорошо, хоть носки сразу сменил, что не особенно и помогло, поскольку ботинки от этого суше не стали.
А затем выпитый шнапс настойчиво потребовал выхода. Или всему виной проклятый русский холод? С тревогой припомнив, что говорил отрядный доктор относительно переохлаждения области поясницы и почек, Гросс отошел в угол сарая и завозился с гульфиком. Ухмыльнулся внезапно пришедшей в голову мысли: интересно, при таком морозе его сцаки быстро замерзнут? Вонять не станут? Упругая, парящая на морозе струя ударила в старые доски. Oh, sehr gut…
Неожиданное движение возле входа Гросс, едва успевший закончить свои дела, уловил боковым зрением, мгновенно крутанувшись вокруг оси. Рука заученно метнулась к поясу, пальцы обхватили ребристую рукоять десантного ножа…
…Паршин вынужден был признать, что тренировали гитлеровских парашютистов отлично. По крайней мере, ничуть не хуже, чем их. Взаимное короткое замешательство не продлилось и десятой доли секунды. Резко обернувшись в сторону опасности, немец рванул из ножен клинок. Два человека в практически одинаковых белых маскхалатах замерли в паре метров друг от друга. Гитлеровец злорадно осклабился и сделал пробный выпад. И это было его ошибкой. Следовало закричать, поднимая тревогу, однако подстегнутый выпитым алкоголем мозг требовал схватки с этим неведомо откуда появившимся русским. В том, что ее исход будет в его пользу, Гросс нисколько не сомневался. Принятый на голодный желудок спирт сделал свое дело, придав гаупт-ефрейтору решительности и уверенности в собственных силах…
Константин с легкостью ушел в сторону, даже не попытавшись контратаковать. Рано. На тренировках Корень особо давил на то, что сначала нужно прощупать противника, понять, какой он методикой пользуется, как именно владеет клинком. И только затем, сложив представление о стиле боя, что-либо предпринимать. Немец ударил снова, более нагло. Тоже прощупывает, сука! Пришлось парировать выпад – лезвия ножей на миг сошлись, коротко звякнув друг о друга. Руку прилично дернуло: противник вложил в удар немало силы.
"А ведь ребята ждут, – мелькнуло в мозгу. – Сашка приказал в две минуты уложиться. Может, фриц специально затягивает? Ну, так сейчас и проверим…"
Сделав ложный выпад – парашютист купился, впустую отмахнув тускло блеснувшим клинком, – Константин присел и ударил в нижнем партере, мазнув отточенным до бритвенной остроты лезвием по бедру противника. Нож рассек и маскхалат, и брючину прыжкового комбинезона, и фриц гортанно вскрикнул, оступаясь. Есть, достал! Теперь добивать, пока не очухался, главное, не насмерть.
Подцепив мыском сапога голеностоп противника, обутого в ботинки с высоким берцем, туго стянутым боковой шнуровкой, Паршин дернул его на себя, с трудом удержав равновесие. Сдавленно охнув, диверсант рухнул на спину. Мгновением спустя Костя навалился сверху, прижимая к полу сарая руку с ножом. Зафиксировав запястье, несколько раз ударил по земле, заставляя того разжать пальцы и выпустить оружие.
Фриц, рыча, попытался скинуть противника, выставив перед собой колено здоровой ноги. В лицо ощутимо пахнуло перегаром, и Константин мельком удивился: это он чего, пьяный, что ли?! Ничего себе у них нравы… Продолжая удерживать "рабочую" руку противника у пола, Паршин нанес короткий удар локтем правой в грудь. Подлый и опасный удар, способный сломать несколько ребер и даже – при должном умении и силе удара – вызвать остановку сердца. Немец охнул, окончательно теряя дыхание. Не выпуская ножа, Костя упер предплечье правой руки под подбородок, запрокидывая голову врага и сдавливая горло, готовое исторгнуть крик боли. Несколько секунд они еще возились на полу, раскидывая в стороны клочья гнилой соломы, затем фриц затих. Несильно добавив кулаком в лицо, Паршин приподнялся, перехватывая поверженного противника за отворот маскировочного халата. Рывком приподняв, подтянул к стене и упер в бревна спиной. Поднес окровавленное лезвие к глазам, прохрипев:
– Wieviel? Wieviel Jager in Gruppe? Sprich! Sprich, oder ich töte dich!
– Nein. Schwein!
– Sprich! – Лезвие рассекло лоб над самыми надбровными дугами, заливая кровью глаза. Костя помнил слова инструктора, что боль от этого должна быть просто жуткой. – Schnell!
Немец сдавленно зарычал, пытаясь повернуть голову набок и часто-часто моргая.
– Ну, сука?! – по-русски зашипел Паршин, надвигаясь на немца. – Глаза на хрен выколю!
– Elf! Aber sie siegen nicht!
– Надеюсь, не соврал, – буркнул младший лейтенант, без особого усилия вгоняя лезвие в левую сторону груди между ребрами. Тело врага выгнулось дугой, залитые кровью глаза широко раскрылись. Захрипев, он попытался что-то сказать, но в следующую секунду уже обмяк, сползая по стене. Подошвы десантных ботинок еще скребли по земле, но с каждым мгновением все слабее и слабее, пока и вовсе не замерли. Все, готов. Паршин выдернул нож. На ткани маскировочного халата осталось совсем небольшое алое пятнышко. Впрочем, крови и без того хватало – и из раны на бедре, и из разбитого последним ударом носа и рассеченного лба.
Константин уселся рядом, привалившись к потемневшим от времени бревнам. Руки мелко, предательски дрожали. И еще отчего-то немного подташнивало. С трудом справившись с желанием как следует проблеваться, младлей несколько раз воткнул клинок в неподатливую землю, очищая лезвие от зловещего темного налета. Странно, кровь вроде красная, а лезвие темное… Почему так? Непонятно. Загадка, понимаешь ли…
Тяжело перевалившись на колени, поднялся на ватные ноги. Ну, успокоился? Взял себя в руки? Вроде бы да… Прав оказался инструктор, когда говорил, что убить ножом – совсем другое дело, чем застрелить. А он, дурак, не верил. И остальные тоже не верили, посмеивались даже. Теперь-то понятно, отчего те из мужиков, кому уже приходилось делать подобное, все больше отмалчивались, глядя на товарищей с каким-то одним лишь им понятным выражением лица…
Подойдя к дверному проему, осторожно выглянул, сразу заметив лежащего в двух десятках метров командира. Показал ему сжатую ладонь, дважды разжав пальцы. Гулькин коротко кивнул, "мол, понял, осталось десять", и коротко махнул рукой в сторону избы. В последний раз взглянув на убитого, Костя судорожно сглотнул вязкую слюну и торопливо отвернулся. Подобрав трофейный нож и прихватив собственный автомат, так и стоящий под стеной сарая, по-пластунски двинулся в указанном направлении. Возможно, стоило забрать и пулемет, но в тот момент он об этом просто не подумал, хотя работать с вражеским оружием курсантов учили буквально с первых дней. Да и как такую бандуру с собой попрешь, в нем больше двенадцати килограммов? Это ж не "ППД", за спину так запросто не забросишь! Ладно, чего гадать – пока оставит здесь, а как возьмут диверсов – заберут, вещь ценная…
Глава 5
Загорский район Московской области. Ноябрь 1941 года
Незамеченным миновав открытое пространство, старшина Максимов затаился за вросшей в землю поленницей. Нарубленные, если Витька Карпышев не приврал, еще два десятка лет назад дрова давно прогнили и спрессовались, и оттого сейчас она напоминала причудливой формы угловатый сугроб. Старой телеги, под которой укрылся немецкий наблюдатель, отсюда видно не было, только самый конец оглобли. Впрочем, Сергей нисколько не сомневался, что фриц затаился именно там – со своей позиции он мог разглядеть то, чего не было видно в бинокль. Глубокую, до самой пожухлой травы борозду, оставленную сдвинутой в сторону оглоблей, и характерные следы на свежем, не успевшем еще слежаться снегу. В точности такие следы, которые оставляет ползущий человек. Было и несколько четких отпечатков ребристых подошв.
Осторожно, буквально по сантиметру продвигаясь вперед, боец выглянул из-за укрытия. До немца отсюда метров пять, гранату не то что докинуть – подкатить можно. Вон туда, в аккурат между тележных колес, на четверть высоты погрузившихся в землю. При взрыве диверсанту однозначно кранты. А вот есть ли шанс подобраться ближе и нейтрализовать без шума? Пожалуй, нет. Нереально, в любом случае услышит, гад. Другое дело, если обползти поленницу с противоположной стороны – тогда до цели и вовсе от силы пару метров останется, один бросок. Заманчиво, очень заманчиво… но, увы, тоже неосуществимо, поскольку слишком велики шансы, что его заметят из здания через крайне неудачно расположенное окно. Значит, придется работать по плану командира.
Оглянувшись, подал Гулькину оговоренный сигнал, означавший, что бесшумно снять часового не удастся. Убедившись, что его заметили и поняли, занялся приготовлениями к будущему бою. Сведя вместе усики предохранительной чеки, Максимов уложил под руку оборонительную "Ф-1" и беззвучно снял с предохранителя автомат. Поколебавшись несколько секунд, передвинул флажок переводчика на одиночные – так, пожалуй, правильнее будет. Стрелял Серега неплохо, даже инструкторы хвалили, так что не промажет, а автоматический огонь только прицел станет сбивать. Прикинул расстояние до своей будущей позиции неподалеку от избы, заранее выбранной с таким расчетом, чтобы контролировать сразу и окно, и дверь. Метров тридцать, нормально, добежит за несколько секунд. Теперь оставалось только дожидаться сигнала. Интересно, как там Костя отработал? Взял своего фрица живьем, узнал, сколько немцев в доме?..
Атака, как это обычно и бывает, когда чего-то напряженно ждешь, все равно началась неожиданно. Со стороны здания глухо бухнул строенный взрыв, и Максимов, уже более не скрываясь, высунулся из-за своего укрытия, торопливо срывая с гранаты чеку. Метнул, успев заметить под телегой шевеление: услышавший взрывы парашютист перевернулся на бок, пытаясь разглядеть, что происходит у него за спиной. На миг Серега даже встретился с ним взглядом; глаза немца ошарашенно расширились, но граненое яйцо "эфки", коротко хлопнув сработавшим запалом, уже скрылось под телегой. БУМ – М-М!
Взрыв подбросил прогнивший остов, нелепо дернулась оглобля, полетели в стороны клочья выдранного дерна и снег, перевитый сизым дымом. Слабенькая ударная волна сыпанула на спину сбитым с поленницы снегом, несколько осколков с сухим треском врезались в замшелые трухлявые поленья. Проверять, уничтожен ли противник, пограничник не стал: граната разорвалась меньше чем в полуметре, после подобного не выживают. А вот за его оружием после боя стоит вернуться. Подхватил автомат и рванул на позицию, стремясь как можно быстрее преодолеть несколько десятков метров…
* * *
Добравшись до избы, обычной русской пятистенки, Гулькин перевел сбитое недолгим бегом дыхание. Прикинул, выражаясь казенным языком, диспозицию. Вроде нормально: не особенно широкие окна когда-то располагались довольно высоко, но с тех пор дом сильно просел, врастая в землю, и теперь через подоконник можно было перемахнуть без особых усилий. Быстро огляделся – Лупан и Карпышев также заняли свои позиции, Витя – у соседнего окна, Иван – возле неплотно прикрытой входной двери. Вытащив заранее приготовленную гранату, кивнул товарищам. Пора. Переведя большим пальцем упругую пластинку предохранителя влево до упора, сильно встряхнул гранату, будто сбивая ртутный медицинский градусник, и плавным движением перебросил через подоконник. Прикрыв ладонью обращенное к строению ухо, принялся отсчитывать секунды. Лишь бы не было осечки, на подготовку к бою и бросок второй гранаты времени уже просто нет.
Первые два разрыва прозвучали практически одновременно, дуплетом. Заброшенная в сени "РГД" рванула с крохотной задержкой, что лишь добавило внутри паники. Из окон и двери выметнулись клубы дыма, посыпался на голову какой-то мусор и щепки, жалобно тренькнуло чудом уцелевшее пыльное стекло. Вперед! Сашка выхватил из кобуры "ТТ" и, оттолкнувшись ногами, прыгнул в оконный проем, краем сознания отметив хрустнувшую под локтем гнилую раму и просевший под коленом подоконник. Нож пока так и остался на поясе: в подобной ситуации, пожалуй, предпочтительнее пистолет или рукопашка. Не справится конечностями, можно и руку-ногу прострелить. А ножом пока дотянешься…
Мгновением спустя он был уже в комнате, затянутой воняющим тухлятиной мутным дымом и пылью, подброшенной с пола взрывом. Слева, кувыркнувшись через голову с упором на выставленные перед собой руки, финиширует Карпышев, тут же занимая боевую стойку. В сенях что-то с грохотом падает, сдавленно ругается по-молдавски Лупан, и раздаются два выстрела подряд. Еще миг – и товарищ показывается в дверях с пистолетом в левой руке и ножом – в правой, рабочей. Лицо снайпера искажено гримасой ярости, ствол "ТТ" едва заметно дымится. Нескольких мгновений, показавшихся бойцам бесконечно долгими, тянущимися, словно мед с перевернутой ложки, хватило, чтобы оценить обстановку. А затем времени просто не стало. Время исчезло, превратившись в набор стремительно сменяющих друг друга кадров цветного кинофильма. Вроде бы разрозненных, но в то же время намертво связанных между собой единой линией сюжета. Очень реального кинофильма, наполненного не только цветом и звуками, но и запахами. И основных запахов было всего три: тухло пахло сгоревшим тротилом, кисло – порохом и железисто – свежей кровью…
На полу под самым окном, буквально в метре от измочаленных взрывом досок, курящихся дымом, валяется ничком фриц. Под неестественно вывернутой набок головой неторопливо расплывается глянцевое темно-вишневое пятно. Этому уже все равно, отвоевался. И неважно, была ли на гранате осколочная рубашка, или нет. Близкий разрыв. В паре метров – еще один парашютист, этот пока жив. Пытается приподняться, упираясь руками в усеянный мусором и какими-то мелкими обломками и обрывками пол, ошалело трясет головой. Перепрыгнув через труп, Гулькин несильно бьет его рукояткой "ТТ" по затылку. Звук удара не слышим, но ощутим через сталь пистолета. Один потенциальный пленный есть. Боковым зрением Александр успевает заметить, как Витька наносит удар ногой в грудь бросившемуся на него парашютисту. Немца отбрасывает в сторону, он пытается подняться, но Карпышев уже рядом. Заломив руку, добавляет коленом, мощным толчком отправляя противника в угол комнаты, головой в перевернутую лавку. Хороший бросок: если шею не свернул, скорее всего, выживет. Будем считать, второй пленный тоже имеется.