- Хотели сдать, - продолжал Корнеев, - да выходит, что и здесь ей работы хватает. Вот ездили за оружием, а недавно ночью двенадцать наших командиров из окружения вывезли… Напрямик махнули, под самые Копаткевичи. Раненых бойцов тоже вывезли. Я говорил Плышевскому: давай сядем и сами проскочим к своим. Хоть мы не строевые оба, но, может, возьмут… Кто его знает, где теперь наше место и где мы больше нужны.
- Здесь! - твердо ответил я. - Оставайтесь, и будем действовать вместе. Теперь нельзя тратить зря ни одной минуты, организуйте народ на борьбу с врагом.
Мы провели беседу с активом и вскоре двинулись в совхоз "Жалы". Это было заранее намеченное удобное место для нашей длительной остановки.
Вот и "Жалы"! Совсем недавно я был здесь, ходил по полям, говорил с рабочими. Люди радовались своим успехам, а мне радостно было смотреть на них и на все кругом. Кто мог подумать тогда, что через каких-нибудь две недели я снова приеду сюда, но уже совсем при других обстоятельствах!
Теперь тут все было по-другому, все изменилось. На полях стояла высокая, колосистая рожь, но она никого не радовала. Опустевшие постройки казались заброшенными и никому не нужными. Куда ни глянь - уныние, запустение, как будто и солнце здесь перестало светить.
Все это сжимало сердце тоской и болью. Ведь так и в Старобине и в деревнях возле Червонного озера, откуда я недавно уезжал с таким хорошим настроением и новыми планами на будущее. Но при встрече с людьми на душе становилось легче, росла уверенность, что наш народ не согнется, не смирится с положением подневольного и упорной борьбой вернет свое счастье.
Под вечер местная разведка донесла, что из Яменска на "Жалы" идет вражеская танковая часть. Пришлось на время загнать машину в болото и самим спрятаться в ближайших зарослях.
Так началась наша партизанская жизнь.
VI
Гитлеровцы нахлынули в совхоз "Жалы". Мы дотемна оставались в болотных зарослях, а ночью, мокрые и усталые, вышли на островок. Ночь хоть и теплая, но в мокрой одежде все-таки холодно. Хорошо бы разложить небольшой костер, да под боком гитлеровцы: время от времени с ветерком доносился их резкий, отрывисто-лающий говор.
Надо было устраиваться на ночь. Мы выбрали место посуше, наносили сена, сухих листьев, мху. В землю воткнули несколько палок, прикрыли сверху ветками, и получился скороспелый, но довольно уютный шалаш. Мачульский залез в него и сладко, с наслаждением зевнул: и сухо, и тепло, и пахнет, как на сенокосе.
А ночь выдалась такая, что жалко было расставаться с ней. Так и сидел бы до восхода солнца и упивался таинственными ночными шорохами и звуками. То, что днем проходит мимо человеческого слуха, тонет в шуме жизни, ночью звучит с особой силой и царит в зыбкой, настороженной тишине. Кажется, что каждая веточка напряженно ждет хотя бы самого незначительного шороха, звука, чтобы подхватить его, во много раз усилить и послать несмелым, приглушенным эхом во все уголки леса. Ведь недаром выстрел ночью в лесу громовым раскатом разносится на многие километры.
Я назначил часовых. В первую смену пошли Бондарь, Войтик и Степанова. Александру Игнатьевну мы хотели освободить от этой обязанности, но она решительно запротестовала и заявила, что никаких послаблений не принимает.
Охрана надежная, можно и отдохнуть! Я прилег на сухие березовые ветки в шалаше и в ту же минуту уснул.
Не прошло и часа, как меня разбудил Войтик.
- Что случилось?
Войтик молча показал рукой в темноту и побежал на свой пост. Из-за деревьев показался Алексей Георгиевич с незнакомым человеком в милицейской форме. Свет месяца падал на лицо незнакомца. Одежда на нем была чистая, сапоги блестели. Некоторое время я смотрел на этого подтянутого человека и не мог понять, кто он. Алексей Георгиевич хотел что-то сказать, но незнакомец бойко козырнул, ступил шаг вперед и отрапортовал:
- Начальник Любанской районной милиции Ермакович, а теперь командир партизанского отряда.
Мы поздоровались. Я попросил Ермакович а присесть на кочку возле нашего шалаша, а Бондарь снова ушел. Мы проговорили с Ермаковичем до рассвета.
Сменившись с поста, Бондарь, посмеиваясь, рассказал, как "взял в плен" начальника Любанской милиции. Узнав, что в совхозе "Жалы" появились какие-то незнакомые люди, Ермакович решил ночью выследить их. Если это в самом деле областные работники, то познакомиться, установить связь, а если шпионы, диверсанты - окружить и уничтожить. С собой он взял десять партизан, вооруженных винтовками и пистолетами.
Разведав место нашей "дислокации", они неслышно окружили нас, и Ермакович с двумя бойцами пошел прямо на шалаш.
- Кто идет? - тихо, но решительно спросил Бондарь.
Ермакович, видно, не ожидал, что здесь будут посты и, отскочив в сторону, подал своим команду ложиться.
Бондарь и Войтик также залегли.
- Вы кто такие? - послышался приглушенный от волнения голос.
- А вы кто такие? - спросил Бондарь.
- Я, начальник Любанской районной милиции, приказываю…
- Фамилия? - перебил его Бондарь.
- Приказываю бросить оружие…
- Фамилия? - уже тоном приказания повторил Алексей Георгиевич.
- Ермакович, - послышалось из-под коряги. - А вы кто?
Бондарь весело ответил:
- Я прокурор Минской области Бондарь. Сдавайтесь, товарищ Ермакович. Мы вас ждем.
Эта встреча на глухом болотистом островке принесла большую пользу. Ермакович помог нам сразу же войти в курс дела, рассказал о многих очень важных обстоятельствах. Мы узнали, что коммунисты Любинского района честно выполняют указания ЦК и Минского обкома партии, активно действуют в тылу врага. Ермакович рассказал, что на территории района находится председатель райисполкома Андрей Степанович Луферов, начальник районного отделения МГБ Евстрат Горбачев и другие.
Вскоре выяснилось, что группа Ермаковича не одна в этих местах. В районе Постолов находится слуцкая группа под командованием работника районного отделения МГБ Пашуна. Больше недели тому назад в Любанском районе появилось шестнадцать партийных и советских работников, направленных Центральным Комитетом КП(б)Б. Эту группу возглавлял Александр Иванович Долидович. Сам он местный уроженец и хорошо знает округу.
* * *
Маленький островок среди болота, на котором мы собирались только переночевать, стал нашим временным лагерем. Он неплохо приютил нас днем, а когда наступила следующая ночь, стал свидетелем довольно значительных событий. В эту ночь к нам стали собираться люди. Ермакович по нашему поручению известил коммунистов в деревнях и в районном центре, что подпольный обком вызывает их на совещание.
С вечера над болотом нависли тучи и стало темно - хоть глаз выколи. Фашисты ушли из совхоза, и мы развели небольшой костер. Люди, попав на островок, по огоньку легко находили наш шалаш. Шагов за сто от места собрания их встречали часовые, проверяли пароль и провожали к нам. Эту часть дела обеспечивал нам Ермакович со своей группой.
Первым подошел к огоньку директор совхоза "Жалы" Александр Колганов, очень неспокойный, суетливый человек, но хороший организатор и хозяин. Несмотря на опасность, он еще днем наведывался к нам. Ему не терпелось доложить обкому, что все наиболее важное и ценное в совхозе спасено, Что успели, отправили в тыл, а несколько сот голов скота под надежным присмотром находится на болотных островах, спрятаны также десятки тонн зерна. Большинство рабочих совхоза эвакуировано, а те, что остались, готовы хоть сегодня идти в партизаны. Колганов расположился у шалаша свободно и непринужденно, как в своем собственном саду. Островок входил во владения совхоза. Привыкнув считать его своим, он будто забыл, что теперь это только место явки, и все подбрасывал и подбрасывал в костер сухие ветки. Видно было, что он чувствовал себя здесь как в ночном, а не как участник конспиративного совещания.
В густой темноте справа от нас послышались шаги и приглушенный голос. Ермакович встал, бесшумно нырнул в темноту и, скоро вернувшись, сказал:
- Свои.
К костру один за другим подошли пять человек. Они были в гражданской, сильно поношенной одежде, старательно подогнанной под военную походную форму. Новые условия жизни требовали этого. Военная форма тем и ценна, что она удобна в военных условиях.
- А-а, ты уже здесь? - обратился один из пришедших к Колганову, который лежал у самого огня и был лучше виден, чем мы. - Да тебе тут рукой подать, в своей, можно сказать, усадьбе.
Потом, увидев нас, он подошел поближе, поздоровался со всеми и представился:
- Командир группы, присланной ЦК КП(б)Б в Любанский район, Долидович. А это Боровик Александр Александрович, - представил он светловолосого, круглолицего мужчину среднего роста. - Это Логун Михаил Маркович, Буглак Михаил Иосифович, Трескунов Михаил Алексеевич.
Я попросил их присесть на длинное замшелое бревно.
Мы постепенно обживались на своем островке. Днем подправили и укрепили шалаш. Брагин и Мачульский откуда-то притащили бревно, которое служило нам скамьей. Колганов наделил нас добрым солдатским котелком и кое-чем из продуктов.
Демидович сел рядом со мной. Желтоватые отсветы костра поблескивали на голенищах его добротных юхтовых сапог, а когда Колганов подбрасывал в костер горстку сухих сосновых веточек, трепетное пламя освещало всю фигуру Долидовича и играло на его широком новом ремне. Постепенно мы разговорились с Долидовичем, который, как видно, был человеком не очень разговорчивым.
Он рассказал, что многие коммунисты Кривичского района Молодечненской области по заданию ЦК КП(б)Б были оставлены в тылу врага для подпольной работы и партизанской борьбы, часть из них направлена в Любанский район. Многим членам его группы, в том числе и ему, хорошо знакомы лесные и болотистые просторы Любанщины: одни родились здесь и выросли, другие работали в этом районе.
С первого же дня партизанская группа нашла большую поддержку у местного населения. К ней присоединились директор совхоза Колганов, председатель колхоза Сытько Михаил, инструктор райкома Сытько Иван и другие. Позднее в группу Долидовича влились загальские партизаны во главе с Корнеевым и Плышевским.
Явился Пашун в сопровождении двух бойцов. Мне показалось необычным, что этот, по существу, военный человек был одет не по-военному: черная полусуконная гимнастерка, обычные "штатские" брюки, заправленные в сапоги с высокими голенищами. Приземистый, немного сутуловатый, он был похож на охотника. Невольно напрашивался вывод: гражданский человек, взявшись за оружие, старается во всем походить на военного, а военный в подполье отдает предпочтение всему гражданскому.
Несмотря на одежду, в Пашуне нетрудно было узнать военного. Подойдя к костру, он остановился, вытянулся и козырнул по всем правилам кадрового военнослужащего. Пояс и кобура сидели на нем так ловко, что приятно было смотреть. По всему было видно, что он доволен своим нынешним положением и не скрывает чувства гордости и некоторой исключительности.
- Я долго не раздумывал, - рассказывал Пашун о своей партизанской деятельности. - Приказали мне остаться в тылу врага - остался и вот командую, а приказали бы идти на фронт - пожалуйста, козырнул бы - и шагом марш. В Слуцком районе мало кто остался. Райком партии до последних дней был на месте, а теперь неизвестно где. Степанова, говорят, была где-то здесь, только я, признаться, не верю этому. Думаю, что она уже далеко.
- Степанова в распоряжении ЦК, - ответил Бондарь и, чуть приметно улыбнувшись, посмотрел на нас.
- А я думаю, что она уехала в тыл, - возразил Пашун и, хлопнув ладонью по колену, добавил: - Я уверен, что уехала. И след простыл…
В это время Александра Игнатьевна вышла на свет с охапкой сухого хвороста.
- Ну, что это вы, зачем это?.. - засуетился Колганов. - Я и сам принес бы… Да тут есть дрова. Пожалуй, на все совещание хватит.
Пашун удивленно раскрыл глаза:
- Это вы?..
А Степанова, как бы не замечая нового человека, хозяйским тоном ответила Колганову:
- Еще ночь впереди, пригодится. Оно и хорошо, что я отошла: товарищ Пашун за это время наговорился вдоволь.
- Я не знал, что вы здесь, - виновато проговорил Пашун и смущенно посмотрел на нас.
- Чего не знают, о том не говорят, - сдержанно заметила Степанова.
На этом неприятный эпизод кончился. Только Колганов еще долго иронически поглядывал на смущенного Пашуна.
Пора было начинать совещание. Я познакомил присутствующих с директивами ЦК КП(б)Б и Минского обкома о развертывании партизанского движения в Белоруссии; затем мы определили район действия для каждой группы и поставили перед ними конкретные боевые задачи.
На следующий день гитлеровцы снова пришли в совхоз "Жалы". Оставаться под носом у врага не было надобности, и мы решили перебраться поближе к совхозу "Сосны". Здесь, в дремучем, с трех сторон заболоченном лесу, состоялось у нас первое расширенное заседание бюро подпольного обкома партии. Кроме командиров отрядов и руководителей подпольных групп, на заседании присутствовали Луферов и Горбачев.
Подпольный обком решил созвать всех коммунистов Любанского района. Определили место собрания, договорились о пароле, и в тот же день все разошлись по деревням.
* * *
21 июля 1941 года на небольшой лесной поляне недалеко от совхоза "Сосны" начали собираться коммунисты. Наши связные встречали их в условленном месте, километра за четыре от поляны. Каждый коммунист знал пароль. Все это очень напоминало исторические маевки. История революционной борьбы нашей партии с первого дня освещала нам путь, помогала найти правильные формы борьбы в любых условиях.
Не совсем удобно проводить собрания под открытым небом, но другого выхода у нас не было. От лесных сторожек и других лесных прибежищ мы решили отказаться. Во-первых, потому, что все они известны местным жителям, а во-вторых, мы ожидали не пять и не десять человек, а значительно больше.
Посредине полянки стоял почерневший дубовый пень. Возле него Варвашеня вбил в землю четыре столбика, нашел где-то две доски и положил сверху. Вышел столик и "кресло" для секретаря. Предполагалось, что люди будут размещаться полукругом. Хвойный лес гулкий. В тихую погоду скажи слово - летит на полкилометра. Надо было говорить тихо, но так, чтобы все слышали.
Пашун примчался на собрание взволнованный, веселый, как именинник. С ним пришло пять человек партизан, которые должны были нести охрану собрания. Они тоже выглядели орлами, весело посмеивались: видно было, что им не терпелось рассказать всем какую-то очень важную новость. Кроме пистолетов, у всех были немецкие автоматы. Встретившись глазами со Степановой, Пашун кивнул головой и независимо повел плечами: мы, мол, уже действуем, а что там выйдет у вас, женщин, еще неизвестно. Как потом выяснилось, партизаны действительно заслужили похвалы. Вот что рассказал Пашун.
Возвращаясь накануне вечером с боевого задания, они заметили отряд вражеских автоматчиков, который шел из совхоза имени БВО на Любань. Недолго думая, партизаны приняли боевой порядок, залегли и ударили. Это было очень смело и рискованно. Фашисты рассыпались, не приняв боя, пятеро были убиты. Партизаны забрали оружие и ушли.
Луферов радовался, как никогда. Он жал Пашуну руку, тряс за плечи партизан, заглядывал каждому в глаза, расспрашивал о подробностях боя.
- А это ваши трофеи? - опрашивал он, показывая на автоматы. - Хорошо, хорошо… Ты уж, товарищ Пашун, и мне что-нибудь такое, скорострельное, достань, а то я со своей пятизарядной системой погибну где-нибудь ни За что! - И, обращаясь ко мне, сказал: - Выходит, не только Тихону Бумажкову да Павловскому это под силу. И у нас есть отважные люди - вот они!
По деревням Любанщины шла слава о выдающихся партизанских руководителях - Бумажкове и Павловском. После смелых боев с вражескими танками они недавно напали на пехотное вражеское подразделение. Среди бела дня партизаны подкрались к гитлеровцам. Группа под командованием Павловского зашла с левого фланга, а Бумажков с остальными партизанами - с правого. Притаившись в кустах и огородах хутора Заречье, партизаны выбрали подходящий момент и бросились на врага врукопашную. Захватчики, еще не встречавшиеся с партизанами, спокойно лежали на зеленом берегу, а большинство беззаботно купалось. Обезумевшие от страха, голые, оккупанты бросились наутек. Почти все вражеское подразделение было уничтожено. Не удалось спастись и тем, которые скрылись. Жители деревень устроили на них облаву. Вооружившись топорами, вилами, а то и просто крепкими дубинами, они обыскали свои огороды, сараи, гумна и прибрежные заросли и переловили всю эту нечисть.
Молва о подвигах октябрьских партизан разошлась не только по Полесью, но и по многим другим районам Белоруссии.
Луферову было немного завидно: его соседи Бумажков и Павловский до войны иной раз отставали от любанцев в хозяйственных делах, а теперь вот прославились. Пашун порадовал председателя своими подвигами, а когда на поляне появился Ермакович, Луферов совсем просиял. Теперь он уже не считал свой район отстающим и мог бы смело смотреть в глаза Бумажкову и Павловскому.
Ермакович доложил, что прошлой ночью он со своей группой устроил засаду на дороге между Любанью и Бобруйском. Результаты хорошие: разгромлен обоз, семь гитлеровцев убито, взято много боеприпасов, продуктов, одежды и два воза винтовок. Это всех нас ободрило. Было похоже на доброе довоенное время: люди приходили на районное партийное собрание с конкретными показателями своей работы.
У края полянки под молодым развесистым ольшаником в тесном кружке сидит человек десять партизан. Среди них заметно выделяется старик с белой бородой. Это Андрей Трутиков, председатель колхоза деревни Озерное. Они разглядывают слегка покрытый ржавчиной ручной пулемет в руках широкоплечего, крепкого человека лет под сорок. Он весело качает немного великоватой для его роста головой, крепко посаженной на жилистой шее. Волосы на голове черные, непослушные, одна прядь свесилась на лоб. Это Григорий Плышевский, председатель Загальского колхоза. Плышевский явился на собрание с собственным пулеметом. Это, конечно, не могло не вызвать любопытства. Достать винтовку в то время было нелегким делом, а тут у человека совсем исправный ручной пулемет Дегтярева. Плышевский рассказывает, как он раздобыл его.
- С самого речного дна эта трубочка поднята, - поглаживая широкой шершавой ладонью ствол, говорит Плышевский. - Лежать бы ей там и ржаветь весь свой век, если бы не наши ребятки. Пошли ловить раков да и подцепили.
- А это откуда? - спрашивает Трутиков, показывая на раму.
Плышевский опускает ладонь ниже.
- Это? - повернув голову к Трушкову, переспрашивает он. - Эту нехитрую вещь нашел наш кузнец и, как человек, жадный на всякий кусок железа, принес в кузницу.
- А затвор?
- Затвор, - продолжает объяснять председатель, - нашел я под самым Слуцком. Недавно мы ездили туда. Теперь спросите про ложу? Ну, тут дело простое. С деревом легче, чем с железом. Все деревянные части подогнали сами… Только вот не покрасили еще, лаку не нашли, а то бы не хуже фабричного. Даже масленку ввернули, видите? - и Плышевский потрогал почерневшими пальцами винтовую шапочку масленки.