- Все не все, дай мне трех. Одного пошлю в Штаб отряда, а двух других к командирам рот.
Через несколько минут Колпаков привел к командиру сержанта и двух рядовых.
- Вот сержант Измайлов, - показал он на высокого, плотного детину с рябоватым лицом. - Прошел огонь, воду и медные трубы. Будет старшим.
- В картах разбираешься? - спросил Айгашев.
- В полковой школе обучали. Координаты-мурдинаты, азимуты-мазимуты. Кажется, не забыл, - ответил Измайлов, улыбаясь.
- Чего зубы скалишь? - сердито крикнул командир роты. - Дело серьезное. Надо разыскать штаб отряда. Он находится вот в этом районе. Смотри и запоминай. Отсюда спуститесь вдоль вот этой горной речки, потом свернете налево и пройдете вон в тот лесной массив. Там узнаете у местных жителей, где партизаны. Понял?
- Понял, товарищ майор!
- Вот этот пакет передашь капитану Савандееву, - сказал майор, вручая Измайлову сложенный вчетверо лист бумаги. - А та передашь это письмо командиру первой роты лейтенанту Волжанину, - обратился он к другому бойцу. - Знаешь его?
- Лейтенанта Волжанина? Кто его не знает!
- Вручишь ему в собственные руки. Если покажешь еще кому-нибудь, запомни: расстреляю вот из этого пистолета, - похлопал по кобуре Айгашев.
- Будет исполнено в точности, - пообещал боец.
С такими же предостережениями передал майор второму бойцу письмо на имя Байдирекова, после чего Колпаков проводил их до лесной тропинки, ведущей к горной речке. По пути он дал им несколько дельных советов и, пожелав успехов, распрощался.
Оставшись один, Айгашев подошел к санитарной двуколке. Там спала Эсфирь. Жаркие лучи солнца немилосердно жгли ее, но, видно, она так измучилась, что спала как убитая, расстегнув ворот гимнастерки. Взгляд Айгашева остановился на ослепительно белой шее девушки, и он уже было нагнулся к ней, но тут его окликнул замполит Пуяндайкин:
- Ты что это облизываешься, как кот на сметану? Айгашев быстро выпрямился.
- А сметана того, первый сорт, - попытался он отшутиться.
Пуяндайкин взял его под руку и отвел в сторону.
- Константин Сергеевич, вот что я тебе скажу: оставь ты ее в покое.
- И пошутить нельзя? - ухмыльнулся Айгашев.
- Знаем, как ты шутишь. Она рассказала. Советую тебе не выходить за рамки…
- А почему? Кто она такая? Подумаешь, цаца… Обыкновенная баба, да еще еврейка. Должна радоваться, что такие люди оказывают ей внимание…
- Ты это серьезно говоришь? - с изумлением посмотрел на майора Пуяндайкин.
- А как же! Знаешь, что бы с ней было, если бы мы ее не приютили? Сгорела бы уже давно в крематории… А она, вместо благодарности, наговаривает.
- Константин Сергеевич, ей-богу, я был о тебе лучшего мнения. И как только у тебя повернулся язык сказать такое? Она пришла к нам с чистой душой, старается изо всех сил помочь нам громить фашистов, а ты…
- Знаю я, почему она пришла к нам. Некуда было деться, вот и попросилась…
- Да, фашисты преследуют их, охотятся, как за дикими зверями. Но тот, кто хочет воспользоваться в своих низменных целях их трагедией, не лучше нацистского негодяя!
- Выходит, меня надо уничтожить? - с издевкой спросил Айгашев. - Нет, мой дорогой, руки коротки! И запомни: рано или поздно, а Эсфирь будет моей. Да, моей!
- Нет, не бывать этому! А если попытаешься действовать силой, придет Яничек, и от тебя только мокрое место останется.
- При чем тут Яничек?. - насторожился майор.
- При том, что они любят друг друга. А Зденек, как тебе известно, обиды никому не прощает.
В глазах Айгашева вдруг появился страх.
- Я этого не знал, - словно про себя, тихо проговорил он. - Ну, ладно! Забудем об этом. Даю тебе слово, девушку даже пальцем не трону. Пускай живет и милуется со своим чехом…
ГЛАВА третья
На следующий День Айгашев отправил в деревню Бохеньки трех разведчиков, приказав разузнать, каково настроение местных жителей, кому принадлежит двухэтажный дворец, кто там проживает в настоящее время - если семья помещика, то как относятся к ней крестьяне окрестных деревень. Разведчики в тот день обратно не вернулись, но это мало беспокоило командира роты. Куда больше его интересовали люди, посланные в штаб и в две другие роты. Измайлов появился на четвертый день.
- Ну и ну! - укоризненно покачал головой Айгашев. - Ты, оказывается, не очень-то торопился выполнять задание.
- Товарищ майор, разрешите доложить! - обратился сержант. - На том месте, которое вы указали, никого из наших мы не нашли. Штаб отряда и первые две роты находятся совсем в другом месте, километрах в десяти отсюда, если считать по прямой. Позвольте, укажу на карте.
- Давай показывай, - разрешил Айгашев. Измайлов подошел к столу, нашел на карте нужное место и обвел его красным карандашом.
- Как они там? Савандеев принял пакет? Что сказал? Да, что сказал?
- Принял и ничего не сказал. А товарищ Комиссаров передал вам вот эту записку, - извлекая из кармана смятый лист бумаги, доложил Измайлов.
Айгашев схватил записку и быстро пробежал ее глазами.
- Больше ничего не передавали? Может, что-нибудь устно?
- Я спросил. "Приедет, сам узнает", - ответил начальник штаба.
- Так-так, - задумчиво проговорил майор. - А как остальные? Где они? Выполнили мое приказание?
- Их оставили в штабе. Сказали, что нужны будут для связи с вами. А письма ваши взял начальник штаба.
- Как это взял? Почему они отдали? - всполошился Айгашев.
- Капитан Савандеев сказал, что всякое письменное распоряжение командира отряда должно быть зарегистрировано в штабе.
Айгашев понял, что дела его совсем плохи. "Заседание партбюро - это только предлог, чтобы заманить меня в ловушку. Но мы тоже не лыком шиты, сами в петлю не полезем… А проучить вас следовало бы. Только - как? Что придумать?"
- Эх, натравить бы на них немцев! - забывшись, произнес он вслух. Посмотрел бы я тогда, как они обойдутся без моей помощи!
- На кого натравить немцев? - спросил Измайлов, с изумлением глядя на командира.
- Ты все еще здесь? - заорал Айгашев. - Иди, ты свободен! Или не ясно?
- А как быть с радисткой? Она хотела поговорить с вами, - только сейчас вспомнил Измайлов.
- Какая радистка? Где она?
- Полька, которая работала в штабе. Осталась у дежурного. Может, позвать ее?
- Давай зови, - разрешил майор.
…Когда партизаны веселились в селении Смелово, Ева не принимала участия в играх молодежи, в танцах и плясках. Она сидела одна и ждала Турханова. Но прошел день, другой, третий, а его все не было. Тогда она обратилась к Савандееву с вопросом, что известно о командире. Тот ничего сказать не мог, напомнил только, что полковник остался подтянуть растянувшуюся колонну третьей роты. Об этом знали все, в том числе и Ева. Так как Савандеев при этом держал себя как-то странно, неестественно, Ева решила, что от нее скрывают правду.
Отряд перебрался в лес. Для радиостанции построили отдельный блиндаж, но он был маленький, очевидно рассчитан только на одного человека. А ведь она, Ева, жила вместе с Турхановым. "Значит, его здесь не ждут, - испугалась Ева. - Что же случилось с ним? Почему мне прямо не говорят?"
Как-то утром к ней в блиндаж зашел Савандеев. Как всегда, он вежливо поздоровался и передал девушке текст радиограммы.
- Зашифруйте и передайте генералу Барсукову, - предложил он.
"Полковник Турханов погиб смертью храбрых в бою при переправе через Вислу. Все партизаны тяжело переживают утрату. По предложению большинства коммунистов и командиров обязанности командира отряда временно выполняю я. Но командир третьей роты майор Айгашев тоже провозгласил себя командиром отряда. Жду ваших распоряжений. Капитан Савандеев", - прочитала Ева.
- Не верю! - закричала она. - Все это - ложь! Ложь! Ложь!..
- Успокойтесь, товарищ Болеславская, - подчеркнуто официальным тоном заговорил Савандеев. - Сначала мы тоже не поверили, но только сейчас от Айгашева получили подтверждение, и сомнения наши рассеялись. Ничего не поделаешь, приходится мириться с жестокой действительностью. От имени командования и всех партизан выражаю вам искреннее соболезнование.
Ева быстро пробежала глазами приказ Айгашева.
- Неужели вы верите этой клевете? - спросила она, сверкая глазами. Турханов никогда бы не назначил Айгашева на должность командира отряда. Наоборот, он даже сомневался, целесообразно ли оставлять его командиром роты.
- Возможно, и так. Но гибель полковника - все-таки факт. Если бы он был жив, дал бы нам знать об этом. Так что передайте радиограмму.
- Не могу.
- Почему?
- Рука не поднимается.
Савандеев сурово посмотрел на нее. Ева видела, как зажглись злые огоньки в его глазах. "Пускай, но я не могу это сделать. Я не верю, что он погиб…"
- Нет, товарищ Болеславская, радиограмму все же придется вам передать, а свои личные чувства спрячьте подальше.
- Если бы я и хотела, все равно не смогла бы передать: ключи к шифрам и таблицы позывных, которые меняются каждые сутки, Турханов всегда носил с собой, у меня их нет.
- Значит, не передадите?
- Нет! - решительно ответила радистка. Савандеев вспыхнул, но сдержал себя.
- Советую вам подумать, - процедил он сквозь зубы и, сердито хлопнув дверью, покинул блиндаж.
До сих пор в отряде Ева чувствовала себя полноправным членом большого и дружного коллектива, так сказать, деталью сложного механизма. Все без исключения относились к ней доброжелательно. Неужели она ошибалась? Неужели желаемое принимала за действительное? Как понять поведение Савандеева? Ведь он высказался недвусмысленно…
"Должно быть, меня терпели здесь только из-за Турханова, - с горечью подумала она. - Не стало его, и всем я чужая… Работать я в таких условиях не смогу. Да и жить без него нет смысла. Но прежде чем решиться, надо узнать правду. А вдруг он жив?"
С этой мыслью она быстро переоделась в гражданское платье, взяла сумочку и вышла из блиндажа. Тут она столкнулась с Измайловым.
- Здравствуй. Куда это ты спешишь?
- Надо возвращаться в роту, но сначала я хотел повидаться с вами, замялся сержант.
- Вот и хорошо, что встретились. Я забыла, в какой ты роте?
- В третьей.
- У Айгашева? Но как ты сюда попал? - удивилась девушка.
- Принес пакет от него. Там был приказ. По дороге мы прочитали его. Объявляет себя командиром отряда. Здесь решили не оглашать его приказ.
- О приказе слыхала. Что он пишет там о Турханове? - спросила Ева, желая узнать, что думает Измайлов обо всем этом.
- Пишет, что будто бы он перед смертью назначил его командиром отряда. Мы не верим ему. Я хотел предупредить вас…
- Почему не верите?
- Потому что жили они недружно. Айгашев часто при всех называл его зазнайкой, выскочкой, бессловесным рабом устава и другими оскорбительными словами… Полковник не мог назначить его своим преемником.
- А о его смерти он говорит правду?
- Кто его знает! Я служу в первом взводе, и мы прошли раньше, чем немцы открыли огонь. Ребята из третьего взвода рассказывали, будто снаряд разорвался близко и он упал вместе с лошадью. Вроде бы они хотели подойти к нему, чтобы унести, но Айгашев погнал их дальше, угрожая пистолетом. Поэтому никто толком не знает, что с ним случилось.
- Но, может, его не убило, а только ранило? - с надеждой спросила Ева.
- Может, и так. Айгашев-то знает. Говорят, он был возле полковника некоторое время.
"Да, он, и только он, знает правду, - подумала девушка. - Конечно, он может солгать, но я увижу это по его глазам. Надо пойти к нему, расспросить подробно…"
- Слушай, Измайлов, возьми меня с собой. Я хочу поговорить с вашим командиром роты.
- Что же, пойдемте! - согласился сержант. - Только идти далеко. Доберемся не раньше завтрашнего утра.
- Ничего. Я ходить привыкла. За меня не бойся… Так оказалась она в расположении третьей роты.
- Можно войти? - спросила Ева, постучав в дверь землянки командира. Здравия желаю, товарищ майор!
- Привет, красавица! Что тебя привело сюда? Собственные дела или повеление начальства? Говори, я тебя слушаю, - ответил Айгашев, глядя на девушку подобно цыгану, осматривающему лошадь. "Черт побери, какая прелесть! - подумал он. - Не чета нашей аптекарше. Та чернявая, плаксивая, глупая, а эта - настоящее золото. Смотри, как сверкает! Да, у Турханова вкус был неплохой".
- Пришла сама. Скажите, что случилось с полковником? Только говорите правду.
- А зачем мне врать? Скажу правду, и только правду: на моих глазах вражеский снаряд разорвал его на куски. Я хотел собрать останки и привезти в отряд, чтобы похоронить по-человечески, но потом подумал; зачем пугать людей?
Голос у него был неуверенный, глаза бегали. Ева не поверила ни одному его слову. Сейчас она еще больше была уверена, что Турханов жив.
- Предположим, что так, - проговорила она. - Но вы похоронили его?
- Не успел. Немцы же стреляли. Сказал жителям ближайшей деревни, чтобы похоронили и его и других погибших.
- Как называется эта деревня? Айгашев посмотрел на карту.
- Здесь был понтонный мост… Вот эта деревня. Называется Камень-гура.
- Вы взяли хоть его вещи?
- Какие вещи? - насторожился майор.
- Документы, карты, ордена и медали, деньги, оружие, да мало ли что.
- А денег у него было много?
- Много. Отрядную кассу он носил с собой.
- Какие деньги - советские или польские?
- Всякие. Одних долларов и фунтов стерлингов не сколько тысяч. Имелись и золотые монеты царской чеканки. Так я говорю? - спросила Ева, испытующе глядя ему в глаза.
На лице Айгашева отразилась досада. "Дурак я, - подумал он. - Не догадался обшарить его карманы и захватить полевую сумку. Если бы отрядная касса попала ко мне, зачем тогда мне должность Турханова? На что мне Отряд? С такими деньгами можно припеваючи жить и в оккупированной Польше. Эх, вовремя не догадался!"
- Некогда было мне возиться с его вещами. А тебе небось долларов захотелось? - язвительно улыбнулся он.
- Нет, зачем же? Деньги государственные, пусть они останутся в отрядной кассе. Мне хотелось бы сохранить на память его пистолет. Если можете, пожалуйста, дайте его мне.
- Нет у меня его пистолета. Говорю же, некогда мне было возиться с его вещами! Должно быть, все досталось этим проклятым мужикам, которые пошли его хоронить. Не могу подарить тебе даже пуговицы с его… мундира, который ты так часто расстегивала…
Ева решительно поднялась.
- Извините, мне пора…
- Куда ты спешишь? Ты же любишь командиров, не правда ли? Раньше Турханова, теперь… меня. Оставайся! Я тебя пригрею не хуже его. Да, не хуже его!
Девушка была оскорблена до глубины души, но сдержалась, более того, решила обратить все в шутку.
- Эх, товарищ Айгашев, - сказала она, - женщина, которая хоть раз видела Турханова, на другого не взглянет…
И Ева повернулась к двери. В ту же минуту Айгашев схватил ее за руку, рванул к себе и повалил на нары, зажав ей ладонью рот так, что она чуть не задохнулась.
- Не взглянет, говоришь, - зашипел он. - Посмотрим! Не брыкайся, все равно будешь моей. Да, будешь моей!
Деликатничать уже не приходилось. Изловчившись, Ева изо всех сил ударила насильника коленом в живот. Тот охнул, свалился на земляной пол, скорчился, застонал, а Ева выбежала из землянки.
Глава четвертая
Не везло в жизни Айгашеву. Сколько он терпел поражений, сколько планов и замыслов рассыпалось в прах! Пора было уже привыкнуть к неудачам, но он все еще не хотел сдаваться. Да и мог ли он допустить, что из единоборства выйдет победительницей Ева? Такая нежная и хрупкая? К его несчастью, он всегда переоценивал свои возможности, недооценивая при этом силы противника. Вот и теперь пришлось ему испить горькую чашу поражения. Он и сам не знал, сколько времени пролежал на полу. Когда боль немножко утихла, поднялся, ахая и охая, сделал несколько шагов, открыл дверь и жалобным голосом позвал ординарца. Как назло, того на месте не оказалось. Пришлось ждать почти полчаса. Наконец ординарец, просунув в дверь голову, весело спросил:
- Вы меня звали, товарищ майор?
- Звал сто раз! Где ты шатаешься, подлец? - чуть не плача, спросил командир.
- Ходил во взвод Юркина. Тамошние чуваши раздобыли где-то губную гармошку и наяривают наши песни и пляски. Когда заиграли "Линка-линку", не утерпел я, тоже пустился в пляс. Вот было смеху!
Айгашев смотрел на своего ординарца, как удав смотрит на кролика, собираясь проглотить его. А тот ничего не замечал, возбужденный веселой пляской, стоял перед начальником в своей обычной неуклюжей позе, покачивая плечами, словно все еще отплясывал "Линка-линку". Это окончательно вывело майора из себя.
- Где мой пистолет? - заорал он на беднягу. Услужливый парень быстро нагнулся, подобрал с полу пистолет и протянул разгневанному начальнику.
- Вот он, возьмите, - сказал он дрожащим от страха голосом.
- А радистка где? - продолжал кричать Айгашев. - Я тебя спрашиваю: где эта сука?
- Разве она не заходила к вам? Когда вы позвали, я ее привел к землянке.
- Зайти-то зашла, да только сразу убежала. А ты знаешь, где она теперь?
- Где же ей быть, как не на кухне? Каша уже готова, сидит, наверное, и уплетает за троих.
- Олух царя небесного! Так она там и сидит! Сидит и ждет, когда ее арестуют!
- Зачем же ее арестовывать?
- Затем, что она - враг! Понимаешь ты, глупая башка, немецкого шпиона упустили! Я ее разоблачил, хотел арестовать, а она удрала. И все из-за тебя! Вот тебе мой приказ: возьми кого-нибудь из бойцов, догони ее и приведи сюда. Если не подчинится, стреляй. Но если вернешься без нее, так и знай: завтра же прикажу повесить тебя при всем честном народе. Понял?
- Понять-то понял, но где ее искать?
- Говорят тебе - убежала! А дорога одна. Если поторопишься, можешь догнать. Не теряй времени.
Сергеев с детства привык безропотно выполнять требования старших. И это потому, что его били - били все, кому не лень: жестоко наказывал отец-пьяница, колотил старший брат, а когда вырос и пошел к одной вдове в примаки, немилосердно стала бить и она. Так он привык бояться всех - и своих и чужих. Эту пугливость и оценил в нем Айгашев. Страстный любитель издеваться над другими, он_ мог проделывать с этим трусливым человеком все, что угодно, не боясь его жалоб.
Как всегда, Сергеев и теперь поверил угрозой Айгашева и пулей вылетел из двери. Тут он столкнулся с Измайловым.
- Куда это ты? Тебе что, скипидару под хвост налили? - схватив его за шиворот, спросил Измайлов.
- Пропал я, браток! Из-за, меня немецкий шпион сбежал! Девка эта! Будь другом, помоги догнать и при вести сюда. Иначе завтра меня повесят!
- Правду говоришь или болтаешь зря? - посерьезнел сержант.
- Конечно, правду. Майор хотел застрелить, еле спасся. Бежим быстрей!..
Бежали они, не жалея сил. Не прошло и получаса, как впереди между деревьями замелькала фигура девушки.
- Вот она! Стой! Руки вверх! - закричал Сергеев. Девушка юркнула в кусты, и Сергеев дал длинную очередь из автомата.
- Не стреляйте! - послышался голос Евы.
- Постой, да это же наша радистка? - удивился Измайлов.