- Теперь партизаны досыта едят не только хлеб и Мясные блюда из различных концентратов, но пьют чай, кофе, какао и курят вместо махорки настоящие сигареты, - с гордостью доложил он.
- Откуда у вас такое добро? - удивился Турханов.
- Мы разрешили реализовать часть золота и ювелирных изделий, захваченных у штандартенфюрера Шмидта, - признался Савандеев.
- У кого вы покупаете продукты? - спросил полковник.
- У спекулянтов, - ответил Зильберман. - А они приобретают их у немцев. Гитлеровские интенданты за золото готовы отдать не только продовольствие, но и оружие. Я уже достал десять пистолетов "парабеллум".
Турханов знал, что среди некоторых военнопленных, пришедших к партизанам после побега из немецких лагерей, наблюдаются нездоровые настроения, существуют ошибочные взгляды, на борьбу с фашизмом. Вместо того чтобы делать все для нанесения ударов по немецкому тылу, они ставят перед собой только одну задачу: выжить во что бы то ни стало. Такие люди не рвутся в бой, не ищут врага, а наоборот, стараются не попадаться на глаза, спрятаться от него, а если уж не удается избежать встречи, уклониться от серьезного боя. Доклады и рапорты командиров навели Турханова на мысль, что за последние две недели у командования отряда возобладало именно такое настроение. Выступление Савандеева только подтвердило это. Он сказал, что место для базы выбрал в глухом лесу, вдали от дорог, чтобы затруднить передвижение танков и бронемашин, если они будут сопровождать карателей. Кухни он поместил за два километра от расположения рот, дабы надежнее замаскироваться от воздушного наблюдения немцев. Строительство блиндажей, по его мнению, обеспечивало отряду возможность избежать ненужных потерь, если враг применит авиацию; в них можно будет жить не только летом, но и зимой.
Все это не понравилось Турханову, но он не хотел походить на тех ворчунов, которые обычно отвергают как негодное все то, что делалось до них или в их отсутствие. "Безусловно, многое нужно изменить, а кое от чего вообще отказаться, но положение мы исправим постепенно, в ходе боевых операций. Главное теперь-направить усилия всего отряда на выполнение нашей основной задачи - обнаружить и обезвредить орган, который готовит провокацию против партизан", - решил он.
- Я выслушал вас внимательно, - сказал полковник после паузы. - Давать оценку каждому из вас не стану. Работу нашу оценит Родина, Пока же могу сказать только одно: если мы и в дальнейшем будем действовать так, как до сих пор, то нами будут довольны только…
- Немцы, - подсказал Байдиреков.
- Я хотел сказать: трусы и предатели, которые пекутся только о спасении собственной шкуры. Но должен признаться, лейтенант Байдиреков тоже прав. Сами подумай те, почему бы немцам не быть довольными? Ведь мы им не причинили никакого беспокойства, никакого ущерба. Разве для этого существуют партизаны? Родина требует от нас неустанной борьбы с фашистами, борьбы не на жизнь, а на смерть. Я думаю, нам следует обсудить наши дела на внеочередном партийном, а затем на общем собрании партизан…
Глава одиннадцатая
Операция, которая впоследствии получила название "Спектакль", началась удачно. Как было предусмотрено по плану, вместе с разведгруппой Кальтенберга Турханов прибыл в дом Славянских сразу же после захода солнца. Хозяева были удивлены, больше того, испуганы, когда Владимир Александрович привел к ним "эсэсовцев", но недоразумение быстро выяснилось, и все приступили к делу. Конрад написал на имя начальника полиции письмо, в котором сообщил, что в районе населенного пункта Камень-тура им задержан неизвестный в форме советского полковника, который категорически отказался назвать себя и давать какие бы то ни было показания. "Зная, что Вы недавно разыскивали в этом районе какого-то полковника Турханова, которого якобы знали лично, - писал далее Конрад, - я решил пригласить Вас на опознание задержанного. Прошу Вас оказать мне помощь в этом важном деле, а следовательно - и великому фюреру, которому мы слупим". Письмо было написано по-немецки на официальном бланке штаба 4-го полка войск СС и подписано гауптштурмфюрером СС. По просьбе Турханова Станислав повез это письмо к Дубовскому на квартиру. Тем временем пани Франтишка накрыла стол, а ее муж достал бельевую веревку, которой связали руки Турханову. Чтобы предстоящий спектакль выглядел убедительнее, волосы его сильно растрепали, а на лице нарисовали синяки и кровавые ссадины. После этого полковника закрыли в отдельную комнату и поставили вооруженную охрану. Два партизана, один в форме шарфюрера, а другой обершарфюрера, с автоматами наизготове встали у ворот, а остальные расселись вокруг накрытого стола. Теперь надо было ждать прибытия "виновника торжества", ради которого и разыгрывался весь этот спектакль.
Ждать пришлось дольше, чем предполагалось. Луна давно взошла и, казалось, светила ярче, чем обычно. Небо ясное, звездное, лишь изредка медленно проплывали пушистые облака, сквозь которые все равно пробивался голубоватый свет. Запели петухи. В теплые ночи они поют раньше, вот и теперь ошиблись: до полуночи еще оставалось минут тридцать. Партизаны, переодетые в шарфюреров, тихо переговаривались у ворот. Наконец, вдали послышался топот коней, и они предупредительно постучали в окно. Там ждали этой минуты и сразу зашумели, словно разгулявшаяся компания. Кто-то заиграл на губной гармонике, и "пьяные" голоса тут же затянули популярную в немецкой армии песенку "Лятерне". Когда конники - их было трое приблизились к дому Славинских, партизаны, стоявшие у калитки, окликнули их по-немецки. В ответ послышался голос Станислава. Он, тоже по-немецки, сообщил, что едут свои, и назвал пароль. Тогда их пропустили во двор. Там конников встретил хозяин дома. Он принял лошадей, а сын вместе с Дубовским и Леманским, который после ареста Евы выполнял обязанности телохранителя шефа полиции, вошел на кухню.
- Как там? - спросил Станислав у матери.
- Да вот, шумят, - ответила та. - Каждый уже по бутылке, наверное, выпил. Достала последнюю четверть. Боюсь, и этого не хватит.
- Пока совсем не опьянели, нужно закончить дело, - поторопил Дубовский.
- Тогда помойте руки и за стол! - предложил Станислав.
Гости так и сделали. Славинский ввел их в большую комнату. На почетном месте за столом сидел Кальтенберг и дирижировал вилкой, остальные пели на разные голоса. При появлении новых лиц песня прекратилась.
- Господин гауптштурмфюрер! - начал докладывать Станислав. - Ваше приказание выполнено. К вам прибыли шеф волостной полиции поручик Дубовский и его охран ник пан Леманский. Прошу любить и жаловать.
Дубовский шагнул вперед и поднял руку в фашистском приветствуй.
- Рад с вами познакомиться, - сказал Кальтенберг, изобразив на лице радостную улыбку. - Прошу всех за стол. Оберштурмфюрер, налейте дорогим гостям! - добавил он, глядя на Юлека. Тот налил Станиславу и Леманскому по рюмке, а Дубовскому - целый стакан. - Герр поручик, выпьем первый бокал за великого фюрера! - За великого фюрера! - выкрикнул Дубовский и одним духом осушил стакан.
- Вы уже знаете из моего письма, почему я вас побеспокоил так поздно, приступил к делу Кальтенберг. - Мои орлы захватили советского офицера. Он отказался отвечать на вопросы. Я уже хотел было разрядить в него свой пистолет, но герр Славинский сказал, что на днях вы тут искали какого-то советского полковника, и я решил показать его вам, прежде чем отправить к праотцам.
- Очень разумное решение, - одобрил Дубовский. - Ну-ка, покажите его!
Конрад подал знак, и Юлек привел Турханова. Дубовский, конечно, сразу узнал его.
- А-а, товарищ Турханов! - заговорил он, издеваясь, по-русски. - Вот поистине правы те, которые говорят, что гора с горой не сходятся, а человек с человеком обязательно сойдутся! Вот и сошлись с вами, хотя вы и запутали тогда свои следы. Ну, как самочувствие? Как успехи? Легко ли строить социализм на моей родине? - Потом, обращаясь к Кальтенбергу, добавил:
- Вы не ошиблись. Ваши орлы захватили действительно того самого полковника, которого мы ищем еще с ранней весны. Это - Турханов Владимир Александрович, командир Интернационального от ряда советских партизан. Мы с ним прилетели из Советского Союза на одном самолете.
- Спасибо, поручик! Теперь мы можем его спокойно вздернуть.
Лицо Дубовского приняло озабоченное выражение.
- Он вполне заслуживает такой смерти, но пока казнить его нельзя.
- Почему? Кто может мне запретить повесить партизана? Скажите, кто? закричал Конрад, гордо выпятив грудь. - Оберштурмфюрер, приготовьте веревку!
- Послушайте, гауптштурмфюрер, нам с вами нужно поговорить наедине. Может, выйдем в соседнюю комнату? - предложил Дубовский.
Они вышли. Кальтенберг все еще "пылал гневом".
- Ну что такое? - спросил он.
- Турхановым очень интересуется полковник Планк, - доверительно сообщил поручик.
- А кто это такой? - пренебрежительно спросил Кон рад.
- Начальник абвергруппы 505.
- Плевал я на него! Абвер нам не указ.
- Да, это так. Но за Турханова Планк заплатит не меньше пятидесяти тысяч франков.
- Фюреру мы служим не за деньги. К. тому же эсэсовцам за поимку партизан не дают никаких вознаграждений.
- Это легко устроить. Советского полковника вы передайте мне, а я отправлю его к Планку. Тогда деньги поделим пополам.
Кальтенберг сделал вид, что задумался.
- Не верю я им.
- Полковнику Планку можно верить. Недавно я передал ему арестованную нами партизанскую радистку. За нее он тут же выложил двадцать пять тысяч.
- Это меняет дело. Повезем Турханова прямо к нему. Где находится этот плут?
- В имении графа Бохеньского.
Конрад смотрел на Дубовского с недоверием. Он слышал, что в этом имении с прошлого года расположилась полевая автомастерская.
- Не может быть, - возразил он после некоторого молчания. - Недавно мы проезжали мимо и хотели там остановиться на ночь, но часовой у ворот нас предупредил, что весь дворец занят работниками автомастерской.
Дубовский захихикал.
- Узнаю полковника Планка, - развеселился он. - Свою оперативную группу он всегда маскирует под какую-нибудь тыловую часть.
- Выходит, он обманул меня. Ну что же, за это он поплатится: Турханов обойдется ему не в пятьдесят, а в семьдесят пять тысяч марок. Мой заместитель сейчас же отвезет вас к нему. Договоритесь-с ним, до утра привезите деньги и получайте своего Турханова.
Дубовский боялся партизан. Он знал, что ночью они полные хозяева на дорогах. Поэтому он предложил отложить поездку к Планку на завтра. Но Кальтенберг не соглашался ждать. "Ну что ж, заплачу ему из секретного фонда полиции. А полковник Планк за Турханова не пожалеет и ста тысяч, В накладе не останусь", - решил предатель.
- Тогда повезем его к нам в полицию, - предложил он. - Там я его сдам под охрану, а вам пока заплачу свои деньги. По рукам?
- Ладно. Пойдемте, скрепим сделку бокалом вина и поедем к вам.
Конрад обнял поручика за талию и повел к своим товарищам. При этом он незаметно вытащил из кобуры Дубовского пистолет и спрятал его в свой карман.
Пока они вели переговоры, в соседней комнате партизаны уже начали разыгрывать следующее действие спектакля. Юлек неожиданно наставил на Леманского пистолет, его товарищи связали онемевшего от ужаса предателя, заткнули ему рот кляпом и бросили на пол. Турханов снял кожаное пальто, умылся и сел ужинать. За этим занятием и застал его Дубовский, когда вернулся из соседней комнаты. Он удивленно уставился на "эсэсовцев". Страшное подозрение вспыхнуло в его мозгу. Он хотел было спросить, что это значит, но, увидев на полу связанного телохранителя, все понял и схватился за пустую кобуру.
- Пане Славянский! - закричал он, отступая в ужа се. - Помогите!
Вместо помощи отец и сын схватили его, затянули назад руки, связали веревкой и втолкнули в комнату. Тут на него набросилась пани Франтишка. Она три раза ударила его по лицу, приговаривая:
- Подлый предатель! Это тебе за польский народ, это - за нашу армию, а это - за Еву.
- Вы повесите его у нас? - спросил Онуфрий.
- Нет. Прежде чем изменить своей родине, он дезертировал из армии. Поэтому мы передадим его в руки командования Армии Людовой. А пока обоих повезем на партизанскую базу, - ответил Турханов.
Глава двенадцатая
Операция "Спектакль" принесла партизанам двойную удачу. Во-первых, с арестом Дубовского немецкая военная разведка лишилась весьма ценного активного агента, во-вторых, партизаны узнали, где находится их радистка. Но эта радость скоро омрачилась тревожным сообщением о третьей роте. Комиссаров и Соколов, посланные с приказом командования, никого уже на месте не застали. В лесу, где должна была находиться рота Айгашева, они обнаружили только разбитые и разграбленные повозки да трупы лошадей. По всему было видно, здесь произошла жаркая схватка. Валялись стреляные гильзы, предметы солдатского обмундирования со следами засохшей крови. Нашли и братскую могилу - неглубокую яму, засыпанную свежей землей. Там лежали двенадцать бойцов. Большинство из них было убито выстрелом в затылок. Это давало основания предполагать, что с ними жестоко расправились, когда они попали в руки противника. Чтобы выяснить, какая судьба постигла остальных бойцов и командиров, отступивших в глубь леса, Соколов с пятью бойцами пошел по их следу, а Комиссаров с остальными партизанами возвратился в отряд.
Рассказ замполита произвел на Турханова тягостное впечатление.
- Как ты думаешь, сколько прошло с окончания этого боя? - спросил командир.
- Думаю, не меньше трех дней. Жалко роту, если ей не помочь, она едва ли спасется, - тяжело вздохнул Комиссаров.
- Боюсь, мы опоздали, а кроме нас, ее никто не выручит из беды. На всякий случай пошлем на разведку еще несколько групп. Вы с товарищем Савандеевым наметьте маршрут, по которому должны двигаться эти группы, а я ночью постараюсь связаться с командованием Армии Людовой. Может, там уже известно о судьбе роты…
Вот что произошло с ротой Айгашева.
Как-то под вечер бойцы обнаружили в лесу корову с теленком, по всей вероятности отставших от стада. Некоторые партизаны предложили отвести их в деревню и возвратить хозяину, что, по их мнению, способствовало бы установлению добрых отношений с местными жителями. Но командир роты отверг это вполне разумное предложение и решил полакомиться телятиной. По его приказанию теленка тут же зарезали и зажарили на вертеле. На еле дующее утро, по следам коровы и теленка, в расположение роты пришла пожилая женщина - жительница деревни Бохеньки. Ее доставили к Айгашеву. Она уже знала от партизан о судьбе теленка, поэтому просила возвратить хотя бы корову, которая стояла недалеко от землянки командира роты и жевала сухие листья. Но вместо того, чтобы вернуть корову, Айгашев затеял с ней спор.
- Почему пускаешь скотину в лес? - спросил, он.
- В деревню прибыл отряд НСЗ. Если не спрячешь скотину, обязательно отберут. Вот дочь и оставила корову на ночь в лесу. Пане начальник, верните корову - она единственная наша кормилица, - взмолилась женщина.
Айгашев не обратил на ее просьбу никакого внимания.
- Вчера в деревню я послал своих бойцов. Они не вернулись. Ты не знаешь, что с ними случилось? - спросил он.
- Утром солдаты из отряда НСЗ поймали каких-то, отобрали у них оружие, затем избили до смерти, а третьего передали немцам.
- И народ за них не заступился?
- А как тут заступишься, если у бандитов оружие, а у нас ничего нет? удивилась женщина.
- Вы должны были хотя бы предупредить меня, - упрекнул Айгашев. - Я живо разделался бы с ними. Где они сейчас? Да, сейчас.
- Пируют у ксендза.
- Ну, раз вы не заступились за моих бойцов, придется зарезать корову. Передай всем: если и в дальнейшем будет так же, я прикажу сжечь всю деревню, - предупредил Айгашев. - Да, всю деревню! - добавил он.
- Корову зарезали на глазах у хозяйки, а затем плачущую женщину отпустили домой.
Объявив себя командиром всего отряда, Айгашев перестал считаться с мнением не только командиров взводов, но и своего заместителя по политической части. Больше того, выйдя из-под контроля штаба отряда, он присвоил себе неограниченную власть над своими подчиненными и начал явно злоупотреблять этой властью. После разговора с хозяйкой коровы Пуяндайкин предложил ему усилить охрану роты, послать патрулей в сторону деревни, предупредить командиров, что надо готовиться к внезапной атаке противника, Айгашев, однако, не принял во внимание эти советы.
- Не паникуй, замполит! - высокомерно бросил он. - Какая-то там жалкая банда может нагнать страху только на таких храбрецов, как ты, а мне на них плевать. Да, плевать!
- Ох, майор! - горестно покачал головой замполит. - Как бы твои плевки не обернулись свинцовым дождем…
- Не каркай! - разозлился Айгашев. - Если тебе так уж страшно, уходи из роты. Плакать не станем. Да, не станем!
- И ушел бы, да жалко бойцов. Ты ведь погубишь их. Давай хоть постараемся выяснить численность противника.
- Истинный герой, когда бросается в бой, не считает врагов, а трус всегда преувеличивает опасность. Подумай ты своей глупой башкой, откуда реакционерам из НСЗ набрать столько сил, чтобы осмелиться напасть на целую роту советских партизан? Страшен не враг, который идет на тебя с оружием, а друг, который недооценивает свои силы и тем самым деморализует собственных бойцов… Иди ты отсюда, иди ради бога! Надоел ты мне хуже горькой редьки…
И он вытолкнул замполита из своей землянки.
Расплата за такую беспечность не заставила себя долго ждать. На следующее утро, когда только-только занималась заря и партизаны спали предутренним сладким сном, вдруг загремели выстрелы, грохнули взрывы гранат. Выскочив из своей землянки, Айгашев наткнулся на часового, который лежал, истекая кровью. Обе ноги его были перебиты автоматной очередью. Не обращая внимания на его стоны, перепуганный Айгашев бросился бежать в ту сторону, откуда не слышалось выстрелов. За ним кинулись и другие. Только замполиту удалось собрать небольшую группу коммунистов и комсомольцев, которая оказала организованное сопротивление врагу. Это дало возможность бойцам из хозяйственного отделения навьючить несколько лошадей боеприпасами и под прикрытием огня увести их за бежавшей ротой.
Враг преследовал партизан почти целый час, но за это время Айгашев не сделал ни одной попытки остановить роту и дать отпор наседавшему противнику. Только смелые действия группы Пуяндайкина позволили роте оторваться от преследователей. При этом ей удалось не только спасти роту от полного разгрома и благополучно выйти из-под огня, но и захватить пленного. Им оказался боец из отряда НСЗ, численность которого, по его словам, не превышала двадцати человек.
- Позор нам! - бия себя в грудь, воскликнул Айгашев, узнав об этом. Пятеро одного испугались! Кто первый поднял панику? Скажите мне, кто этот сукин сын? Да, сукин сын.
Ему никто не ответил. "Все побежали - и я за ними, - думал про себя каждый. - Не оставаться же одному на верную гибель".