- Каждую бомбу - на врага, - так закончил свою короткую речь штурман звена нашей эскадрильи Леонтий Глущенко. [63]
От имени технического состава говорил техник 1-й эскадрильи Смирнов, заверивший командование, что технический состав использует все свои знания, энергию для оперативной подготовки самолетов к боевым вылетам. Он призвал техников самолетов, оружейников, прибористов не жалеть времени для подготовки материальной части, в любое время дня и ночи быть готовыми к выпуску самолетов на боевые задания.
Митинг завершился выступлением батальонного комиссара Н. Г. Тарасенко; он убедительно доказал авантюрность политики Гитлера, предсказал неминуемую гибель фашизма.
Спустя несколько часов мы уже северо-западнее нашей столицы и через минуту-другую сбросим бомбы на отступающего, но все еще отчаянно сопротивляющего врага.
Разгром неприятеля под Москвой
В отличие от прежних, летних и осенних, зимние фашистские войска выглядят уже по-иному: нет больше тех стройных длинных колонн, которые прошедшим летом и осенью двигались на восток и северо-восток по магистральным дорогам в районах Житомира и Орла, Тулы и Гжатска. И двигались, как правило, открыто, нагло. Теперь иное дело. И пусть геббельсовская пропаганда крикливо утверждает, что немецкая армия не отступает, а организованно отводит свои войска на зимние квартиры, нам с воздуха воочию виден этот "организованный" бег. По нашим наблюдениям, отступление фашистов на запад было довольно хаотичным. Теперь они двигались по извилистым проселочным дорогам разрозненными, потрепанными колоннами.
Несмотря на в общем-то нелетную погоду в первой половине декабря 1941 года, наш 98-й полк все это время при малейшем улучшении погоды наносил бомбардировочно-штурмовые удары по отступающим войскам противника и его технике в районах Рузы, Наро-Фоминска, Малоярославца. В этих вылетах каждому экипажу, как правило, указывался лишь район действия - участок в радиусе пятьдесят - шестьдесят километров, где необходимо было искать отступающие фашистские войска и бомбить их.
Теперь делать это нам стало сподручнее: удар производим, заходя с хвоста колонны, и тем самым снижаем возможности противника к противодействию. К тому же на [64] фоне заснеженных проселочных дорог неприятель стал просматриваться значительно лучше, чем в летние или осенние дни.
Приказ на вылет нередко ждем непосредственно в кабинах или под плоскостями самолета. Тут же, на стоянке, и технический состав, готовый немедленно запустить моторы и помочь экипажу при выруливании.
Телефонной, а тем более радиосвязи со стоянками самолетов тогда еще не было. Уточняли боевую задачу командир или офицеры штаба полка непосредственно у самолетов. Техник обычно первым замечал бегущего к самолету полкового начальника и сразу же докладывал нам:
- Товарищ командир, кажись, Перемот{3} с боевой задачей к нам бежит…
- Экипаж, приготовиться к вылету! - заметив это и сам, командовал Харченко.
Все, кроме штурмана, немедленно занимали места в самолете, надевали парашюты, летчик с техником готовили к запуску моторы. Штурман с картой ждал уточнения боевой задачи возле самолета. Перемот, отчертив на карте район расположения вражеской колонны, спешил уже к другому самолету.
Быстро забравшись по стремянке в кабину, по переговорному устройству объясняю командиру экипажа и воздушным стрелкам, что мы должны делать, где линия фронта (все это мне объяснил Перемот). К этому времени моторы уже прогреты, самолет и экипаж готовы к выруливанию и взлету. На прокладку маршрута нет времени - сделаем ее уже в полете. На все это уходит буквально две-три минуты, иначе нельзя - цель подвижная.
Взлетаем при низкой облачности. Такой же ожидается она и по всему маршруту. Линию фронта пересекаем на [65] малой, а точнее, на предельно малой высоте. Перед районом нашей цели, находящейся в пятидесяти, а иногда и более километрах от линии фронта, для лучшего обзора местности и прицеливания набираем 50-100-метровую высоту и начинаем искать вражескую колонну.
- Степан, доверни вправо. Впереди на дороге - колонна автомашин, - докладываю я.
- Вижу, доворачивзю и снижаюсь. Бери их в перекрестье по дальности, а по боковому справлюсь сам, - тут же отвечает он, направляя самолет вдоль колонны.
Цель в перекрестье. Нажимаю кнопку и быстро перемешаюсь к носовому пулемету. Одновременно командую стрелкам:
- Палить из всех точек!
После атаки этой колонны находим новую цель и атакуем ее оставшимися боеприпасами.
А вот еще на проселочной дороге замечена цель - смешанная колонна гитлеровцев.
- Приготовиться к атаке, - предупреждаю Черноока и Савенко и первым нажимаю на гашетку пулемета. Мы на бреющем, и гитлеровцы не успевают разбежаться в придорожные кусты и канавы. Получили то, что заслужили.
Обратный полет, как всегда, выполняется в облаках. Летим по приборам. Это труднее, но зато спокойнее. Здесь, в этом облачном царстве, можно, что называется, отдышаться и подвести некоторые итоги боя, учесть недостатки, чтобы не допустить их в других полетах. Но все равно каждый новый полет отличается от прежнего. И должен отличаться, так как шаблон на войне к хорошему не приводит. Но во всех вылетах помним одно: каждой бомбой, каждой пулеметной очередью причинить противнику как можно больше ущерба.
Однажды произошел случай, о котором до сих пор не могу спокойно вспоминать. Дело было так. После того, как были сброшены бомбы, мы стали искать новую цель, чтобы атаковать из стрелкового оружия. Летим на малой высоте. Смотрю по сторонам. Справа движется большая колонна: в пешем строю - люди, сзади - несколько повозок. По переговорному устройству даю экипажу команду:
- Вправо - сорок, приготовиться к стрельбе…
Сам уже сижу у пулемета… Но вдруг вижу то, от чего прошибает холодный пот: в колонне не вражеские солдаты с оружием, а женщины с лопатами. Дав команду летчику на разворот, кричу:
- Стрельбу не начинать! [66]
Попутно объясняю, в чем дело. Разворачиваемся прямо над колонной. Конвоиры ведут русских женщин, очевидно расчищать дороги. Один конвоир немного отстал.
- Черноок, справа - враг. Чесани-ка его, голубчика, - даю указание стрелку.
- Готов, товарищ штурман. Это ему не женщин охранять. Мой ШКАС бьет наверняка.
- Молодец, - говорю ему. - Но больше патронов не тратить, будем искать цель поважнее.
Вскоре на дороге показалась колонна из десятка длинных автомашин, а по бокам - две танкетки для охраны.
- Степан, пониже, а то они нас из танков могут снять…
Начинаю стрелять. Наш самолет дрожит - строчат все три пулемета. Трассирующие пули насквозь пронизывают тяжелые вражеские грузовики. Но боеприпасы кончаются. Чуть не касаясь винтами самолета автомашин противника, уходим за дорожные посадки. Это наше возмездие.
Дорогобужский мост
Поздней осенью и зимой 1941/42 г. основной железной дорогой, которую гитлеровцы использовали для обеспечения всем необходимым своих войск, находящихся в то время под Москвой, была двухколейная железная дорога Смоленск - Вязьма. Несколько севернее города Дорогобуж она пересекала Днепр. Из-за особо важного значения дороги мост через реку в этом районе всегда находился под воздействием ударов нашей авиации, в том числе и дальнебомбардировочной. Нашему полку не раз поручалась эта цель. Но сколько раз мы ее ни бомбили, - мост оставался целым. Стоял как заколдованный. К тому же он был основательно прикрыт зенитной артиллерией и зенитными пулеметами, а в условиях осенней непогоды бомбить его приходилось только с малой высоты.
Живучесть железнодорожных мостов вообще и дорогобужского в частности объяснялась прежде всего их большой прочностью, а также ферменной их конструкцией и малыми размерами. Даже когда бомбы попадали прямо в мост, они пролетали сквозь мостовые фермы и рвались только на дне реки. Мгновенного же взрыва бомб нельзя было производить по той причине, что наш полет проходил на малой высоте и взрыватели устанавливались на замедленное действие, так как в противном случае самолет мог быть поражен разрывами собственных бомб. К тому [67] же мост был двойным: состоял как бы из двух мостов, отстоящих друг от друга метров на двадцать - тридцать, и если выводился из строя один, то другой оставался невредим.
Основным же препятствием к успешному бомбометанию по мосту были многочисленные пулеметные огневые точки, расставленные неприятелем по обоим берегам реки. Поэтому при каждом вылете на эту цель экипажи всегда обстреливались, возвращались на аэродром с пробоинами. А мост все оставался целым. В течение недели два наших экипажа не вернулись с этой заколдованной цели.
Не вернулся и экипаж Николая Подлозного. В полку долго ждали его возвращения, но так и не дождались. В этом экипаже был наш общий друг, ленинградец, старший лейтенант Владислав Троянов, весельчак и душа всего полка. До сих пор вспоминается всегда жизнерадостное, с умной усмешкой лицо. Тонкий юмор Славы постоянно вызывал улыбки, смех товарищей. Настоящий Василий Теркин. С той разницей, что тот, в поэме, остался на фронте жив, а наш Владислав геройски погиб, защищая Москву.
- А что, если для подавления зенитных точек использовать наш носовой скорострельный пулемет? - говорю я. - Если даже и не подавим эти точки, то хотя бы перед бомбометанием перепугаем вражеских зенитчиков, а это даст возможность сбить их с прицельной стрельбы. Наши возможности в этом случае увеличатся.
- Но как ты будешь стрелять и одновременно прицеливаться? - сомневается Степан.
- Привяжу к спусковому крючку веревку и буду тянуть ее при прицеливании, - отвечаю ему.
- Давай попробуем. Только надо использовать для этого все три пулемета.
В то время на наших самолетах для бомбометания стоял оптический прицел ОПБ-1м, который устанавливался в специальную пяту в задней части штурманской кабины. Внешне он походил на трубу длиной около метра, к окуляру которой штурман при прицеливании прикладывал один глаз, закрывая при этом другой. Зимой 1942 года к нам стали поступать самолеты нового выпуска, и на них этот громоздкий прицел был заменен более удобным, простым и дешевым - коллиматорным, который устанавливался в передней части кабины, перед носовым пулеметом. В описываемом же эпизоде боевых действий этой замены еще не было, и приходилось идти на хитрость. [68]
И вот техник Мартынов приносит трос длиной метра в два, мы привязываем его к спусковому крючку носового пулемета. Выходим на цель под низкой облачностью. Высота - метров сто. Вот и мост. Ловлю его в прицел, а сам тяну за трос. Знакомый треск пулемета, сверкают огненные трассы. Однако все мое внимание сосредоточено на бомбардировочном прицеле. Заходим поперек моста. Боковой наводкой занимается Степан. Ему это делать легко, так как наш путь - вдоль реки. Под треск всех наших пулеметов сбрасываю бомбы. Стрелок-радист Черноок докладывает, что бомбы перекрыли мост. Вместе со стрелком Савенко он продолжает вести огонь по огневым точкам противника.
Снижаемся, чтобы поскорее выйти из зоны обстрела вражеских зениток. Для этого приходится идти буквально по макушкам деревьев.
Уже в облаках обмениваемся впечатлениями. У летчика их особенно много: ему было видно больше, чем другим.
- Замолкли гады, когда мы открыли огонь. Испугались его спереди, да и сзади Черноок строчил по ним неплохо, - в азарте рассказывал он.
- Выходит, товарищ командир, вопрос "кто кого" на этот раз решен в нашу пользу, - слышим мы по переговорному устройству обычно всегда молчавшего в полете стрелка Савенко.
…В землянке, где размещен командный пункт полка, собрались все летавшие на эту цель боевые экипажи. Докладываем о результатах вылета, не забываем и про трос. Все согласны, что задумано неплохо. Многие собираются применить то же самое и на своих самолетах.
- Васек, - приказывает своему штурману Паращенко, - завтра же у нас должен быть тросик, да подлиннее, такой, чтобы, когда надо, и я мог тянуть.
- Не беспокойся, командир, - отвечает Сенатор, - сделаем не хуже, чем у Харченко. Не будет тросика - найдем шнур, хоть во всю длину самолета.
Через несколько дней в полк пришло донесение. По данным фоторазведки, половина дорогобужского моста была полностью разрушена, а на второй ведутся ремонтные работы. Возможно, это результат и нашего экипажного удара. Мы рады, что боевая задача наконец выполнена. Теперь поток неприятельской техники и войск в сторону нашей столицы значительно уменьшится, а это, несомненно, облегчит наступление наших войск на запад, завершение разгрома противника под Москвой. [69]
По аэродромам противника!
В это же время большое значение имели наши удары по вражеским аэродромам, расположенным западнее Москвы. С них неприятельские бомбардировщики совершали налеты на наши войска, города. Вылетать на такую цель нам особенно рискованно. И хотя риск сопровождал каждый боевой вылет, в этом случае мы рисковали вдвойне. Во-первых, при выходе на цель, особенно на малой высоте, экипажи обстреливались не только средствами ПВО аэродрома, но и пулеметно-пушечными установками самолетов на стоянках, что и было основными объектами нашего удара. Кроме того, оттуда могли взлететь вражеские истребители и атаковать нас еще при подходе к цели.
Но весь расчет был на внезапность нашего бомбового удара, при котором истребители врага не успели бы взлететь, а их воздушные стрелки встать за свои бортовые пулеметные установки. Успех выполнения боевого задания обеспечивали малая высота и правильно выбранный нами маршрут полета.
Декабрь 1941 года. Из штаба дивизии срочно приказывают нашему полку уничтожить самолеты, базирующиеся на военном аэродроме Шаталово, расположенном возле железнодорожной станции Починок, что в пятидесяти километрах к юго-востоку от Смоленска. Надо нанести удар по бомбардировщикам Ю-88, которые готовились произвести очередной налет на наши города.
После эвакуации авиационных заводов на восток страна еще не наладила производство самолетов в нужном количестве, и, таким образом, пополнения самолетов и экипажей к этому времени, по существу, еще не было. На выполнение этого боевого задания полк мог послать всего пять-шесть самолетов. Поэтому экипажам давалась возможность самим выбрать удобный для них маршрут полета с учетом индивидуальных особенностей подготовки экипажа, прежде всего штурмана.
В тот день маршрут нами выбирался так, чтобы сначала выйти в точку разворота на цель (ТРЦ), расположенную на железнодорожной линии Смоленск - Рославль, в пятнадцати - двадцати километрах южнее объекта удара, и, зная наверняка, что цель находится справа, произвести нужный разворот и на малой высоте атаковать цель.
Полет проходит под низкой облачностью на высоте пятьдесят - семьдесят метров. По зеленым елочным посадкам узнаем железную дорогу и разворачиваемся над [70] ней. Снижаемся до бреющего, из-за этого визуальная видимость уменьшается до предела. Следуем вдоль железнодорожного полотна, оставляя его справа. Теперь мы абсолютно уверены, что цель впереди и скоро должна появиться в поле нашего зрения. Сквозь мглистую пелену, которой, кажется, нет конца, зорко всматриваемся вперед. Но вот на белом заснеженном поле показалась стоянка с тяжелыми двухмоторными неприятельскими самолетами и ангарами. Это искомая цель. С десяток "юнкерсов" стоят с раскапоченными моторами. Вокруг них суетится технический состав - готовят самолет к вылету, чтобы бомбить наши войска, объекты. Не выйдет! Мы на боевом пути, и бомбовые люки открыты… Из-за внезапного нашего появления фашисты даже не пытаются бежать. Может, считают, что это свой, а не чужой самолет?
Когда ты на боевом пути, то кажется, что движешься слишком медленно. Но это не так. Наша скорость - триста шестьдесят километров в час, каждую секунду продвигаемся вперед на сто метров. Для малой высоты это прилично. Но все же нервы сжаты в кулак: в любой момент на нас может обрушиться шквал вражеского огня. И вот цель, наконец, в перекрестье прицела. Нажимаю боевую кнопку - и бомбы пошли. Но до разрыва их еще несколько секунд… Даю команду воздушным стрелкам открыть огонь. Они уже давно к этому готовы. А сам тотчас же начинаю стрелять из носового пулемета. Все перемешалось: сзади самолета - разрывы бомб, кругом - огненные трассы снарядов наших и вражеских пулеметов. Воздушные стрелки Черноок и Савенко все это видят лучше, но докладывать нет времени, да, наверное, и ни к чему.
Мы с летчиком хорошо понимаем критическую обстановку и, разворачиваясь вправо, стремимся уйти в облака, но они, как назло, здесь выше, чем были на всем маршруте. Стреляют по нам и неприятельские зенитные установки - они вокруг аэродрома. Это хорошо видно по ярким вспышкам на земле. Но помогает наш маневр на облегченном после сбрасывания бомб самолете (разворот с набором высоты), срывающий прицельную стрельбу вражеских зениток. На развороте наконец-то входим в спасительную облачность. Земля теперь совсем не просматривается. Продолжая набирать высоту, уточняю обратный курс. Тут. стало светлее, засияло солнце. Мы - за облаками. От яркого солнца, голубизны неба и оттого, что опасные минуты позади, на душе особенно хорошо. Задание выполнили: с той стоянки, куда упали наши бомбы, враги [71] уже не взлетят. За нами - еще пять экипажей полка. Задача у них та же, только бомбят они другие стоянки, а экипажам Ю. Петелина и Н. Жугана приказано сбросить бомбы на летное поле, а точнее, - на взлетно-посадочную полосу, которая в зимнее время почти не заметна, и нужны немалые усилия, чтобы отыскать ее. Надеемся, что и они потрудились не хуже.
Обратный наш путь - по верхней кромке облаков, как по волнам. Рассекаем их, подобно катеру. Виден только нос самолета, остальное скрыто в облаках. Пилотировать самолет в таких условиях трудно. Но это надо для того, чтобы в случае появления истребителей противника скрыться от них, уйти от нежелательных атак, тем более, что, как мы не раз наблюдали, вражеские истребители умели маскироваться облачностью и при первом возможном случае атаковать из нее наши зазевавшиеся экипажи.
При полете за облаками курс нужно выдержать с точностью до одного градуса. Иначе нельзя: теряется ориентировка. Компас на самолете самый простой: в спирте плавает магнитная картушка, по которой и выдерживается направление полета. Но километров через сто нам будет помогать в этом радиополукомпас, который при хорошей работе и умелой его настройке поможет самолету прибыть на приводную радиостанцию своего аэродрома.
За линией фронта пытаемся пробивать облачность вниз. Она здесь слишком низкая. До земли остается только сто… восемьдесят метров, а "окна" все нет. Внимательно смотрим вниз. Но вот, наконец, замелькали желанные темные тона. Земля! Леса, поля, дороги… Все как на карте. По ним и восстанавливаем детальную ориентировку, вносим поправку в маршрут - мы уклонились вправо. Через десять минут - аэродром посадки, наш фронтовой дом.
Мешает непогода
Наши войска продолжают гнать врага от Москвы. Наступление идет на широком фронте, от Ельца до Калинина.