Двадцать нескончаемых лет раскаивался выродок в одиночной камере Святого Панкраца, и ни единого слова упрека не сорвалось с его сурово сжатых губ; до сих пор служащие сего знаменитого пенитенциария, наводящего ужас на преступный мир, не нахвалятся на образцовое поведение присмиревшего убийцы, в виде исключения ему даже было дозволено в дни тезоименитства высочайших особ играть на флейте...
Прокоп, глядя в одну точку остекленевшим взглядом, тут же снова полез в карман, однако Звак на сей раз не стал дожидаться, когда он извлечет свой ключ, и продолжал:
- О ту пору случилась всеобщая амнистия, и Бабинскому повезло вторично: ему скостили оставшийся срок; выйдя на свободу, он получил место привратника в священной обители "Милосердных сестер".
Необременительная работа в монастырском саду, к которой его привлекла мать игуменья, так и спорилась в умелых руках - сказывалась приобретенная за годы прежней трудовой деятельности сноровка в обращении с киркой и лопатой, - все свои досуги вернувшийся в лоно церкви грешник посвящал чтению тщательно отобранной душеспасительной литературы, дабы просветить ум и наставить дух свой на путь истинный.
Последствия сих богоугодных занятий были весьма и весьма впечатляющи.
Всякий раз, когда игуменья по субботним вечерам чуть не силком отсылала его в расположенный по соседству кабак, дабы вверенный ее попечению раб божий мог хоть немного развеяться, тот был неизменно пунктуален и еще до темноты, тверезый как стеклышко, возвращался в святую обитель, а наутро, с прискорбием великим отмечая повсеместный упадок нравственности и невиданный доселе наплыв всякого подозрительного сброда, буквально заполонившего проселочные дороги, с похвальным благоразумием делал из сего наводящего на печальные мысли обстоятельства исполненный аскетической суровостью нравоучительный вывод: не след благочестивому обывателю шляться аки
тать в ночи по злачным заведениям: промочил глотку - и ковыляй до дому.
Однако лукавый враг рода человеческого не дремал, и не иначе как по его коварному наущению объявились в Праге такие не брезгающие никакой поживой людишки, которые были не прочь погреть руки на мрачной славе раскаявшегося разбойника: привыкшие держать нос по ветру восковых дел мастера быстро смекнули, что к чему, и вскоре по всему городу стали продаваться миниатюрные фигурки из воска, по мысли авторов сей халтурной поделки представлявшие легендарного потрошителя, - Бабинский с видом эдакого злого гения, насупив брови и скрестив на груди руки, стоял в печальном одиночестве на краю какого-то обрыва и, картинно кутаясь в средневековую пелерину зловещего кроваво-алого цвета, взирал долу своим мечущим мрачные молнии взором.
Надо сказать, расчет был верным: во всяком случае, каждое благородное семейство, которого так или иначе коснулось горе тяжкой утраты, почему-то считало своим священным долгом обзавестись этим сомнительным сувениром.
Но особенно полюбился демонический персонаж лавочникам: трудно было найти такой магазин, где бы ни красовалась фигурка проклятого душегуба, причем, как правило, ее прятали под стеклянный колпак - то ли от чрезмерного почтения, то ли из суеверного страха, а может, опасались, как бы кто-нибудь из родственников многочисленных жертв злодея в порыве праведного гнева не попытался свести счеты с восковым подобием этого ставшего притчей во языцех исчадия ада; а вот само "исчадие" при виде сей жалкой восковой пародии только скрипело зубами в бессильной ярости.
"Вся эта разнузданная вакханалия, развязанная вокруг моего имени, - дело в высшей степени недостойное и свидетельствует лишь о душевной черствости тех неразборчивых в средствах людей, которые, желая потрафить низменным инстинктам толпы, не считают для себя зазорным надругаться над страждущим духом своего заблудшего собрата, поистине с садистским упорством тыча ему в глаза грехи юношеских лет! - с возмущением
восклицал в подобных случаях Бабинский, до глубины души задетый такой циничной бестактностью. - И остается только скорбеть, что со стороны властей не следует никаких циркуляров, дабы в корне пресечь столь откровенное, бесцеремонное и бессовестное издевательство над личностью".
Даже на смертном одре оскорбленный в своих лучших чувствах разбойник взывал к справедливости.
И, как выяснилось, не напрасно, ибо наши властные органы, неустанно пекущиеся о душевном здоровье своих верноподданных, строжайше повелеть соизволили о немедленном запрещении торговли безнравственными статуэтками Бабинского, порождающими в обществе весьма нездоровые, противоречивые и даже агрессивные настроения.
Закончив свой рассказ, Звак, давно с вожделением поглядывавший на стакан с грогом, вздохнул и одним молодецким глотком опорожнил сию искусительную чашу, после чего погрязшая во всех тяжких троица кощунственно ухмыльнулась, подобно коварным демонам, вечно злоумышляющим против рода человеческого, и кукольник с молчаливого согласия остальных собутыльников, для которых, видно, не было ничего святого, осторожно оглянулся: невзрачная кельнерша, тронутая трагической судьбой несчастного Бабинского, молча глотала обильно катившиеся по щекам слезы, с похвальным прилежаньем продолжая вязать свой чулок...
- Ну а вы что скажете, досточтимый коллега и хладнокровный резник камней, - неужто не внесете своей скромной лепты в наше застолье? - осведомился Фрисландер после долгой и многозначительной паузы общего молчания. - Нет-нет, усладите наш слух какой-нибудь историей, - поспешно пояснил он, заметив, что я полез в карман, - в том, что вы, растроганные возвышенно-печальным рассказом старины Звака, раскошелитесь и из благодарности за дарованное вам душевное умиление оплатите сию немудреную пирушку, мы и так не сомневаемся.
Я принялся рассказывать о своем блуждании в тумане.
Однако стоило мне упомянуть про странный белый дом, невесть откуда взявшийся на Алхимистенгассе, как все трое разом протрезвели и, забыв про свои трубки, с напряженным вниманием стали ловить каждое мое слово, когда же я закончил, Прокоп не сдержался и, стукнув кулаком по столу, воскликнул:
- Да ведь это же чистой... Проклятье, кажется, нет таких пражских легенд, которые бы в той или иной степени не коснулись нашего Перната, предоставив ему редкую и опасную возможность на собственной шкуре испытать все прелести общения с призраками!.. A propos, эта давешняя оказия с Големом - вы знаете, а ведь не так страшен черт, как его малюют...
- Что значит "малюют"? - насторожился я.
- Вы ведь, наверное, знаете этого свихнувшегося еврейского нищего Гашиля? Нет? Ну так вот, этот самый Гашиль и был, оказывается, Големом!..
- Еврейский нищий - Голем?!
- Вот именно, мой друг, еврейский нищий Гашиль, и никто другой. Не далее как несколько часов назад проклятый фантом, наводивший ужас на все гетто, в самом благодушном расположении духа средь бела дня прогуливался в своем пресловутом кафтане семнадцатого века по Залнитергассе; к счастью, мимо проезжал местный живодер - смышленый малый не растерялся и мигом накинул на обнаглевшего призрака петлю, которой отлавливал бродячих собак.
- Какой живодер? Какая петля? Какой призрак? Что все это значит? - вскричал я, окончательно сбитый с толку.
- Да ведь я же вам и говорю: этим призраком был Гашиль! А ветхие одежки, в которые этот бедолага вырядился, он, как мне говорили, нашел еще несколько недель назад за створкой каких-то ворот... Ну да бог с ним, с этим нищим, давайте-ка лучше вернемся к вашей загадочной истории с белым домом на Малой Стране - все это ужасно интересно. Бытует древнее предание, что там, наверху, на Алхимистенгассе, существует некое
таинственное строение, которое видно лишь в тумане, кроме того, не каждому смертному дано его узреть, а только отмеченным особым знаком. Дом этот еще именуют "Стеной у последнего фонаря". При свете дня на месте том можно увидеть всего-навсего большой серый валун, а сразу за ним почти отвесная пропасть Оленьего рва, так что вы, Пернат, похоже, и в самом деле в рубашке родились: еще один шаг - и вы бы рухнули с обрыва, и вот тогда бы вам уж точно не собрать костей!
Ходят слухи, что под этим огромным валуном сокрыты несметные сокровища, а сам он был водружен основавшим Прагу орденом "Азиатские братья" в качестве краеугольного камня для величественной обители, в коей в конце времен поселится царственный Гермафродит - некое странное двуполое существо, являющееся одновременно и мужчиной и женщиной. И в гербе его будет помещено изображение зайца - кстати, в Древнем Египте заяц традиционно служил символом Осириса, и, быть может, именно оттуда пришел к нам старинный обычай подавать к пасхальному столу зайца.
До тех пор, пока не исполнятся сроки, стражем к сему сокровенному месту приставлен не кто иной, как Мафусаил, дабы Сатана, совокупившись с валуном, не произвел на свет отрока, известного каббалистам под именем Армилус.
Вам никогда не приходилось слышать об этом Армилусе? А между тем древним раввинам было ведомо даже то, в каком обличье явится в мир сей инфернальный отпрыск: червонного злата власы заплетены в косу, дабы утаить от взора премудрых раздвоенную с затылка главу монстра, очи аки два серпа блистающих, а руки столь непомерно длинны, что свисать им не иначе как до самых стоп...
- Какая прелесть! У меня руки так и чешутся, чтобы изобразить это чудо-юдо! - пробормотал Фрисландер и стал шарить по карманам в поисках карандаша.
- Итак, Пернат, если вам когда-нибудь улыбнется счастье стать Гермафродитом и en passant обнаружить зарытые под
валуном сокровища, - закончил Прокоп свой краткий исторический экскурс, - тогда не забудьте, пожалуйста, что я вам всегда был самым лучшим и преданным другом!
Мне же было не до шуток - сердце мое вдруг заныло, преисполненное смутной, ностальгической тоской.
Добряк Звак почувствовал мое настроение и, хоть и не догадывался о его причинах, сразу пришел мне на помощь:
- Как бы то ни было, а есть что-то в высшей степени знаме нательное и даже внушающее суеверный ужас в том, что видение явилось Пернату аккурат на том самом месте, о котором говорится в древней легенде. Во всех этих кажущихся на первый взгляд случайных совпадениях чувствуются какие-то таинственные связи, из призрачной паутины которых человеку, видимо, выпутаться не дано, покуда его душа наделена способностью созерцать некие потусторонние формы, недоступные внешним органам чувств. Ничего не могу с собой поделать, но сверхчувственное придает этому скучному миру особую прелесть!.. Ну, что скажете?
Фрисландер и Прокоп посерьезнели и, погрузившись в свои думы, молчали, явно сочтя вопрос кукольника риторическим, помалкивал и я.
- А вы-то как считаете, Эвлалия? - с самым невинным видом спросил Звак, обернувшись к кельнерше.
Застигнутая врасплох старуха тяжко задумалась и, побагровев от натуги, долго с видом оракула, решающего судьбы мира, чесала спицей в голове, но так ничего и не вычесала - плюнув в сердцах, она лишь сердито буркнула:
- Да пропадите вы пропадом, пьянчуги окаянные! У меня от ваших разговоров и так ум за разум заходит...
- Ну и денек! Не воздух, а дурман какой-то, - пожаловался Фрисландер, когда веселье за столом немного поулеглось, - в голове черт-те что, из рук все валится, на кисти даже смотреть тошно, а перед глазами все время эта проклятая Розина вы танцовывает - как в прошлый раз... нагишом... в одном толь ко фраке...
- Неужто снова объявилась? А я думал, гастролирует где-ни будь в провинции, - усмехнулся я.
- Это вы хорошо - "гастролирует"! Так вот слушайте: полиция нравов выхлопотала ей весьма выгодный "ангажемент"... Наверное, тогда "У Лойзичека" приглянулась этому ханже комиссару из уголовной полиции... Во всяком случае теперь сия дщерь греха трудится в поте лица и, надо сказать, весьма существенно способствует притоку в гетто состоятельных кругов общества, представ ленных исключительно лицами мужеского пола. Впрочем, оно и понятно, ибо эта уличная девчонка за несколько месяцев умудрилась превратится в чертовски аппетитную штучку!
- Просто уму непостижимо, что может сотворить женщина из нашего брата силой своих чар! - глубокомысленно заметил Звак. - Взять хотя бы Яромира - чтобы оплатить визит к Розине, бедный малый в одну ночь заделался художником и теперь ходит по кабакам, вырезая из черной бумаги силуэты подгулявших посетителей, жаждущих убедиться, что еще не совсем утратили человеческий образ.
Прокоп, очевидно прослушавший реплику старого кукольника, смачно причмокнул губами:
- Вот те раз! Да неужто Розина и впрямь настолько похорошела? Ну и как она, эта рыжая потаскуха, Фрисландер? Надеюсь, вы не теряли время даром и собственноручно оценили ее женские прелести - ну уж поцелуйчик-то, наверное, сорвали?..
Тут кельнерша наконец не выдержала - вскочила и, пылая праведным гневом, покинула залу.
- Старая шлюха! Уж кто бы строил из себя добродетель! Фу ты ну-ты, святая невинность! - раздраженно буркнул ей вслед Прокоп.
- Да будет вам, в конце концов она и так уже наслушалась от нас за сегодняшний вечер предостаточно скабрезностей... Кстати, и ушла-то она потому, что чулок свой как раз довязала, - пытаясь успокоить расходившегося музыканта, сказал Звак.
Хозяин принес новую порцию грога, и разговор мало-помалу стал принимать откровенно непристойный характер. Для того
возбужденного состояния, в котором я находился весь день, это было уже слишком.
Кровь ударила мне в голову, пытаясь погасить бушевавшее во мне пламя, я попробовал успокоить свои нервы и, внутренне замкнувшись в себе и сосредоточившись на мыслях об Ангелине, не прислушиваться к тому, о чем говорили мои окончательно захмелевшие приятели, однако не тут-то было - своими благими намерениями я лишь подлил масла в огонь...
Не обращая внимания на удивленные взгляды компании, я резко встал и, пробормотав что-то нечленораздельное на прощанье, покинул заведение.
И хотя туман отчасти рассеялся и легкое покалывание его тонких ледяных иголочек уже почти не чувствовалось, тем не менее его смутная завеса все еще оставалась достаточно плотной, чтобы скрыть от моего взора таблички с названиями улиц, -вскоре я понял, что сбился с пути и забрел не в свой переулок, хотел было повернуть назад, но в это мгновение кто-то окликнул меня:
- Господин Пернат! Господин Пернат!
Я оглянулся, поднял взгляд к верхним этажам...
Никого!
Потом в соседнем доме вкрадчиво скрипнула дверь, и я разглядел в глубине этого сумрачного зева, скудно кровоточащего светом заляпанного грязью красного фонаря, какую-то светлую фигурку.
И вновь шелестящий шепот:
- Господин Пернат! Господин Пернат! Заинтригованный, я вошел в подъезд - и тут теплые женские
руки тесным хищным кольцом обвились вокруг моей шеи; мгновение спустя тусклые лучи, проникшие из нехотя приоткрывшейся в глубине смрадного коридора дверной щели, позволили мне узнать в сладострастно прижимавшейся к моему телу рыжеволосой дщери... Розину...
Господи, а это что за поблекшие тряпки там, на окнах?!
И как только до сих пор я не скрутил их в веревку и не повесился на ней?!
Ну что ж, это никогда не поздно сделать... По крайней мере не придется больше осквернять взор свой невыносимым зрелищем этих пыльных, омерзительно дряхлых вещей, место которым в подвале старьевщика, и не надо будет терпеть эту унизительную, терзающую нервы угарную муку, ибо она раз и навсегда кончится...
Да, да! В моем положении самое разумное - покончить с этой обложившей меня со всех сторон серостью! Раз и навсегда!..
И сегодня же!
Сейчас же... еще до обеда! Главное - ничего не есть. Действительно, что за свинство, покидать мир сей с набитым до отказа брюхом! Лежать в сырой земле с желудком, заполненным гниющей , полупереваренной пищей...
Да хоть бы и так, лишь бы никогда больше не светило это лживое солнце, согревая одинокое сердце блаженными грезами о радостях жизни.
Нет уж, с меня довольно, я не позволю делать из себя дурака, ибо отныне не желаю быть безвольной игрушкой в неумелых руках бессмысленной судьбы, которая то подбрасывает меня вверх к сияющим небесам, то вновь роняет в зловонную лужу, и все для того лишь, чтобы я в полной мере проникся мыслью о преходящей сущности всего земного, как будто мне давным-давно не известна сия прописная истина, доступная любому младенцу, любому уличному псу.
Несчастная Мириам! Если бы я мог хоть чем-то ей помочь!
Итак, необходимо принять решение и, со всей серьезностью вынеся этому тварному бытию окончательный и не подлежащий обжалованию приговор, привести его в исполнение, прежде чем инстинкт жизни, живучий, как все пресмыкающееся, вновь
воспрянет в моей душе и примется соблазнять новыми заманчивыми миражами.