56
Я не рисовал с тех пор, как мне было столько же лет, сколько Мартину сейчас. А теперь я каждый день сижу с блокнотом. Большой угольный карандаш с мягким стержнем. Я три дня проработал над Гераклом, и у меня уже почти получилась шея. Линия челюсти. До этого рисовал Диониса. Почти весь день провожу в Глиптотеке. Среди старинных статуй, фигур Джакометти, колонн. В середине дня выпиваю чашечку кофе в буфете, позже съедаю бутерброд с сыром, подешевле. У нас, студентов Художественной академии, денег не водится. Я рисую, рисую, выкидываю наброски и начинаю сначала. Затачиваю карандаш над урной в углу. Я один из многочисленных студентов, переглядывающихся между собой, когда в тихие помещения с высокими потолками врываются школьники. В гардеробе, в запертом шкафчике, лежит мое пальто. Еще там лежат двадцать-тридцать, иногда больше доз героина.
Рисую упирающуюся в бедро руку Геракла. Это поза называется контрапост, это я слышал от других таких же, сидящих с блокнотами. Ужасно трудно рисовать руки, мелкие фаланги, одно неверное движение - и рука изуродована. Приглушенно жужжит мобильник в кармане рубашки. Провожу еще пару линий, смотрю на статую. Все еще неудовлетворительно, я, наверное, никогда не буду доволен. Руки. Вынимаю мобильник из кармана. Содержание сообщения значения не имеет. Там может быть все, что угодно. Раз оно от Карстена, Джимми или Хеннинга, мне понятно, о чем идет речь. Отсылаю ответное сообщение. Просто название места. Места меняются. У "Макдональдса". У Тиволи. За Глиптотекой. За общественным туалетом на Ратушной площади. Иду в гардероб, прихватив с собой блокнот.
Достаю десять пакетиков, засовываю в карман. Выходя, прощаюсь с охранником. Он знает, что я вернусь. Разомну ноги, подышу воздухом - и обратно, сражаться с древними римлянами и греками.
- Хороший сегодня день. Одни "комбинезоны". "День малого хаоса".
Джимми улыбается и вкладывает мне в ладонь полторы тонны.
Я больше не задаю вопросов. Привык к этому языку. Много новых слов, которые были мне без надобности, пока я покупал у албанца. "Комбинезоны" - это потребители героина от двадцати до тридцати лет, работающие электриками, наладчиками, монтерами. Они получают зарплату в начале месяца и приходят целыми компаниями. В обеденный перерыв или после работы. Залепив изолентой название фирмы, они выходят на улицу и покупают наркотики. Одновременно с "комбинезонами" приходят безработные и пенсионеры. И просто люди, которым друзья одолжили на дозу.
- Сегодня "День малого хаоса". Улица вымощена деньгами.
Джимми говорит:
- Ходят слухи про обыск с изъятием. Я подумал, тебе стоит знать…
- В каком смысле?
- Сам поймешь.
Джимми улыбается мне и уходит.
Следующее сообщение от Карстена.
Я как раз работаю над коленями. Углубления, тени.
Даю Карстену десять штук. Забираю у него пачку денег. Он говорит:
- Там не всё. Буду должен четыреста пятьдесят, ладно?
- Тебя обманули?
- Нет, дал одному пацану в кредит. Он сказал, что принесет деньги.
- Глупо, Карстен, глупо. От тебя не ожидал.
- Я его знаю. В смысле, я хорошо его знаю, мой знакомый. Вместе в школу ходили. Я знаю, где он живет. Каждый день вижу, как его дети идут в школу.
- Но он не пришел?
- Да. Ты не бери в голову, это не твои проблемы. Правда. Завтра я деньги принесу. Точняк.
Последнее сообщение приходит от Хеннинга. После прорисовки кисти у меня болит рука, и я как раз сижу в буфете, пью латте. Дорогой латте, дорогое пирожное, я заслужил, у меня, в конце концов, могут быть богатые родители. Могут у студента быть богатые родители? Не все, кто пьет латте, продают наркотики.
Стою у статуи Андерсена на Ратушной площади, Хеннинг шагает в мою сторону. Он опоздал на пару минут, идет быстро. Заведенный, потный.
Сразу начинает говорить, громко и быстро. Я поднимаю руку.
Он закрывает рот, но стоять спокойно не может, переминается с ноги на ногу.
- Хеннинг, прежде чем ты что-то скажешь, послушай…
- Да, но…
- Нет, ты послушай.
Я говорю ему:
- Сегодня - особый день.
Я говорю ему:
- Знаешь, почему сегодня особый день? Потому что сегодня расписки об изъятии не принимаются.
Челюсть у него отвисает, рука останавливается на полпути из кармана.
Я говорю ему:
- Тебя взяли - твои проблемы. Такой вот сегодня день.
Он все смотрит. Обычно в случае предъявления расписки об изъятии ущерб делят пополам. Такую расписку дают полицейские, это означает, что тебя зацапали и забрали товар, деньги. Потом выписывается штраф или приглашение в суд, все зависит от количества товара, с которым тебя взяли.
Он собирается протестовать, говорит что-то. Потом закрывает рот. Понимает, что я его вычислил.
Обычно убытки делят пополам. Таковы правила. Но не сегодня.
Он заходит за памятник и выгребает деньги из трусов.
57
Няня приходит рано. Я переписал ее номер с доски объявлений в детском саду. Ей семнадцать, у нее плохая кожа.
- Ты ведь не собираешься позвать своего парня и тискаться тут с ним, пока меня не будет?
Она смеется:
- Нет, конечно. У меня даже нет…
- Просто фильмов насмотрелся. Можешь лазить в холодильник. Но ты ничего там не найдешь, уверяю. Я оставил деньги на пиццу, рядом с телефоном лежит рекламный проспект.
- Ох, ну что вы, спасибо, это совершенно лишнее, правда.
По-моему, она кокетничает. Не знаю, как это обычно происходит. Мне так давно было семнадцать. Но, по-моему, она кокетничает.
- Мартину хорошо - мне хорошо. Если все будет нормально, я заплачу тебе еще сто крон сверху. Договорились?
- Все будет хорошо.
- Можешь посмотреть с ним что-нибудь. У него куча Диснея, "Американский ниндзя", если он захочет. Спросишь его.
- А вы ему разрешаете такое смотреть?
- "Американского ниндзя"?
- Ну да.
- Разрешаю. Никто из нас от этого вроде наркоманом не стал, так что ничего страшного…
Она смеется. Между передними зубами - щель. Вид такой, будто сейчас присядет в реверансе. Ну точно, кокетничает.
Семь часов, я заезжаю за Моной в Вэльбю.
Звук дизельного мотора такси, трение колес о мокрый асфальт. Мы сидим рядышком на заднем сиденье. Я слышу, как она дышит, вдыхаю запах ее духов, запах шампуня от ее еще влажных волос. Машина поворачивает, и наши колени соприкасаются.
Увидев ждущее такси, она тут же поспешила сесть, захлопнула за собой дверцу.
На ней черное платье. Что-то вроде велюра. Черное, а в свете фонарей - фиолетовое.
Официант проводит нас к столику у окна. Ресторан на двадцатом этаже гостиницы. После того как официант ушел, оставив нам меню, Мона приподнимается и смотрит в окно:
- Да отсюда весь город видно!
Я киваю и улыбаюсь, рад, что она не скрывает своих чувств. Многим девушкам на ее месте понравилось бы, однако они не подали бы виду.
Меню - в черном кожаном переплете. Страницы желтоватого цвета. На каждой - наименования всего двух блюд. Не то что в какой-нибудь пиццерии, где у каждого блюда есть номер, а выбор - между итальянской, индийской и мексиканской кухней.
Она изучает меню, ищет что-нибудь поскромнее, боится меня разорить.
Хотелось бы мне найти подходящие слова. Объяснить, что можно не думать о деньгах. Даже если она разойдется и закажет все самое дорогое плюс шампанское 1986 года - ничего страшного. Я продаю героин. Карман нового пиджака раздувается. Я хотел бы с ней поделиться.
Спрашиваю, можно ли мне заказать для нас обоих. Она с облегчением соглашается.
Когда возвращается официант, я прошу его порекомендовать что-нибудь.
- Морской волк у нас изумительный. Наш повар всегда старается заказывать наисвежайшего.
- Так.
- Или же у нас есть меню из пяти блюд, если позволите…
Он тактично берет у меня из рук меню, листает. Находит страницу. Я не смотрю. Просто киваю.
- Могу ли я также взять на себя смелость рекомендовать нашу винную карту, она составлена с учетом идеального сочетания с блюдами из меню.
- Да, пожалуйста.
Он забирает меню. Никакой надменности, никакого высокомерия. Никаких тебе намеков вроде: какого черта, вы даже не знаете, что такое хорошая еда, вы ничего не понимаете… Официант уважает деньги, как и все прочие. Если у тебя в кармане есть деньги, тебе никогда не придется стыдиться.
Я покупаю их. Я владею ими.
Я смеюсь.
Мона смотрит на меня вопросительно.
- Ничего. Ничего, просто… просто вспомнил одну вещь, которую Мартин сегодня сказал.
Она облокачивается на стол. Кладет локти на белую скатерть, но спохватывается.
Откидывается назад.
- Он очень славный мальчик. Я правда считаю, что он… Он очень вырос за то время, что я работаю в саду.
- Спасибо… Мне очень приятно.
- Непросто это, наверное.
- Что?
- Ну, воспитывать ребенка одному. Даже не представляю, каково это, я…
- Иногда трудно. Но… я его отец. Это самое главное. Понимаешь?
- Да.
Мы едим оленью ногу. Грибы шиитаке в соевом соусе с белым луком, посыпанные кунжутом. Она рассказывает о родителях, живущих где-то в Зеландии, она как будто не понимает, почему они все еще вместе. Как будто хочет, чтобы они разошлись. О маме, парикмахере, ей было бы лучше одной. О папе, школьном учителе, которому было бы лучше одному. О комнате, которой они не касались, с тех пор как она переехала Когда она к ним приезжает, то по-прежнему спит под плакатом с Bon Jovi, а на стене напротив - картина с дельфином, выпрыгивающим из воды. Это первое, что она видит, просыпаясь утром. Иногда ей хочется плакать. В верхнем ящике письменного стола лежат и сохнут блеск для губ и гигиеническая помада Она рассказывает о детском саде. О том, что скрыто от глаз родителей. В среднюю группу под названием "Жираф" купили новый электрический пеленальный столик за две тысячи тридцать крон, он поднимается и опускается, если нажмешь на кнопку. Хотя проблемы со спиной у Маргреты на первом этаже, в "Черепахе".
Мы закончили пить кофе, и я прошу официанта заказать такси. Оставляю двести крон чаевых.
И вот мы снова на дорожке перед домом, где Мона снимает комнату, и она приглашает меня подняться. Выпить еще кофе. Может, и не такой хороший, вода из электрочайника и "Нескафе". Я отказываюсь, меня ждут Мартин с няней. Она говорит, что понимает, выходит из машины. Оборачивается, склоняется над сиденьем, быстро и влажно целует меня в губы. В другой раз. Я не спешу назвать шоферу адрес, пока она не скрывается за садовой калиткой, движение ножек на каблучках, обтягивающий черный велюр. Заходит внутрь.
Когда Мартин засыпает в своей кровати, я выхожу в туалет. Поднимаю крышку и берусь за член, туда-сюда, держу крепко. В зеркале вижу свое отражение, лицо потное, с выступающей на лбу веной. Если прикрыть глаза и не фокусироваться, я вижу Мону. Сидит напротив меня в ресторане. Она наклоняется вперед, и в вырезе черного платья мне видна ее грудь. Если зажмуриться, сквозь ткань проступают соски. По лицу течет пот, заливает глаза. Я вижу, как она встает из-за стола, кладет салфетку, смущенно улыбается и выходит в туалет. Ее задница, большая, затянутая в черное. Я вижу ее с задранным платьем, она лежит на моем новом диване, с пятнами от Мартиновых завтраков, я вхожу в нее, а она обнимает меня за шею.
Я мог бы подняться к ней. Она бы поставила кофе, который мы не выпили бы, у нее на кровати лежали бы подушечки, в углу - старый компьютер, на котором она делает домашние задания, рядом - стеллаж: Эми Тан, Джон Ирвинг, куча книг по педагогике. Чувствуется ли слабый запах табачного дыма? Тканое покрывало, белье чистое, застеленное с мыслью о том, что я, может быть, зайду.
Лицо в зеркале красное. Я слушаю, нет ли Мартина в коридоре. Но ничего не слышу. Представляю его, лежащего в кровати, головой уткнувшегося в подушку с нарисованным роботом.
Я беру Мону на диване в одноэтажном доме ее родителей. Пахнет выпечкой и старой мебелью. Бой часов. Она его едва не заглушает. С дивана видна фисгармония, она рассказывала, что играла на ней, когда ей было шестнадцать.
Кончаю в унитаз, стараюсь ничего не забрызгать спермой.
Мою член в раковине. Спускаю воду, опускаю сиденье, затем достаю шприц.
58
Вокруг велосипеды. И запах смазки. На полу - жирные коричневые пятна. Изо рта торговца велосипедами вылетают приглушенные звуки. Извинения. Брови домиком. Как нарисованный ребенком вигвам.
Джимми сказал:
- Думаю, на Карстена можно положиться. Он просто слишком добрый. Не привык продавать, привык покупать. Знает, каково это - остаться на бобах. Слишком хорошо знает. Слишком добрый.
Карстен сказал:
- Я верну деньги, точняк.
Так вот сегодня он пришел, все так же не понимая, почему его знакомый до сих пор не заплатил.
Я говорю торговцу:
- Все платят, такова жизнь. Все платят.
Торговец говорит:
- У меня нет денег. Именно сейчас денег у меня нет.
Он стоит у кассы. Я слышал, как она издала лязгающий звук, когда мы вошли в магазин.
Он говорит:
- В понедельник. В понедельник деньги будут.
Я показываю на кассу:
- Сумма небольшая. Не стоит оставаться в должниках.
Торговец оглядывается через плечо, из подсобки выходит женщина. Он говорит:
- Гоночные у нас есть, если именно они вас интересуют, большой выбор.
Мы выходим за ним на улицу. Он машет руками, показывает на ценники, на педали, приподнимает велосипед, чтобы мы посмотрели, как крутится переднее колесо.
Он говорит:
- Жена не знает, что я снова подсел.
Показывает нам гоночные велосипеды.
- Если она узнает, то выгонит меня. И все, конец. Я слишком часто ее подводил.
Придерживает велосипед за седло, наступает на педаль, показывая, как легко на этой модели переключаются скорости.
- Вы уж подождите до понедельника… Я добавлю сотку за беспокойство.
Я заметил велосипед, стоящий в конце ряда, маленький синий мальчиковый велосипед.
- Я возьму вон тот.
У него серебряные молнии по бокам, а с руля свисают кожаные шнуры.
Мы подходим к велосипеду.
- Я забираю его, и мы в расчете.
- Но он стоит значительно дороже, чем…
И он прав, велосипед стоит в два раза больше, чем он мне должен.
- Мне все равно, в противном случае я заберу сумму, которую ты мне должен, из кассы. Плюс проценты за просрочку. Или же забираю велосипед.
Трудно втиснуться в автобус с велосипедом. Иду согнувшись, придерживая руль рукой. Пока добрался до дому, заболела спина. Успеваю нюхнуть чуток, прежде чем отправиться за Мартином.
Велосипед стоит посередине гостиной, Мартин скачет от радости. Мы выносим велик на улицу. Сначала мне пришлось его держать, а потом он и сам поехал. Уже пробовал кататься в саду. Едет вокруг дома, по тротуару, и все же мне не по себе, когда он пропадает из виду. Потом мы снова поднимаем велосипед в гостиную. Он хочет, чтобы велик был поблизости, хочет на него посмотреть перед сном.
Говорит:
- Папа, если бы у тебя тоже был велик, мы бы вместе отправились в поход. В лес.
Про себя я думаю: покупка велосипеда для папы - всего лишь вопрос времени.
59
Не думал, что мне когда-нибудь понадобятся права. Это она захотела, чтобы я их получил. Сказала, что в нормальной семье должна быть машина. Что у отца семейства, по крайней мере, должны быть права. Мы сможем брать машину напрокат, когда будем ездить на дачу. Я не представлял, зачем они нам могут понадобиться. Но деньги были. Мы больше не тратились на героин, так что деньги были - на всё.
Еду как можно осторожнее, слежу за дорогой, слежу за разделительной.
Держись в своем ряду, думаю я. Не спеши. Останавливайся на красный. Держись в своем ряду.
Руки влажные. Народ едет с работы. И я, бардачок полон героина. Пакетики с героином, куча пакетиков с героином.
Джимми сказал: не забудь, завтра - "День большого хаоса". Вчера сказал, вечером. Перед тем как попрощаться, после того как раздал последние пакетики и забрал деньги, после того как Хеннинг в очередной раз пожаловался, что у меня нет кокаина, что кокаин пользуется спросом и хорошо бы его тоже продавать, прямо перед тем, как я сел в автобус до детского сада. Завтра - "День большого хаоса", сказал Джимми. И по глазам понял, что я не понимаю, о чем речь. Медленно повторил: "День большого хаоса". Ну, знаешь…
Еду осторожно. Когда включается зеленый, мотор глохнет. Два раза чихает, прежде чем мне удается завестись. Это все машина, старая колымага. Произношу это громко, вслух. Машина совсем убитая, белая "тойота-карина" с ржавыми дверями, я взял ее напрокат с утра пораньше. Показал права, выложил пару сотен. Поедет? - спросил я. А куда денется, был ответ. Но она хорошо вписывается в стилистику нашего района, и на ней не написано, что ее взяли напрокат.
"День большого хаоса". Пару раз в году это бывает. Элементарная математика. Белые воротнички получают зарплату первыми. Их мы первыми видим на улице в конце месяца. Иногда уже двадцать шестого числа. Следующие - "комбинезоны", рабочие, на день или два позже. Затем идут пенсионеры, им платят в последний рабочий день месяца. Небольшая армия, приносящая нам денежки. Безработные на пособии - последние. Они получают деньги в первый день месяца. Чаще всего к этому времени они уже задолжали "комбинезонам" и пенсионерам.
В эти дни мы очень загружены. Их называют "Днями малого хаоса". Когда наркотик уходит быстро. Продается все: от коки до барбитуры. Хорошее время. Все довольны.
Но есть один особенный день. Когда звезды встают особым образом. Когда планеты образуют новые сочетания. Когда за коротким месяцем следует праздник, дни зарплаты совпадают. Все получают деньги в один день. Всем нужна доза. Всем нужна доза. "День большого хаоса". Это-то Джимми и рассказал мне приглушенным голосом, с благоговением во взоре. Рассказал, как "День большого хаоса" однажды вылился для него в поездку в "Тайланд, все включено", когда он сам был дилером. В другой раз он купил подержанный мотоцикл. Хороший.
Доехав до Ратушной площади, поворачиваю направо. Велосипедист показывает мне палец, я по губам вижу, как он что-то выкрикивает. Тут я замечаю, что припарковался под знаком с изображением велосипеда.
Припарковав машину в переулке к Истедгаде, я немного отдыхаю. Дышу медленно, руль потный. Получилось. Я никого не сбил. Меня не остановила транспортная полиция. Смотрю на руль, смотрю вперед. Сегодня "День большого хаоса". Я глубоко вздыхаю.
Сегодня мы не возимся с эсэмэсками.