"Ловля Форели в Америке" - роман, принесший Бротигану популярность. Сатира, пастораль и сюрреалистическая образность легко и естественно сочетаются в нем, создавая неповторимую картину Америки.
Содержание:
Ричард Бротиган - человек, который в этом мире не дома 1
Обложка для Ловли Форели в Америке 2
ПОСТУЧИ ПО ДЕРЕВУ - (ЧАСТЬ ПЕРВАЯ) 2
ПОСТУЧИ ПО ДЕРЕВУ - (ЧАСТЬ ВТОРАЯ) 2
РЕД ЛИП 3
БЕЗАЛКОГОЛЬНЫЙ АЛКОГОЛИК 3
ЕЩЕ ОДИН РЕЦЕПТ ОРЕХОВОГО КЕТЧУПА 3
ГРАЙДЕР-КРИК. ПРОЛОГ 4
ГРАЙДЕР-КРИК 4
БАЛЕТ ДЛЯ ЛОВЛИ ФОРЕЛИ В АМЕРИКЕ 4
ПРУД В СТИЛЕ УОЛДЕНА ДЛЯ АЛКАШЕЙ 4
ТОМ МАРТИН-КРИК 4
ЛОВЛЯ ФОРЕЛИ НА КРАЮ МОГИЛЫ 5
СКАЖИ МНЕ, СКИТАЛЕЦ МОРСКОЙ… 5
ПОСЛЕДНИЙ ГОД ХОДА ФОРЕЛИ НА ХАЙМЕН-КРИК 6
ФОРЕЛЬ, УМЕРШАЯ ОТ ПЬЯНСТВА 6
ПРОТОКОЛ ВСКРЫТИЯ ЛОВЛИ ФОРЕЛИ В АМЕРИКЕ 7
ОТКРОВЕНИЕ 7
ТЕРРОРИСТЫ ЛОВЛИ ФОРЕЛИ В АМЕРИКЕ 7
ЛОВЛЯ ФОРЕЛИ В АМЕРИКЕ В КОМПАНИИ С ФБР 8
УОРСВИК 8
Ричард Бротиган
ЛОВЛЯ ФОРЕЛИ В АМЕРИКЕ
Ричард Бротиган - человек, который в этом мире не дома
Герой контркультуры, литературный идол 60-х и начала 70-х, последний из битников, мост между Beat Generation и Love Generation , хиппи-романист, поэт, дутая фигура, халиф на час, наследник Марка Твена и Хемингуэя, алкоголик, самоубийца, автор девяти поэтических сборников и одиннадцати романов, среди которых культовый - "Ловля Форели В Америке", в считанные месяцы разошедшийся миллионными тиражами и до сих пор не сходящий с книжных полок Америки и Европы, - все это о Бротигане, человеке, имя и книги которого практически не известны русскоговорящему читателю.
Ричард Бротиган родился 30 января 1935 года в Такоме, штат Вашингтон. Это был разгар великой депрессии, глубоко отпечатавшейся на судьбах и мировоззрении нескольких поколений американцев. Семья, состоявшая из матери, двух сестер, брата и сменяющих друг друга отчимов, была не просто бедной, а нищей, жила случайными заработками и пособиями, часто переезжала с места на место. О том, что его настоящая фамилия Бротиган, Ричард узнал от матери, только когда пришло время получать аттестат - мать тогда решила, что в документе должно стоять верное имя.
Очень мало известно о детстве и юности Ричарда Бротигана - те, кто его знал, отмечали скрытность во всем, что касалось биографии. Даже дочь, долгое время бывшая самым близким ему человеком, с удивлением вспоминала, что, пересказывая ей эпизоды своего детства, отец никогда не называл родных по именам.
"Моя мать мирилась с моим существованием", - слова главного героя и рассказчика из написанного в 1979 году романа "И ветер не уносит прочь". "Я не помню, чтобы мать когда-нибудь обнимала Ричарда или говорила нам, что она нас любит", - из воспоминаний младшей сестры.
Трудно обвинять замотанных нищетой и беспросветностью людей в том, что у них не хватало сил на любовь к своим детям.
Маленькому мальчику, которому не хватало в жизни любви и игрушек, приходила на помощь могучая сила - воображение. Принимая облик Бодлера, рыбалки в Америке, арбузного сахара, загадочной библиотеки, где хранятся книги, которые никто не прочтет; таинственного старика, живущего у пруда в самодельной хижине, дождя над горами или самой смерти - оно не покидало его до конца жизни.
Он хорошо учился, несмотря на постоянные переезды и меняющиеся школы, рано пристрастился к чтению, часами просиживал в библиотеках, начал сочинять сам и в пятнадцать лет твердо знал, что будет писателем, - выбор, который вызвал у окружающих, мягко говоря, недоумение. При этом характер у юного дарования был далеко не ангельский. Ни один из биографов Бротигана не обошел вниманием эпизод, о котором сам писатель почти никогда не вспоминал. В двадцать лет, поссорившись с подружкой, которой не понравились его стихи, он явился в полицию с требованием немедленно посадить себя за решетку. Арестовывать взбешенного поэта было не за что, но вместо того, чтобы мирно отправиться домой, Ричард перебил камнями окна в полицейском участке. Результатом стало двухмесячное пребывание и курс шоковой терапии в психиатрической лечебнице Портленда - той самой, в которой позже Милош Форман снимал "Полет над гнездом кукушки".
Вернувшись из лечебницы, Бротиган навсегда покидает Орегон и переселяется в Северную Калифорнию, где тогда жили битники и доцветал "Сан-Францисский Ренессанс". "Я приехал в Сан-Франциско потому, что хотел жить в Сан-Франциско, - сказал Бротиган в беседе с Брюсом Куком, автором известной книги о бит-движении, в ответ на его вопрос, стремился ли молодой поэт стать одним из битников. - Я лишь краем коснулся битничества и то только тогда, когда оно уже практически умерло. Просто так случилось, что я их немного знал".
С 1956 по 1972 год жизнь Ричарда Бротигана прочно связана с Северной Калифорнией. Он работал на случайных работах, сочинял стихи, выходившие мизерными тиражами в полукустарных издательствах, - тоненькие книжки своих стихов Бротиган часто раздавал на улицах прохожим; тусовался с хиппи, некоторое время жил в одной из первых хиппи-коммун в местечке под названием Биг Сур. Стихи этого периода вошли потом в сборник "Пилюли vs. Катастрофа в шахте Спрингфилд". Летом 1961 года, живя с женой и полугодовалой дочерью в кэмпинге штата Айдахо - у ручья, где водится форель, Бротиган за несколько месяцев написал на портативной машинке роман, который принес ему мировую славу, - "Ловля Форели В Америке".
"Я всегда любил писать стихи, но это требует времени, как долгое ухаживание, которое приведет к счастливому браку, потому что нужно сначала как следует узнать друг друга. Я писал стихи семь лет для того, чтобы научиться составлять слова в предложения, но на самом деле я всегда хотел сочинять романы и понимал, что не смогу этого делать, пока не научусь составлять слова. Поэзия была для меня в то время любовницей, а не женой", - так он писал позже, в 1971 году.
Вслед за "Ловлей Форели В Америке" были написаны "Генерал армии конфедератов из Большого Сура" в 1963 году, "В арбузном сахаре" - в 64-м и "Аборт: Исторический роман, 1966" - в 66-м. В то же время Бротиган сочиняет рассказы, которые войдут потом в сборник под названием "Месть газона". Все это писалось в стол, не считая вышедшего в Нью-Йорке в 1964 году и оставшегося незамеченным "Генерала" - публиковать неизвестного автора никто не хотел, но Ричард Бротиган относился к этому спокойно. В романе "Аборт" он описывает библиотеку, куда неудачливые сочинители приносят свои никому не нужные шедевры, чтобы те стояли на полке и никогда никем не были прочитаны, - среди прочих посетителей в библиотеке периодически появляется высокий мужчина с вьющимися светлыми волосами до плеч, в очках и с густыми усами - портрет самого Бротигана. Все изменилось в 1967 году, когда в калифорнийском издательстве "Four Seasons Foundation" был напечатан роман "Ловля Форели В Америке". Ричард Бротиган проснулся знаменитым.
По миру с шумом и воплями неслись шестидесятые. Размахивали транспарантами с "куриной лапой мира" и длинными волосами, собирали толпы стадионной поэзией и рок-н-роллом, грохотали напалмом во Вьетнаме и танками в Праге. Поколение Любви! Хотим Свободы! Мы не станем ни пушечным мясом, ни фаршем из ваших мясорубок! Венки из полевых цветов на головах, ромашки в дулах автоматов. По Америке и по свету катилась предсказанная Керуаком рюкзачная революция. Хиппи-коммуны, секс-драгз-рок-н-ролл - незаполненной оставалась только литературная ниша, но и она пустовала недолго. Поколение, провозгласившее своим лозунгом "Не верь никому, кто старше тридцати", назвало своим литературным идолом застенчивого и негромкого тридцатидвухлетнего поэта - Ричарда Бротигана.
Бесполезно пересказывать его книги, и меньше всего хочется называть их романами. Поэтическая проза, антироманы, нероманы, проза, написанная по законам поэзии, - шестилетнее ухаживание за капризной любовницей не могло пройти бесследно. Дело дошло до того, что критики заговорили об особом жанре, предлагая называть его книги "бротиганами". Слово не прижилось, а сам виновник торжества не особенно вдавался в литературоведческие подробности и продолжал говорить о своих книгах как о романах, не придавая значения терминам. Прозу и стихи Ричарда Бротигана объединяет мягкий марк-твеновский юмор, пристальное внимание к деталям, вывернутая наизнанку логика, особый взгляд на мир, позволивший говорить о присущем только ему "чувстве искажения", и еще отстраненная и неброская фигура главного героя-рассказчика, альтер-эго автора - "человека, который в этом мире не дома", - цитата из романа "Аборт".
Книги расходились миллионными тиражами, переводились на европейские языки, критики, жонглируя посмодернистской терминологией, рассуждали о феномене Бротигана, издатели и книготорговцы говорили о том, что авторитет дутый и что волна популярности неизбежно должна схлынуть, а сам герой контркультуры, кажется, не очень понимал, что с ним произошло. Он продолжал жить в дешевой квартире чуть в стороне от Ван-Несс, по-детски радовался, когда его узнавали на улице, с удивлением доставал из карманов мятые долларовые бумажки, словно не понимая, как они там оказались, в доме кинозвезды, куда его теперь приглашали как новую знаменитость, мог напиться и раскидать по комнате цветы из вазы, объясняя свои действия тем, что ему не хватает слов, чтобы выразить свою позицию в споре, и больше всей земной славы любил свою восьмилетнюю дочь.
Ему не нравилось, когда его называли хиппи-романистом. "Все, что я пишу, - это ответ человека на вопросы двадцатого века", - говорил он в интервью газете "Bozeman Daily Chronic". Ответ Ричарда Бротигана двадцатому веку был под стать самому веку и его вопросам - сюрреалистичным, запутанным и не столько разрешающим, сколько порождающим новые вопросы.
Менялось время. Поколение длинноволосых постепенно превращалось в то, для чего они были рождены - в поколение бэби-бумеров, чья могучая энергия призвана не мытьем, так катаньем все-таки приблизить мир к идеалам их молодости, пусть даже для этого приходится изрядно корректировать сами идеалы.
"Я не хочу сочинять ни сына Ловли Форели В Америке, ни внука", - из разговора с другом. Поэт и писатель Ричард Бротиган тоже менялся, и не его вина в том, что вектор этих перемен не всегда совпадал с направлением ветра.
В 1973 году он покупает небольшое ранчо в штате Монтана, и теперь его жизнь делится между Сан-Франциско и Монтаной, чуть позже, в 1976 году, туда добавляется третья географическая точка - Токио. Несмотря на тяжелые запои, он много пишет: в 1974 году выходит роман-пародия на фильмы ужасов "Чудовище Хоклайна: готический вестерн", в 1975-м снова пародия, на этот раз на садомазохистские книги типа "Истории О" - "Уиллард и кубок по боулингу: извращенная мистерия", в 1976 году - первый из двух "японских" романов "Радиоактивные осадки", в 1977-м - комический детектив "Мечты о Вавилоне: сыскной роман, 1942". Бротиган снова возвращается к поэзии: в 1970 году, еще в северокалифорнийский период, выходит сборник стихов "Роммель прет в глубь Египта", в 75-м - "Ртуть грузят вилами" и в 78-м - "30-е июня, 30-е июня".
Книги неплохо продаются, но критика отзывается о них со все большим пренебрежением. Дело дошло до того, что "Уиллард и кубок по боулингу" был назван худшим романом 1976 года. Этому не было никаких объективных причин, мастерство Бротигана-писателя только росло: ко всему тому, что так ярко проявилось в его первых книгах, добавились еще отточенность стиля, лиричность, композиционные находки и изящно выстроенные сюжеты. Просто менялось время - маятник все дальше уходил от вольных шестидесятых, нарастала волна консерватизма, люди стыдились прежних себя, а вместе с собой и прежних кумиров.
"Когда 60-е кончились, Бротиган оказался тем ребенком, которого выплеснули из корыта вместе с мыльной водой", - писал в "Bozeman Daily Chronic" писатель и друг Бротигана Томас МакГейн. Сейчас с ним трудно согласиться - и 60-е не пена, и Бротиган не ребенок. В сотый раз повторилась обычная драма: поэт разошелся со временем. Тем хуже для времени.
Обиженный на прессу, Бротиган с 1972 года отказывается от интервью и лекций и сменяет гнев на милость только в 1980-м, после выхода романа "Экспресс Токио - Монтана", соглашаясь на рекламный тур по стране. После этого он ведет курс писательского мастерства в университете штата Монтана, дает несколько интервью.
В начале 80-х на Ричарда Бротигана ополчилась, кажется, сама судьба: искренний, нежный, пронзительный роман "И ветер не уносит прочь", замысел которого он вынашивал семнадцать лет, критика встретила разгромными рецензиями; в Японии умерла от рака близкая ему женщина; тяжелый алкоголизм, разрыв с дочерью, причиной которого была обычная отцовская ревность - он не мог примириться с ее ранним по американским меркам браком. Последняя отчаянная книга "Несчастная женщина: путешествие" была закончена в 1983 году, но вышла в свет только в 1995-м во Франции и в 1999-м в Америке. В октябре 1984 года Ричард Бротиган застрелился. Тело было найдено спустя почти две недели в его калифорнийском доме.
"Америка могла бы получше обращаться со своими поэтами", - эта совсем недавняя цитата взята из интернет-конференции, посвященной Ричарду Бротигану. Книги его вновь на полках магазинов, в журналах хвалебные рецензии - есть многое на свете, друг Горацио.
- Куда делся этот мальчик, мать?
- Не знаю, отец.
- Я нигде его не вижу.
- Наверное, он ушел.
- Может, он пошел домой…
("Чтобы ветер не смог унести его вдаль")
Фаина Гуревич
Обложка для Ловли Форели в Америке
Посвящается Джеку Спайсеру и Рону Левинсону
Обложка для Ловли Форели В Америке представляет собой фотографию памятника Бенджамину Франклину на Вашингтон-сквер в Сан-Франциско, сделанную во второй половине дня, ближе к вечеру.
Бенджамин Франклин, род. 1706 - ум. 1790, стоит на пьедестале, похожем на дом, обставленный каменной мебелью. В одной руке он держит какие-то бумаги, в другой - шляпу.
Мраморными словесами говорит статуя:
ДАРОВАНА
Х.Д.КОГСУЭЛЛОМ
НАШИМ СЫНОВЬЯМ
И ДОЧЕРЯМ
КОТОРЫЕ ВСКОРЕ
ЗАЙМУТ НАШЕ МЕСТО
И ПРОДОЛЖАТ НАШЕ ДЕЛО
На основании пьедестала четыре приветствия, обращенные к сторонам света: к востоку - ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, к западу - ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, к северу - ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, к югу - ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ. Позади памятника растут три почти безлиственных тополя: зелень сохранилась только на самых верхушках. Средний тополь расположен по оси памятника. Трава вокруг влажна от ранних февральских дождей.
Кипарис на заднем плане - как комната, погруженная в полумрак. Под этим деревом в 1956 году Эдлай Стивенсон держал речь перед сорокатысячной толпой.
Через дорогу от памятника церковные шпили, колокола и кресты парят над гигантской мышиной норой дверного проема кадром из мультяшки про Тома и Джерри, и надпись над дверями такая: "Per L‘Universo".
В пять часов дня на обложке Ловли Форели В Америке в парке напротив церкви собираются голодные люди.
Час благотворительных сэндвичей для бедных.
Пока не дадут команду, улицу переходить не смей. Звучит сигнал, беги через улицу и хватай сэндвич, завернутый в газету.
Возвращаясь в парк, разверни газету, посмотри, что там за сэндвич.
Один мой друг как-то развернул эту газету и нашел листок шпината. И только.
Кафка вроде бы изучал Америку по автобиографии Бенджамина Франклина?..
Тот самый Кафка, который сказал: "Мне нравятся американцы, потому что они бодрые и здоровые".
ПОСТУЧИ ПО ДЕРЕВУ
(ЧАСТЬ ПЕРВАЯ)
В какой миг детства я впервые услышал о Ловле Форели В Америке? От кого? Сдается, что от отчима.
Лето 1942-го.
Старый пьянчуга рассказал мне о Ловле Форели. Когда он был в состоянии говорить, он говорил о форели так, словно это был драгоценный разумный металл.
Серебро - не то слово: форель требует другого существительного.
Вот бы его подыскать…
Форелистая сталь, допустим. Река, заполненная чистейшим снегом, в роли горнила.
Представьте себе Питсбург.
Сталь, изготовляемая из форели, применяется в железнодорожном машиностроении и при изготовлении сварных металлоконструкций.
Эндрю Карнеги, Форельный Король!
Реплика Ловли Форели В Америке:
Особенно я тащусь от людей в треуголках, удящих на заре.
ПОСТУЧИ ПО ДЕРЕВУ
(ЧАСТЬ ВТОРАЯ)
В какой-то миг моего детства, в странном городе Портленде, я вышел на угол двух улиц и увидел старые дома, прижавшиеся друг к другу, как тюлени на лежбище. Бесконечный луг сползал со склонов. Он был покрыт травой и кустарником. На вершине холма темнела роща. Вдали виднелся водопад, струящийся с обрыва. Пенистый и длинный - я ощущал на расстоянии его ледяные брызги.
Там, должно быть, ручей, а в нем, должно быть, форель, подумалось мне.
Форель.
Возможность пойти порыбачить, поймать свою первую форель, увидеть свой Питсбург.
Смеркалось. Времени дойти до ручья уже не было. Я направился домой, пробираясь сквозь стеклянную щетину зданий, росшую густо, как волосы на бакенбардах, и отражавшую стремительное падение ревущих водопадов ночи.
На следующий день я в первый раз в своей жизни отправился ловить форель. Я встал пораньше, позавтракал и вышел из дома. Я слыхал от людей, что форель лучше ловится спозаранку. Так ей угодно, форели. По утрам у нее особенное настроение. Потом я вспомнил про снасти и снова зашел в дом. Порядочных у меня не было, и пришлось остановиться на старой удочке.
Как в той детской игре.
Для чего курица пересекает улицу?
Я сам согнул крючок и привязал его на кусок белой лески.
И заснул.
На следующее утро я опять встал рано, опять позавтракал. На этот раз я прихватил с собой ломоть белого хлеба для наживки. Я собирался катать шарики из мякиша и насаживать их на мой водевильный крючок.