– Ну да, – подтвердил мальчишка. – Стража города, и есть еще рыцари дракона. Они берегут его покой. Чужой обмануть их не сумеет. Другое дело – местные, которым известны все тропинки. Только они к пещере не ходят. Вдруг это дракону не понравится? Кормилец он наш.
– И твой?
– А как же? – озорно улыбнулся Хват. – Кто бы меня угостил, дал обещанный грошик, не будь его?
Лютик хмыкнул.
– Дам, но сначала ответь…
– Пошто мальца мучаешь? – спросил Райдо, подсаживаясь за стол.
В руке у него была кружка пива.
– Мальца? – буркнул Лютик. – Жрет он, между прочим, как слон. Есть за морем такой зверь, размером с гору.
– Дай ему, что просит, и пусть топает отсюда. Все, что он может поведать, запросто могу рассказать и я. А ему домой пора, сдается мне.
– Он бездомный, – сказал Лютик.
– Ну да? – удивился подмастерье. – А я вот, когда шел сюда, видел искавшую постреленка женщину. По ее описанию твой собеседник очень на него походит. Эй, малец, что скажешь?
– Пусть монетку отдаст сначала, – Хват насупился. – Обещал.
– Отдай, – приказал Райдо. – Я не без пользы в вольном городе полдня ошивался. Что искал, пока не нашел, но зато узнал много любопытного.
Лютик удивленно глянул на него.
– А вот это что-то интересное. Тебе вроде бы до дракона нет никакого дела? И работа… Ты работу искал.
– Монету… дай монету… – канючил мальчишка.
Поморщившись, Лютик полез в кошелек. Получив плату, мальчишка крепко стиснул ее в кулачке и кинулся к выходу из корчмы быстрее спасающейся от волкодава кошки. Проводив его взглядом, поэт отхлебнул из своей кружки и потребовал:
– Рассказывай.
– Охотно, – слегка улыбнувшись, сказал Райдо. – Я, как ты уже успел заметить, тоже заинтересовался историей дракона и провел собственное расследование. Подозреваю, источники информации у меня более сведущи. Тебе рассказали о шахтах?
– О шахтах?
– Ну да. Там добывали рубины. А драконы их любят, как ты знаешь. Говорят, что ящер появился здесь именно из-за них.
– Вот как? – Лютик придвинулся к собеседнику поближе. – Давай, выкладывай.
– Без проблем…
Как раз в этот момент на плечо поэта опустилась сильная рука, и хриплый голос сказал:
– Ты, что ли, рифмоплет Лютик?
– Ну, я, – даже не пытаясь оглянуться, ответил поэт.
Он знал, кто имеет обыкновение именно так начинать разговор.
– Мэр хочет тебя видеть. Велено доставить добром. А если надумаешь артачиться…
5
– … и поскольку я его величеству угодил, – закончил Лютик. – услышав о моей судьбе, он может посчитать, что в вашем городе не любят искусство и просвещение. Большой грех, наказывающийся безжалостно. Повторяю – безжалостно. Зачем вам подобные проблемы из-за какого-то виршеплета и его совершенно невинных расспросов?
Погладив висевшую на груди золотую цепь, знак занимаемой должности, мэр пророкотал:
– Да плевать мне. У нас вольный город. Понимаешь, что это означает? Нам никто не указ. А надумают воевать, так милости просим. Огненного дыхания дракона не кушали? Быстро лечит оно от мыслей о насильственном просвещении. Проверено. Были инциденты лет сто назад. После них никто нам неудовольствия выражать не пытается. Даже далеко за пределами города.
– Вот как? – спросил Лютик.
Он понимал, что мэр не обманывает. Статус вольного города и умная налоговая политика приносили солидный доход. Ну а большие деньги даруют безнаказанность и открывают для мести неограниченные возможности. При желании.
– Не осознаешь? – спросил мэр.
Он был толст, имел даже не двойной, а тройной подбородок, но, судя по глазам, умом отличался недюжинным.
– Осознаю, – признал Лютик.
– Это неплохо.
– Мне вот интересно, как вы проведали о моем прибытии в город? – спросил поэт. – Все-таки я не настолько популярен, чтобы меня узнавали на улицах.
Мэр пожал плечами.
– Можно и сообщить, ибо человеку, предупредившему о твоем появлении в городе, ты не малейшего вреда причинить не сумеешь. Руки коротки, даже для любимца августейших особ.
Он криво ухмыльнулся.
– Здоровенный такой, весь в золоте? – спросил Лютик.
Мэр едва заметно кивнул.
Вид у него в этот момент был, как у жабы, поймавшей жирную муху. Очень довольной жабы.
– Вот отольются кошке мышкины слезки, – в сердцах сказал поэт.
– Ближе к делу, – напомнил мэр. – Я желаю, чтобы твоя баллада получилась… гм… достаточно лояльной по отношению к моему городу. Понимаешь, о чем я?
– Цензура?
– Она самая. Предупреждаю, шаг вправо, шаг влево… дальше – ты знаешь.
Как бы в подтверждение его слов в коридоре лязгнули железом о железо, послышались тяжелые шаги одного из находившихся там стражников.
– Договорились, – сказал Лютик. – Но за это…
– Закончив балладу, уйдешь из города целым, невредимым. Я сильно в этом сомневаюсь, но если произведение окажется написанным с должной степенью таланта, твой кошелек пополнится. Реклама нам не помешает.
– А материалы, источники… – встрепенулся поэт.
Мэр поморщился.
– Да, конечно. Тебе откроют доступ в архив. Можешь там копаться сколько угодно. Все?
Лютик почесал в затылке.
– Да вроде…
– Тогда у меня есть еще несколько важных вопросов. Некто, сообщивший о твоем появлении, утверждает, будто ты являешься старинным другом ведьмака Геральта, известного истребителя чудовищ. Так ли это?
– Так.
– Верно ли, что ты явился сюда с намереньем шпионить для ведьмака? Якобы он подрядился убить нашего дракона. А ты должен обнаружить его слабое место?
– Геральт никогда не охотился на драконов! – воскликнул Лютик. – Это против его правил. И кстати, почему вас это беспокоит? Я слышал, что любой странствующий рыцарь, любой охотник за удачей имеет право сразиться с драконом. А он настолько силен и ловок, что до сих пор его никому победить не удалось. Ему ли ведьмака бояться?
– Он никого не боится. А мы заботимся о его здравии. Так называемые герои имеют полное право на поединок. Даже дракон должен время от времени развлекаться. Ну и конечно экономия средств, отпускаемых на его прокорм, только приветствуется. А вот профи к пещере прохода нет. Многие из них убивают чудовищ с помощью хитрости, подлости, колдовства. Что, если Геральт таким образом уничтожит основу нашей свободы?
Мэр молчал. Поэт ждал.
В коридоре опять звякнуло, снова прогрохотали тяжелые шаги. Лютик попытался прикинуть, зачем стража навешивает на себя так много железа. Вроде бы на дворе – не война? Зачем они потеют в своей нелепой сбруе? Он хотел даже поинтересоваться об этом у мэра, но чудовищным усилием воли сдержался.
– Значит, у твоего дружка нет планов посетить Джакс? – наконец спросил мэр.
Чувствовалось, решение он уже принял и задает вопрос лишь для порядка.
– Еще раз повторяю, с драконами ведьмак не воюет, – ответил поэт.
– А сам ты приехал лишь желая написать балладу? А?
– Именно так.
– И мы договорились? Как только вдохновение тебя посетит, уедешь, не забыв ознакомить меня с его плодами?
– Обязательно.
Еще немного помолчав, мэр изрек:
– У меня было искушение провести этот разговор в более живописной обстановке. Ну, знаешь, цепи на стенах, пылающий горн и дяденька в красном колпаке, с набором блестящих инструментов. Там бы ты рассказал многое. Там все поют как соловьи, а баллады сочиняют махом. К счастью меня твои тайны совершенно не интересуют. Пока. Учти, один необдуманный поступок может переменить все.
– Я понимаю.
– Замечательно. А теперь топай отсюда.
Чувствуя невыразимое облегчение, Лютик встал со стула и двинулся к двери. Он даже успел сделать два шага, но тут природное любопытство одержало верх, и, обернувшись, поэт спросил:
– А как же война?
– О чем ты? – поинтересовался мэр.
– Ну, война. Если дракону может навредить один профи, как его можно использовать на поле боя?
Мэр пожал плечами.
– На войне дракон сжигает огнем с неба, наносит массовый удар. Главное, его присутствие вселяет в солдат уверенность в непобедимости. Уверенность на поле боя – дорогого стоит. А насчет профессиональных истребителей чудовищ… Ни один из них на поле боя не сможет даже близко к ящеру подойти. За этим следят строго. Понял?
– Да,
– Умный мальчик. Кстати, некоему слишком ретивому лакею мои люди намекнут, что мешать творчеству известного рифмоплета не рекомендуется. Если надумает еще раз пустить в ход какую-нибудь конечность, очень быстро ее и лишится. А теперь – уходи, не мешай занятому человеку.
6
Пыли в архиве оказалось более чем достаточно. Нашелся там и хранитель, до невозможности пропахший луком старичок. Провожая Лютика к выходу, он бормотал:
– Похвально, когда молодежь интересуется историей. Очень похвально.
– Редко подобных мне видишь? – нахально улыбаясь, поинтересовался поэт.
– Очень. Ты достойный молодой человек. Глядишь, настолько заинтересуешься, что и сам станешь архивариусом. Платят хоть и мало, но зато – почет и уважение. Со мной даже стражники здороваются, случается. Я – служивый человек, у города на содержании, как и они. Смекаешь?
– Заманчиво, конечно, – ответил Лютик.
– После моей смерти место это освободится. Подожди лет десять, и будешь жить – как сыр в масле кататься.
– Подожду.
Лютик толкнул толстую, обитую железными полосами дверь, и она со скрипом распахнулась. Архивариус еще что-то бубнил в спину, но поэт его уже не слушал. Он вышел из башни архива, и его от свежего воздуха аж замутило. Привалившись к стене, он прикрыл глаза, поскольку их слепило солнце. И все не проходило ощущение, будто к пальцем его пристала покрывавшие ломкие страницы смесь из плесени, грязи и свечного сала. Хотелось немедленно вымыть руки.
Немного погодя полегчало. Поэт протер глаза, огляделся и двинулся прочь. Шагая кривым, поросшим крапивой переулочком, он думал о сведеньях, которые обнаружил более чем за половину дня кропотливой работы. Пригодятся ли они ему? Вот в чем вопрос.
Впереди, уже совсем недалеко, шумела толпа, кричали торговки, кто-то свистел, хохотал, распевал песни. Там была базарная площадь. А здесь, в переулке, царили тишина и покой. Здесь все, казалось, замерло, словно архивная башня обладала свойством притормаживать время на прилегающем к ней пространстве.
Мысль показалась ему настолько безумной, что он невольно улыбнулся. Подумал даже, что есть еще у него порох в пороховницах. А значит, и баллада никуда не денется, получится достойной.
Переулок петлял. В очередной раз свернув за угол, Лютик резко остановился. Он даже подался назад, намереваясь пуститься наутек, да не успел. Три дюжих наемника подскочили к нему и, прижав к забору, взяли в полукруг.
– Что, стихоплет, жизни радуешься? – ухмыляясь, спросил один из них.
Отсутствие передних зубов делало его ухмылку отвратительной. Другой наемник, заросший до глаз длинной клочковатой бородой, сорвал с плеча поэта висевшую на ремешке лютню и небрежно отшвырнул прочь. Третий, с блеклым, совершенно неприметным лицом, оглянулся на стоявшего неподалеку человека в обильно украшенной золотом ливрее, спросил:
– Начинать?
– Сначала скажу ему пару слов. Ласковых.
Лакей неспешно, глядел со скукой. К чему эмоции? Птичка уже попалась.
– Это для меня лишь работа, не более, – сообщил он, остановившись в паре шагов от Лютика. – Случалось делать и более грязную.
– Представляю, – с презрением сказал поэт.
– Не представляешь, – возразил лакей. – И в этом твое счастье.
– Мэру твоя работа не понравится. А он мэр вольного города…
– Меня предупредили, – сообщил лакей. – И я внял. Приучен. Поэтому сейчас я тебя и пальцем не трону. Все сделают некие незнакомцы. А поскольку их трое, то я всего лишь не стал тебя спасать. Побоялся. Какие у меня шансы против таких молодцов? Не правда ли, ребята?
– Так и есть, – буркнул бородач.
– Начинать? – вновь спросил неприметный.
– Да подожди, – сказал лакей. – Мы не договорили. Ну, еще разок чирикнешь? Не бойся, калечить тебя не будут. Так, бока намнут, чтобы ума добавить.
– Ума? – спросил Лютик. – Это о чем ты?
– Да о том, что пора бы тебе образумиться, – лицо лакея скривилось, словно он лимон попробовал. – Перестать шалопайничать, прекратить досаждать серьезным людям.
– И тогда серьезные люди более не будут нанимать мразь, для того чтобы она меня избила, поскольку бояться сделать это своими руками?
– Мразь – нехорошее слово, – сообщил бородатый. – За него придется расплачиваться и извиняться. Будет больно.
– Доплачивать клиент не будет, – продолжал хорохориться Лютик. – А такие, как ты…
– Ошибаешься, мы можем и бесплатно. Для собственного удовольствия.
– Начнем? – неприметный замахнулся, целясь жертве в челюсть.
– Стоп, – приказал лакей. – Рано еще. А ты, графоман убогий, рифмоплет вшивый, слушай, что тебе говорят.
Поэт вздрогнул. Зло спросил:
– Решил поиграть в доброго папочку, стало быть?
– И не собирался. Только вот сейчас надумал сообщить все, давно просившееся на язык. И выскажу, ибо такие, как ты, не могут не вызывать отвращения. Трутень ты, живешь за счет других. Тунеядствуешь, когда другим приходится зарабатывать на жизнь в поте лица. Но учти, если не одумаешься, сдохнешь под забором, и никто не подаст тебе корочки хлеба. Старый, жалкий, ничтожный, никому не нужный.
– А ты, значит, собираешься встретить старость в тепле и довольствии? Рассчитываешь на благодарность тех, кому служишь? Ну и кретин! Выкинут они тебя в грязь и холод, как только обессилишь. Сомневаешься?
– О! Так у вас самый настоящий идеологический спор!
В голосе бородатого слышалось неподдельное уважение.
– Не твое дело! – крикнул ему поэт.
– Заткни фонтан! – рявкнул лакей.
– В случае если клиент передумает, аванс не возвращается, – предупредил беззубый.
– Не волнуйся, – сказал ему Лютик. – У таких, как он, если деньги заплачены, отрабатывать придется. Он за лишнюю монету удавится.
– Ах, ты…! – взвыл лакей
Поэт подумал, что вот сейчас-то его точно начнут бить. Ему захотелось закрыть глаза, но он не успел. Увидел, как со стороны базара, из-за поворота вышел Райдо.
Для того чтобы оценить ситуацию, подмастерью хватило одного взгляда.
– Развлекаетесь? – спросил он, приближаясь. – Не в том месте, позвольте заметить.
– Это почему? – спросил бородатый.
Он шагнул навстречу Райдо. Мгновением позже рядом с ним оказался неприметный. Теперь Лютика держал лишь беззубый.
– Чем оно плохо, это место? – снова спросил бородатый.
Проходя мимо лакея, подмастерье на него даже не взглянул. Его интересовали лишь наемники. Остановившись напротив них, он ответил:
– Тем, что вы оказались на моем пути.
– А нам на это плевать, – заявил бородатый. – Хочешь сыграть в благородного защитника?
– Почему бы и нет? – послышалось в ответ. – Тем более, что вы имели глупость выбрать объектом забавы моего знакомого.
– Ах вот как? – бородатый зловеще ухмыльнулся.
Он извлек из-под полы короткую узловатую дубинку, быстро двинулся к Райдо. Его напарник был полностью уверен, что защитник поэта бросится наутек. Он даже промедлил, кинулся в атаку не сразу. Это все и решило.
Бородатый успел только замахнулся. Райдо саданул ему кулаком в челюсть, и тут же, крутанувшись на месте, с силой впечатал противнику в живот локоть, сбил дыхалку. Да настолько удачно, что бородач выпустил из рук дубинку. Подмастерье успел поймать ее на лету. И тут же врезал по колену как раз подоспевшему неприметному.
Дубинка, видимо, была утяжелена свинцом. Наемник упал как подкошенный, взвыл белугой. А Райдо вновь повернулся к бородатому, почти без замаха ударил его по руке. Громко хрустнула кость и наемник, прижав целой рукой к животу покалеченную, кинулся прочь.
– Я вас сейчас! – крикнул Рейдо, оглядывая поле боя в поисках противников.
Не с кем было драться. Беззубый с бородатым бежали. Неприметный ковылял прочь, постанывая и хватаясь за забор.
И все-таки по части драки мой спаситель не профессионал, отстраненно подумал Лютик. Не ощущалось в его движениях отработанности, достигаемой бесчисленными тренировками. Драться ему приходилось не раз, но схватка не является смыслом его жизни. Напор и скорость реакции, вот что позволило ему сейчас победить. Ну, еще и везение. Наемники недооценили противника, а когда поняли, какую совершили ошибку, было поздно.
Поэт вдруг осознал, что все еще стоит, прижавшись спиной к забору. Отодвинувшись от него, он вспомнил еще об одном участнике схватки. Ее вдохновителе. Не было его. Словно бы испарился, и даже непонятно, в какой момент.
– Ну и чутье… – пробормотал поэт.
– А не приходило ли тебе в голову взять и уехать из города? – спросил подмастерье, внимательно разглядывая дубину. – Учти, от тебя так просто не отстанут.
Скептически хмыкнув, он перекинул оружие через забор и скрестил руки на груди.
– Не могу, – сказал Лютик, – Я должен дописать балладу. Должен, понимаешь?
– Даже если тебе при этом проломят голову?
– Не проломят.
Поэт поднял с земли лютню и внимательно осмотрел. Она оказалась целой.
– Зачем тебе баллада? – поинтересовался Райдо.
– Это моя работа. Думаю, я для нее родился.
– И каждый должен делать свою работу?
– Именно. Не будет удачи тому, кто пойдет против натуры.
Подмастерье улыбнулся.
– Правильная мысль. Однако я оказался здесь, поскольку шел по делу. А времени остается все меньше. Вечером будь в корчме, там договорим.
Поэт смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за поворотом.
7
– Графоман, – пробормотал Лютик. – Точно – графоман.
Он в сердцах скомкал исписанный полностью с обеих сторон лист бумаги, швырнул его в угол. Горка там набралась уже приличная.
– Бумага денег стоит, – сказал кто-то за соседним столиком. – Купил бы лучше на них пива.
– Мается, бедолага, – послышалось от другого. – Каким только образом люди с ума не сходят?
Тяжело вздохнув, поэт взял очередной лист из пачки, лежавшей перед ним на столе. Обмакнув перо в чернильницу, он взглянул на проходившую мимо молоденькую служанку. Вид у той был весьма аппетитный.
– Красавица, – сказал ей Лютик. – А не желаешь ли стать еще и музой?
– Сколько угодно, – сообщила та, останавливаясь, – за деньги.
Лютик вздохнул.
– Музы работают даром.
– Даром только птички поют, – фыркнула служка и пошла прочь.
Поэт проводил ее задумчивым взглядом и вновь взялся за перо. Немного погодя под усевшимся напротив Райдо скрипнула лавка.
– Понравится тебе, если зарифмовать "дракон" и "балкон"? – спросил у него Лютик.
– Давай лучше поговорим о другом, – подмастерье махнул рукой служанке.
Кружка с пивом появилась перед ним мгновенно. Верный знак кредитоспособности. У служанок на это чутье безошибочное.