Бетти понимала, что она все еще влюблена в Монти попреки всему, что произошло, и желала его больше, чем когда бы то ни было. Она давно уже поняла, что если бы не была влюблена в него, как она думала, всерьез и надолго, то никогда не вернулась бы в Сэллисоу. Вместо того она уехала бы как можно дальше и постаралась бы его забыть. Она вернулась в Сэллисоу для того, чтобы быть ближе к нему, но в то же время она чувствовала, что надо было бы его помучить как следует. Ночь за ночью, каждый раз, как она встречалась с другими мужчинами, она думала о близости с Монти, но тем не менее ей хотелось, чтобы он об этом знал, был бы глубоко уязвлен и ревновал ее. А после она возвращалась в свою комнату и, бросившись на кровать, отчаянно рыдала.
Немного погодя экран телевизора расплылся и помутнел перед нею, и Бетти закрыла глаза, стараясь удержать слезы. Однако она не попросила переменить программу, зная, что Шорти Гудвилли больше всего любит смотреть борьбу и бокс.
Было уже около десяти часов, и на чистом небе высыпали звезды. В окне над вершинами дубов, росших по обеим сторонам Морнингсайд-стрит, ярким шаром поднималась луна. Если даже к утру не станет холоднее, можно предсказать наверно, что лужайки и крыши на рассвете будут покрыты белым слоем инея.
Шорти Гудвилли сидел на самом краешке стула, болтая ногами, и восторженно вскрикивал, глядя на борцов на экране. Он восхищался огромным ростом обоих борцов и тем, как они щеголяли своей мускульной силой. Никогда в жизни он не весил больше пятидесяти фунтов, и росту в нем было ровно три фута. Однако он ухитрился прибавить себе еще около трех вершков, нося башмаки на толстой подошве, сделанные по особому заказу.
С тех пор как ему исполнилось семнадцать лет и врачи сказали его родителям, что он больше не вырастет, Шорти Гудвилли разъезжал по стране с балаганом или цирком. Мать плакала и умоляла его остаться, когда он решил уехать из дому, зато отец только пожал ему руку и ничего не сказал. В течение всех этих лет он получал хорошие деньги за то, что его показывали вместе с другими лилипутами и карликами, и каждый год он откладывал порядочную часть этих денег на старость. Из-за крохотного роста и нежелания общаться с людьми нормальных размеров, почти все другие лилипуты и карлики во время зимнего сезона жили вместе в маленьком городке штата Флорида.
Шорти ни разу не съездил на родину навестить отца с матерью из боязни их стеснить, и теперь, после стольких лет, он не знал даже, живы они или нет. И все-таки он никогда не забывал послать матери рождественскую открытку, но только не указывал обратного адреса.
Однажды летом, когда балаган целую неделю давал представления в Сэллисоу, Шорти познакомился с Дженни Ройстер, и та сразу же им заинтересовалась. Дженни, по-матерински его жалея и вдобавок любопытствуя насчет его телосложения, заговорила с ним после одного из представлений и пригласила к себе в гости. Сначала Шорти не решался идти к незнакомой женщине в незнакомом городе, но Дженни настаивала и убеждала, обещая, что угостит его хорошим ужином, а потом он уйдет или останется, как захочет сам. Был уж первый час ночи, когда он приехал к ней в такси после последнего представления и остался до полудня следующего дня, когда ему надо было возвращаться на работу.
В ту ночь в доме Дженни они подружились, и с тех пор Шорти каждую зиму снимал у нее комнату на три месяца. Теперь, когда ему скоро должно было исполниться тридцать пять лет, все привычки у него уже установились, он не мог обходиться без Дженни и без ее горячей любви и надеялся, что для него всегда найдется комната в ее доме и что ее пыл никогда не остынет.
Телефон в прихожей зазвонил, и Бетти встала и вышла из комнаты. Через несколько минут она вернулась, надела пальто и отыскала свой шарф.
- Бетти, не пропустите самую интересную часть состязания, - сказал Шорти, неодобрительно покосившись на нее. - Время у них истекает, сейчас они начнут лупить друг друга по чем попало. Того, что в белых трусах, пожалуй, объявят победителем, он, по-моему, уже включен в программу на будущую неделю, ну а я держу за того, что в черных трусах. Вы посмотрите только, какие у него мускулы! Он бы одной рукой дух из меня вышиб! Хотелось бы мне быть такого роста, чтобы попасть на этот ринг! Я бы их просто отшлепал!
Не глядя больше на борцов, Бетти накинула свой красный шарф на голову и стала завязывать его под подбородком.
- Наподдай ему в живот! - кричал Шорти, соскальзывая со стула и в возбуждении подскакивая на месте. - Сверни ему шею! Оторви ему руку и стукни его этой самой рукой по голове!
Бетти надела свои большие очки и ушла в прихожую. Выйдя на улицу и усевшись в машину, она завела мотор, дав полный газ, так что мотор громко зафыркал в холоде ночи. Потом она включила фары и поехала по Морнингсайд-стрит, направляясь к пансионатам на шоссе штата Джорджия.
Рефери поднял руку борца в белых трусах, объявляя его победителем. Зрители вокруг ринга негодующе закричали, а мгновением позже побежденный борец, перебежав ринг, сшиб рефери и начал топтать его ногами. Изображение на экране постепенно бледнело и наконец совсем исчезло. Некоторое время свет мерцал, потом дали следующий номер программы. Двое мужчин, одетые ковбоями, начали стрелять друг в друга.
Учащенно дыша от возбуждения, Шорти все еще стоял перед экраном телевизора, крепко стиснув свои крохотные кулачки, когда в парадную дверь начали громко стучать. Он прислушался: стук становился все громче и настойчивей; потом выключил телевизор и пошел в прихожую посмотреть, кто это стучится в такое позднее время.
Как только Шорти открыл дверь, в лицо ему ударил порыв холодного ветра и Сэм Моксли вошел в прихожую.
Сэм был в потрепанном черном дождевике, лоскут желтой шерстяной материи обматывал его шею. Это был высокий ширококостый негр лет шестидесяти, с правильными чертами лица и седеющими, коротко остриженными волосами. Держался он смирно, говорил тихо, но силы и энергии у него оставалось еще довольно. В молодости он был женат, но его жена рано умерла бездетной. После этого Сэм всегда говорил, что на всем свете у него не осталось близких и от жизни он хочет только одного - до конца дней работать для судьи Рэйни. Последние тридцать лет он был слугой и садовником у судьи Рэйни и с гордостью и усердием смотрел за домом и садом, а также и за самим судьей.
- Добрый вечер, мистер Шорти, - сказал Сэм, наклоняясь и глядя на него сверху вниз.
Шорти взобрался на стул у стены, чтобы быть в более выгодном положении, разговаривая с Сэмом.
- Ты зачем сюда явился? - спросил его Шорти.
Сэм начал разматывать длинную полосу желтой материи, которую он всегда носил в холодную погоду, чтобы не застудить горло. Аккуратно сложив этот лоскут, он убрал его в карман и снял тяжелый черный дождевик. Потом начал энергично потирать руки одна о другую, отогревая онемевшие пальцы.
- И холодная же ночь для нас, негров, - сказал Сэм, слегка вздрагивая. Когда он заговорил, его белые зубы блеснули в свете лампы. - И для белых она ни чуточки не лучше, так я думаю. Этот мороз всякого до костей проберет, не разбирая, какого цвета кожа. Да только в это время года от холода никому не уйти - как белохвостому кролику на гороховом поле от желтого гончего пса.
- Знаю я, как на улице холодно, нечего мне про это рассказывать, - сказал Шорти. - Ты лучше расскажи, зачем ты сюда пришел?
- Вам бы следовало это знать, мистер Шорти.
- Откуда я знаю, чего тебе надо.
- Я пришел за тем, чтобы доставить мистера Майло домой.
- А он за тобой посылал?
- Нет, мистер Майло за мной не посылал.
- Так почему же ты думаешь, что он захочет идти домой? Уходи-ка ты лучше, Сэм Моксли, и оставь его в покое. Он наверху и уже лег в постель.
- Именно так я и думал с самого начала, - сказал Сэм огорченно. - Так я и знал. Так я и предчувствовал.
- Что же ты теперь намерен делать?
- Я намерен исполнить свой долг. Вы позовете мисс Дженни и пусть она поднимет его потихоньку и полегоньку, чтобы не очень его потревожить в такое позднее время.
- Нет уж! - запротестовал Шорти, мотая головой. - Не стану я ее звать, а не то она обозлится и начнет меня ругать. Судья Рэйни поужинал и ушел наверх курить сигару и устраиваться на ночь. Уж лучше бы ты оставил его в покое, а не то тебе же будет хуже.
- Я знаю свой долг и пришел сюда затем, чтобы его исполнить.
Пройдя мимо Шорти в конец коридора, Сэм остановился у лестницы.
- Мисс Дженни! Мисс Дженни! - громко позвал он. - Это Сэм Моксли здесь внизу! Я пришел за мистером Майло, чтобы взять его домой. Вы слышите меня, мисс Дженни?
Повсюду в доме было тихо. Шорти слез со стула.
- Разве вы не слышите меня, мисс Дженни? - еще громче начал Сэм. - Это Сэм Моксли здесь внизу, я уже пришел за мистером Майло.
Скрипнула дверь, и Дженни, стараясь запахнуть поплотнее цветастый розовый халат, появилась на верхней площадке лестницы. Ее каштановые волосы распустились, и она поправляла их рукой, силясь рассмотреть высокую фигуру Сэма внизу под лестницей.
- Здравствуйте, мисс Дженни, - сказал Сэм, глядя вверх и улыбаясь ей. - Как вы себя чувствуете нынче?
- Что тебе здесь понадобилось, Сэм Моксли? - сердито спросила Дженни. - Разве ты не знаешь, как сейчас поздно? Ты бы должен понимать и не беспокоить судью Рэйни в такое время.
- Извините, что беспокою его и вас, мисс Дженни, но иначе я никак не могу, - твердым голосом отвечал Сэм. - Мне, право же, очень жаль, но я должен доставить мистера Майло домой, что бы вы ни говорили. Я вот уже тридцать лет хожу за ним днем и ночью и теперь прямо-таки обязан остаться при нем. Если вы будете любезны передать, что я прошу его встать с постели и сойти вниз, то я ни минуты лишней не задержусь тут.
- Судья Рэйни не маленький и знает, что делает, Сэм Моксли, он имеет право остаться там, где хочет. Если ты не уйдешь и не оставишь его в покое, он может рассердиться и тогда уж тебе не поздоровится!
- Я все понимаю, что вы говорите, мисс Дженни, оно, может быть, и правда, но для меня значения не имеет. Я обещал мистеру Майло ходить за ним до самой смерти, и слову своему не изменю. Вот это самое я и делаю тут - держу свое слово.
Подождав немного, Сэм стал подниматься по лестнице.
- Ты за это потеряешь свое место, Сэм Моксли, - предупредила его Дженни, отступая назад. - Погоди только, судья Рэйни сам тебе это скажет. Пожалеешь тогда, что меня не послушался.
- Может, оно и так, мисс Дженни, не стану с вами спорить, - отвечал он, поднимаясь по лестнице, - но сперва я должен выполнить свой долг. Я во всю ночь ни на минуту глаз не сомкну, если его не выполню.
Дженни, запахнув поплотнее розовый халат, все отступала и отступала от лестницы, пока не остановилась в дверях комнаты.
- Последний раз тебя предупреждаю, Сэм Моксли, и ты лучше меня послушай. Пожалеешь еще, что на старости лет потерял такое хорошее место. Некому будет кормить тебя досыта по три раза в день, да и ночью крова над головой никто не даст. Будешь просить милостыню на улице и жалеть, что не послушался меня.
- Я слышу, что вы говорите, мисс Дженни, только для меня это значения не имеет, - отвечал Сэм решительно. - Что ж, буду ходить голодный и оборванный, если уж так придется.
Сэм протянул руку за дверь и в темноте долго шарил по стенке, пока не нашел выключатель. Он повернул его, и секундой позже судья Рэйни сел в кровати, моргая от яркого света.
- Добрый вечер, мистер Майло, - степенно сказал Сэм.
- Черт бы побрал твою черную шкуру, Сэм Моксли! - прикрикнул на него судья Рэйни. - Что тебе здесь понадобилось? Я за тобой не посылал! Что с тобой такое? Ты, верно, рехнулся! Не видишь, что ли, что я тут делаю?
- Мне не надо видеть своими глазами, мистер Майло. Я это и так чувствую. Я уже понял, что должно случиться, после того, как мисс Дженни позвонила мне по телефону и не велела готовить вам ужин, потому что она сама его приготовит. Вы же мне сами говорили, что когда леди собирается готовить для вас ужин и оставляет вас ночевать, то это верный признак, что дело пахнет не одним только ужином. После того как мисс Дженни сказала мне это по телефону, я подождал ровно столько времени, чтобы дать вам поужинать и выкурить сигару, а потом скорей побежал сюда. Я уж знаю, когда приходит время выполнить мой долг, как вы же сами заставили меня пообещать, на случай ежели попадете в такую вот переделку. Не беда еще поболтать вечерком с доброй знакомой в гостиной, а вот остаться ночевать у нее в доме - это и до беды может довести. Вы же сами сколько раз мне это говорили, мистер Майло, и я вам обещал, что всегда приду за вами и заберу вас домой, пока не поздно.
- Ах ты, африканская рожа! - сердито сказал судья Рэйни. - Пускай я ничего другого не сделаю, но в суд я пойду, и пусть тебе вручат повестку о выселении. Зашлют тебя в Африку, в такие дебри, что ты и света божьего не увидишь. Вот уже тридцать лет ты мне жить не даешь, ну и хватит с меня.
- Это все правда, мистер Майло. Я всегда так и поступал, как вы говорите. И я вам вот как благодарен за то, что вы позволяете мне ходить за собой.
Сэм нашел носки судьи Рэйни и откинул в сторону одеяло. Он успел надеть один носок судье на ногу раньше, чем тот отпихнул его от кровати. Потом, нырнув вперед, он крепко зажал локтем ногу судьи Рэйни и натянул ему второй носок. Крепко держа судью Рэйни, Сэм впихнул его ноги в штанины.
- Слышишь, что я говорю, Сэм Моксли? - закричал на него судья Рэйни, пыхтя и фыркая от напряжения. - Говорят тебе, мне надоело, что ты мной командуешь и во все лезешь! Надоело мне все время есть твою стряпню! И не нравится мне, что ты с меня снимаешь костюм, когда надо его погладить! И еще; не нравится мне тоже, что ты каждое утро стягиваешь с меня одеяло и заставляешь вставать к завтраку!
Сэм застегивал на судье рубашку.
- Да, сэр, мистер Майло, я все слышу. И верю каждому вашему слову. Ничего, вы себе говорите все, что вам хочется. А теперь вам только надо встать на ноги, и я вам заправлю сорочку в панталоны. Только не выпячивайте живот, пока я застегиваю вам пояс. Я уж и так тороплюсь изо всех сил, лишь бы нам поскорей отправиться домой. Вот ваш галстук, а если не хотите, то и не надевайте, я могу положить его к себе в карман. Скажите только, куда вы девали ваши ботинки, после того как сняли, и я их разыщу и надену вам.
- Удивляюсь вам, Майло, - сказала Дженни, стоя в дверях. - Вот уж никогда не думала, чтобы вы позволили кому-нибудь командовать собой. Неужели у вас совсем характера нет?
Шорти Гудвилли протиснулся в дверь рядом с Дженни, чтобы хорошенько разглядеть, что тут делается.
Сэм отыскал ботинки судьи под кроватью. Надев ботинки ему на ноги и крепко завязав шнурки, Сэм подал судье пиджак.
- Отстань, смола негритянская! - выбранил его судья Рэйни, стоя посреди комнаты в полном облачении. - Последний раз ты меня этак поднимаешь среди ночи. Первое, что я сделаю завтра утром, - это добьюсь, чтобы тебе вручили повестку, как lunatico inquirendo . Тогда засадят тебя, куда следовало засадить еще тридцать лет назад. Я сам виноват, что раньше не отправил тебя в сумасшедший дом.
- Вы себе говорите все, что вам хочется, мистер Майло. Я на ваши слова не обижаюсь. Вы уж столько раз мне говорили это самое, что я очень хорошо понимаю, что оно значит. А полоумным меня и раньше никогда не считали, да и на этот раз вряд ли сочтут.
Крепко ухватив судью под руку, Сэм повел его из спальни в прихожую. Дженни и Шорти вышли за ними на площадку.
- Не могу себе представить, почему вы позволяете Сэму Моксли так собой командовать, - сказала Дженни резким обиженным голосом, когда они стали спускаться по лестнице, - если только это вы не сами подстроили, чтобы не оставаться здесь на ночь. А если не это, всякий подумал бы, что уж такой-то человек, как вы, сумеет поставить на своем. И все-таки мне не нравится, что вы меня оставили на бобах, после того как я приготовила вам ужин и так рассчитывала на всю остальную ночь. Теперь выходит, что это еще новое несчастье на мою голову. А ведь как будто я имею право на внимание после всех моих хлопот.
Застенчиво опустив голову, судья Рэйни спускался вместе с Сэмом по лестнице. Избегая ожесточенного взгляда Дженни, он не произнес ни слова, пока Сэм подавал ему шляпу и надевал на него пальто.
За это время Дженни и Шорти тоже успели сойти с лестницы. Шорти поскорей залез на стул, боясь упустить что-нибудь из происходящего.
Перед тем как выйти на улицу, судья Рэйни обернулся и взглянул на Дженни, но, увидев ее разгневанное лицо, так и не сказал ни слова. Она же только собралась что-то ему сказать, как Сэм выпихнул его на улицу и закрыл за собой дверь.
После того как они ушли, Дженни долго стояла на месте, глядя на парадную дверь с изумлением на круглом раскрасневшемся лице. Вдруг она нагнулась, схватила горшок с цветами и изо всех сил швырнула его в дверь. Осколки горшка и обломки цветущих веток усыпали пол в прихожей.
Даже не взглянув на то, что она натворила, Дженни плотно запахнула розовый цветастый халат вокруг своих мощных бедер и пошла наверх. Не пройдя еще и половины пути, она вдруг остановилась и обернулась. Шорти с готовностью глядел на нее, радостно ухмыляясь.
- Не знаю, почему бы это, - сказала она обиженным тоном, - как только мне захочется оказать кому-нибудь внимание, а это моя самая большая слабость, - непременно что-нибудь да случится. Никогда ничего из этого не выходит.
Она опять стала подниматься по лестнице на второй этаж. Дойдя почти до самого верха, она остановилась и поглядела вниз, на Шорти. Тот все еще стоял у лестницы, в надежде, что его позовут.
- Визи, - позвала Дженни, поманив его рукой. - Визи, иди со мной наверх.
4
Дженни Ройстер в цветастом розовом халате и стоптанных желтых шлепанцах гладила на кухне свою любимую блузку, когда Клара Крокмор вышла из своего дома, перебежала соседний двор и легонько постучалась с черного хода.
Была середина утра, между десятью и одиннадцатью часами, дул мягкий юго-восточный ветерок, и солнце жарко светило после холодной ночи. Дженни была одна на кухне, она тихонько напевала что-то и чувствовала себя Свободно и легко, не стесненная лифчиком и корсетом. В это утро она не дала себе труда причесать и уложить свои жидкие каштановые волосы, и они космами падали ей на шею. Как всегда в это время дня, Бетти Вудраф еще спала в своей комнате наверху. Возвращаясь домой очень поздно, большей частью в полночь, а то и в два-три часа, Бетти повадилась спать целое утро, а потом читать лежа в постели чуть не весь день. После этого она спускалась в кухню, жарила себе хлеб и варила кофе. В конце дня она принимала ванну, одевалась в свое лучшее платье для прогулки и медленно шла в центр города, на площадь к зданию суда. Там она проводила час-другой, не спеша делала нужные покупки или сидела в аптеке у стойки с газированной водой. Теперь она уже знала почти всех дельцов, адвокатов и учителей в Сэллисоу и всегда была любезна и приветлива, если с ней заговаривали в магазине, но никогда не останавливалась поговорить с кем бы то ни было на тротуаре. Бетти всегда возвращалась домой на Морнингсайд-стрит засветло и переодевалась к вечеру в брюки и свитер.