Блэр смотрел на страничку.
- Итак, теперь ты в моей армии и получаешь возможность маленького заморского приключения с целью способствовать прогрессу - небольшая такая разведка. Дело в том, что я действительно хочу, чтобы разведку провел такой человек, как ты, ведь ты сможешь раздобыть свежие идеи. Ты меня слышишь? Как думаешь, сможешь с работы на пару дней вырваться?
Блэр шумно перевел дыхание:
- Да, думаю, у меня получится. С целью способствовать прогрессу, да.
- Ты мой человек, Боб. Точно тебе говорю. Хотя мне кажется, что твой брат немного дерганый. Он подпишется на такое? Или помочь ему? Я спрашиваю потому, что ваш парень из министерства говорит, что разделять вас не стоит.
Я все улажу. Я его уговорю, сэр, не беспокойтесь.
- Молодца. Я пошлю тебя в горячую точку, Боб. В охуенно горячую точку по аппликаторам сандвичей.
- Вы хотите сказать - туда, где живут эти девки? Потрясно!
- Бобби, это самые потрясные девки, которых ты когда-либо видел. Даже если бы у них было три очка, все равно лучше бы не стало…
- А разве они не жутко дорогие?
- Бобби, Бобби, Бобби. У дядюшки Трумана есть возможности.
Он взял карточку со стола, начертил на ней линию и запихнул в нагрудный карман Блэра между пакетиками "Пороха".
- Крошки, - сказал Блэр.
Он немного посидел, осматриваясь, вдыхая аромат грядущих снов. Он сидел словно в трансе, наслаждаясь моментом, уставившись в окно невидящим взором. Наконец его внимание привлекла движущаяся фигура. Это был Дональд Лэм, пробирающийся через толпу.
Труман проследил за его взглядом.
- Гляди, а вот и наш чувак. Давай его позовем.
Они вышли из офиса и бочком, вдоль окна, пошли к двери в конце мезонина. Труман распахнул дверь в тот момент, когда Лэм как раз подошел с другой стороны.
- Дэнни, старина!
- Блядь, - моргнул Лэм, шаря глазами в темноте. - Вижу, вы встретились с нашими ребятами. Я, блядь, по всем этажам гоняюсь, их разыскивая.
- Это мои парни, Дэн. И где ты таких ребят берешь, а? Пойдем с нами, мы как раз…
- На самом деле нам пора… Конечно, немного неловко, но…
- Не порть нам игру, Дэн. Только не сейчас.
Лэм уставился на них через дверной проем.
- А где Гордон?
- Наверное, в сортире, - ответил Блэр, прижимая ладонь к члену.
Лэм ощутил приподнятые нотки в голосе Блэра. Они звучали словно многообещающий звонок на переменку. Он внимательно присмотрелся к нему.
- Я вижу, ты попробовал эту штуковину.
Блэр улыбнулся. Он приближался к вершине невероятного ощущения внутренней нормальности, которой никогда не испытывал раньше, она заполняла его от пяток до макушки. Он не сомневался, что именно так бы он чувствовал себя, если бы был тем, кем хотел быть.
А значит, он таким и был.
- Да, немного принял, - признался он. - Дон, извини за ту выходку, больше такого не повторится.
- Меня беспокоит то, что, когда действие этой штуки выветрится, ты почувствуешь себя точно так же, как час назад. Не забудь, каково это было.
Блэр попытался вспомнить, что чувствовал час назад. Но так и не смог.
Труман хлопнул Лэма по плечу:
- Дэнни, позволь сказать тебе кое-что: мы тут классно провели время, усвоили кое-какие новые варианты. Ты меня слышишь? Теперь я глава "Витаксиса", здравоохранение - это моя игра. С ним все будет в порядке.
- Да, честное слово, все в порядке, - кивнул Блэр. - Классно провели время.
- Думаю, мне стоит поискать твоего брата, - сказал Лэм, поворачиваясь и осматривая бар. - Он тоже принял? Есть только один танцпол, куда он мог пойти, все остальное я осмотрел.
- Он не пойдет на танцпол, поверь мне, - сказал Блэр. Он наклонился к уху Трумана и спросил: - Зайка себя так же будет чувствовать?
- Сто пудов, - прошептал Труман. - И подожди - самое веселое еще впереди.
Троица бродила по танцполу в глубине здания. Последний хит Скетел Уан сотрясал стены. Блэр чувствовал, как в нем бьют гейзеры радости, как расцветают внутри правда, любовь и сила. Он заметил Зайку на другой стороне танцпола, тот стоял, облокотившись на стойку бара. Три молодые женщины стояли рядом с ним. Одна хихикала и игриво хлопала его по руке.
- Вон он, - сказал Лэм. - Педераст чертов.
Он провел Блэра к освещенной части зала, где, раскачиваясь, словно рябинка на ветру, стоял Зайка. Труман остался стоять и смотрел на них с отцовской заботой. Затем, словно призрак, он растаял в воздухе.
Девушки посмотрели на приближающегося Блэра.
- Это он? - спросила смазливая брюнетка.
- Да, как говорят у нас на севере, это он, - ответил Зайка. - Моя никчемная вторая половина.
- А он типа немного на тебя похож, да, только волос нет и очков.
Лэм напрягся. Он пригляделся к девицам, потом к Зайке, заметил большой бокал джина у него в руке. У его ног подпрыгивал от громкой музыки пакет с дисками.
Блэр улыбнулся брату:
- Странно, что ты не танцуешь.
- Не моя музыка, дружище, ты же знаешь. Нет ничего хуже незнания того, что некоторые вещи превращают тебя в дерьмо. - Зайка полез в сумку. - Однако, - добавил он, поворачиваясь к девкам, - поскольку он пришел, я покажу вам свои таланты, не сомневайтесь. Пусть диджей поставит что-нибудь из этого. О, "Ла Компарсита", например. Попробуем.
- Заяц, ты уверен? - Блэр схватил брата за руку. - Послушай, прости за диски.
- Танго? - заверещала одна девица. - Я могу попросить диджея.
Она потащила своих подружек на танцпол, в самую гущу толпы.
- Я прощаю тебя за диски, - сказал Зайка. - Хорошо еще, что их не завалило мусором в баке. Тебе бы не поздоровилось, если бы их попачкали.
Блэр сузил глаза и покачал головой:
- Христа ради, Заяц, - я тебя не достоин.
Лэм поднял руку:
- Может быть, пойдем уже? Сколько ты выпил?
- Еще немного, - ответил Зайка, одним глотком прикончив джин, прежде чем повернуться к брату. - Позвольте нам сделать одну вещь. Давай же, как в старые времена.
Диск-жокей свесился со своего места, чтобы увидеть через толпу Зайку. Девицы вернулись, что-то возбужденно выкрикивая.
- Мы сказали, что у тебя день рождения, - хихикнула одна.
- Дурочка! - пропищала другая. - Вот пиздит. Она сказала, что вы - известные танцоры танго из Марокко.
- Ребята, - начал было Лэм, но близнецы уже ничего вокруг не видели.
Скетел замолк. Тела на танцполе перестали дергаться. Они постояли, потом разошлись по стеночкам.
- Мальчики и девочки, - послышался голос диск-жокея, - у нас тут типа пара парней, которые думают, что могут показать нам настоящий танец.
Блэр сжал губы:
- Заяц, мы правда это сделаем?
С леденящим душу шипением колонки выплюнули одинокую ноту аккордеона, которая высоко прогремела в тишине, до того как к ней присоединились скрипичные и духовые аккорды. Зрители вытянули шеи, когда оркестровая мелодия начала пронзать все помещение танцпола. Прожекторы засияли ярче.
- Еще как сделаем, блядь. Пойдем. - Зайка сжал зубы и наклонился к уху брата: - Нет, ты послушай, взгляни на этих цыпочек. Это правильное место.
Глаза Блэра метнулись вправо. Три девицы не сводили с них глаз. За их спинами стояли еще девицы и перешептывались. Прожектор прошелся по всему залу, выискивая Хизов.
Блэр подморгнул девицам, затем Зайке:
- Трагедия, которую нужно станцевать?
- Трагедия, которую, мать ее, абсолютно точно нужно станцевать, - ответил Зайка, высоко вскидывая голову.
Пара вышла в центр танцпола. Они встали друг напротив друга, томно прижавшись животами, как будто сливаясь центральной нервной системой. Как две половинки пазла, они слились в единое существо, разделяющая их линия исчезла в черном озере их костюмов. Внезапно их головы механически повернулись друг к другу, глаза засияли ярче. Они соединили руки, застыв в объятии на восемь быстрых тактов. Затем, как будто став единым механизмом, их четыре ноги начали легко рубить, резать, кромсать и разрывать воздух, сплетаясь и расплетаясь в ослепительных вспышках. Казалось, неподвижно парящие над ногами тела совсем не участвовали в этом процессе.
Хизы танцевали свое собственное танго.
Сухое; строгое танго, быстрое, как ракета, с резкими, как бритва, углами.
Ноги набирали скорость, мелькая и крутясь, словно угри на сковороде, потом за их мельканием стало не уследить, они превратились в единую форму, парящую как бабочка по полу. Толпа приблизилась к ним, она ревела, приветствуя каждый шаг и поворот. Потом танго достигло апогея, скорость и яростные аплодисменты, свет, скрипичные и ударные инструменты слились в единый небесный импульс, затягивающий всех присутствующих в головокружительный вихрь бешеного танца близнецов.
- Жуть, - прошептала одна из Зайкиных девиц из угла.
- Красота, - прошептал Лэм. Когда танго подошло к высшей точке, он протиснулся через толпу на танцпол. - Быстрее! - заорал он Блэру, когда ударил последний такт. - Хватай своего брата!
15
- Ты его убила! - заорала Ольга.
Она стояла между телом Алекса и фонарем инспектора. Лицо Абакумова сияло словно факел, и это сияние затмевало в темноте грустные физиономии троих молодых людей. Ольга набросила одеяло на Александра и начала выть по всем правилам и с большим чувством, с поклонами, поворотами, взыванием ко всем святым, беспорядочным в отчаянии выбрасыванием рук вверх и искусными потоками невидимых слез, которые она умело стряхивала кончиками пальцев.
- Этот человек умер довольно давно, - задумчиво сказал инспектор. - Посмотрите на его живот, там же полно червей.
- Как это он от червей мог распухнуть! - заорала Ольга. - Всего десять минут назад ваш собственный агент Любовь Каганович разговаривала с ним, как будто стоя в хлебной очереди!
- Я бы не сказала, что мы так уж и разговаривали, - заметила застывшая у двери Любовь.
- Или, возможно, - продолжил Абакумов, - его убили эти молодые бандиты с оружием в руках. Потому что с чего бы мертвому мужчине лежать в комнате, где в темноте притаился человек с ружьем?
- Нет, инспектор, такого быть не может, - сказала Любовь.
- Выйдите сюда, вы, с ружьем, - сказал Абакумов, направляя свет фонаря в лицо Григория. - И расскажите мне заодно, почему ваша мать ни разу за всю жизнь не написала, что у нее три сына, а не один.
- Это не мои дети, - ответила Ирина. - Вот это вот мой, Максим Иванов, мой единственный сын.
- Тогда, - сказал Абакумов, медленно оглядывая каждого из присутствующих, - откуда в вашем доме взялись эти юноши с оружием? Мы что, натолкнулись на гостей как раз в тот момент, когда было найдено тело мужчины с животом, который неделю жрут черви?
Ольга и Ирина повернулись и уставились на Любовь Каганович.
- Это мой сын и племянник, - сказала Любовь. - Они пришли со мной за ваучером, по собственному опыту зная, что такое эти Дерьевы и какие они злобные. А теперь они расследуют загадочный чертов вопрос мертвеца и его ваучеров. Представьте себе! Мы пришли по обычному делу и вдруг оказались в таком жутком болоте!
- Ха, - без намека на любезность выдохнул Абакумов. - Я по-прежнему жду ответа на вопрос: что вы все делаете здесь в такой мрачный момент? И не сметь отпираться - вы теперь по самые уши тут увязли.
- Конечно, вы не можете прямо мне в лицо сказать…
- Мне ясно, - поднял руку Абакумов, - что нужно провести совещание. И пока мы будем совещаться, вы должны подготовиться к нелегким грядущим временам. Жутким временам, если точнее.
Группа медленно вышла в большую комнату, подгоняемая завываниями Ольги и ее непредсказуемым размахиванием руками.
- Пожалуйста, прекратите, - сказал Абакумов, проходя мимо Ольги. - У вас на это была как минимум неделя.
- Мама, иди к нему, иди и помолись о его душе, - сказала Ирина. - Я разберусь с теми, кто хочет очернить и без того самый черный момент нашей жизни.
Абакумов сел на Ольгин стул у печки.
- Милиция просто с ума сойдет, - сказал он, скорбно покачав головой.
- Ха, да здесь скорее слона увидишь, чем мента, - хмыкнул Макс.
- Для вас это просто благословение Божье, - ответил инспектор. - Впрочем, милицию в этом деле вообще не стоит беспокоить. Потому что такая новость - мертвец, подписывающий ваучеры для получения денег у государства, армейские, можно сказать, деньги, - эта новость подобна водородной бомбе. Она рванет на многие тысячи километров, может быть, даже до Кремля дело дойдет. Такие случаи грабежа уже давно захлестнули нашу страну, и этот человек с червяками является прекрасным тому примером. Не удивлюсь, если "Правда" напишет об этом ужасающем преступлении.
- Она убила его! - заверещала Ольга, тыча пальцем в Любовь. - Убила своей башкой, набитой дерьмом. Я говорила ей не мешать ему, с этим своим ружьем и разговорами.
Инспектор полез в карман пальто и вытащил блокнот и ручку.
- Итак, - сказал он сам себе, - тело было найдено в комнате, в присутствии шести людей, один из которых размахивает ружьем. - Он посмотрел на Григория, который стоял в дверях спальни с прижатым к груди ружьем. - Оно заряжено?
- Да, - гордо ответил Григорий.
- В нем есть магазин. Скажите, в этом магазине более одного патрона?
- Да, магазин есть.
- Хорошо. Скажите, сейчас в нем все патроны есть?
- Нет, - нахмурился Григорий, глядя на ружье. - Но все равно там их много.
- Когда последний раз в магазине были все патроны?
- На неделе, да.
- Один из которых размахивает ружьем, из которого недавно стреляли, - дописал Абакумов в блокноте.
Слова резали вонь от навоза словно ножом.
- Неправильный ваучер… - сказал он. - В стадии глубокого разложения… Червяки…
Через минуту он остановился, глядя прямо перед собой, затем перевел глаза на Ирину:
- Над мертвым телом не было надругательства?
- Господи помилуй!
- Давайте я спрошу по-другому: жители этого дома ели мясо в течение прошлой недели?
- Мы не каннибалы, инспектор! Как вы смеете!
- Что ж, - пожал плечами Абакумов, - бывает и такое.
Он снова вернулся к своему отчету.
- Потенциальное преступление против природы, - пробормотал он, - доказательство в виде хлеба.
С каждым его словом сердца присутствующих сжимались все сильнее, пока Ирина наконец не выдержала:
- Посмотрите мне в глаза. У нас ничегошеньки нет. Это я вам говорю, так что потом не обвиняйте меня, что зря потратили время.
- Неправда! - сказала Любовь. - У них есть трактор!
- Ничего подобного, - ответила Ирина. - Вы где-нибудь поблизости его видите?
- Ха, - сказал инспектор. - Теперь вы пытаетесь подкупить должностное лицо, представителя власти, на месте преступления. - Он яростно заскрипел ручкой. - Взятка… Представитель власти… Трактор…
- Инспектор, - устало сказала Ирина. - Я вам прямо говорю, можно сказать, по-дружески, что вам нет смысла копаться в этом деле. Давайте договоримся: нам торговаться нечем.
Абакумов ничего не ответил, просматривая записи в блокноте.
Затем, по-прежнему глядя вниз, тихо сказал:
- Поскольку вы так честно со мной говорите, мне придется отвечать взаимностью, хотя, возможно, я себе этим наврежу. Я могу сказать, что есть люди, которые могут помочь в раскрытии такого варварского преступления, как это. Я в основном говорю это потому, что, глядя в свои записи, я ужасно вам сочувствую. Многие из подобных дел никогда не доходят до суда. Многие даже не получают официального засвидетельствования, потому что в таких невероятных случаях бывает проще застрелить подозреваемых и таким образом очиститься перед Богом.
Все присутствующие уткнули глаза в пол и подождали в знак уважения перед сказанным.
- Да, - задумчиво продолжил Абакумов, - к моему величайшему несчастью, я решил попытаться помочь вам, поскольку я вижу, что в противном случае вы действительно умрете. - Его глаза задумчиво уставились в угол на потолке. - Конечно, чуть позже придется кое-что предпринимать…
- А как насчет меня? - спросила Любовь, не поднимая глаз.
- Ну, - сказал инспектор, протягивая руку за своей шапкой, - после того как я составлю рапорт, вам, возможно, придется хуже всего, потому что именно вы принесли ружье на место преступления.
- Но это неправда, инспектор.
- Конечно, правда, потому что вы являетесь попечителем мальчика, у которого в руках находится ружье, из которого недавно был произведен выстрел.
- И что дальше?
Инспектор ущипнул себя за нос, нахмурившись под гнетом новых обстоятельств.
- Я вижу, что за баром на вашем складе есть комната. Меблированная комната. Думаю, единственным правильным решением будет сделать эту комнату главным штабом расследования. - Он повернулся, взглянув на Ирину, затем на Любовь, затем на дверь, за которой рыдала и стонала Ольга. - Учитывая непонятность и запутанность данной ситуации, к сожалению, я не могу сейчас сказать вам, что это будет простым делом.
Он встал со стула и пошел к входной двери. Шагнув на снег, он повернулся и осветил дверь, оглядывая собравшихся женщин. Они смотрели на него пустыми глазами, словно привидения.
- Никак не могу этого сказать, - повторил он.
Людмила втайне надеялась не успеть на хлебный поезд. Сама мысль отдать все деньги постороннему человеку казалась ей дикой. Но единственной альтернативой было ехать на поезде самой, туда, где шла война, где ее ждали жуткие сцены прошлой жизни, междоусобная война с Пилозановым, если он выжил и если она сама доберется туда живой.
Вторая причина, по которой она колебалась, стоя на вокзале, - это желание немного продлить волшебные минуты свободы, сладкого состояния выбора, словно над краем пропасти. Потому что деньги, свернутые в ее трусиках, не давали ей покоя не хуже обезумевшего изощренного любовника. И, будучи на определенной, четкой стадии женского расцвета, она понимала, что решения, принятые под воздействием этих изощренных пыток, были первыми шагами к потрясающему состоянию, зовущемуся свободой. Состоянию, находясь в котором, ничего от жизни и просить не придется.
Эти мысли и чувства стали любимой игрушкой Людмилы. Она знала это и знала, что поддаваться им нельзя. Она поправила пальто и пошла по вокзалу. Внутри было холоднее, чем на улице: ветер изо всех сил продувал открытые бетонные платформы, неся ледяную пыль и мусор. Она увидела облезлый указатель Кропоткинской линии. Покрытый сажей поезд тихо стоял на платформе.
- Это поезд на Кропоткин? - спросила она проходящего мимо носильщика.
- Нет, это последний поезд из Кропоткина, только что пришел.
- Нет, я хочу сказать: это следующий поезд на Кропоткин?